Тексты

Вернуться к просмотру | Вернуться к списку

Kui nahkua pieksetäh

История изменений

16 марта 2018 в 11:26 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Немного разбираюсь в этом деле... В кожевне кожу выделывали полгода. Шкуру сначала смачивают, мочат в воде, чтобы была сырая. Потом кладут в раствор извести. В известковом растворе её надо ежедневно переворачивать, примерно в течение месяца: потом сойдет шерсть, шерсть сойдет. Её надо снять: для снятия шерсти сделаны такие ножи, которыми снимают её. Потом надо на обратную сторону перевернуть. Если на ней осталось мясо, то его надо удалить дочиста, снять мездру. Потом кожу надо класть в раствор ивового корья. Продержать её надо там шесть суток, в растворе ивового корья. Также надо переворачивать ежедневно. Потом надо класть в раствор хлеба (‘в хлеб’). На одну шкуру в общем надо иметь два фунта [муки], тогда на все шкуры раствор действует равномерно. Хлебный раствор надо приготовить заранее, чтобы был кислый, очень кислый. Из муки надо приготовить кислый раствор. Тогда в этом растворе опять-таки продержать шесть суток, в этом хлебном растворе (‘в хлебе’). Потом надо взять оттуда и положить в чан с ивовым корьём, первый раз в старое ивовое корьё. Не в ивовый раствор, а сухое ивовое корьё рассыпать в чане не очень толстым слоем, чтобы вторая кожа, когда она будет в чане, не касалась первой, чтобы была отдельно. Так шкуру продержать с месяц в этом ивовом корье. Потом оттуда вынимают, тогда уже кладут в новое корьё, перемешанное со старым. Тоже таким же образом. Тогда её так продержат два месяца. Когда, всё так сделано, надо помнить очерёдность. Когда всё это вместе, так помнят, когда какую шкуру надо снимать, какую надо ещё оставить, на третий или четвертый раз в ивовом корье, хотя на третий и четвертый раз не надо ставить [дубиться]. А потом ту, первую шкуру, смазывают тёплым дёгтем, мездровую сторону смазывают. ОНе ту, с которой была снята шерсть, а мездровую сторону смазывают. Потом вторую кожу положат также на неё: это сырая кожа. Опять вторую кожу также смазывают сверху, мездровую сторону тёплым дёгтем, не горячим. Горячим дёгтем можно сжечь кожу, нужно тёплым. Таким образом, может быть, насоберётся шкур десять или двадцать, тридцать, все они друг на дружке. Так они целые сутки на полу [лежат]. Потом их через сутки повесят сушиться сюда. Повесят или на палки или на верёвки, на что-нибудь там наверху, все друг от друга отдельно, шкуры уже не вместе, чтобы они были отдельно друг от друга. Потом они сохнут неделю или две там. Их ведь сушат не в жаре, а в тёплом помещении. Высохнут, потом их начинают мять. Там сделано такое приспособление, вроде стульев, у них один край против второго вот так [показывает], как рука: этот круглый и этот круглый, такой промежуток между ними. И станок этот тут, в основании прикреплен, чтобы никуда не двигался. Здесь же имеется такая длинная вага, может быть, метра полтора, тоже прямая, хорошая. Один конец её прикрепят к чему-либо: или втыкают в землю, или прикрепляют тут, к полу сарая, где мнут кожу. Один, значит, держит тут кожу, а второй жмет её вторым концом. Кожу хорошенько помнут, и таким же путём все кожи, сколько их имеется, мнут на этом станке. Она, кожа, будет мягкая, хоть её в ухо вдевай. Кожи уже и готовы, уже можно их сдать хозяину. Приедет хозяин получать. На кожах прикреплены деревянные плашки. Одна [половина] плашки остаётся на коже, а вторая остаётся у самого хозяина, если я сдал кожу, то у меня плашка дома. Приеду получать свою кожу (а их по сотне и по двести штук у кожевника), я свою найду: ага, подошла плашка – это моя кожа. На ней сделаны зарубки: которая прямо, которая наискось. В конце плашки привязаны верёвочки. Она расколота, отколотая часть, половинка у меня, в ней зарубка, к ней приставишь вторую часть – подходит. Если кожа чужая, то не подходит плашка: зарубка не совпала, или идёт сюда, или так идёт, а у меня вот так сделана зарубка. Там сам кожевник и сделает зарубку, одну плашку даст мне, а вторая будет привязана к коже. Свою кожу найдёшь сейчас... Бирка уже по-другому, это что-либо четырехугольное. Тут ты уже кожу получишь. Тогда ты из неё уже сделаешь сапоги или что-то другое, из той же кожи ты сделаешь подошву, из той же – передá. Смотря какая кожа: если кожа хорошая, так из неё получится и подошва. Со спинной части берут первым делом подошву, из задней части – передá, а остальная пойдёт на голенища. Эта, боковая кожа, она уже потоньше, из неё кроят голенища. Вот таким образом кроится кожа. Из кожи быка и нетели большей частью делают подошву. Эту кожу выделывают по-другому: на чистой хлебной закваске (‘хлебе’) выделывают кожу для подошвы. И закваска делается, что мы называем раствором, это как кислая кашица. Она удаляет шерсть, кожа от неё разбухает, подошва получается. Разбухает кожа, а потом она сама по себе становится нормальной. Остаётся толстой, не становится тонкой. Подошва получается только из воловьей шкуры да ещё из шкуры нетели, из коровьей шкуры подошвы не получится. Лошадиную шкуру тоже выделывают, из неё получаются и передá и подошва, только это другого сорта подошва. Тут получается сыромятная [мячинная] подошва, а другую называют воловьей подошвой. А сыромятная [мячинная] – из лошадиной шкуры и из шкур других животных. Только из бычьей шкуры и шкуры нетели получается кожа для подошв. Их надо на чистом хлебе выделывать, для этого ничто другое не годится. Овчину выделывали уже по-другому, иначе, если для шубы. А овечью шкуру выделывали и для сапог, на голенища, или на что-либо там помельче, хотя бы для рукавиц. Кошачью или там заячью шкуру выделывали иначе, но об этом я не могу рассказать, не знаю.

15 марта 2018 в 12:41 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on, sit ogalaine on nenga, sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua. Se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua, a toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih, sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 12:40 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on, sit ogalaine on nenga, sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua. Se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A, a toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 12:40 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Немного разбираюсь в этом деле... В кожевне кожу выделывали полгода. Шкуру сначала смачивают, мочат в воде, чтобы была сырая. Потом кладут в раствор извести. В известковом растворе её надо ежедневно переворачивать, примерно в течение месяца: потом сойдет шерсть, шерсть сойдет. Её надо снять: для снятия шерсти сделаны такие ножи, которыми снимают её. Потом надо на обратную сторону перевернуть. Если на ней осталось мясо, то его надо удалить дочиста, снять мездру. Потом кожу надо класть в раствор ивового корья. Продержать её надо там шесть суток, в растворе ивового корья. Также надо переворачивать ежедневно. Потом надо класть в раствор хлеба (‘в хлеб’). На одну шкуру в общем надо иметь два фунта [муки], тогда на все шкуры раствор действует равномерно. Хлебный раствор надо приготовить заранее, чтобы был кислый, очень кислый. Из муки надо приготовить кислый раствор. Тогда в этом растворе опять-таки продержать шесть суток, в этом хлебном растворе (‘в хлебе’). Потом надо взять оттуда и положить в чан с ивовым корьём, первый раз в старое ивовое корьё. Не в ивовый раствор, а сухое ивовое корьё рассыпать в чане не очень толстым слоем, чтобы вторая кожа, когда она будет в чане, не касалась первой, чтобы была отдельно. Так шкуру продержать с месяц в этом ивовом корье. Потом оттуда вынимают, тогда уже кладут в новое корьё, перемешанное со старым. Тоже таким же образом. Тогда её так продержат два месяца. Когда, всё так сделано, надо помнить очерёдность. Когда всё это вместе, так помнят, когда какую шкуру надо снимать, какую надо ещё оставить, на третий или четвертый раз в ивовом корье, хотя на третий и четвертый раз не надо ставить [дубиться]. А потом ту, первую шкуру, смазывают тёплым дёгтем, мездровую сторону смазывают. О. Потом вторую кожу положат также на неё: это сырая кожа. Опять вторую кожу также смазывают сверху, мездровую сторону тёплым дёгтем, не горячим. Горячим дёгтем можно сжечь кожу, нужно тёплым. Таким образом, может быть, насоберётся шкур десять или двадцать, тридцать, все они друг на дружке. Так они целые сутки на полу [лежат]. Потом их через сутки повесят сушиться сюда. Повесят или на палки или на верёвки, на что-нибудь там наверху, все друг от друга отдельно, шкуры уже не вместе, чтобы они были отдельно друг от друга. Потом они сохнут неделю или две там. Их ведь сушат не в жаре, а в тёплом помещении. Высохнут, потом их начинают мять. Там сделано такое приспособление, вроде стульев, у них один край против второго вот так [показывает], как рука: этот круглый и этот круглый, такой промежуток между ними. И станок этот тут, в основании прикреплен, чтобы никуда не двигался. Здесь же имеется такая длинная вага, может быть, метра полтора, тоже прямая, хорошая. Один конец её прикрепят к чему-либо: или втыкают в землю, или прикрепляют тут, к полу сарая, где мнут кожу. Один, значит, держит тут кожу, а второй жмет её вторым концом. Кожу хорошенько помнут, и таким же путём все кожи, сколько их имеется, мнут на этом станке. Она, кожа, будет мягкая, хоть её в ухо вдевай. Кожи уже и готовы, уже можно их сдать хозяину. Приедет хозяин получать. На кожах прикреплены деревянные плашки. Одна [половина] плашки остаётся на коже, а вторая остаётся у самого хозяина, если я сдал кожу, то у меня плашка дома. Приеду получать свою кожу (а их по сотне и по двести штук у кожевника), я свою найду: ага, подошла плашка – это моя кожа. На ней сделаны зарубки: которая прямо, которая наискось. В конце плашки привязаны верёвочки. Она расколота, отколотая часть, половинка у меня, в ней зарубка, к ней приставишь вторую часть – подходит. Если кожа чужая, то не подходит плашка: зарубка не совпала, или идёт сюда, или так идёт, а у меня вот так сделана зарубка. Там сам кожевник и сделает зарубку, одну плашку даст мне, а вторая будет привязана к коже. Свою кожу найдёшь сейчас... Бирка уже по-другому, это что-либо четырехугольное. Тут ты уже кожу получишь. Тогда ты из неё уже сделаешь сапоги или что-то другое, из той же кожи ты сделаешь подошву, из той же – передá. Смотря какая кожа: если кожа хорошая, так из неё получится и подошва. Со спинной части берут первым делом подошву, из задней части – передá, а остальная пойдёт на голенища. Эта, боковая кожа, она уже потоньше, из неё кроят голенища. Вот таким образом кроится кожа. Из кожи быка и нетели большей частью делают подошву. Эту кожу выделывают по-другому: на чистой хлебной закваске (‘хлебе’) выделывают кожу для подошвы. И закваска делается, что мы называем раствором, это как кислая кашица. Она удаляет шерсть, кожа от неё разбухает, подошва получается. Разбухает кожа, а потом она сама по себе становится нормальной. Остаётся толстой, не становится тонкой. Подошва получается только из воловьей шкуры да ещё из шкуры нетели, из коровьей шкуры подошвы не получится. Лошадиную шкуру тоже выделывают, из неё получаются и передá и подошва, только это другого сорта подошва. Тут получается сыромятная [мячинная] подошва, а другую называют воловьей подошвой. А сыромятная [мячинная] – из лошадиной шкуры и из шкур других животных. Только из бычьей шкуры и шкуры нетели получается кожа для подошв. Их надо на чистом хлебе выделывать, для этого ничто другое не годится. Овчину выделывали уже по-другому, иначе, если для шубы. А овечью шкуру выделывали и для сапог, на голенища, или на что-либо там помельче, хотя бы для рукавиц. Кошачью или там заячью шкуру выделывали иначе, но об этом я не могу рассказать, не знаю.

15 марта 2018 в 12:38 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on, sit ogalaine on nenga, sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua. Se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 12:38 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on, sit ogalaine on nenga, sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua. Se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 12:36 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on, sit ogalaine on nenga, sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua. Se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 12:36 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Немного разбираюсь в этом деле... В кожевне кожу выделывали полгода. Шкуру сначала смачивают, мочат в воде, чтобы была сырая. Потом кладут в раствор извести. В известковом растворе её надо ежедневно переворачивать, примерно в течение месяца: потом сойдет шерсть, шерсть сойдет. Её надо снять: для снятия шерсти сделаны такие ножи, которыми снимают её. Потом надо на обратную сторону перевернуть. Если на ней осталось мясо, то его надо удалить дочиста, снять мездру. Потом кожу надо класть в раствор ивового корья. Продержать её надо там шесть суток, в растворе ивового корья. Также надо переворачивать ежедневно. Потом надо класть в раствор хлеба (‘в хлеб’). На одну шкуру в общем надо иметь два фунта [муки], тогда на все шкуры раствор действует равномерно. Хлебный раствор надо приготовить заранее, чтобы был кислый, очень кислый. Из муки надо приготовить кислый раствор. Тогда в этом растворе опять-таки продержать шесть суток, в этом хлебном растворе (‘в хлебе’). Потом надо взять оттуда и положить в чан с ивовым корьём, первый раз в старое ивовое корьё. Не в ивовый раствор, а сухое ивовое корьё рассыпать в чане не очень толстым слоем, чтобы вторая кожа, когда она будет в чане, не касалась первой, чтобы была отдельно. Так шкуру продержать с месяц в этом ивовом корье. Потом оттуда вынимают, тогда уже кладут в новое корьё, перемешанное со старым. Тоже таким же образом. Тогда её так продержат два месяца. Когда, всё так сделано, надо помнить очерёдность. Когда всё это вместе, так помнят, когда какую шкуру надо снимать, какую надо ещё оставить, на третий или четвертый раз в ивовом корье, хотя на третий и четвертый раз не надо ставить [дубиться]. А потом ту, первую шкуру, смазывают тёплым дёгтем, мездровую сторону смазывают. О. Потом вторую кожу положат также на неё: это сырая кожа. Опять вторую кожу также смазывают сверху, мездровую сторону тёплым дёгтем, не горячим. Горячим дёгтем можно сжечь кожу, нужно тёплым. Таким образом, может быть, насоберётся шкур десять или двадцать, тридцать, все они друг на дружке. Так они целые сутки на полу [лежат]. Потом их через сутки повесят сушиться сюда. Повесят или на палки или на верёвки, на что-нибудь там наверху, все друг от друга отдельно, шкуры уже не вместе, чтобы они были отдельно друг от друга. Потом они сохнут неделю или две там. Их ведь сушат не в жаре, а в тёплом помещении. Высохнут, потом их начинают мять. Там сделано такое приспособление, вроде стульев, у них один край против второго вот так [показывает], как рука: этот круглый и этот круглый, такой промежуток между ними. И станок этот тут, в основании прикреплен, чтобы никуда не двигался. Здесь же имеется такая длинная вага, может быть, метра полтора, тоже прямая, хорошая. Один конец её прикрепят к чему-либо: или втыкают в землю, или прикрепляют тут, к полу сарая, где мнут кожу. Один, значит, держит тут кожу, а второй жмет её вторым концом. Кожу хорошенько помнут, и таким же путём все кожи, сколько их имеется, мнут на этом станке. Она, кожа, будет мягкая, хоть её в ухо вдевай. Кожи уже и готовы, уже можно их сдать хозяину. Приедет хозяин получать. На кожах прикреплены деревянные плашки. Одна [половина] плашки остаётся на коже, а вторая остаётся у самого хозяина, если я сдал кожу, то у меня плашка дома. Приеду получать свою кожу (а их по сотне и по двести штук у кожевника), я свою найду: ага, подошла плашка – это моя кожа. На ней сделаны зарубки: которая прямо, которая наискось. В конце плашки привязаны верёвочки. Она расколота, отколотая часть, половинка у меня, в ней зарубка, к ней приставишь вторую часть – подходит. Если кожа чужая, то не подходит плашка: зарубка не совпала, или идёт сюда, или так идёт, а у меня вот так сделана зарубка. Там сам кожевник и сделает зарубку, одну плашку даст мне, а вторая будет привязана к коже. Свою кожу найдёшь сейчас... Бирка уже по-другому, это что-либо четырехугольное. Тут ты уже кожу получишь. Тогда ты из неё уже сделаешь сапоги или что-то другое, из той же кожи ты сделаешь подошву, из той же – передá. Смотря какая кожа: если кожа хорошая, так из неё получится и подошва. Со спинной части берут первым делом подошву, из задней части – передá, а остальная пойдёт на голенища. Эта, боковая кожа, она уже потоньше, из неё кроят голенища. Вот таким образом кроится кожа. Из кожи быка и нетели большей частью делают подошву. Эту кожу выделывают по-другому: на чистой хлебной закваске (‘хлебе’) выделывают кожу для подошвы. И закваска делается, что мы называем раствором, это как кислая кашица. Она удаляет шерсть, кожа от неё разбухает, подошва получается. Разбухает кожа, а потом она сама по себе становится нормальной. Остаётся толстой, не становится тонкой. Подошва получается только из воловьей шкуры да ещё из шкуры нетели, из коровьей шкуры подошвы не получится. Лошадиную шкуру тоже выделывают, из неё получаются и передá и подошва, только это другого сорта подошва. Тут получается сыромятная [мячинная] подошва, а другую называют воловьей подошвой. А сыромятная [мячинная] – из лошадиной шкуры и из шкур других животных. Только из бычьей шкуры и шкуры нетели получается кожа для подошв. Их надо на чистом хлебе выделывать, для этого ничто другое не годится. Овчину выделывали уже по-другому, иначе, если для шубы. А овечью шкуру выделывали и для сапог, на голенища, или на что-либо там помельче, хотя бы для рукавиц. Кошачью или там заячью шкуру выделывали иначе, но об этом я не могу рассказать, не знаю.

15 марта 2018 в 12:35 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on, sit ogalaine on nenga, sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua. Se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 12:35 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on, sit ogalaine on nenga, sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua. Se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 12:34 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on, sit ogalaine on nenga, sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua. Se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 12:33 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on, sit ogalaine on nenga, sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua, se. Se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 12:32 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Немного разбираюсь в этом деле... В кожевне кожу выделывали полгода. Шкуру сначала смачивают, мочат в воде, чтобы была сырая. Потом кладут в раствор извести. В известковом растворе её надо ежедневно переворачивать, примерно в течение месяца: потом сойдет шерсть, шерсть сойдет. Её надо снять: для снятия шерсти сделаны такие ножи, которыми снимают её. Потом надо на обратную сторону перевернуть. Если на ней осталось мясо, то его надо удалить дочиста, снять мездру. Потом кожу надо класть в раствор ивового корья. Продержать её надо там шесть суток, в растворе ивового корья. Также надо переворачивать ежедневно. Потом надо класть в раствор хлеба (‘в хлеб’). На одну шкуру в общем надо иметь два фунта [муки], тогда на все шкуры раствор действует равномерно. Хлебный раствор надо приготовить заранее, чтобы был кислый, очень кислый. Из муки надо приготовить кислый раствор. Тогда в этом растворе опять-таки продержать шесть суток, в этом хлебном растворе (‘в хлебе’). Потом надо взять оттуда и положить в чан с ивовым корьём, первый раз в старое ивовое корьё. Не в ивовый раствор, а сухое ивовое корьё рассыпать в чане не очень толстым слоем, чтобы вторая кожа, когда она будет в чане, не касалась первой, чтобы была отдельно. Так шкуру продержать с месяц в этом ивовом корье. Потом оттуда вынимают, тогда уже кладут в новое корьё, перемешанное со старым. Тоже таким же образом. Тогда её так продержат два месяца. Когда, всё так сделано, надо помнить очерёдность. Когда всё это вместе, так помнят, когда какую шкуру надо снимать, какую надо ещё оставить, на третий или четвертый раз в ивовом корье, хотя на третий и четвертый раз не надо ставить [дубиться]. А потом ту, первую шкуру, смазывают тёплым дёгтем, мездровую сторону смазывают. О. Потом вторую кожу положат также на неё: это сырая кожа. Опять вторую кожу также смазывают сверху, мездровую сторону тёплым дёгтем, не горячим. Горячим дёгтем можно сжечь кожу, нужно тёплым. Таким образом, может быть, насоберётся шкур десять или двадцать, тридцать, все они друг на дружке. Так они целые сутки на полу [лежат]. Потом их через сутки повесят сушиться сюда. Повесят или на палки или на верёвки, на что-нибудь там наверху, все друг от друга отдельно, шкуры уже не вместе, чтобы они были отдельно друг от друга. Потом они сохнут неделю или две там. Их ведь сушат не в жаре, а в тёплом помещении. Высохнут, потом их начинают мять. Там сделано такое приспособление, вроде стульев, у них один край против второго вот так [показывает], как рука: этот круглый и этот круглый, такой промежуток между ними. И станок этот тут, в основании прикреплен, чтобы никуда не двигался. Здесь же имеется такая длинная вага, может быть, метра полтора, тоже прямая, хорошая. Один конец её прикрепят к чему-либо: или втыкают в землю, или прикрепляют тут, к полу сарая, где мнут кожу. Один, значит, держит тут кожу, а второй жмет её вторым концом. Кожу хорошенько помнут, и таким же путём все кожи, сколько их имеется, мнут на этом станке. Она, кожа, будет мягкая, хоть её в ухо вдевай. Кожи уже и готовы, уже можно их сдать хозяину. Приедет хозяин получать. На кожах прикреплены деревянные плашки. Одна [половина] плашки остаётся на коже, а вторая остаётся у самого хозяина, если я сдал кожу, то у меня плашка дома. Приеду получать свою кожу (а их по сотне и по двести штук у кожевника), я свою найду: ага, подошла плашка – это моя кожа. На ней сделаны зарубки: которая прямо, которая наискось. В конце плашки привязаны верёвочки. Она расколота, отколотая часть, половинка у меня, в ней зарубка, к ней приставишь вторую часть – подходит. Если кожа чужая, то не подходит плашка: зарубка не совпала, или идёт сюда, или так идёт, а у меня вот так сделана зарубка. Там сам кожевник и сделает зарубку, одну плашку даст мне, а вторая будет привязана к коже. Свою кожу найдёшь сейчас... Бирка уже по-другому, это что-либо четырехугольное. Тут ты уже кожу получишь. Тогда ты из неё уже сделаешь сапоги или что-то другое. Из, из той же кожи ты сделаешь подошву, из той же – передá. Смотря какая кожа: если кожа хорошая, так из неё получится и подошва. Со спинной части берут первым делом подошву, из задней части – передá, а остальная пойдёт на голенища. Эта, боковая кожа, она уже потоньше, из неё кроят голенища. Вот таким образом кроится кожа. Из кожи быка и нетели большей частью делают подошву. Эту кожу выделывают по-другому: на чистой хлебной закваске (‘хлебе’) выделывают кожу для подошвы. И закваска делается, что мы называем раствором, это как кислая кашица. Она удаляет шерсть, кожа от неё разбухает, подошва получается. Разбухает кожа, а потом она сама по себе становится нормальной. Остаётся толстой, не становится тонкой. Подошва получается только из воловьей шкуры да ещё из шкуры нетели, из коровьей шкуры подошвы не получится. Лошадиную шкуру тоже выделывают, из неё получаются и передá и подошва, только это другого сорта подошва. Тут получается сыромятная [мячинная] подошва, а другую называют воловьей подошвой. А сыромятная [мячинная] – из лошадиной шкуры и из шкур других животных. Только из бычьей шкуры и шкуры нетели получается кожа для подошв. Их надо на чистом хлебе выделывать, для этого ничто другое не годится. Овчину выделывали уже по-другому, иначе, если для шубы. А овечью шкуру выделывали и для сапог, на голенища, или на что-либо там помельче, хотя бы для рукавиц. Кошачью или там заячью шкуру выделывали иначе, но об этом я не могу рассказать, не знаю.

15 марта 2018 в 12:31 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Немного разбираюсь в этом деле... В кожевне кожу выделывали полгода. Шкуру сначала смачивают, мочат в воде, чтобы была сырая. Потом кладут в раствор извести. В известковом растворе её надо ежедневно переворачивать, примерно в течение месяца: потом сойдет шерсть, шерсть сойдет. Её надо снять: для снятия шерсти сделаны такие ножи, которыми снимают её. Потом надо на обратную сторону перевернуть. Если на ней осталось мясо, то его надо удалить дочиста, снять мездру. Потом кожу надо класть в раствор ивового корья. Продержать её надо там шесть суток, в растворе ивового корья. Также надо переворачивать ежедневно. Потом надо класть в раствор хлеба (‘в хлеб’). На одну шкуру в общем надо иметь два фунта [муки], тогда на все шкуры раствор действует равномерно. Хлебный раствор надо приготовить заранее, чтобы был кислый, очень кислый. Из муки надо приготовить кислый раствор. Тогда в этом растворе опять-таки продержать шесть суток, в этом хлебном растворе (‘в хлебе’). Потом надо взять оттуда и положить в чан с ивовым корьём, первый раз в старое ивовое корьё. Не в ивовый раствор, а сухое ивовое корьё рассыпать в чане не очень толстым слоем, чтобы вторая кожа, когда она будет в чане, не касалась первой, чтобы была отдельно. Так шкуру продержать с месяц в этом ивовом корье. Потом оттуда вынимают, тогда уже кладут в новое корьё, перемешанное со старым. Тоже таким же образом. Тогда её так продержат два месяца. Когда, всё так сделано, надо помнить очерёдность. Когда всё это вместе, так помнят, когда какую шкуру надо снимать, какую надо ещё оставить, на третий или четвертый раз в ивовом корье, хотя на третий и четвертый раз не надо ставить [дубиться]. А потом ту, первую шкуру, смазывают тёплым дёгтем, мездровую сторону смазывают. О. Потом вторую кожу положат также на неё: это сырая кожа. Опять вторую кожу также смазывают сверху, мездровую сторону тёплым дёгтем, не горячим. Горячим дёгтем можно сжечь кожу, нужно тёплым. Таким образом, может быть, насоберётся шкур десять или двадцать, тридцать, все они друг на дружке. Так они целые сутки на полу [лежат]. Потом их через сутки повесят сушиться сюда. Повесят или на палки или на верёвки, на что-нибудь там наверху, все друг от друга отдельно, шкуры уже не вместе, чтобы они были отдельно друг от друга. Потом они сохнут неделю или две там. Их ведь сушат не в жаре, а в тёплом помещении. Высохнут, потом их начинают мять. Там сделано такое приспособление, вроде стульев, у них один край против второго вот так [показывает], как рука: этот круглый и этот круглый, такой промежуток между ними. И станок этот тут, в основании прикреплен, чтобы никуда не двигался. Здесь же имеется такая длинная вага, может быть, метра полтора, тоже прямая, хорошая. Один конец её прикрепят к чему-либо: или втыкают в землю, или прикрепляют тут, к полу сарая, где мнут кожу. Один, значит, держит тут кожу, а второй жмет её вторым концом. Кожу хорошенько помнут, и таким же путём все кожи, сколько их имеется, мнут на этом станке. Она, кожа, будет мягкая, хоть её в ухо вдевай. Кожи уже и готовы, уже можно их сдать хозяину. Приедет хозяин получать. На кожах прикреплены деревянные плашки. Одна [половина] плашки остаётся на коже, а вторая остаётся у самого хозяина, если я сдал кожу, то у меня плашка дома. Приеду получать свою кожу (а их по сотне и по двести штук у кожевника), я свою найду: ага, подошла плашка – это моя кожа. На ней сделаны зарубки: которая прямо, которая наискось. В конце плашки привязаны верёвочки. Она расколота, отколотая часть, половинка у меня, в ней зарубка, к ней приставишь вторую часть – подходит. Если кожа чужая, то не подходит плашка: зарубка не совпала, или идёт сюда, или так идёт, а у меня вот так сделана зарубка. Там сам кожевник и сделает зарубку, одну плашку даст мне, а вторая будет привязана к коже. Свою кожу найдёшь сейчас... Бирка уже по-другому. Это, это что-либо четырехугольное. Тут ты уже кожу получишь. Тогда ты из неё уже сделаешь сапоги или что-то другое. Из той же кожи ты сделаешь подошву, из той же – передá. Смотря какая кожа: если кожа хорошая, так из неё получится и подошва. Со спинной части берут первым делом подошву, из задней части – передá, а остальная пойдёт на голенища. Эта, боковая кожа, она уже потоньше, из неё кроят голенища. Вот таким образом кроится кожа. Из кожи быка и нетели большей частью делают подошву. Эту кожу выделывают по-другому: на чистой хлебной закваске (‘хлебе’) выделывают кожу для подошвы. И закваска делается, что мы называем раствором, это как кислая кашица. Она удаляет шерсть, кожа от неё разбухает, подошва получается. Разбухает кожа, а потом она сама по себе становится нормальной. Остаётся толстой, не становится тонкой. Подошва получается только из воловьей шкуры да ещё из шкуры нетели, из коровьей шкуры подошвы не получится. Лошадиную шкуру тоже выделывают, из неё получаются и передá и подошва, только это другого сорта подошва. Тут получается сыромятная [мячинная] подошва, а другую называют воловьей подошвой. А сыромятная [мячинная] – из лошадиной шкуры и из шкур других животных. Только из бычьей шкуры и шкуры нетели получается кожа для подошв. Их надо на чистом хлебе выделывать, для этого ничто другое не годится. Овчину выделывали уже по-другому, иначе, если для шубы. А овечью шкуру выделывали и для сапог, на голенища, или на что-либо там помельче, хотя бы для рукавиц. Кошачью или там заячью шкуру выделывали иначе, но об этом я не могу рассказать, не знаю.

15 марта 2018 в 12:30 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on. Sit, sit ogalaine on nenga. Sih, sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua, se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 12:28 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Немного разбираюсь в этом деле... В кожевне кожу выделывали полгода. Шкуру сначала смачивают, мочат в воде, чтобы была сырая. Потом кладут в раствор извести. В известковом растворе её надо ежедневно переворачивать, примерно в течение месяца: потом сойдет шерсть, шерсть сойдет. Её надо снять: для снятия шерсти сделаны такие ножи, которыми снимают её. Потом надо на обратную сторону перевернуть. Если на ней осталось мясо, то его надо удалить дочиста, снять мездру. Потом кожу надо класть в раствор ивового корья. Продержать её надо там шесть суток, в растворе ивового корья. Также надо переворачивать ежедневно. Потом надо класть в раствор хлеба (‘в хлеб’). На одну шкуру в общем надо иметь два фунта [муки], тогда на все шкуры раствор действует равномерно. Хлебный раствор надо приготовить заранее, чтобы был кислый, очень кислый. Из муки надо приготовить кислый раствор. Тогда в этом растворе опять-таки продержать шесть суток, в этом хлебном растворе (‘в хлебе’). Потом надо взять оттуда и положить в чан с ивовым корьём, первый раз в старое ивовое корьё. Не в ивовый раствор, а сухое ивовое корьё рассыпать в чане не очень толстым слоем, чтобы вторая кожа, когда она будет в чане, не касалась первой, чтобы была отдельно. Так шкуру продержать с месяц в этом ивовом корье. Потом оттуда вынимают, тогда уже кладут в новое корьё, перемешанное со старым. Тоже таким же образом. Тогда её так продержат два месяца. Когда, всё так сделано, надо помнить очерёдность. Когда всё это вместе, так помнят, когда какую шкуру надо снимать, какую надо ещё оставить, на третий или четвертый раз в ивовом корье, хотя на третий и четвертый раз не надо ставить [дубиться]. А потом ту, первую шкуру, смазывают тёплым дёгтем, мездровую сторону смазывают. О. Потом вторую кожу положат также на неё: это сырая кожа. Опять вторую кожу также смазывают сверху, мездровую сторону тёплым дёгтем, не горячим. Горячим дёгтем можно сжечь кожу, нужно тёплым. Таким образом, может быть, насоберётся шкур десять или двадцать, тридцать, все они друг на дружке. Так они целые сутки на полу [лежат]. Потом их через сутки повесят сушиться сюда. Повесят или на палки или на верёвки, на что-нибудь там наверху, все друг от друга отдельно, шкуры уже не вместе, чтобы они были отдельно друг от друга. Потом они сохнут неделю или две там. Их ведь сушат не в жаре, а в тёплом помещении. Высохнут, потом их начинают мять. Там сделано такое приспособление, вроде стульев, у них один край против второго вот так [показывает], как рука: этот круглый и этот круглый, такой промежуток между ними. И станок этот тут, в основании прикреплен, чтобы никуда не двигался. Здесь же имеется такая длинная вага, может быть, метра полтора, тоже прямая, хорошая. Один конец её прикрепят к чему-либо: или втыкают в землю, или прикрепляют тут, к полу сарая, где мнут кожу. Один, значит, держит тут кожу, а второй жмет её вторым концом. Кожу хорошенько помнут, и таким же путём все кожи, сколько их имеется, мнут на этом станке. Она, кожа, будет мягкая, хоть её в ухо вдевай. Кожи уже и готовы, уже можно их сдать хозяину. Приедет хозяин получать. На кожах прикреплены деревянные плашки. Одна [половина] плашки остаётся на коже, а вторая остаётся у самого хозяина, если я сдал кожу, то у меня плашка дома. Приеду получать свою кожу (а их по сотне и по двести штук у кожевника), я свою найду: ага, подошла плашка – это моя кожа. На ней сделаны зарубки: которая прямо, которая наискось. В конце плашки привязаны верёвочки; она. Она расколота, отколотая часть, половинка у меня, в ней зарубка, к ней приставишь вторую часть – подходит. Если кожа чужая, то не подходит плашка: зарубка не совпала, или идёт сюда, или так идёт, а у меня вот так сделана зарубка. Там сам кожевник и сделает зарубку, одну плашку даст мне, а вторая будет привязана к коже. Свою кожу найдёшь сейчас... Бирка уже по-другому. Это что-либо четырехугольное. Тут ты уже кожу получишь. Тогда ты из неё уже сделаешь сапоги или что-то другое. Из той же кожи ты сделаешь подошву, из той же – передá. Смотря какая кожа: если кожа хорошая, так из неё получится и подошва. Со спинной части берут первым делом подошву, из задней части – передá, а остальная пойдёт на голенища. Эта, боковая кожа, она уже потоньше, из неё кроят голенища. Вот таким образом кроится кожа. Из кожи быка и нетели большей частью делают подошву. Эту кожу выделывают по-другому: на чистой хлебной закваске (‘хлебе’) выделывают кожу для подошвы. И закваска делается, что мы называем раствором, это как кислая кашица. Она удаляет шерсть, кожа от неё разбухает, подошва получается. Разбухает кожа, а потом она сама по себе становится нормальной. Остаётся толстой, не становится тонкой. Подошва получается только из воловьей шкуры да ещё из шкуры нетели, из коровьей шкуры подошвы не получится. Лошадиную шкуру тоже выделывают, из неё получаются и передá и подошва, только это другого сорта подошва. Тут получается сыромятная [мячинная] подошва, а другую называют воловьей подошвой. А сыромятная [мячинная] – из лошадиной шкуры и из шкур других животных. Только из бычьей шкуры и шкуры нетели получается кожа для подошв. Их надо на чистом хлебе выделывать, для этого ничто другое не годится. Овчину выделывали уже по-другому, иначе, если для шубы. А овечью шкуру выделывали и для сапог, на голенища, или на что-либо там помельче, хотя бы для рукавиц. Кошачью или там заячью шкуру выделывали иначе, но об этом я не могу рассказать, не знаю.

15 марта 2018 в 12:27 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Немного разбираюсь в этом деле... В кожевне кожу выделывали полгода. Шкуру сначала смачивают, мочат в воде, чтобы была сырая. Потом кладут в раствор извести. В известковом растворе её надо ежедневно переворачивать, примерно в течение месяца: потом сойдет шерсть, шерсть сойдет. Её надо снять: для снятия шерсти сделаны такие ножи, которыми снимают её. Потом надо на обратную сторону перевернуть. Если на ней осталось мясо, то его надо удалить дочиста, снять мездру. Потом кожу надо класть в раствор ивового корья. Продержать её надо там шесть суток, в растворе ивового корья. Также надо переворачивать ежедневно. Потом надо класть в раствор хлеба (‘в хлеб’). На одну шкуру в общем надо иметь два фунта [муки], тогда на все шкуры раствор действует равномерно. Хлебный раствор надо приготовить заранее, чтобы был кислый, очень кислый. Из муки надо приготовить кислый раствор. Тогда в этом растворе опять-таки продержать шесть суток, в этом хлебном растворе (‘в хлебе’). Потом надо взять оттуда и положить в чан с ивовым корьём, первый раз в старое ивовое корьё. Не в ивовый раствор, а сухое ивовое корьё рассыпать в чане не очень толстым слоем, чтобы вторая кожа, когда она будет в чане, не касалась первой, чтобы была отдельно. Так шкуру продержать с месяц в этом ивовом корье. Потом оттуда вынимают, тогда уже кладут в новое корьё, перемешанное со старым. Тоже таким же образом. Тогда её так продержат два месяца. Когда, всё так сделано, надо помнить очерёдность. Когда всё это вместе, так помнят, когда какую шкуру надо снимать, какую надо ещё оставить, на третий или четвертый раз в ивовом корье, хотя на третий и четвертый раз не надо ставить [дубиться]. А потом ту, первую шкуру, смазывают тёплым дёгтем, мездровую сторону смазывают. О. Потом вторую кожу положат также на неё: это сырая кожа. Опять вторую кожу также смазывают сверху, мездровую сторону тёплым дёгтем, не горячим. Горячим дёгтем можно сжечь кожу, нужно тёплым. Таким образом, может быть, насоберётся шкур десять или двадцать, тридцать, все они друг на дружке. Так они целые сутки на полу [лежат]. Потом их через сутки повесят сушиться сюда. Повесят или на палки или на верёвки, на что-нибудь там наверху, все друг от друга отдельно, шкуры уже не вместе, чтобы они были отдельно друг от друга. Потом они сохнут неделю или две там. Их ведь сушат не в жаре, а в тёплом помещении. Высохнут, потом их начинают мять. Там сделано такое приспособление, вроде стульев, у них один край против второго вот так [показывает], как рука: этот круглый и этот круглый, такой промежуток между ними. И станок этот тут, в основании прикреплен, чтобы никуда не двигался. Здесь же имеется такая длинная вага, может быть, метра полтора, тоже прямая, хорошая. Один конец её прикрепят к чему-либо: или втыкают в землю, или прикрепляют тут, к полу сарая, где мнут кожу. Один, значит, держит тут кожу, а второй жмет её вторым концом. Кожу хорошенько помнут, и таким же путём все кожи, сколько их имеется, мнут на этом станке. Она, кожа, будет мягкая, хоть её в ухо вдевай. Кожи уже и готовы, уже можно их сдать хозяину. Приедет хозяин получать. На кожах прикреплены деревянные плашки. Одна [половина] плашки остаётся на коже, а вторая остаётся у самого хозяина. Если, если я сдал кожу, то у меня плашка дома. Приеду получать свою кожу (а их по сотне и по двести штук у кожевника), я свою найду: ага, подошла плашка – это моя кожа. На ней сделаны зарубки: которая прямо, которая наискось. В конце плашки привязаны верёвочки; она расколота, отколотая часть, половинка у меня, в ней зарубка, к ней приставишь вторую часть – подходит. Если кожа чужая, то не подходит плашка: зарубка не совпала, или идёт сюда, или так идёт, а у меня вот так сделана зарубка. Там сам кожевник и сделает зарубку, одну плашку даст мне, а вторая будет привязана к коже. Свою кожу найдёшь сейчас... Бирка уже по-другому. Это что-либо четырехугольное. Тут ты уже кожу получишь. Тогда ты из неё уже сделаешь сапоги или что-то другое. Из той же кожи ты сделаешь подошву, из той же – передá. Смотря какая кожа: если кожа хорошая, так из неё получится и подошва. Со спинной части берут первым делом подошву, из задней части – передá, а остальная пойдёт на голенища. Эта, боковая кожа, она уже потоньше, из неё кроят голенища. Вот таким образом кроится кожа. Из кожи быка и нетели большей частью делают подошву. Эту кожу выделывают по-другому: на чистой хлебной закваске (‘хлебе’) выделывают кожу для подошвы. И закваска делается, что мы называем раствором, это как кислая кашица. Она удаляет шерсть, кожа от неё разбухает, подошва получается. Разбухает кожа, а потом она сама по себе становится нормальной. Остаётся толстой, не становится тонкой. Подошва получается только из воловьей шкуры да ещё из шкуры нетели, из коровьей шкуры подошвы не получится. Лошадиную шкуру тоже выделывают, из неё получаются и передá и подошва, только это другого сорта подошва. Тут получается сыромятная [мячинная] подошва, а другую называют воловьей подошвой. А сыромятная [мячинная] – из лошадиной шкуры и из шкур других животных. Только из бычьей шкуры и шкуры нетели получается кожа для подошв. Их надо на чистом хлебе выделывать, для этого ничто другое не годится. Овчину выделывали уже по-другому, иначе, если для шубы. А овечью шкуру выделывали и для сапог, на голенища, или на что-либо там помельче, хотя бы для рукавиц. Кошачью или там заячью шкуру выделывали иначе, но об этом я не могу рассказать, не знаю.

15 марта 2018 в 12:26 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on. Sit ogalaine on nenga. Sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua, se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 12:25 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on. Sit ogalaine on nenga. Sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua, se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 12:25 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Немного разбираюсь в этом деле... В кожевне кожу выделывали полгода. Шкуру сначала смачивают, мочат в воде, чтобы была сырая. Потом кладут в раствор извести. В известковом растворе её надо ежедневно переворачивать, примерно в течение месяца: потом сойдет шерсть, шерсть сойдет. Её надо снять: для снятия шерсти сделаны такие ножи, которыми снимают её. Потом надо на обратную сторону перевернуть. Если на ней осталось мясо, то его надо удалить дочиста, снять мездру. Потом кожу надо класть в раствор ивового корья. Продержать её надо там шесть суток, в растворе ивового корья. Также надо переворачивать ежедневно. Потом надо класть в раствор хлеба (‘в хлеб’). На одну шкуру в общем надо иметь два фунта [муки], тогда на все шкуры раствор действует равномерно. Хлебный раствор надо приготовить заранее, чтобы был кислый, очень кислый. Из муки надо приготовить кислый раствор. Тогда в этом растворе опять-таки продержать шесть суток, в этом хлебном растворе (‘в хлебе’). Потом надо взять оттуда и положить в чан с ивовым корьём, первый раз в старое ивовое корьё. Не в ивовый раствор, а сухое ивовое корьё рассыпать в чане не очень толстым слоем, чтобы вторая кожа, когда она будет в чане, не касалась первой, чтобы была отдельно. Так шкуру продержать с месяц в этом ивовом корье. Потом оттуда вынимают, тогда уже кладут в новое корьё, перемешанное со старым. Тоже таким же образом. Тогда её так продержат два месяца. Когда, всё так сделано, надо помнить очерёдность. Когда всё это вместе, так помнят, когда какую шкуру надо снимать, какую надо ещё оставить, на третий или четвертый раз в ивовом корье, хотя на третий и четвертый раз не надо ставить [дубиться]. А потом ту, первую шкуру, смазывают тёплым дёгтем, мездровую сторону смазывают. О. Потом вторую кожу положат также на неё: это сырая кожа. Опять вторую кожу также смазывают сверху, мездровую сторону тёплым дёгтем, не горячим. Горячим дёгтем можно сжечь кожу, нужно тёплым. Таким образом, может быть, насоберётся шкур десять или двадцать, тридцать, все они друг на дружке. Так они целые сутки на полу [лежат]. Потом их через сутки повесят сушиться сюда. Повесят или на палки или на верёвки, на что-нибудь там наверху, все друг от друга отдельно, шкуры уже не вместе, чтобы они были отдельно друг от друга. Потом они сохнут неделю или две там. Их ведь сушат не в жаре, а в тёплом помещении. Высохнут, потом их начинают мять. Там сделано такое приспособление, вроде стульев. У, у них один край против второго вот так [показывает], как рука: этот круглый и этот круглый, такой промежуток между ними. И станок этот тут, в основании прикреплен, чтобы никуда не двигался. Здесь же имеется такая длинная вага, может быть, метра полтора, тоже прямая, хорошая. Один конец её прикрепят к чему-либо: или втыкают в землю, или прикрепляют тут, к полу сарая, где мнут кожу. Один, значит, держит тут кожу, а второй жмет её вторым концом. Кожу хорошенько помнут, и таким же путём все кожи, сколько их имеется, мнут на этом станке. Она, кожа, будет мягкая, хоть её в ухо вдевай. Кожи уже и готовы, уже можно их сдать хозяину. Приедет хозяин получать. На кожах прикреплены деревянные плашки. Одна [половина] плашки остаётся на коже, а вторая остаётся у самого хозяина. Если я сдал кожу, то у меня плашка дома. Приеду получать свою кожу (а их по сотне и по двести штук у кожевника), я свою найду: ага, подошла плашка – это моя кожа. На ней сделаны зарубки: которая прямо, которая наискось. В конце плашки привязаны верёвочки; она расколота, отколотая часть, половинка у меня, в ней зарубка, к ней приставишь вторую часть – подходит. Если кожа чужая, то не подходит плашка: зарубка не совпала, или идёт сюда, или так идёт, а у меня вот так сделана зарубка. Там сам кожевник и сделает зарубку, одну плашку даст мне, а вторая будет привязана к коже. Свою кожу найдёшь сейчас... Бирка уже по-другому. Это что-либо четырехугольное. Тут ты уже кожу получишь. Тогда ты из неё уже сделаешь сапоги или что-то другое. Из той же кожи ты сделаешь подошву, из той же – передá. Смотря какая кожа: если кожа хорошая, так из неё получится и подошва. Со спинной части берут первым делом подошву, из задней части – передá, а остальная пойдёт на голенища. Эта, боковая кожа, она уже потоньше, из неё кроят голенища. Вот таким образом кроится кожа. Из кожи быка и нетели большей частью делают подошву. Эту кожу выделывают по-другому: на чистой хлебной закваске (‘хлебе’) выделывают кожу для подошвы. И закваска делается, что мы называем раствором, это как кислая кашица. Она удаляет шерсть, кожа от неё разбухает, подошва получается. Разбухает кожа, а потом она сама по себе становится нормальной. Остаётся толстой, не становится тонкой. Подошва получается только из воловьей шкуры да ещё из шкуры нетели, из коровьей шкуры подошвы не получится. Лошадиную шкуру тоже выделывают, из неё получаются и передá и подошва, только это другого сорта подошва. Тут получается сыромятная [мячинная] подошва, а другую называют воловьей подошвой. А сыромятная [мячинная] – из лошадиной шкуры и из шкур других животных. Только из бычьей шкуры и шкуры нетели получается кожа для подошв. Их надо на чистом хлебе выделывать, для этого ничто другое не годится. Овчину выделывали уже по-другому, иначе, если для шубы. А овечью шкуру выделывали и для сапог, на голенища, или на что-либо там помельче, хотя бы для рукавиц. Кошачью или там заячью шкуру выделывали иначе, но об этом я не могу рассказать, не знаю.

15 марта 2018 в 12:23 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Немного разбираюсь в этом деле... В кожевне кожу выделывали полгода. Шкуру сначала смачивают, мочат в воде, чтобы была сырая. Потом кладут в раствор извести. В известковом растворе её надо ежедневно переворачивать, примерно в течение месяца: потом сойдет шерсть, шерсть сойдет. Её надо снять: для снятия шерсти сделаны такие ножи, которыми снимают её. Потом надо на обратную сторону перевернуть. Если на ней осталось мясо, то его надо удалить дочиста, снять мездру. Потом кожу надо класть в раствор ивового корья. Продержать её надо там шесть суток, в растворе ивового корья. Также надо переворачивать ежедневно. Потом надо класть в раствор хлеба (‘в хлеб’). На одну шкуру в общем надо иметь два фунта [муки], тогда на все шкуры раствор действует равномерно. Хлебный раствор надо приготовить заранее, чтобы был кислый, очень кислый. Из муки надо приготовить кислый раствор. Тогда в этом растворе опять-таки продержать шесть суток, в этом хлебном растворе (‘в хлебе’). Потом надо взять оттуда и положить в чан с ивовым корьём, первый раз в старое ивовое корьё. Не в ивовый раствор, а сухое ивовое корьё рассыпать в чане не очень толстым слоем, чтобы вторая кожа, когда она будет в чане, не касалась первой, чтобы была отдельно. Так шкуру продержать с месяц в этом ивовом корье. Потом оттуда вынимают, тогда уже кладут в новое корьё, перемешанное со старым. Тоже таким же образом. Тогда её так продержат два месяца. Когда, всё так сделано, надо помнить очерёдность. Когда всё это вместе, так помнят, когда какую шкуру надо снимать, какую надо ещё оставить, на третий или четвертый раз в ивовом корье, хотя на третий и четвертый раз не надо ставить [дубиться]. А потом ту, первую шкуру, смазывают тёплым дёгтем, мездровую сторону смазывают. О. Потом вторую кожу положат также на неё: это сырая кожа. Опять вторую кожу также смазывают сверху, мездровую сторону тёплым дёгтем, не горячим. Горячим дёгтем можно сжечь кожу, нужно тёплым. Таким образом, может быть, насоберётся шкур десять или двадцать, тридцать. Все, все они друг на дружке. Так они целые сутки на полу [лежат]. Потом их через сутки повесят сушиться сюда. Повесят или на палки или на верёвки, на что-нибудь там наверху, все друг от друга отдельно, шкуры уже не вместе, чтобы они были отдельно друг от друга. Потом они сохнут неделю или две там. Их ведь сушат не в жаре, а в тёплом помещении. Высохнут, потом их начинают мять. Там сделано такое приспособление, вроде стульев. У них один край против второго вот так [показывает], как рука: этот круглый и этот круглый, такой промежуток между ними. И станок этот тут, в основании прикреплен, чтобы никуда не двигался. Здесь же имеется такая длинная вага, может быть, метра полтора, тоже прямая, хорошая. Один конец её прикрепят к чему-либо: или втыкают в землю, или прикрепляют тут, к полу сарая, где мнут кожу. Один, значит, держит тут кожу, а второй жмет её вторым концом. Кожу хорошенько помнут, и таким же путём все кожи, сколько их имеется, мнут на этом станке. Она, кожа, будет мягкая, хоть её в ухо вдевай. Кожи уже и готовы, уже можно их сдать хозяину. Приедет хозяин получать. На кожах прикреплены деревянные плашки. Одна [половина] плашки остаётся на коже, а вторая остаётся у самого хозяина. Если я сдал кожу, то у меня плашка дома. Приеду получать свою кожу (а их по сотне и по двести штук у кожевника), я свою найду: ага, подошла плашка – это моя кожа. На ней сделаны зарубки: которая прямо, которая наискось. В конце плашки привязаны верёвочки; она расколота, отколотая часть, половинка у меня, в ней зарубка, к ней приставишь вторую часть – подходит. Если кожа чужая, то не подходит плашка: зарубка не совпала, или идёт сюда, или так идёт, а у меня вот так сделана зарубка. Там сам кожевник и сделает зарубку, одну плашку даст мне, а вторая будет привязана к коже. Свою кожу найдёшь сейчас... Бирка уже по-другому. Это что-либо четырехугольное. Тут ты уже кожу получишь. Тогда ты из неё уже сделаешь сапоги или что-то другое. Из той же кожи ты сделаешь подошву, из той же – передá. Смотря какая кожа: если кожа хорошая, так из неё получится и подошва. Со спинной части берут первым делом подошву, из задней части – передá, а остальная пойдёт на голенища. Эта, боковая кожа, она уже потоньше, из неё кроят голенища. Вот таким образом кроится кожа. Из кожи быка и нетели большей частью делают подошву. Эту кожу выделывают по-другому: на чистой хлебной закваске (‘хлебе’) выделывают кожу для подошвы. И закваска делается, что мы называем раствором, это как кислая кашица. Она удаляет шерсть, кожа от неё разбухает, подошва получается. Разбухает кожа, а потом она сама по себе становится нормальной. Остаётся толстой, не становится тонкой. Подошва получается только из воловьей шкуры да ещё из шкуры нетели, из коровьей шкуры подошвы не получится. Лошадиную шкуру тоже выделывают, из неё получаются и передá и подошва, только это другого сорта подошва. Тут получается сыромятная [мячинная] подошва, а другую называют воловьей подошвой. А сыромятная [мячинная] – из лошадиной шкуры и из шкур других животных. Только из бычьей шкуры и шкуры нетели получается кожа для подошв. Их надо на чистом хлебе выделывать, для этого ничто другое не годится. Овчину выделывали уже по-другому, иначе, если для шубы. А овечью шкуру выделывали и для сапог, на голенища, или на что-либо там помельче, хотя бы для рукавиц. Кошачью или там заячью шкуру выделывали иначе, но об этом я не могу рассказать, не знаю.

15 марта 2018 в 12:22 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on. Sit ogalaine on nenga. Sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua, se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 12:21 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Немного разбираюсь в этом деле... В кожевне кожу выделывали полгода. Шкуру сначала смачивают, мочат в воде, чтобы была сырая. Потом кладут в раствор извести. В известковом растворе её надо ежедневно переворачивать, примерно в течение месяца: потом сойдет шерсть, шерсть сойдет. Её надо снять: для снятия шерсти сделаны такие ножи, которыми снимают её. Потом надо на обратную сторону перевернуть. Если на ней осталось мясо, то его надо удалить дочиста, снять мездру. Потом кожу надо класть в раствор ивового корья. Продержать её надо там шесть суток, в растворе ивового корья. Также надо переворачивать ежедневно. Потом надо класть в раствор хлеба (‘в хлеб’). На одну шкуру в общем надо иметь два фунта [муки], тогда на все шкуры раствор действует равномерно. Хлебный раствор надо приготовить заранее, чтобы был кислый, очень кислый. Из муки надо приготовить кислый раствор. Тогда в этом растворе опять-таки продержать шесть суток, в этом хлебном растворе (‘в хлебе’). Потом надо взять оттуда и положить в чан с ивовым корьём, первый раз в старое ивовое корьё. Не в ивовый раствор, а сухое ивовое корьё рассыпать в чане не очень толстым слоем, чтобы вторая кожа, когда она будет в чане, не касалась первой, чтобы была отдельно. Так шкуру продержать с месяц в этом ивовом корье. Потом оттуда вынимают, тогда уже кладут в новое корьё, перемешанное со старым. Тоже таким же образом. Тогда её так продержат два месяца. Когда, всё так сделано, надо помнить очерёдность. Когда всё это вместе, так помнят, когда какую шкуру надо снимать, какую надо ещё оставить, на третий или четвертый раз в ивовом корье, хотя на третий и четвертый раз не надо ставить [дубиться]. А потом ту, первую шкуру, смазывают тёплым дёгтем, мездровую сторону смазывают. О. Потом вторую кожу положат также на неё: это сырая кожа. Опять вторую кожу также смазывают сверху, мездровую сторону тёплым дёгтем, не горячим. Горячим дёгтем можно сжечь кожу, нужно тёплым. Таким образом, может быть, насоберётся шкур десять или двадцать, тридцать. Все они друг на дружке. Так они целые сутки на полу [лежат]. Потом их через сутки повесят сушиться сюда. Повесят или на палки или на верёвки, на что-нибудь там наверху, все друг от друга отдельно, шкуры уже не вместе, чтобы они были отдельно друг от друга. Потом они сохнут неделю или две там. Их ведь сушат не в жаре, а в тёплом помещении. Высохнут, потом их начинают мять. Там сделано такое приспособление, вроде стульев. У них один край против второго вот так [показывает], как рука: этот круглый и этот круглый, такой промежуток между ними. И станок этот тут, в основании прикреплен, чтобы никуда не двигался. Здесь же имеется такая длинная вага, может быть, метра полтора, тоже прямая, хорошая. Один конец её прикрепят к чему-либо: или втыкают в землю, или прикрепляют тут, к полу сарая, где мнут кожу. Один, значит, держит тут кожу, а второй жмет её вторым концом. Кожу хорошенько помнут, и таким же путём все кожи, сколько их имеется, мнут на этом станке. Она, кожа, будет мягкая, хоть её в ухо вдевай. Кожи уже и готовы, уже можно их сдать хозяину. Приедет хозяин получать. На кожах прикреплены деревянные плашки. Одна [половина] плашки остаётся на коже, а вторая остаётся у самого хозяина. Если я сдал кожу, то у меня плашка дома. Приеду получать свою кожу (а их по сотне и по двести штук у кожевника), я свою найду: ага, подошла плашка – это моя кожа. На ней сделаны зарубки: которая прямо, которая наискось. В конце плашки привязаны верёвочки; она расколота, отколотая часть, половинка у меня, в ней зарубка, к ней приставишь вторую часть – подходит. Если кожа чужая, то не подходит плашка: зарубка не совпала, или идёт сюда, или так идёт, а у меня вот так сделана зарубка. Там сам кожевник и сделает зарубку, одну плашку даст мне, а вторая будет привязана к коже. Свою кожу найдёшь сейчас... Бирка уже по-другому. Это что-либо четырехугольное. Тут ты уже кожу получишь. Тогда ты из неё уже сделаешь сапоги или что-то другое. Из той же кожи ты сделаешь подошву, из той же – передá. Смотря какая кожа: если кожа хорошая, так из неё получится и подошва. Со спинной части берут первым делом подошву, из задней части – передá, а остальная пойдёт на голенища. Эта, боковая кожа, она уже потоньше, из неё кроят голенища. Вот таким образом кроится кожа. Из кожи быка и нетели большей частью делают подошву. Эту кожу выделывают по-другому: на чистой хлебной закваске (‘хлебе’) выделывают кожу для подошвы. И закваска делается, что мы называем раствором, это как кислая кашица. Она удаляет шерсть, кожа от неё разбухает, подошва получается. Разбухает кожа, а потом она сама по себе становится нормальной. Остаётся толстой, не становится тонкой. Подошва получается только из воловьей шкуры да ещё из шкуры нетели, из коровьей шкуры подошвы не получится. Лошадиную шкуру тоже выделывают, из неё получаются и передá и подошва, только это другого сорта подошва. Тут получается сыромятная [мячинная] подошва, а другую называют воловьей подошвой. А сыромятная [мячинная] – из лошадиной шкуры и из шкур других животных. Только из бычьей шкуры и шкуры нетели получается кожа для подошв. Их надо на чистом хлебе выделывать, для этого ничто другое не годится. Овчину выделывали уже по-другому, иначе, если для шубы. А овечью шкуру выделывали и для сапог, на голенища, или на что-либо там помельче, хотя бы для рукавиц. Кошачью или там заячью шкуру выделывали иначе, но об этом я не могу рассказать, не знаю.

15 марта 2018 в 12:17 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on. Sit ogalaine on nenga. Sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua, se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 12:16 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on. Sit ogalaine on nenga. Sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua, se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 12:16 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on. Sit ogalaine on nenga. Sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua, se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 12:15 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Немного разбираюсь в этом деле... В кожевне кожу выделывали полгода. Шкуру сначала смачивают, мочат в воде, чтобы была сырая. Потом кладут в раствор извести. В известковом растворе её надо ежедневно переворачивать, примерно в течение месяца: потом сойдет шерсть, шерсть сойдет. Её надо снять: для снятия шерсти сделаны такие ножи, которыми снимают её. Потом надо на обратную сторону перевернуть. Если на ней осталось мясо, то его надо удалить дочиста, снять мездру. Потом кожу надо класть в раствор ивового корья. Продержать её надо там шесть суток, в растворе ивового корья. Также надо переворачивать ежедневно. Потом надо класть в раствор хлеба (‘в хлеб’). На одну шкуру в общем надо иметь два фунта [муки], тогда на все шкуры раствор действует равномерно. Хлебный раствор надо приготовить заранее, чтобы был кислый, очень кислый. Из муки надо приготовить кислый раствор. Тогда в этом растворе опять-таки продержать шесть суток, в этом хлебном растворе (‘в хлебе’). Потом надо взять оттуда и положить в чан с ивовым корьём, первый раз в старое ивовое корьё. Не в ивовый раствор, а сухое ивовое корьё рассыпать в чане не очень толстым слоем, чтобы вторая кожа, когда она будет в чане, не касалась первой, чтобы была отдельно. Так шкуру продержать с месяц в этом ивовом корье. Потом оттуда вынимают, тогда уже кладут в новое корьё, перемешанное со старым. Тоже таким же образом. Тогда её так продержат два месяца. Когда, всё так сделано, надо помнить очерёдность. Когда всё это вместе, так помнят, когда какую шкуру надо снимать, какую надо ещё оставить. На, на третий или четвертый раз в ивовом корье, хотя на третий и четвертый раз не надо ставить [дубиться]. А потом ту, первую шкуру, смазывают тёплым дёгтем, мездровую сторону смазывают. Потом вторую кожу положат также на неё: это сырая кожа. Опять вторую кожу также смазывают сверху, мездровую сторону тёплым дёгтем, не горячим. Горячим дёгтем можно сжечь кожу, нужно тёплым. Таким образом, может быть, насоберётся шкур десять или двадцать, тридцать. Все они друг на дружке. Так они целые сутки на полу [лежат]. Потом их через сутки повесят сушиться сюда. Повесят или на палки или на верёвки, на что-нибудь там наверху, все друг от друга отдельно, шкуры уже не вместе, чтобы они были отдельно друг от друга. Потом они сохнут неделю или две там. Их ведь сушат не в жаре, а в тёплом помещении. Высохнут, потом их начинают мять. Там сделано такое приспособление, вроде стульев. У них один край против второго вот так [показывает], как рука: этот круглый и этот круглый, такой промежуток между ними. И станок этот тут, в основании прикреплен, чтобы никуда не двигался. Здесь же имеется такая длинная вага, может быть, метра полтора, тоже прямая, хорошая. Один конец её прикрепят к чему-либо: или втыкают в землю, или прикрепляют тут, к полу сарая, где мнут кожу. Один, значит, держит тут кожу, а второй жмет её вторым концом. Кожу хорошенько помнут, и таким же путём все кожи, сколько их имеется, мнут на этом станке. Она, кожа, будет мягкая, хоть её в ухо вдевай. Кожи уже и готовы, уже можно их сдать хозяину. Приедет хозяин получать. На кожах прикреплены деревянные плашки. Одна [половина] плашки остаётся на коже, а вторая остаётся у самого хозяина. Если я сдал кожу, то у меня плашка дома. Приеду получать свою кожу (а их по сотне и по двести штук у кожевника), я свою найду: ага, подошла плашка – это моя кожа. На ней сделаны зарубки: которая прямо, которая наискось. В конце плашки привязаны верёвочки; она расколота, отколотая часть, половинка у меня, в ней зарубка, к ней приставишь вторую часть – подходит. Если кожа чужая, то не подходит плашка: зарубка не совпала, или идёт сюда, или так идёт, а у меня вот так сделана зарубка. Там сам кожевник и сделает зарубку, одну плашку даст мне, а вторая будет привязана к коже. Свою кожу найдёшь сейчас... Бирка уже по-другому. Это что-либо четырехугольное. Тут ты уже кожу получишь. Тогда ты из неё уже сделаешь сапоги или что-то другое. Из той же кожи ты сделаешь подошву, из той же – передá. Смотря какая кожа: если кожа хорошая, так из неё получится и подошва. Со спинной части берут первым делом подошву, из задней части – передá, а остальная пойдёт на голенища. Эта, боковая кожа, она уже потоньше, из неё кроят голенища. Вот таким образом кроится кожа. Из кожи быка и нетели большей частью делают подошву. Эту кожу выделывают по-другому: на чистой хлебной закваске (‘хлебе’) выделывают кожу для подошвы. И закваска делается, что мы называем раствором, это как кислая кашица. Она удаляет шерсть, кожа от неё разбухает, подошва получается. Разбухает кожа, а потом она сама по себе становится нормальной. Остаётся толстой, не становится тонкой. Подошва получается только из воловьей шкуры да ещё из шкуры нетели, из коровьей шкуры подошвы не получится. Лошадиную шкуру тоже выделывают, из неё получаются и передá и подошва, только это другого сорта подошва. Тут получается сыромятная [мячинная] подошва, а другую называют воловьей подошвой. А сыромятная [мячинная] – из лошадиной шкуры и из шкур других животных. Только из бычьей шкуры и шкуры нетели получается кожа для подошв. Их надо на чистом хлебе выделывать, для этого ничто другое не годится. Овчину выделывали уже по-другому, иначе, если для шубы. А овечью шкуру выделывали и для сапог, на голенища, или на что-либо там помельче, хотя бы для рукавиц. Кошачью или там заячью шкуру выделывали иначе, но об этом я не могу рассказать, не знаю.

15 марта 2018 в 12:12 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on. Sit ogalaine on nenga. Sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua, se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 12:12 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on. Sit ogalaine on nenga. Sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua, se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 11:45 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on. Sit ogalaine on nenga. Sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua, se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 11:44 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on. Sit ogalaine on nenga. Sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua, se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 11:44 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on. Sit ogalaine on nenga. Sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua, se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 11:43 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Немного разбираюсь в этом деле... В кожевне кожу выделывали полгода. Шкуру сначала смачивают, мочат в воде, чтобы была сырая. Потом кладут в раствор извести. В известковом растворе её надо ежедневно переворачивать, примерно в течение месяца: потом сойдет шерсть, шерсть сойдет. Её надо снять: для снятия шерсти сделаны такие ножи, которыми снимают её. Потом надо на обратную сторону перевернуть. Если на ней осталось мясо, то его надо удалить дочиста, снять мездру. Потом кожу надо класть в раствор ивового корья. Продержать её надо там шесть суток, в растворе ивового корья. Также надо переворачивать ежедневно. Потом надо класть в раствор хлеба (‘в хлеб’). На одну шкуру в общем надо иметь два фунта [муки], тогда на все шкуры раствор действует равномерно. Хлебный раствор надо приготовить заранее, чтобы был кислый, очень кислый. Из муки надо приготовить кислый раствор. Тогда в этом растворе опять-таки продержать шесть суток, в этом хлебном растворе (‘в хлебе’). Потом надо взять оттуда и положить в чан с ивовым корьём, первый раз в старое ивовое корьё. Не в ивовый раствор, а сухое ивовое корьё рассыпать в чане не очень толстым слоем, чтобы вторая кожа, когда она будет в чане, не касалась первой, чтобы была отдельно. Так шкуру продержать с месяц в этом ивовом корье. Потом оттуда вынимают, тогда уже кладут в новое корьё, перемешанное со старым. Тоже таким же образом. Тогда её так продержат два месяца. Когда, всё так сделано, надо помнить очерёдность. Когда всё это вместе, так помнят, когда какую шкуру надо снимать, какую надо ещё оставить. На третий или четвертый раз в ивовом корье, хотя на третий и четвертый раз не надо ставить [дубиться]. А потом ту, первую шкуру, смазывают тёплым дёгтем, мездровую сторону смазывают. Потом вторую кожу положат также на неё: это сырая кожа. Опять вторую кожу также смазывают сверху, мездровую сторону тёплым дёгтем, не горячим. Горячим дёгтем можно сжечь кожу, нужно тёплым. Таким образом, может быть, насоберётся шкур десять или двадцать, тридцать. Все они друг на дружке. Так они целые сутки на полу [лежат]. Потом их через сутки повесят сушиться сюда. Повесят или на палки или на верёвки, на что-нибудь там наверху, все друг от друга отдельно, шкуры уже не вместе, чтобы они были отдельно друг от друга. Потом они сохнут неделю или две там. Их ведь сушат не в жаре, а в тёплом помещении. Высохнут, потом их начинают мять. Там сделано такое приспособление, вроде стульев. У них один край против второго вот так [показывает], как рука: этот круглый и этот круглый, такой промежуток между ними. И станок этот тут, в основании прикреплен, чтобы никуда не двигался. Здесь же имеется такая длинная вага, может быть, метра полтора, тоже прямая, хорошая. Один конец её прикрепят к чему-либо: или втыкают в землю, или прикрепляют тут, к полу сарая, где мнут кожу. Один, значит, держит тут кожу, а второй жмет её вторым концом. Кожу хорошенько помнут, и таким же путём все кожи, сколько их имеется, мнут на этом станке. Она, кожа, будет мягкая, хоть её в ухо вдевай. Кожи уже и готовы, уже можно их сдать хозяину. Приедет хозяин получать. На кожах прикреплены деревянные плашки. Одна [половина] плашки остаётся на коже, а вторая остаётся у самого хозяина. Если я сдал кожу, то у меня плашка дома. Приеду получать свою кожу (а их по сотне и по двести штук у кожевника), я свою найду: ага, подошла плашка – это моя кожа. На ней сделаны зарубки: которая прямо, которая наискось. В конце плашки привязаны верёвочки; она расколота, отколотая часть, половинка у меня, в ней зарубка, к ней приставишь вторую часть – подходит. Если кожа чужая, то не подходит плашка: зарубка не совпала, или идёт сюда, или так идёт, а у меня вот так сделана зарубка. Там сам кожевник и сделает зарубку, одну плашку даст мне, а вторая будет привязана к коже. Свою кожу найдёшь сейчас... Бирка уже по-другому. Это что-либо четырехугольное. Тут ты уже кожу получишь. Тогда ты из неё уже сделаешь сапоги или что-то другое. Из той же кожи ты сделаешь подошву, из той же – передá. Смотря какая кожа: если кожа хорошая, так из неё получится и подошва. Со спинной части берут первым делом подошву, из задней части – передá, а остальная пойдёт на голенища. Эта, боковая кожа, она уже потоньше, из неё кроят голенища. Вот таким образом кроится кожа. Из кожи быка и нетели большей частью делают подошву. Эту кожу выделывают по-другому: на чистой хлебной закваске (‘хлебе’) выделывают кожу для подошвы. И закваска делается, что мы называем раствором, это как кислая кашица. Она удаляет шерсть, кожа от неё разбухает, подошва получается. Разбухает кожа, а потом она сама по себе становится нормальной. Остаётся толстой, не становится тонкой. Подошва получается только из воловьей шкуры да ещё из шкуры нетели, из коровьей шкуры подошвы не получится. Лошадиную шкуру тоже выделывают, из неё получаются и передá и подошва, только это другого сорта подошва. Тут получается сыромятная [мячинная] подошва, а другую называют воловьей подошвой. А сыромятная [мячинная] – из лошадиной шкуры и из шкур других животных. Только из бычьей шкуры и шкуры нетели получается кожа для подошв. Их надо на чистом хлебе выделывать, для этого ничто другое не годится. Овчину выделывали уже по-другому, иначе, если для шубы. А овечью шкуру выделывали и для сапог, на голенища, или на что-либо там помельче, хотя бы для рукавиц. Кошачью или там заячью шкуру выделывали иначе, но об этом я не могу рассказать, не знаю.

15 марта 2018 в 11:43 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Немного разбираюсь в этом деле... В кожевне кожу выделывали полгода. Шкуру сначала смачивают, мочат в воде, чтобы была сырая. Потом кладут в раствор извести. В известковом растворе её надо ежедневно переворачивать, примерно в течение месяца: потом сойдет шерсть, шерсть сойдет. Её надо снять: для снятия шерсти сделаны такие ножи, которыми снимают её. Потом надо на обратную сторону перевернуть. Если на ней осталось мясо, то его надо удалить дочиста, снять мездру. Потом кожу надо класть в раствор ивового корья. Продержать её надо там шесть суток, в растворе ивового корья. Также надо переворачивать ежедневно. Потом надо класть в раствор хлеба (‘в хлеб’). На одну шкуру в общем надо иметь два фунта [муки], тогда на все шкуры раствор действует равномерно. Хлебный раствор надо приготовить заранее, чтобы был кислый, очень кислый. Из муки надо приготовить кислый раствор. Тогда в этом растворе опять-таки продержать шесть суток, в этом хлебном растворе (‘в хлебе’). Потом надо взять оттуда и положить в чан с ивовым корьём, первый раз в старое ивовое корьё, не. Не в ивовый раствор, а сухое ивовое корьё рассыпать в чане не очень толстым слоем, чтобы вторая кожа, когда она будет в чане, не касалась первой, чтобы была отдельно. Так шкуру продержать с месяц в этом ивовом корье. Потом оттуда вынимают, тогда уже кладут в новое корьё, перемешанное со старым. Тоже таким же образом. Тогда её так продержат два месяца. Когда, всё так сделано, надо помнить очерёдность. Когда всё это вместе, так помнят, когда какую шкуру надо снимать, какую надо ещё оставить. На третий или четвертый раз в ивовом корье, хотя на третий и четвертый раз не надо ставить [дубиться]. А потом ту, первую шкуру, смазывают тёплым дёгтем, мездровую сторону смазывают. Потом вторую кожу положат также на неё: это сырая кожа. Опять вторую кожу также смазывают сверху, мездровую сторону тёплым дёгтем, не горячим. Горячим дёгтем можно сжечь кожу, нужно тёплым. Таким образом, может быть, насоберётся шкур десять или двадцать, тридцать. Все они друг на дружке. Так они целые сутки на полу [лежат]. Потом их через сутки повесят сушиться сюда. Повесят или на палки или на верёвки, на что-нибудь там наверху, все друг от друга отдельно, шкуры уже не вместе, чтобы они были отдельно друг от друга. Потом они сохнут неделю или две там. Их ведь сушат не в жаре, а в тёплом помещении. Высохнут, потом их начинают мять. Там сделано такое приспособление, вроде стульев. У них один край против второго вот так [показывает], как рука: этот круглый и этот круглый, такой промежуток между ними. И станок этот тут, в основании прикреплен, чтобы никуда не двигался. Здесь же имеется такая длинная вага, может быть, метра полтора, тоже прямая, хорошая. Один конец её прикрепят к чему-либо: или втыкают в землю, или прикрепляют тут, к полу сарая, где мнут кожу. Один, значит, держит тут кожу, а второй жмет её вторым концом. Кожу хорошенько помнут, и таким же путём все кожи, сколько их имеется, мнут на этом станке. Она, кожа, будет мягкая, хоть её в ухо вдевай. Кожи уже и готовы, уже можно их сдать хозяину. Приедет хозяин получать. На кожах прикреплены деревянные плашки. Одна [половина] плашки остаётся на коже, а вторая остаётся у самого хозяина. Если я сдал кожу, то у меня плашка дома. Приеду получать свою кожу (а их по сотне и по двести штук у кожевника), я свою найду: ага, подошла плашка – это моя кожа. На ней сделаны зарубки: которая прямо, которая наискось. В конце плашки привязаны верёвочки; она расколота, отколотая часть, половинка у меня, в ней зарубка, к ней приставишь вторую часть – подходит. Если кожа чужая, то не подходит плашка: зарубка не совпала, или идёт сюда, или так идёт, а у меня вот так сделана зарубка. Там сам кожевник и сделает зарубку, одну плашку даст мне, а вторая будет привязана к коже. Свою кожу найдёшь сейчас... Бирка уже по-другому. Это что-либо четырехугольное. Тут ты уже кожу получишь. Тогда ты из неё уже сделаешь сапоги или что-то другое. Из той же кожи ты сделаешь подошву, из той же – передá. Смотря какая кожа: если кожа хорошая, так из неё получится и подошва. Со спинной части берут первым делом подошву, из задней части – передá, а остальная пойдёт на голенища. Эта, боковая кожа, она уже потоньше, из неё кроят голенища. Вот таким образом кроится кожа. Из кожи быка и нетели большей частью делают подошву. Эту кожу выделывают по-другому: на чистой хлебной закваске (‘хлебе’) выделывают кожу для подошвы. И закваска делается, что мы называем раствором, это как кислая кашица. Она удаляет шерсть, кожа от неё разбухает, подошва получается. Разбухает кожа, а потом она сама по себе становится нормальной. Остаётся толстой, не становится тонкой. Подошва получается только из воловьей шкуры да ещё из шкуры нетели, из коровьей шкуры подошвы не получится. Лошадиную шкуру тоже выделывают, из неё получаются и передá и подошва, только это другого сорта подошва. Тут получается сыромятная [мячинная] подошва, а другую называют воловьей подошвой. А сыромятная [мячинная] – из лошадиной шкуры и из шкур других животных. Только из бычьей шкуры и шкуры нетели получается кожа для подошв. Их надо на чистом хлебе выделывать, для этого ничто другое не годится. Овчину выделывали уже по-другому, иначе, если для шубы. А овечью шкуру выделывали и для сапог, на голенища, или на что-либо там помельче, хотя бы для рукавиц. Кошачью или там заячью шкуру выделывали иначе, но об этом я не могу рассказать, не знаю.

15 марта 2018 в 11:41 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Немного разбираюсь в этом деле... В кожевне кожу выделывали полгода. Шкуру сначала смачивают, мочат в воде, чтобы была сырая. Потом кладут в раствор извести. В известковом растворе её надо ежедневно переворачивать, примерно в течение месяца: потом сойдет шерсть, шерсть сойдет. Её надо снять: для снятия шерсти сделаны такие ножи, которыми снимают её. Потом надо на обратную сторону перевернуть. Если на ней осталось мясо, то его надо удалить дочиста, снять мездру. Потом кожу надо класть в раствор ивового корья. Продержать её надо там шесть суток, в растворе ивового корья. Также надо переворачивать ежедневно. Потом надо класть в раствор хлеба (‘в хлеб’). На одну шкуру в общем надо иметь два фунта [муки], тогда на все шкуры раствор действует равномерно. Хлебный раствор надо приготовить заранее, чтобы был кислый, очень кислый. Из муки надо приготовить кислый раствор. Тогда в этом растворе опять-таки продержать шесть суток, в этом хлебном растворе (‘в хлебе’). Потом надо взять оттуда и положить в чан с ивовым корьём, первый раз в старое ивовое корьё, не в ивовый раствор, а сухое ивовое корьё рассыпать в чане не очень толстым слоем, чтобы вторая кожа, когда она будет в чане, не касалась первой, чтобы была отдельно. Так шкуру продержать с месяц в этом ивовом корье. Потом оттуда вынимают, тогда уже кладут в новое корьё, перемешанное со старым. Тоже таким же образом. Тогда её так продержат два месяца. Когда, всё так сделано, надо помнить очерёдность. Когда всё это вместе, так помнят, когда какую шкуру надо снимать, какую надо ещё оставить. На третий или четвертый раз в ивовом корье, хотя на третий и четвертый раз не надо ставить [дубиться]. А потом ту, первую шкуру, смазывают тёплым дёгтем, мездровую сторону смазывают. Потом вторую кожу положат также на неё: это сырая кожа. Опять вторую кожу также смазывают сверху, мездровую сторону тёплым дёгтем, не горячим. Горячим дёгтем можно сжечь кожу, нужно тёплым. Таким образом, может быть, насоберётся шкур десять или двадцать, тридцать. Все они друг на дружке. Так они целые сутки на полу [лежат]. Потом их через сутки повесят сушиться сюда. Повесят или на палки или на верёвки, на что-нибудь там наверху, все друг от друга отдельно, шкуры уже не вместе, чтобы они были отдельно друг от друга. Потом они сохнут неделю или две там. Их ведь сушат не в жаре, а в тёплом помещении. Высохнут, потом их начинают мять. Там сделано такое приспособление, вроде стульев. У них один край против второго вот так [показывает], как рука: этот круглый и этот круглый, такой промежуток между ними. И станок этот тут, в основании прикреплен, чтобы никуда не двигался. Здесь же имеется такая длинная вага, может быть, метра полтора, тоже прямая, хорошая. Один конец её прикрепят к чему-либо: или втыкают в землю, или прикрепляют тут, к полу сарая, где мнут кожу. Один, значит, держит тут кожу, а второй жмет её вторым концом. Кожу хорошенько помнут, и таким же путём все кожи, сколько их имеется, мнут на этом станке. Она, кожа, будет мягкая, хоть её в ухо вдевай. Кожи уже и готовы, уже можно их сдать хозяину. Приедет хозяин получать. На кожах прикреплены деревянные плашки. Одна [половина] плашки остаётся на коже, а вторая остаётся у самого хозяина. Если я сдал кожу, то у меня плашка дома. Приеду получать свою кожу (а их по сотне и по двести штук у кожевника), я свою найду: ага, подошла плашка – это моя кожа. На ней сделаны зарубки: которая прямо, которая наискось. В конце плашки привязаны верёвочки; она расколота, отколотая часть, половинка у меня, в ней зарубка, к ней приставишь вторую часть – подходит. Если кожа чужая, то не подходит плашка: зарубка не совпала, или идёт сюда, или так идёт, а у меня вот так сделана зарубка. Там сам кожевник и сделает зарубку, одну плашку даст мне, а вторая будет привязана к коже. Свою кожу найдёшь сейчас... Бирка уже по-другому. Это что-либо четырехугольное. Тут ты уже кожу получишь. Тогда ты из неё уже сделаешь сапоги или что-то другое. Из той же кожи ты сделаешь подошву, из той же – передá. Смотря какая кожа: если кожа хорошая, так из неё получится и подошва. Со спинной части берут первым делом подошву, из задней части – передá, а остальная пойдёт на голенища. Эта, боковая кожа, она уже потоньше, из неё кроят голенища. Вот таким образом кроится кожа. Из кожи быка и нетели большей частью делают подошву. Эту кожу выделывают по-другому: на чистой хлебной закваске (‘хлебе’) выделывают кожу для подошвы. И закваска делается, что мы называем раствором, это как кислая кашица. Она удаляет шерсть, кожа от неё разбухает, подошва получается. Разбухает кожа, а потом она сама по себе становится нормальной. Остаётся толстой, не становится тонкой. Подошва получается только из воловьей шкуры да ещё из шкуры нетели, из коровьей шкуры подошвы не получится. Лошадиную шкуру тоже выделывают, из неё получаются и передá и подошва, только это другого сорта подошва. Тут получается сыромятная [мячинная] подошва, а другую называют воловьей подошвой. А сыромятная [мячинная] – из лошадиной шкуры и из шкур других животных. Только из бычьей шкуры и шкуры нетели получается кожа для подошв. Их надо на чистом хлебе выделывать, для этого ничто другое не годится. Овчину выделывали уже по-другому, иначе, если для шубы. А овечью шкуру выделывали и для сапог, на голенища, или на что-либо там помельче, хотя бы для рукавиц. Кошачью или там заячью шкуру выделывали иначе, но об этом я не могу рассказать, не знаю.

15 марта 2018 в 11:41 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Vähäžel el’l’endän tämän dielon... Kožownas nahkua luajittih puoli vuottu. Nahku ezmäžikse kastetah, livotetah vedeh, stobi oliš märgü. Sit pannah izvestih. Izviestis joga päiviä pidäw händu liikuttua, kuwn verdu liikuttua: sit karvu l’ähtöw, liikkuw karvu i l’ähtöw. Karvu pidaw ajua: moižet on veičet luajittu. Karvan, karvan ajetah iäre. Sit toine čura pidaw kiändiä. Ollow lihua jiännüh sie n’ülgijes, net pidäw sežo ajua puhtahakse, mäzritä pidäw. Sit jo pidäw panna händü parkivedeh. Sie pidiä pidäw kuvvet suwtkat vaiku, parkivies. Sežo l’ekahutella pidäw joga päiviä. Sit pidäw panna l’eibäh. Ühten nahkan kohtah obščoih pidaw olla kaksi funtua, sit kaikile koskeh odnovremenno. L’eibü pidäw ennepäi varustua, muigei stobi olis, ülen muigei. Jawhos luadie muijotus. Sit hänes on op’at’ taki kuvvel suwtkat, sie l’eiväs. Sit pidäw ottua sie i pidäw panna jo parkih, šuanah, enzikierdu kuluh parkih. Ei parkivedeh, a kuivu parki külviä šuanas ei sangieksi, stobi toine nahku ku piäl’e roih šuanas, ga ei kasaiččižiheze toižeh nahkah, olis’ eriže. Sidä piätäh kuw sit parkis. Sit sie otetah, sit jo pannah toine parki kulun kere da uvven segai. Tože sih luaduh. Sit sidä pietäh kaksi kuwdu. Konzu on pandu, se mustetah. Sit se ühtes ollah, ga mustetah, konzu kudai nahku pidäw nostua, kudai pidäw järilleh panna vie kolmandeh parkih, libo nel’l’ändeh sie, kolmandeh, nel’l’ändeh ei pie. A sit se, ezmäine nahku l’ämmäl t’oktil voitah, mäzrüčura. Ei se, kudamas olihäi sie villat piästettü iäres, a mäzrüčura voitah. Sit toine nahku pannah müös piäl’l’e sih: hüö ollah märrät nahkat. Opät’ toine mugaže voitah piälpäi, mäzrüčura l’ämmäl t’oktil, ei hiilaval. Hiilaval voit poltua nahkan, a l’ämmäl. Sit nahkua možbut’ sie kerävüw kümmene libo kaksikümmen, kolmekümmen, kai ollah piäl’ei. Sit hüö ollah suwtkat lattiel. Sit heidü suwtkien peräs nostetah kuivah tänne. Riputetah libo puwloil libo nuoril, mil tahto sie ülähän, kai eriže ollah toine toižes, ei olla ühtes, erize štobi oldaš. Sit sie kuivetah hüö nedäli libo kaksi sie. Heidü eihäl kuivata moižes räkes, a l’ämmin pomeščenii moine on. Kuivetah, sit heidü ruvetah pehmittämäh. Sie on moine luajittu, vrod’e stuwlat sanommo, hüö on randu i toine nenga vastai, vot tak [ozuttaw] kakras ku käzi rowno: tämä on krugloi i tämä krugloi, nengoine keskuččaine on. I stanku neče on pohjas sih kiinitettü, stobi ei l’ekkuš ni kunne. Sit on pitkü vuagu moine, možbut’ metrii puoli kolmattu, sežo šuorei, hüvä. Üksi agju pannah kiini mih tahto: libo muah, libo sih [lattieh] sarual, kuz pehmitetäh. Üksi značit pidäw täs käzil nahkua sidä, a toine painaw sidä toižel agjal. Nahku se hüvin pehmitetäh, i kai nenga nahkat, mi on nahkua, pehmitetäh sie. Häi roih pehmie, jo nügöi gu korvah i vie. Jo nahkat ollah valmehet, jo voijah izändäl’e zdaija. Tulow izändü poluččimah. Sie on puwhižet pluaškat pandu. Üksi pluašku sih nahkah jiäw, a toine on ičel, ižändäl, jesli minä zdaičiin, minul se koiš i on. Tulen nahkua eččimäh, sie on sadoi da kaksiisadoi paloi kožownikal, minä oman l’övvän: ahah, pädi pluašku – se on minun. Sih on luajittu ogalašet: kedä kohti, kedä viäräh. Pluaškan piäh on nuaražet sivottu. Häi on hallattu, hallennut puoli, palaine, se minul on. Sit ogalaine on nenga. Sih čökkiät – pädöw. Vieras ollow, se ei päi: ogal ei kohti mennüh: libo tänne l’üöw, libo nenga l’üöw, a on minul nenga l’eikattu. Sie ičei l’eikkuaw kožowniekku, pluaškan andaw minule ühten, a toine se nahkah roihezen. Oman l’övvät seičas... Birku se on jo toižeh luaduh, se on mi tahto nelličuppuine. Vot sit jo nügöi nahkan sen polučit. Sit johäi hänes luajit suappaidu, libo midä tahto, sitgo nahkas sinä luajit pohjua, sitgo per’odua. Midä müö nahku on: ollow raviembi nahku, ga sitgii andaw pohjua. Selgüpuoles otetah ezmäžikse pohjua, peräpuoles – per’odua, a dostali, se siärekse otetah. Tämä jo bokku neče on hoiskembi, sit otetah siärdü. Vot sih luaduh nahku viiltäh. Häkin da l’ähtemän nahkas luajitah enämbüöl’l’eh pohjua, se jo nügöi piäksetäh toižeh luaduh, puhtahas l’eiväs piätäh aiven pohjunahku. I leibü luajitah, nenga sanommo, leiväkse, a häi on ruazmoi moine muigei. Sil ajaw karvan, nahkan nostattaw ül’en sangiekse, pohjakse luadiw. Kui ollow turbonow, sit häi azettuw ičepäivil’l’eh normal’noikse. Sangiekse jiäw, hoikakse ei mene, se pohju. Pohju se vaigu roih häkin nahkas da sit l’htemän, a l’ehmän nahkas jo ei rod’ei pohjua. Hebožen nahkua sežo piäksetäh, sit roih i per’odua i pohjua, vai toštu luaduw pohjua. Sit roih mäčinpohjua. A toštu sanotah volapohjakse. A tämä on mäčinpohju – hevonnahkas dai toižen žiivatan nahkas. Vaigu häkis roih vola, da siten l’ähtemän nahkas. Se puhtahal l’eiväl pidäw ruadua. Sih ei päi muw. Lambahan nahkua luajittih jo erähäh luaduh, jesli turkikse. A luajittih i suappainahkakse händü, siärikse, libo mi‿tahto sie hienombi, kindahikse sanommo. Kažinnahkua libo sie jänöinnahkua piäksettih sidä sie jo erähäh luaduh, no sidä minä jo en malta sanua.

15 марта 2018 в 11:39 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Немного разбираюсь в этом деле... В кожевне кожу выделывали полгода. Шкуру сначала смачивают, мочат в воде, чтобы была сырая. Потом кладут в раствор извести. В известковом растворе её надо ежедневно переворачивать, примерно в течение месяца: потом сойдет шерсть, шерсть сойдет, её. Её надо снять: для снятия шерсти сделаны такие ножи, которыми снимают её. Потом надо на обратную сторону перевернуть. Если на ней осталось мясо, то его надо удалить дочиста, снять мездру. Потом кожу надо класть в раствор ивового корья. Продержать её надо там шесть суток, в растворе ивового корья. Также надо переворачивать ежедневно. Потом надо класть в раствор хлеба (‘в хлеб’). На одну шкуру в общем надо иметь два фунта [муки], тогда на все шкуры раствор действует равномерно. Хлебный раствор надо приготовить заранее, чтобы был кислый, очень кислый. Из муки надо приготовить кислый раствор. Тогда в этом растворе опять-таки продержать шесть суток, в этом хлебном растворе (‘в хлебе’). Потом надо взять оттуда и положить в чан с ивовым корьём, первый раз в старое ивовое корьё, не в ивовый раствор, а сухое ивовое корьё рассыпать в чане не очень толстым слоем, чтобы вторая кожа, когда она будет в чане, не касалась первой, чтобы была отдельно. Так шкуру продержать с месяц в этом ивовом корье. Потом оттуда вынимают, тогда уже кладут в новое корьё, перемешанное со старым. Тоже таким же образом. Тогда её так продержат два месяца. Когда, всё так сделано, надо помнить очерёдность. Когда всё это вместе, так помнят, когда какую шкуру надо снимать, какую надо ещё оставить. На третий или четвертый раз в ивовом корье, хотя на третий и четвертый раз не надо ставить [дубиться]. А потом ту, первую шкуру, смазывают тёплым дёгтем, мездровую сторону смазывают. Потом вторую кожу положат также на неё: это сырая кожа. Опять вторую кожу также смазывают сверху, мездровую сторону тёплым дёгтем, не горячим. Горячим дёгтем можно сжечь кожу, нужно тёплым. Таким образом, может быть, насоберётся шкур десять или двадцать, тридцать. Все они друг на дружке. Так они целые сутки на полу [лежат]. Потом их через сутки повесят сушиться сюда. Повесят или на палки или на верёвки, на что-нибудь там наверху, все друг от друга отдельно, шкуры уже не вместе, чтобы они были отдельно друг от друга. Потом они сохнут неделю или две там. Их ведь сушат не в жаре, а в тёплом помещении. Высохнут, потом их начинают мять. Там сделано такое приспособление, вроде стульев. У них один край против второго вот так [показывает], как рука: этот круглый и этот круглый, такой промежуток между ними. И станок этот тут, в основании прикреплен, чтобы никуда не двигался. Здесь же имеется такая длинная вага, может быть, метра полтора, тоже прямая, хорошая. Один конец её прикрепят к чему-либо: или втыкают в землю, или прикрепляют тут, к полу сарая, где мнут кожу. Один, значит, держит тут кожу, а второй жмет её вторым концом. Кожу хорошенько помнут, и таким же путём все кожи, сколько их имеется, мнут на этом станке. Она, кожа, будет мягкая, хоть её в ухо вдевай. Кожи уже и готовы, уже можно их сдать хозяину. Приедет хозяин получать. На кожах прикреплены деревянные плашки. Одна [половина] плашки остаётся на коже, а вторая остаётся у самого хозяина. Если я сдал кожу, то у меня плашка дома. Приеду получать свою кожу (а их по сотне и по двести штук у кожевника), я свою найду: ага, подошла плашка – это моя кожа. На ней сделаны зарубки: которая прямо, которая наискось. В конце плашки привязаны верёвочки; она расколота, отколотая часть, половинка у меня, в ней зарубка, к ней приставишь вторую часть – подходит. Если кожа чужая, то не подходит плашка: зарубка не совпала, или идёт сюда, или так идёт, а у меня вот так сделана зарубка. Там сам кожевник и сделает зарубку, одну плашку даст мне, а вторая будет привязана к коже. Свою кожу найдёшь сейчас... Бирка уже по-другому. Это что-либо четырехугольное. Тут ты уже кожу получишь. Тогда ты из неё уже сделаешь сапоги или что-то другое. Из той же кожи ты сделаешь подошву, из той же – передá. Смотря какая кожа: если кожа хорошая, так из неё получится и подошва. Со спинной части берут первым делом подошву, из задней части – передá, а остальная пойдёт на голенища. Эта, боковая кожа, она уже потоньше, из неё кроят голенища. Вот таким образом кроится кожа. Из кожи быка и нетели большей частью делают подошву. Эту кожу выделывают по-другому: на чистой хлебной закваске (‘хлебе’) выделывают кожу для подошвы. И закваска делается, что мы называем раствором, это как кислая кашица. Она удаляет шерсть, кожа от неё разбухает, подошва получается. Разбухает кожа, а потом она сама по себе становится нормальной. Остаётся толстой, не становится тонкой. Подошва получается только из воловьей шкуры да ещё из шкуры нетели, из коровьей шкуры подошвы не получится. Лошадиную шкуру тоже выделывают, из неё получаются и передá и подошва, только это другого сорта подошва. Тут получается сыромятная [мячинная] подошва, а другую называют воловьей подошвой. А сыромятная [мячинная] – из лошадиной шкуры и из шкур других животных. Только из бычьей шкуры и шкуры нетели получается кожа для подошв. Их надо на чистом хлебе выделывать, для этого ничто другое не годится. Овчину выделывали уже по-другому, иначе, если для шубы. А овечью шкуру выделывали и для сапог, на голенища, или на что-либо там помельче, хотя бы для рукавиц. Кошачью или там заячью шкуру выделывали иначе, но об этом я не могу рассказать, не знаю.

15 марта 2018 в 11:37 Нина Шибанова

• создал(а) текст
• создал(а) перевод текста