VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

Külän časoune

Külän časoune

Ludian
Southern Ludian (Svjatozero)
Küläz oli meil časoune, ainos sih kävuttih meidem muštamah dai endevahnaz dai kai vahnad i nuored i kai igän kaiken, kuni ei hävitettü časounat.

Mändäh nuoret, storožat zvoniu, pappid ielnu [= ei olnu].

Siit kerävütäh sigä: kengi molih, kengi midägi virkkau, ei virketä.

Oli storožannu enzimäi Ondr’ovan Vas’a oli, siid Vas’a se kuoli.

Siid oli Mačči, Mačin d’älgeh oli St’opin D’eša.

Siit St’opin D’eša lähti iäre, ku lähti sinnä d’o neččih kolhozuoih da kai ei rubennu häi.

Siid Ontuoi oli.

Se oli moine starikke, udaluoi starikke oli.

Mänöu kirikköh, časounah, zvoniu, siid malittut panou sigä miitutte hänele, armiis kous sluužii.

Jekorouskuoit [jekorouskuoit ~ georgijeuskuoit] kristat siid miitutte sigä panou.

Akuoile huvä mieles: Ontuoi malittut panou.

Siit ku lapsi (minuv) mänöu sinnä, rubetah midä šuhetammah libo iäres staruuhad ajetah: ”Mängäd iärez, mängäd iäres!

Štobi midä t’üö siid mešaitte meil!”.

A üks oli neičükke, ainoz häi l’uubii hebol ajata [ajata ~ ajada], D’el’akse kirguttih, Tereńt’evän D’el’a, hebuoil ajelou, kai nu, ainoz hebuoid l’uubii käveltä.

Uste tüöndeli, tüöndeli časounaz, edelleh d’ärilleh tüöndeli, tüöndeli, kirgu: ”Foo, fuu”.


Ku akad davai hänte čakata, provodittih iäre časounas lähti.

Nenit sanov: ”Vie tüötäh”, sanou: ”Časounah lapsid vai meid riähkih kaimatah”.

A ken starikke l’uubii, ka kävüttih.

A ken ei l’uubinu, ka sanou: ”Ka emme midä müö časounah mäne.

Druk mi kadogah, sit sanotah vargasti časounas mintahto”.

Rugan Peššad ainoz muštelttihEnd’o”, sanou: ” lähte igässäh”.

A siid d’o d’älgele rodiiheze, kačo, enzimäi еi olnu papiit, pappi tulou vai ku pruaznikas pruaznikkah.

Kouz on pruaznikke, časounah sih zvoniu da storožan ker kävüu da d’eńgad muanittau.

Da ottau, da lähtedäh iäre.

Siid d’o d’älgele oli, [Nemende] poige rodiiheze.

En tiä, oligo pappi humalas dai storoš se, lähtedih časounaspiäi, rubeži pappi küläd müöti kävelemmäh.

A Kindahan oli mužikke, pruaznikal Pelduoižis Kevädd’ürgi oli, davai.

Ehtii taluois toižes proidii, kolmandes pappih ku tartui: ”Sinä”, sanou: ”Midä kävelet, darmojede, küläd müöti da soberid da ristitüižid vahnuoid niärittelet”, sanou.

Pappih käzin, papil riäsäs seet [seet = siit] trässiu.

Pappi ni midä virka ei iäre kirguu, storos se sanou: ”Olgat päivilleh!”.

Ei minule päivilleh! D’ärveh lükäidän necen”, sanou: ”Papin anda siga, loppih hot’ hänen kuru”, sanou: ”Papiit štobi ei oliiš”.

Siit St’opispiäi akad ned Pühärven hüpnittih da otettih pappi kun sinnä pirttih [pirttih = perttih] piäzi iäre.

Eikä mužikke hänen trepainnuiš, d’ärveh vedämäz oli pappil [pappil = papil] hengi pakkunuiš.

Деревенская часовня

Russian
В деревне у нас была часовня, и старые и молодые всегда ходили туда, на нашей памяти и в старину, весь век [ходили], пока не снесли часовню.

Пойдут молодые, сторож звонит, а попа не было.


Соберутся там: молятся, если кто что-нибудь и скажет, то другие молчат...


Сторожем был сначала Вася Ондреван, потом Вася умер.


Затем был Маччи, после Маччи был Деша Стёпин.


Потом Деша вступил в колхоз и сторожем больше не стал.


Потом Онтуой был.


Он был своеобразный старик, удалый старик был.


Пойдет в часовню, звонит, молитвы читает, какие он [выучил], когда в армии служил.



Георгиевские кресты [были у него].


А бабам приятно: Онтуой молитвы читает.


Если дети пойдут туда, начнут шептаться, старухи выгоняют (их]: «Уйдите, уйдите!



Что вы здесь мешаете нам!».


А была одна девочка, она все любила на лошадях кататься, Делей звали, Терентьева Деля, на лошадях ездить [любила].

Она дверь в часовне толкала, толкала взад-вперед, толкала, толкала и крикнула: «Тпруу, тпруу!».


Бабы давай ее ругать, выгнали из часовни.


Ругаются: «Посылают в часовню детей, нас только в грехи вводят!».


Кто из стариков любил [молиться], те ходили.

А кто не любил [ходить], те говорили: «Не пойдем мы в часовню.


Вдруг что пропадет там, тогда скажут, что украл в часовне что-нибудь».


Про Руган Пешши всегда вспоминали, он говорил: «Не пойду вовек».


Раньше у нас не было попов, поп приходил только от праздника к празднику.


К празднику-то придет в часовню, звонит да со сторожем походит, деньги только выманивал.


[Деньги] насоберут и уйдет.


Был как-то весенний праздник, георгиев день был.


Не знаю, были ли поп и сторож во хмелю; вышли они из часовни, начал поп дома обходить.


Один киндасовский мужик оказался на празднике в Пелдоже.


Успел поп избу-другую обойти, а в третьей как вцепится [мужик] в попа: «Ты чего ходишь, дармоед, по деревне, народ обираешь да старых людей дразнишь!».


На попа он полез драться, у попа рясу трясет.


Поп ничего не ответил, а сторож закричал: «Отстань!».


«Не отстану!
В озеро его брошу, пусть хоть там кончатся его плутни, попов чтоб не было!».

Из дома Стёпин выскочили святозерские женщины и увели попа.



Иначе мужик его в самом деле потрепал бы, в озере угрожал утопить.