VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

Trevehrotuz, puheg.

Trevehrotuz, puheg.

Veps
Central Eastern Veps
- Sanu nügüd, kut sindei kuctas?

- Annoi.

- A familii?

- Baskova.

- Baskova Anna.

- I kus rodnüs oled?

- Šimgäres, Rand’oižes. Rodn’us olin Manc’oimägel, a läksin Rand’oižele. Rand’oižes mina elin dvadcat’ ili okolo tridcati godov.

- A vozid äjak om?

- Semdes’at četv’ortįi.

- Ende miččid bolid oli lapsil?

- Ka, rustteine, paharubi. Erast en teda, rusteine da paharubi. Hiilazoi nene keikučču proit’t’asoi. Sinjad tegeb paharubi. I äi kol’ lapsid.

- Kut spravitiba ende?

- Bez lečenija.

- A kut?

- A muga i spraviše so vremenem. Bapkoid eba kuctud. Ii lečted. Miide priheižele nügüde anttas lekarstvad, sigou tabletkad. Ka, mina sanun ii tariž. Konz tol’ko sliškom žar podnimajets’a. Ka, siloi poniženije žara.

- Konz vacan kibištab, ka mida andaba?

- A mina en kävelend igas bol’nicas. I seičas g’ougan-gi minei poroti da poroti, poroti da poroti. Potom g’äti. Potom komb sel’ktemba tegihe. Ved’he bol’nicaha. Rambičen, a bol’, hot’ mäne, hot’ ala. Tuli Joša. Saab: ”Mamoi, kuni hengiš uuda, astu kodihe! Kodiš vuu eläd väheižen. A tägä ed eläškande”. Kodihe tulin. Kodiš spravimoi.

- Nu, a konz käden čapad rahndes vei kus-ni? Da čak vodab, mida teged?

- Sanun: ”Sur’ Sündei-sötai, abuta puhegid puhuda”.

Puheg.

Ühcan-kümnen meren taga,

kesk mert rusked skatert’,

rusttou skatertil’ ištub käbed niižne,

bulatnį negleine kädes,

šuukuine nitine proitted,

ombleb soned son’he,

jazvad jazvha,

raba božjou Anatolijou,

otnįne i do veka.
Amin’.

- A konz mado kokaidab, kut spravitadas?

- Mado, madole en mahta. Mini mama, ka sen saneli: ”Puitein čokeidusen, kokeidusen, pahan raban peižotesen, tunden eman, tunden ižan, ema kucįi, iža kucįi, raba božjou (sigou) bol’, otnįne i vo veki”.

- Nu, i kebnemb linneb?

- En teda. Nakhu käveleb, sinun taga bapkeižehe. Nastojaššijad koldunad.

- A hiinil miččil-ni spravitiba bolid?

- A hiinil, poddorožnikan, jesli čirei ili mitte s’adet. Poddorožnika rv’om i kapustnįje listja.

- A tiide kartte kut podorožnik?

- A podorožnikaks i kuctas.

- A kuivatadas?

- Ii, letom kazvab rageine i takoi širokii list. Miide kartte poddorožnik.

- Konz živat läžub, mida tegiba, veterinaroid iilend?

- Oliba. Käveliba.

- A iče lečiba kut-ni?

- Iče en teda kut, minei naku oli lähtei, ka mina vazad da lehmäd kaik tedan. Četįrnadcad godov radoin tanhou, ka tuliba oblastišpei, kuspei-se sigoupei, zootehnikad.

- Naku oli. Kričtas: ”Anna, tule teramba!”

- Mi tegihe?

- Nastoi satati g’ougan.

- Tulin, ka hänuu burič. Mina puhegid, puhuin dei hän... Kärimei.

- ”Dei, sina, poka ala ševeli! Pust’ ostanovitšja nastojaššo”. Hän ii radand, potom kodihe läksimei. I nikus čakad ii tehnus, jonoine sinine, kutnä ombuutud. Nimida ii nägu.

- Potom minei oli čaptud. Vastad katkoin i kaks’ lituukad, mecoid keskes. Nu, dei künziše, čak-se. Svet žoltį tegihe. Mina ištuimoi. Otin necen čakan azotin. Kaks’ lituukad käduu pidan. Edelaz kod’he tulin. Mänin, mini paniba nene, mid oma se? Nu, skopkeižed. Stepan Iljič sanub: ”Prid’oš potom, čerez tri dn’a”. Posmotrel: ”Уу, да тебе везет! Rezala, a voumiž om, häkam skopkad!” Nu, i minei keik. Nece ššivajet.

- Hebon omblin’. Čakad mugoi kogo lähtnu. I zagovorila. Hebuu. A lapsil. Hot’nä čaptas nügude. Ka, puhoudan dei. En teda naskol’ko pravda om. Olimei Taškentas. I sibirskoi jazvoi zabolel odin staričok. Tariž hänuu käzi häta. A staruha keiken tuleb bol’nicaha i sanub: «Käskkat, mina ton, zagovorib ristit. Kod’he ton». «A to tänna! Jesli zagovorib, ka hüvä, a ii zagovori, ka vömei kuna-ni».

- Zagovorila?

- Sina?

- En, Taškentas. Tol’ko miide zavhoz, vojennijas hoz’aistvas, mii tedimei händast.

- Tedan necen dedan, radoimei dei käden čapoi. Deduško zagovoril, dei Annoi oti navek. Nu, dei mina zagovarivein čakan.

Лечебная магия. Заговор

Russian
Скажи теперь, как тебя зовут?

Анна.

А фамилия?

Баскова.

Баскова Анна.

А где родилась?

В Шимозере, в деревне Рандойне. Родилась-то в Манцёй-мяги, а поехала в Рандойне. В Рандойне я прожила двадцать или около тридцати годов.

А лет сколько?

Семьдесят четвертый.

Раньше какие болезни были у детей?

Да, корь, оспа. Других не знаю, корь и оспа. У них у каждого проходят. Пятнышки (синячки) делает оспа. И много детей умирало.

–Как лечили раньше?

Без лечения.

А как?

А так и выздоровеет со временем. Бабок не звали. Не лечили. Нашему мальчику теперь дают лекарства, таблетки. Я говорю не надо. Только когда жар слишком поднимается. Да, тогда понижение жара.

Когда живот болит, что дают?

А я век не ходила в больницу. И сейчас нога у меня болела и болела, болела и болела. Потом отстало. Потом колену лучше стало. Увезли в больницу. Хромаю, хоть иди, хоть не иди. Приехал Егор. Говорит: ”Мама, если быть живой, иди домой! Дома еще поживешь немного. А здесь не будешь жить”. Домой вернулась. Дома поправилась.


Ну а когда руку порежешь во время жатвы или еще где-то? И кровь идет, что сделаешь?

Скажу: “Великий Бог-кормилец, помоги заговоры говорить”.

Заговор.

За девятью-десятью морями,

посреди моря красная скатерть,

на красной скатерти сидит красивая девушка,

булатная иголочка в руке,

шелковая ниточка продета,

шьет вены в вены,

язвы в язвы,

у раба божьего Анатолия,

отныне и до века.
Аминь.

А когда змея укусит, как вылечивают?

Змея, на змею не знаю. Мне мама так говорила: «Заговариваю укол, укус, плохого раба нарыв, знаю самку, знаю самца, самка звала, самец звал, у раба божьего (там имя) боль, отныне и во веки».

Ну, и легче станет?

Не знаю. Сюда ходит, за тобой [смотри] к бабульке. Настоящие колдуны.

А травами какими-нибудь лечили боль?

А травами, подорожником, если чирей или что-нибудь сядет. Подорожник рвем и капустные листья.

А по-вашему как подорожник?

А подорожником и называют.

А сушат?

Нет, летом растет прутик и такой широкий лист. По-нашему подорожник.

Когда животное болеет, что делали, ветеринаров не было?

Были. Ходили.

А сами лечили как-нибудь?

Сама не знаю как, у меня была телка, так я и телят и коров, все знаю. Четырнадцать лет работала на дворе, так приехали из области, откуда-то оттуда, зоотехники.


Так было. Кричат: «Анна, иди быстрее

Что случилось?

Настя ногу поранила.

Пришла, так у нее бурая кровь идет. Я заговары, заговорила и она... Замотали.

– «И, ты, пока не шевели! Пусть остановится хорошо (кровь)». Она не работала, потом домой отправились. И нигде крови не было, полосочка синяя, как будто зашита. Ничего не видно.

Потом у меня был порез. Веники ломала и две косы, среди зарослей. Ну, и поцарапалась, кровь-то. Цвет желтый стал. Я села. Взяла и эту кровь остановила. Две косы рукой держу. Сразу домой пришла. Пошла, мне поставили, эти, ну как их? Ну, скобки. Степан Ильич говорит: ”Придешь потом, через три дня”. Посмотрел: ”Уу, да тебе везет! Порезала, а готово, снимем скобки!” Ну, и у меня все. Это сшито.


Лошадь сшивала. Крови так много вышло. И заговорила. У лошади. А у детей. Хоть порежут сейчас. Так, заговорю. Не знаю, насколько, правда. Это было раз в Ташкенте. И сибирской язвой заболел старичок. Нужно ему руку ампутировать. А старуха все ходит в больницу и говорит: «Разрешите, я приведу, заговорит человек. Домой приведу». «А приведи сюда! Если заговорит, так хорошо, а не заговорит, так увезем куда-нибудь».

Заговорила!

Ты?

Нет, в Ташкенте. Только наш завхоз, в военном хозяйстве, мы знали его.

Знаю этого деда (старика), работали (вместе) и руку порезал. Дедушка (старичок) заговорил, и Анна взяла (запомнила заговор) навек. Ну, и я заговариваю кровь.