Texts

Return to review | Return to list

Kut pandas kläpsad, ridad, stupkad

history

March 05, 2021 in 00:03 Nataly Krizhanovsky

• changed the text of the translation
  Был капкан поставлен на медведя. Волком был разодран лось, и все кости были тут оставлены. Я набросал кости в одну кучу и поставил капкан на медведя. Выкопал ямку в земле, сверху положил мох, и никак не узнаешь [что тут капкан]. И он [медведь] попался. Он тащил километра два капкан, я пошел следом. Потом он меня услыхал, почувствовал, начал подавать голос. Я подошел. Он там разгрыз (\'съел\') такой толщины ёлочки и сосенку, и сверху все вырыто. Да где же он-то? Посмотрел я, так на краю болота ель повалилась в болото, ветер вывернул ее с корнями. Смотрю, он там тихо садится за елью. А я подошел ближе и говорю: «Вижу, куда ты прячешься». Он как заревет, да на меня. Я давай бежать, не на медведя смотрю, а смотрю вперед, где бы потолще дерево. Забежал за дерево и смотрю. Смотрю назад, не может ли он оторвать [капкана]. Встает [стоя], но не может оторвать. Я потом обошел кругом, сзади подошел, сбоку и выстрелил: попало ему в сердце, сразу и душа вышла, сразу его убил. Подошел, а он вцепился в елку зубами. Я потом подошел, палкой стукнул по голове и убил. Подошел, так головы-то никак не могу оторвать – он вогнал свои зубы в елку. Потом половину морды отрубил, расколол плашку и так и повернул его. Большой был медведь. Потом я оттуда ушел. Иду по просеке. Ружье у меня так положено [показывает]. Смотрю, поднимается, зад поднял. Совсем близко, только немного дальше стены [показывает] медведь стоит. Я взял да в зад-то, да ружье у меня не выстрелило. Он повернулся ко мне, я в грудь-то ему второй раз выстрелил. Выстрелил, он с ревом таким упал. Потом я ружье-то переломил, а патрон-то у меня там раскололся, и снять не могу. Он [медведь] встал да с ревом и ушел. Я следом, да так и отпустил. Не мог патрона снять, что хочешь делай. Так он и ушел. Для лисиц капканы ставят умно: она не все время по одному месту проходит, а [разными] местечками, к пеньку, к елке ходит мочиться, по этим местечкам и ставят [капканы]. Свои следы заметают, чтобы как было, так и сделать. А капкан нужно прокипятить в вереске, ржавчину всю нужно снять, потом уже голыми руками не притрагивайся. Высушишь полотном, а потом голыми руками не трогаешь и ставишь капкан. Она [лиса] не чувствует. Но если только немного неладно сделал, то подойдет и обратно уйдет, нельзя ее больше поймать. К этому месту больше не придет. Выдра из воды поднимается на берег, капкан ставят тогда в воду. Если глубоко, то ставишь палочки под углы (капкан-то угловатый). Когда она будет подниматься, на камень упрется лапами и попадет [в капкан]. Ставят силки [так]: две чурки [ставишь], а потом поставишь вилку, на вилку поставишь жердочку. А на конце чурки кладут колечко из прута. Потом его приподнимут и сунут палочки через жерди-то, а туда прутик и две палочки, они соединяются в одном место, а в эту палочку кладут [другие] палочки. В силки попадет [птица] да на эти палочки наступит, «сыграет» палочка, чурки упадут и все. Ступки делают круглые. Туда попадают [птицы] живьем. Силками убивает, а в эти попадет по десять штук. Кругом забиваются палочки такой высоты, сверху немного уже. Сверху забивается палочка наискось, концом-то кверху. В этот конец привязывается веревочка, а к этой веревочке поперек привязывается палочка. Эта палочка находится на краю. А тут привязывают рябину или калину. Она [птица] на эту ступку садится, видит эту рябину, начнет доставать, достать она не может. На эту поперечную палочку она прыгнет (а она ведь веревочкой привязана), и ступка «сыграет». Она как брякнется туда, всё оттуда падает, она вспорхнет вверх и всё, попала. Потом вторая, третья и все туда падают живыми, сидят. Снизу-то шире, а сверху узко. Она крыльями-то не может вспорхнуть, не может оттуда выпрыгнуть, она и сидит там. Сидят они там в кучке. Идут и берут [их] оттуда. В силках, так птица убивается, а теплая погода, то она там портится, будет пахнуть, а тут уж не пахнет, тут она живая. Ступки ставят (\'делают\') осенью, когда ягода поспевает, и силки ставят осенью, в Ильин день, ночи-то становятся холоднее, не так портится.

August 23, 2017 in 16:25 Нина Шибанова

• changed the text
  Oliba kläpsat pandut kond’ale. Händikahau los’ oli todut, ludno kaik hänou dättut oliba. Mina lud-ne kogoho tačlin’ i panin’ kläpsat kond’ale. Maha haudaižen kaivein’, päupei panin’ samlošt’ i nikut et tundišta. I hän putui. Hän vei virstat kaks’ kläpsad minain’, mina däukhe mänin’. Potom hän kulišti, mindein’ rižegeit’, sigou änen andaškanz’. Mina mänin’. Hänuu sigou södut ningomad sanktusuu kushaižet da pedaihut da ülähan ninga reitut läbi. Ka kugou hän om-se? Kacuhtin’, ka soreunaižuu kus’ langenu soho, düriupei kändi hänt tulleil’. Kaclen, hän sigou ištlose hilläšti kuzen taga necen. A mina läz mänin’ da sanun: «Nägen, kuna sina peitlotei». Hän kut reviškanz’ da minun päle. A mina davai d’oksta, en kon’d’ha kacu, a kacun ezil’, kugou sanktemba pu om. Pun taga d’oksin’ i kacun. Kacun tagaze, ei vei nütkäita-se. Seišti-se libup, a nütkäita-se ei vei. A mina potom tagampei mänin’ ümriži da podoidin’ bokaspe da ambuin’; putui hänele südäimehe, srazu henk-ki hänou läks’, rikein’ srazu. Mänin’, a hän hamphil’ hagos-se nečiš, kuzes-se. Mina potom podoidin’, palikuu iškin’ pädme i rikein’. Tulin’, ka nikut pät-se en vei heittä – hän hamphat-ne nec’he kusho ajei sinna. Ka potom polen tärzat, da hougaižin’ plaškan ningoman ka ninga i tändin' hänen. Sur’ kondi oli. A potom sigoupai läksin’. Astun prosekame. Minain’ oružj ninga pandut. Kacuhtin’- libulop, tagaman ninga lendi. Suusem läs, naku tagembahko seinad, kondi i seižup-ki. Da mina otin’ da tagamaha-se, da minain' ei otand oružj-se. Kärouzihe minuupä, mina rintha-se tošti ambuin'-ki. Ambuin’, hän langen’ revume ningoštme. Mina potom oružjän-se katkaižin’ ninga, a minain’ patron-se hougenu sinna, embei heitta-se. Hän libui da märaidustme läksi-ki. Mina d’ouk’he, a muga pästin'-ki. Embein’ patronat heitta, da mida taht tege. Muga i uidi. Rebeile kläpsat pandaso umno: hän ei kaiken ühteme sijame proidlo, a sijoižime, naku kandeiženloks, kushaiženloks täup kuzmahaze, naku nenime sijime panese. Ičiiš jäl’ged zavalit’, miše kut oli, ninga teget-ki. A kläpsad nenet tariš keitta veresas, tariš rozme kaik heitta, i d’oukhe pal’hil’ käzil’ miše koske ala nikut. Kuivadad necen poutnan i potom pal’hil’ käzil’ et koske i kl’apsat nenet paradatki. Hän ei riža. Jesli tol’ko vähäižuu neladno tegit’, hän tuli da tagaze uidup, ei sa tabata. Bol’še sille sijale ei tulo-ki. Sagarm beregale libulop vedespä vetho sigou pandas kläpsad. Jesli süvä om, ka palikaižet čokaidat soumaižiden alle (kläps-se soumakas om ka). Kons hän libuškap tivele, hän d’ougeile tügedase i putup-ki. Ridat pandas: kaks’ čurkašt’, a potom seižutat hangeižen, hangeižen pälo panet žerdit’. A ad’g’as ka kol’čan pandas vicaspa. Potom hänt lendoudas, čokaitas palikot päliči žerdit’-se, a sinna vicaine i kaks’, palikošt’, sojedin’aiše ühtes sijas-se, a neche palikaišhe pandas palikaižet. Ritha mänep da nenil’ palikaižil’ puugep, palikaine vändoudap, nütkäidap sinna, čurkat langetas i kaik. Stupkat tehtas kruglijat. Sinna putuudas elabat. Ridoul’ ka rikop, a nečile kümnen štukat putup. Krugom palikaižet ajase necen korttuu, päupäi kaidembahko vähäine. I ajase ninga palik naiskosik päle, ülähaks ninga at’k’-se. Neche at’k’h’a sidose noraine, a sihe noraižehe sidose palikaine poikheze. Hän rounas siižup nece palikaine-se. A sihe riputadas räbin libo kalin. Hän stupkale ištuse, nägep necen räbinän, saškap, hän sada-se eivi. Necile poperečnijale palikaižele hän hüpästap (a vet’ noraižuu sidotut), ka hän vändoudap. Hän kut sinna bringahtap sinna, päzoudap kaik sigoupäi lähtta, lebaidadase ül’h’aks i kaik, putui. Potom teine, koumanz’, i kaik sinna langetas, elabat išttas. Aupäi-se levedemb, a päu kait, hän. Hän sougil’-se ei vii lebahtada sigoupäi hüpästada ei vii, hän sigou ištup-ki. Hö kogeižes išttas sigou. Mändas ottas sigoupei. Ridas ka traviše, rikop, a sä läm’, ka hän traviše, hän mujuškap, a sit’ ii muju, hän elap ka. Stupkat tehtas sügüzuu, konz bol ehtip, i ridad pandas sügüzuu, il’l’anpääs, öd-ne vulumbat tegese ka ii muga troudįge.

August 23, 2017 in 16:24 Нина Шибанова

• changed the text
  Oliba kläpsat pandut kond’ale. Händikahau los’ oli todut, ludno kaik hänou dättut oliba. Mina lud-ne kogoho tačlin’ i panin’ kläpsat kond’ale. Maha haudaižen kaivein’, päupei panin’ samlošt’ i nikut et tundišta. I hän putui. Hän vei virstat kaks’ kläpsad minain’, mina däukhe mänin’. Potom hän kulišti, mindein’ rižegeit’, sigou änen andaškanz’. Mina mänin’. Hänuu sigou södut ningomad sanktusuu kushaižet da pedaihut da ülähan ninga reitut läbi. Ka kugou hän om-se? Kacuhtin’, ka soreunaižuu kus’ langenu soho, düriupei kändi hänt tulleil’. Kaclen, hän sigou ištlose hilläšti kuzen taga necen. A mina läz mänin’ da sanun: «Nägen, kuna sina peitlotei». Hän kut reviškanz’ da minun päle. A mina davai d’oksta, en kon’d’ha kacu, a kacun ezil’, kugou sanktemba pu om. Pun taga d’oksin’ i kacun. Kacun tagaze, ei vei nütkäita-se. Seišti-se libup, a nütkäita-se ei vei. A mina potom tagampei mänin’ ümriži da podoidin’ bokaspe da ambuin’; putui hänele südäimehe, srazu henk-ki hänou läks’, rikein’ srazu. Mänin’, a hän hamphil’ hagos-se nečiš, kuzes-se. Mina potom podoidin’, palikuu iškin’ pädme i rikein’. Tulin’, ka nikut pät-se en vei heittä – hän hamphat-ne nec’he kusho ajei sinna. Ka potom polen tärzat, da hougaižin’ plaškan ningoman ka ninga i tändin' hänen. Sur’ kondi oli. A potom sigoupai läksin’. Astun prosekame. Minain’ oružj ninga pandut. Kacuhtin’- libulop, tagaman ninga lendi. Suusem läs, naku tagembahko seinad, kondi i seižup-ki. Da mina otin’ da tagamaha-se, da minain' ei otand oružj-se. Kärouzihe minuupä, mina rintha-se tošti ambuin'-ki. Ambuin’, hän langen’ revume ningoštme. Mina potom oružjän-se katkaižin’ ninga, a minain’ patron-se hougenu sinna, embei heitta-se. Hän libui da märaidustme läksi-ki. Mina d’ouk’he, a muga pästin'-ki. Embein’ patronat heitta, da mida taht tege. Muga i uidi. Rebeile kläpsat pandaso umno: hän ei kaiken ühteme sijame proidlo, a sijoižime, naku kandeiženloks, kushaiženloks täup kuzmahaze, naku nenime sijime panese. Ičiiš jäl’ged zavalit’, miše kut oli, ninga teget-ki. A kläpsad nenet tariš keitta veresas, tariš rozme kaik heitta, i d’oukhe pal’hil’ käzil’ miše koske ala nikut. Kuivadad necen poutnan i potom pal’hil’ käzil’ et koske i kl’apsat nenet paradatki. Hän ei riža. Jesli tol’ko vähäižuu neladno tegit’, hän tuli da tagaze uidup, ei sa tabata. Bol’še sille sijale ei tulo-ki. Sagarm beregale libulop vedespä vetho sigou pandas kläpsad. Jesli süvä om, ka palikaižet čokaidat soumaižiden alle (kläps-se soumakas om ka). Kons hän libuškap tivele, hän d’ougeile tügedase i putup-ki. Ridat pandas: kaks’ čurkašt’, a potom seižutat hangeižen, hangeižen pälo panet žerdit’. A ad’g’as ka kol’čan pandas vicaspa. Potom hänt lendoudas, čokaitas palikot päliči žerdit’-se, a sinna vicaine i kaks’, palikošt’, sojedin’aiše ühtes sijas-se, a neche palikaišhe pandas palikaižet. Ritha mänep da nenil’ palikaižil’ puugep, palikaine vändoudap, nütkäidap sinna, čurkat langetas i kaik. Stupkat tehtas kruglijat. Sinna putuudas elabat. Ridoul’ ka rikop, a nečile kümnen štukat putup. Krugom palikaižet ajase necen korttuu, päupäi kaidembahko vähäine. I ajase ninga palik naiskosik päle, ülähaks ninga at’k’-se. Neche at’k’h’a sidose noraine, a sihe noraižehe sidose palikaine poikheze. Hän rounas siižup nece palikaine-se. A sihe riputadas räbin libo kalin. Hän stupkale ištuse, nägep necen räbinän, saškap, hän sada-se eivi. Necile poperečnijale palikaižele hän hüpästap (a vet’ noraižuu sidotut), ka hän vändoudap. Hän kut sinna bringahtap sinna, päzoudap kaik sigoupäi lähtta, lebaidadase ül’h’aks i kaik, putui. Potom teine, koumanz’, i kaik sinna langetas, elabat išttas. Aupäi-se levedemb, a päu kait, hän sougil’-se ei vii lebahtada sigoupäi hüpästada ei vii, hän sigou ištup-ki. Hö kogeižes išttas sigou. Mändas ottas sigoupei. Ridas ka traviše, rikop, a sä läm’, ka hän traviše, hän mujuškap, a sit’ ii muju, hän elap ka. Stupkat tehtas sügüzuu, konz bol ehtip, i ridad pandas sügüzuu, il’l’anpääs, öd-ne vulumbat tegese ka ii muga troudįge.

August 23, 2017 in 16:24 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Был капкан поставлен на медведя. Волком был разодран лось, и все кости были тут оставлены. Я набросал кости в одну кучу и поставил капкан на медведя. Выкопал ямку в земле, сверху положил мох, и никак не узнаешь [что тут капкан]. И он [медведь] попался. Он тащил километра два капкан, я пошел следом. Потом он меня услыхал, почувствовал, начал подавать голос. Я подошел. Он там разгрыз (\'съел\') такой толщины ёлочки и сосенку, и сверху все вырыто. Да где же он-то? Посмотрел я, так на краю болота ель повалилась в болото, ветер вывернул ее с корнями. Смотрю, он там тихо садится за елью. А я подошел ближе и говорю: «Вижу, куда ты прячешься». Он как заревет, да на меня. Я давай бежать, не на медведя смотрю, а смотрю вперед, где бы потолще дерево. Забежал за дерево и смотрю. Смотрю назад, не может ли он оторвать [капкана]. Встает [стоя], но не может оторвать. Я потом обошел кругом, сзади подошел, сбоку и выстрелил: попало ему в сердце, сразу и душа вышла, сразу его убил. Подошел, а он вцепился в елку зубами. Я потом подошел, палкой стукнул по голове и убил. Подошел, так головы-то никак не могу оторвать – он вогнал свои зубы в елку. Потом половину морды отрубил, расколол плашку и так и повернул его. Большой был медведь. Потом я оттуда ушел. Иду по просеке. Ружье у меня так положено [показывает]. Смотрю, поднимается, зад поднял. Совсем близко, только немного дальше стены [показывает] медведь стоит. Я взял да в зад-то, да ружье у меня не выстрелило. Он повернулся ко мне, я в грудь-то ему второй раз выстрелил. Выстрелил, он с ревом таким упал. Потом я ружье-то переломил, а патрон-то у меня там раскололся, и снять не могу. Он [медведь] встал да с ревом и ушел. Я следом, да так и отпустил. Не мог патрона снять, что хочешь делай. Так он и ушел. Для лисиц капканы ставят умно: она не все время по одному месту проходит, а [разными] местечками, к пеньку, к елке ходит мочиться, по этим местечкам и ставят [капканы]. Свои следы заметают, чтобы как было, так и сделать. А капкан нужно прокипятить в вереске, ржавчину всю нужно снять, потом уже голыми руками не притрагивайся. Высушишь полотном, а потом голыми руками не трогаешь и ставишь капкан. Она [лиса] не чувствует. Но если только немного неладно сделал, то подойдет и обратно уйдет, нельзя ее больше поймать. К этому месту больше не придет. Выдра из воды поднимается на берег, капкан ставят тогда в воду. Если глубоко, то ставишь палочки под углы (капкан-то угловатый). Когда она будет подниматься, на камень упрется лапами и попадет [в капкан]. Ставят силки [так]: две чурки [ставишь], а потом поставишь вилку, на вилку поставишь жердочку. А на конце чурки кладут колечко из прута. Потом его приподнимут и сунут палочки через жерди-то, а туда прутик и две палочки, они соединяются в одном место, а в эту палочку кладут [другие] палочки. В силки попадет [птица] да на эти палочки наступит, «сыграет» палочка, чурки упадут и все. Ступки делают круглые. Туда попадают [птицы] живьем. Силками убивает, а в эти попадет по десять штук. Кругом забиваются палочки такой высоты, сверху немного уже. Сверху забивается палочка наискось, концом-то кверху. В этот конец привязывается веревочка, а к этой веревочке поперек привязывается палочка. Эта палочка находится на краю. А тут привязывают рябину или калину. Она [птица] на эту ступку садится, видит эту рябину, начнет доставать, достать она не может. На эту поперечную палочку она прыгнет (а она ведь веревочкой привязана), и ступка «сыграет». Она как брякнется туда, всё оттуда падает, она вспорхнет вверх и всё, попала. Потом вторая, третья и все туда падают живыми, сидят. Снизу-то шире, а сверху узко. Она крыльями-то не может вспорхнуть, не может оттуда выпрыгнуть, она и сидит там. Сидят они там в кучке. Идут и берут [их] оттуда. В силках, так птица убивается, а теплая погода, то она там портится, будет пахнуть, а тут уж не пахнет, тут она живая. Ступки ставят (\'делают\') осенью, когда ягода поспевает, и силки ставят осенью, в Ильин день, ночи-то становятся холоднее, не так портится.

August 23, 2017 in 16:23 Нина Шибанова

• changed the text
  Oliba kläpsat pandut kond’ale. Händikahau los’ oli todut, ludno kaik hänou dättut oliba. Mina lud-ne kogoho tačlin’ i panin’ kläpsat kond’ale. Maha haudaižen kaivein’, päupei panin’ samlošt’ i nikut et tundišta. I hän putui. Hän vei virstat kaks’ kläpsad minain’, mina däukhe mänin’. Potom hän kulišti, mindein’ rižegeit’, sigou änen andaškanz’. Mina mänin’. Hänuu sigou södut ningomad sanktusuu kushaižet da pedaihut da ülähan ninga reitut läbi. Ka kugou hän om-se? Kacuhtin’, ka soreunaižuu kus’ langenu soho, düriupei kändi hänt tulleil’. Kaclen, hän sigou ištlose hilläšti kuzen taga necen. A mina läz mänin’ da sanun: «Nägen, kuna sina peitlotei». Hän kut reviškanz’ da minun päle. A mina davai d’oksta, en kon’d’ha kacu, a kacun ezil’, kugou sanktemba pu om. Pun taga d’oksin’ i kacun. Kacun tagaze, ei vei nütkäita-se. Seišti-se libup, a nütkäita-se ei vei. A mina potom tagampei mänin’ ümriži da podoidin’ bokaspe da ambuin’; putui hänele südäimehe, srazu henk-ki hänou läks’, rikein’ srazu. Mänin’, a hän hamphil’ hagos-se nečiš, kuzes-se. Mina potom podoidin’, palikuu iškin’ pädme i rikein’. Tulin’, ka nikut pät-se en vei heittä – hän hamphat-ne nec’he kusho ajei sinna. Ka potom polen tärzat, da hougaižin’ plaškan ningoman ka ninga i tändin' hänen. Sur’ kondi oli. A potom sigoupai läksin’. Astun prosekame. Minain’ oružj ninga pandut. Kacuhtin’- libulop, tagaman ninga lendi. Suusem läs, naku tagembahko seinad, kondi i seižup-ki. Da mina otin’ da tagamaha-se, da minain' ei otand oružj-se. Kärouzihe minuupä, mina rintha-se tošti ambuin'-ki. Ambuin’, hän langen’ revume ningoštme. Mina potom oružjän-se katkaižin’ ninga, a minain’ patron-se hougenu sinna, embei heitta-se. Hän libui da märaidustme läksi-ki. Mina d’ouk’he, a muga pästin'-ki. Embein’ patronat heitta, da mida taht tege. Muga i uidi. Rebeile kläpsat pandaso umno: hän ei kaiken ühteme sijame proidlo, a sijoižime, naku kandeiženloks, kushaiženloks täup kuzmahaze, naku nenime sijime panese. Ičiiš jäl’ged zavalit’, miše kut oli, ninga teget-ki. A kläpsad nenet tariš keitta veresas, tariš rozme kaik heitta, i d’oukhe pal’hil’ käzil’ miše koske ala nikut. Kuivadad necen poutnan i potom pal’hil’ käzil’ et koske i kl’apsat nenet paradatki. Hän ei riža. Jesli tol’ko vähäižuu neladno tegit’, hän tuli da tagaze uidup, ei sa tabata. Bol’še sille sijale ei tulo-ki. Sagarm beregale libulop vedespä vetho sigou pandas kläpsad. Jesli süvä om, ka palikaižet čokaidat soumaižiden alle (kläps-se soumakas om ka). Kons hän libuškap tivele, hän d’ougeile tügedase i putup-ki. Ridat pandas: kaks’ čurkašt’, a potom seižutat hangeižen, hangeižen pälo panet žerdit’. A ad’g’as ka kol’čan pandas vicaspa. Potom hänt lendoudas, čokaitas palikot päliči žerdit’-se, a sinna vicaine i kaks’, palikošt’, sojedin’aiše ühtes sijas-se, a neche palikaišhe pandas palikaižet. Ritha mänep da nenil’ palikaižil’ puugep, palikaine vändoudap, nütkäidap sinna, čurkat langetas i kaik. Stupkat tehtas kruglijat. Sinna putuudas elabat. Ridoul’ ka rikop, a nečile kümnen štukat putup. Krugom palikaižet ajase necen korttuu, päupäi kaidembahko vähäine. I ajase ninga palik naiskosik päle, ülähaks ninga at’k’-se. Neche at’k’h’a sidose noraine, a sihe noraižehe sidose palikaine poikheze. Hän rounas siižup nece palikaine-se. A sihe riputadas räbin libo kalin. Hän stupkale ištuse, nägep necen räbinän, saškap, hän sada-se eivi. Necile poperečnijale palikaižele hän hüpästap (a vet’ noraižuu sidotut), ka hän vändoudap. Hän kut sinna bringahtap sinna, päzoudap kaik sigoupäi lähtta, lebaidadase ül’h’aks i kaik, putui. Potom teine, koumanz’, i kaik sinna langetas, elabat išttas. Aupäi-se levedemb, a päu kait, hän sougil’-se ei vii lebahtada sigoupäi hüpästada ei vii, hän sigou ištup-ki. Hö kogeižes išttas sigou. Mändas ottas sigoupei. Ridas ka traviše, rikop, a sä läm’, ka hän traviše, hän mujuškap, a sit’ ii muju, hän elap ka. Stupkat tehtas sügüzuu, konz bol ehtip, i ridad pandas sügüzuu, il’l’anpääs, öd-ne vulumbat tegese ka ii muga troudįge.

August 23, 2017 in 16:23 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Был капкан поставлен на медведя. Волком был разодран лось, и все кости были тут оставлены. Я набросал кости в одну кучу и поставил капкан на медведя. Выкопал ямку в земле, сверху положил мох, и никак не узнаешь [что тут капкан]. И он [медведь] попался. Он тащил километра два капкан, я пошел следом. Потом он меня услыхал, почувствовал, начал подавать голос. Я подошел. Он там разгрыз (\'съел\') такой толщины ёлочки и сосенку, и сверху все вырыто. Да где же он-то? Посмотрел я, так на краю болота ель повалилась в болото, ветер вывернул ее с корнями. Смотрю, он там тихо садится за елью. А я подошел ближе и говорю: «Вижу, куда ты прячешься». Он как заревет, да на меня. Я давай бежать, не на медведя смотрю, а смотрю вперед, где бы потолще дерево. Забежал за дерево и смотрю. Смотрю назад, не может ли он оторвать [капкана]. Встает [стоя], но не может оторвать. Я потом обошел кругом, сзади подошел, сбоку и выстрелил: попало ему в сердце, сразу и душа вышла, сразу его убил. Подошел, а он вцепился в елку зубами. Я потом подошел, палкой стукнул по голове и убил. Подошел, так головы-то никак не могу оторвать – он вогнал свои зубы в елку. Потом половину морды отрубил, расколол плашку и так и повернул его. Большой был медведь. Потом я оттуда ушел. Иду по просеке. Ружье у меня так положено [показывает]. Смотрю, поднимается, зад поднял. Совсем близко, только немного дальше стены [показывает] медведь стоит. Я взял да в зад-то, да ружье у меня не выстрелило. Он повернулся ко мне, я в грудь-то ему второй раз выстрелил. Выстрелил, он с ревом таким упал. Потом я ружье-то переломил, а патрон-то у меня там раскололся, и снять не могу. Он [медведь] встал да с ревом и ушел. Я следом, да так и отпустил. Не мог патрона снять, что хочешь делай. Так он и ушел. Для лисиц капканы ставят умно: она не все время по одному месту проходит, а [разными] местечками, к пеньку, к елке ходит мочиться, по этим местечкам и ставят [капканы]. Свои следы заметают, чтобы как было, так и сделать. А капкан нужно прокипятить в вереске, ржавчину всю нужно снять, потом уже голыми руками не притрагивайся. Высушишь полотном, а потом голыми руками не трогаешь и ставишь капкан. Она [лиса] не чувствует. Но если только немного неладно сделал, то подойдет и обратно уйдет, нельзя ее больше поймать. К этому месту больше не придет. Выдра из воды поднимается на берег, капкан ставят тогда в воду. Если глубоко, то ставишь палочки под углы (капкан-то угловатый). Когда она будет подниматься, на камень упрется лапами и попадет [в капкан]. Ставят силки [так]: две чурки [ставишь], а потом поставишь вилку, на вилку поставишь жердочку. А на конце чурки кладут колечко из прута. Потом его приподнимут и сунут палочки через жерди-то, а туда прутик и две палочки, они соединяются в одном место, а в эту палочку кладут [другие] палочки. В силки попадет [птица] да на эти палочки наступит, «сыграет» палочка, чурки упадут и все. Ступки делают круглые. Туда попадают [птицы] живьем, силками. Силками убивает, а в эти попадет по десять штук. Кругом забиваются палочки такой высоты, сверху немного уже. Сверху забивается палочка наискось, концом-то кверху. В этот конец привязывается веревочка, а к этой веревочке поперек привязывается палочка. Эта палочка находится на краю. А тут привязывают рябину или калину. Она [птица] на эту ступку садится, видит эту рябину, начнет доставать, достать она не может. На эту поперечную палочку она прыгнет (а она ведь веревочкой привязана), и ступка «сыграет». Она как брякнется туда, всё оттуда падает, она вспорхнет вверх и всё, попала. Потом вторая, третья и все туда падают живыми, сидят. Снизу-то шире, а сверху узко. Она крыльями-то не может вспорхнуть, не может оттуда выпрыгнуть, она и сидит там. Сидят они там в кучке. Идут и берут [их] оттуда. В силках, так птица убивается, а теплая погода, то она там портится, будет пахнуть, а тут уж не пахнет, тут она живая. Ступки ставят (\'делают\') осенью, когда ягода поспевает, и силки ставят осенью, в Ильин день, ночи-то становятся холоднее, не так портится.

August 23, 2017 in 16:21 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Был капкан поставлен на медведя. Волком был разодран лось, и все кости были тут оставлены. Я набросал кости в одну кучу и поставил капкан на медведя. Выкопал ямку в земле, сверху положил мох, и никак не узнаешь [что тут капкан]. И он [медведь] попался. Он тащил километра два капкан, я пошел следом. Потом он меня услыхал, почувствовал, начал подавать голос. Я подошел. Он там разгрыз (\'съел\') такой толщины ёлочки и сосенку, и сверху все вырыто. Да где же он-то? Посмотрел я, так на краю болота ель повалилась в болото, ветер вывернул ее с корнями. Смотрю, он там тихо садится за елью. А я подошел ближе и говорю: «Вижу, куда ты прячешься». Он как заревет, да на меня. Я давай бежать, не на медведя смотрю, а смотрю вперед, где бы потолще дерево. Забежал за дерево и смотрю. Смотрю назад, не может ли он оторвать [капкана]. Встает [стоя], но не может оторвать. Я потом обошел кругом, сзади подошел, сбоку и выстрелил: попало ему в сердце, сразу и душа вышла, сразу его убил. Подошел, а он вцепился в елку зубами. Я потом подошел, палкой стукнул по голове и убил. Подошел, так головы-то никак не могу оторвать – он вогнал свои зубы в елку. Потом половину морды отрубил, расколол плашку и так и повернул его. Большой был медведь. Потом я оттуда ушел. Иду по просеке. Ружье у меня так положено [показывает]. Смотрю, поднимается, зад поднял. Совсем близко, только немного дальше стены [показывает] медведь стоит. Я взял да в зад-то, да ружье у меня не выстрелило. Он повернулся ко мне, я в грудь-то ему второй раз выстрелил. Выстрелил, он с ревом таким упал. Потом я ружье-то переломил, а патрон-то у меня там раскололся, и снять не могу. Он [медведь] встал да с ревом и ушел. Я следом, да так и отпустил. Не мог патрона снять, что хочешь делай. Так он и ушел. Для лисиц капканы ставят умно: она не все время по одному месту проходит, а [разными] местечками, к пеньку, к елке ходит мочиться, по этим местечкам и ставят [капканы]. Свои следы заметают, чтобы как было, так и сделать. А капкан нужно прокипятить в вереске, ржавчину всю нужно снять, потом уже голыми руками не притрагивайся. Высушишь полотном, а потом голыми руками не трогаешь и ставишь капкан. Она [лиса] не чувствует. Но если только немного неладно сделал, то подойдет и обратно уйдет, нельзя ее больше поймать. К этому месту больше не придет. Выдра из воды поднимается на берег, капкан ставят тогда в воду. Если глубоко, то ставишь палочки под углы (капкан-то угловатый). Когда она будет подниматься, на камень упрется лапами и попадет [в капкан]. Ставят силки [так]: две чурки [ставишь], а потом поставишь вилку, на вилку поставишь жердочку. А на конце чурки кладут колечко из прута. Потом его приподнимут и сунут палочки через жерди-то, а туда прутик и две палочки, они соединяются в одном место, а в эту палочку кладут [другие] палочки. В силки попадет [птица] да на эти палочки наступит, «сыграет» палочка, чурки упадут и все. Ступки делают круглые. Туда попадают [птицы] живьем, силками убивает, а в эти попадет по десять штук. Кругом забиваются палочки такой высоты, сверху немного уже. Сверху забивается палочка наискось, концом-то кверху. В этот конец привязывается веревочка, а к этой веревочке поперек привязывается палочка. Эта палочка находится на краю. А тут привязывают рябину или калину. Она [птица] на эту ступку садится, видит эту рябину, начнет доставать, достать она не может. На эту поперечную палочку она прыгнет (а она ведь веревочкой привязана), и ступка «сыграет». Она как брякнется туда, всё оттуда падает, она вспорхнет вверх и всё, попала. Потом вторая, третья и все туда падают живыми, сидят. Снизу-то шире, а сверху узко. Она крыльями-то не может вспорхнуть, не может оттуда выпрыгнуть, она и сидит там. Сидят они там в кучке. Идут и берут [их] оттуда. В силках, так птица убивается, а теплая погода, то она там портится, будет пахнуть, а тут уж не пахнет, тут она живая. Ступки ставят (\'делают\') осенью, когда ягода поспевает, и силки ставят осенью, в Ильин день, ночи-то становятся холоднее, не так портится.

August 23, 2017 in 16:21 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Был капкан поставлен на медведя. Волком был разодран лось, и все кости были тут оставлены. Я набросал кости в одну кучу и поставил капкан на медведя. Выкопал ямку в земле, сверху положил мох, и никак не узнаешь [что тут капкан]. И он [медведь] попался. Он тащил километра два капкан, я пошел следом. Потом он меня услыхал, почувствовал, начал подавать голос. Я подошел. Он там разгрыз (\'съел\') такой толщины ёлочки и сосенку, и сверху все вырыто. Да где же он-то? Посмотрел я, так на краю болота ель повалилась в болото, ветер вывернул ее с корнями. Смотрю, он там тихо садится за елью. А я подошел ближе и говорю: «Вижу, куда ты прячешься». Он как заревет, да на меня. Я давай бежать, не на медведя смотрю, а смотрю вперед, где бы потолще дерево. Забежал за дерево и смотрю. Смотрю назад, не может ли он оторвать [капкана]. Встает [стоя], но не может оторвать. Я потом обошел кругом, сзади подошел, сбоку и выстрелил: попало ему в сердце, сразу и душа вышла, сразу его убил. Подошел, а он вцепился в елку зубами. Я потом подошел, палкой стукнул по голове и убил. Подошел, так головы-то никак не могу оторвать – он вогнал свои зубы в елку. Потом половину морды отрубил, расколол плашку и так и повернул его. Большой был медведь. Потом я оттуда ушел. Иду по просеке. Ружье у меня так положено [показывает]. Смотрю, поднимается, зад поднял. Совсем близко, только немного дальше стены [показывает] медведь стоит. Я взял да в зад-то, да ружье у меня не выстрелило. Он повернулся ко мне, я в грудь-то ему второй раз выстрелил. Выстрелил, он с ревом таким упал. Потом я ружье-то переломил, а патрон-то у меня там раскололся, и снять не могу. Он [медведь] встал да с ревом и ушел. Я следом, да так и отпустил. Не мог патрона снять, что хочешь делай. Так он и ушел. Для лисиц капканы ставят умно: она не все время по одному месту проходит, а [разными] местечками, к пеньку, к елке ходит мочиться, по этим местечкам и ставят [капканы]. Свои следы заметают, чтобы как было, так и сделать. А капкан нужно прокипятить в вереске, ржавчину всю нужно снять, потом уже голыми руками не притрагивайся. Высушишь полотном, а потом голыми руками не трогаешь и ставишь капкан. Она [лиса] не чувствует. Но если только немного неладно сделал, то подойдет и обратно уйдет, нельзя ее больше поймать. К этому месту больше не придет. Выдра из воды поднимается на берег. Капкан, капкан ставят тогда в воду. Если глубоко, то ставишь палочки под углы (капкан-то угловатый). Когда она будет подниматься, на камень упрется лапами и попадет [в капкан]. Ставят силки [так]: две чурки [ставишь], а потом поставишь вилку, на вилку поставишь жердочку. А на конце чурки кладут колечко из прута. Потом его приподнимут и сунут палочки через жерди-то, а туда прутик и две палочки, они соединяются в одном место, а в эту палочку кладут [другие] палочки. В силки попадет [птица] да на эти палочки наступит, «сыграет» палочка, чурки упадут и все. Ступки делают круглые. Туда попадают [птицы] живьем, силками убивает, а в эти попадет по десять штук. Кругом забиваются палочки такой высоты, сверху немного уже. Сверху забивается палочка наискось, концом-то кверху. В этот конец привязывается веревочка, а к этой веревочке поперек привязывается палочка. Эта палочка находится на краю. А тут привязывают рябину или калину. Она [птица] на эту ступку садится, видит эту рябину, начнет доставать, достать она не может. На эту поперечную палочку она прыгнет (а она ведь веревочкой привязана), и ступка «сыграет». Она как брякнется туда, всё оттуда падает, она вспорхнет вверх и всё, попала. Потом вторая, третья и все туда падают живыми, сидят. Снизу-то шире, а сверху узко. Она крыльями-то не может вспорхнуть, не может оттуда выпрыгнуть, она и сидит там. Сидят они там в кучке. Идут и берут [их] оттуда. В силках, так птица убивается, а теплая погода, то она там портится, будет пахнуть, а тут уж не пахнет, тут она живая. Ступки ставят (\'делают\') осенью, когда ягода поспевает, и силки ставят осенью, в Ильин день, ночи-то становятся холоднее, не так портится.

August 23, 2017 in 16:20 Нина Шибанова

• changed the text
  Oliba kläpsat pandut kond’ale. Händikahau los’ oli todut, ludno kaik hänou dättut oliba. Mina lud-ne kogoho tačlin’ i panin’ kläpsat kond’ale. Maha haudaižen kaivein’, päupei panin’ samlošt’ i nikut et tundišta. I hän putui. Hän vei virstat kaks’ kläpsad minain’, mina däukhe mänin’. Potom hän kulišti, mindein’ rižegeit’, sigou änen andaškanz’. Mina mänin’. Hänuu sigou södut ningomad sanktusuu kushaižet da pedaihut da ülähan ninga reitut läbi. Ka kugou hän om-se? Kacuhtin’, ka soreunaižuu kus’ langenu soho, düriupei kändi hänt tulleil’. Kaclen, hän sigou ištlose hilläšti kuzen taga necen. A mina läz mänin’ da sanun: «Nägen, kuna sina peitlotei». Hän kut reviškanz’ da minun päle. A mina davai d’oksta, en kon’d’ha kacu, a kacun ezil’, kugou sanktemba pu om. Pun taga d’oksin’ i kacun. Kacun tagaze, ei vei nütkäita-se. Seišti-se libup, a nütkäita-se ei vei. A mina potom tagampei mänin’ ümriži da podoidin’ bokaspe da ambuin’; putui hänele südäimehe, srazu henk-ki hänou läks’, rikein’ srazu. Mänin’, a hän hamphil’ hagos-se nečiš, kuzes-se. Mina potom podoidin’, palikuu iškin’ pädme i rikein’. Tulin’, ka nikut pät-se en vei heittä – hän hamphat-ne nec’he kusho ajei sinna. Ka potom polen tärzat, da hougaižin’ plaškan ningoman ka ninga i tändin' hänen. Sur’ kondi oli. A potom sigoupai läksin’. Astun prosekame. Minain’ oružj ninga pandut. Kacuhtin’- libulop, tagaman ninga lendi. Suusem läs, naku tagembahko seinad, kondi i seižup-ki. Da mina otin’ da tagamaha-se, da minain' ei otand oružj-se. Kärouzihe minuupä, mina rintha-se tošti ambuin'-ki. Ambuin’, hän langen’ revume ningoštme. Mina potom oružjän-se katkaižin’ ninga, a minain’ patron-se hougenu sinna, embei heitta-se. Hän libui da märaidustme läksi-ki. Mina d’ouk’he, a muga pästin'-ki. Embein’ patronat heitta, da mida taht tege. Muga i uidi. Rebeile kläpsat pandaso umno: hän ei kaiken ühteme sijame proidlo, a sijoižime, naku kandeiženloks, kushaiženloks täup kuzmahaze, naku nenime sijime panese. Ičiiš jäl’ged zavalit’, miše kut oli, ninga teget-ki. A kläpsad nenet tariš keitta veresas, tariš rozme kaik heitta, i d’oukhe pal’hil’ käzil’ miše koske ala nikut. Kuivadad necen poutnan i potom pal’hil’ käzil’ et koske i kl’apsat nenet paradatki. Hän ei riža. Jesli tol’ko vähäižuu neladno tegit’, hän tuli da tagaze uidup, ei sa tabata. Bol’še sille sijale ei tulo-ki. Sagarm beregale libulop vedespä vetho sigou pandas kläpsad. Jesli süvä om, ka palikaižet čokaidat soumaižiden alle (kläps-se soumakas om ka). Kons hän libuškap tivele, hän d’ougeile tügedase i putup-ki. Ridat pandas: kaks’ čurkašt’, a potom seižutat hangeižen, hangeižen pälo panet žerdit’. A ad’g’as ka kol’čan pandas vicaspa. Potom hänt lendoudas, čokaitas palikot päliči žerdit’-se, a sinna vicaine i kaks’, palikošt’, sojedin’aiše ühtes sijas-se, a neche palikaišhe pandas palikaižet. Ritha mänep da nenil’ palikaižil’ puugep, palikaine vändoudap, nütkäidap sinna, čurkat langetas i kaik. Stupkat tehtas kruglijat. Sinna putuudas elabat. Ridoul’ ka rikop, a nečile kümnen štukat putup. Krugom palikaižet ajase necen korttuu, päupäi kaidembahko vähäine. I ajase ninga palik naiskosik päle, ülähaks ninga at’k’-se. Neche at’k’h’a sidose noraine, a sihe noraižehe sidose palikaine poikheze. Hän rounas siižup nece palikaine-se. A sihe riputadas räbin libo kalin. Hän stupkale ištuse, nägep necen räbinän, saškap, hän sada-se eivi. Necile poperečnijale palikaižele hän hüpästap (a vet’ noraižuu sidotut), ka hän vändoudap. Hän kut sinna bringahtap sinna, päzoudap kaik sigoupäi lähtta, lebaidadase ül’h’aks i kaik, putui. Potom teine, koumanz’, i kaik sinna langetas, elabat išttas. Aupäi-se levedemb, a päu kait, hän sougil’-se ei vii lebahtada sigoupäi hüpästada ei vii, hän sigou ištup-ki. Hö kogeižes išttas sigou. Mändas ottas sigoupei. Ridas ka traviše, rikop, a sä läm’, ka hän traviše, hän mujuškap, a sit’ ii muju, hän elap ka. Stupkat tehtas sügüzuu, konz bol ehtip, i ridad pandas sügüzuu, il’l’anpääs, öd-ne vulumbat tegese ka ii muga troudįge.

August 23, 2017 in 16:19 Нина Шибанова

• changed the text
  Oliba kläpsat pandut kond’ale. Händikahau los’ oli todut, ludno kaik hänou dättut oliba. Mina lud-ne kogoho tačlin’ i panin’ kläpsat kond’ale. Maha haudaižen kaivein’, päupei panin’ samlošt’ i nikut et tundišta. I hän putui. Hän vei virstat kaks’ kläpsad minain’, mina däukhe mänin’. Potom hän kulišti, mindein’ rižegeit’, sigou änen andaškanz’. Mina mänin’. Hänuu sigou södut ningomad sanktusuu kushaižet da pedaihut da ülähan ninga reitut läbi. Ka kugou hän om-se? Kacuhtin’, ka soreunaižuu kus’ langenu soho, düriupei kändi hänt tulleil’. Kaclen, hän sigou ištlose hilläšti kuzen taga necen. A mina läz mänin’ da sanun: «Nägen, kuna sina peitlotei». Hän kut reviškanz’ da minun päle. A mina davai d’oksta, en kon’d’ha kacu, a kacun ezil’, kugou sanktemba pu om. Pun taga d’oksin’ i kacun. Kacun tagaze, ei vei nütkäita-se. Seišti-se libup, a nütkäita-se ei vei. A mina potom tagampei mänin’ ümriži da podoidin’ bokaspe da ambuin’; putui hänele südäimehe, srazu henk-ki hänou läks’, rikein’ srazu. Mänin’, a hän hamphil’ hagos-se nečiš, kuzes-se. Mina potom podoidin’, palikuu iškin’ pädme i rikein’. Tulin’, ka nikut pät-se en vei heittä – hän hamphat-ne nec’he kusho ajei sinna. Ka potom polen tärzat, da hougaižin’ plaškan ningoman ka ninga i tändin' hänen. Sur’ kondi oli. A potom sigoupai läksin’. Astun prosekame. Minain’ oružj ninga pandut. Kacuhtin’- libulop, tagaman ninga lendi. Suusem läs, naku tagembahko seinad, kondi i seižup-ki. Da mina otin’ da tagamaha-se, da minain' ei otand oružj-se. Kärouzihe minuupä, mina rintha-se tošti ambuin'-ki. Ambuin’, hän langen’ revume ningoštme. Mina potom oružjän-se katkaižin’ ninga, a minain’ patron-se hougenu sinna, embei heitta-se. Hän libui da märaidustme läksi-ki. Mina d’ouk’he, a muga pästin'-ki. Embein’ patronat heitta, da mida taht tege. Muga i uidi. Rebeile kläpsat pandaso umno: hän ei kaiken ühteme sijame proidlo, a sijoižime, naku kandeiženloks, kushaiženloks täup kuzmahaze, naku nenime sijime panese, ičiiš. Ičiiš jäl’ged zavalit’, miše kut oli, ninga teget-ki. A kläpsad nenet tariš keitta veresas, tariš rozme kaik heitta, i d’oukhe pal’hil’ käzil’ miše koske ala nikut. Kuivadad necen poutnan i potom pal’hil’ käzil’ et koske i kl’apsat nenet paradatki. Hän ei riža. Jesli tol’ko vähäižuu neladno tegit’, hän tuli da tagaze uidup, ei sa tabata. Bol’še sille sijale ei tulo-ki. Sagarm beregale libulop vedespä vetho sigou pandas kläpsad. Jesli süvä om, ka palikaižet čokaidat soumaižiden alle (kläps-se soumakas om ka). Kons hän libuškap tivele, hän d’ougeile tügedase i putup-ki. Ridat pandas: kaks’ čurkašt’, a potom seižutat hangeižen, hangeižen pälo panet žerdit’. A ad’g’as ka kol’čan pandas vicaspa. Potom hänt lendoudas, čokaitas palikot päliči žerdit’-se, a sinna vicaine i kaks’, palikošt’, sojedin’aiše ühtes sijas-se, a neche palikaišhe pandas palikaižet. Ritha mänep da nenil’ palikaižil’ puugep, palikaine vändoudap, nütkäidap sinna, čurkat langetas i kaik. Stupkat tehtas kruglijat. Sinna putuudas elabat. Ridoul’ ka rikop, a nečile kümnen štukat putup. Krugom palikaižet ajase necen korttuu, päupäi kaidembahko vähäine. I ajase ninga palik naiskosik päle, ülähaks ninga at’k’-se. Neche at’k’h’a sidose noraine, a sihe noraižehe sidose palikaine poikheze. Hän rounas siižup nece palikaine-se. A sihe riputadas räbin libo kalin. Hän stupkale ištuse, nägep necen räbinän, saškap, hän sada-se eivi. Necile poperečnijale palikaižele hän hüpästap (a vet’ noraižuu sidotut), ka hän vändoudap. Hän kut sinna bringahtap sinna, päzoudap kaik sigoupäi lähtta, lebaidadase ül’h’aks i kaik, putui. Potom teine, koumanz’, i kaik sinna langetas, elabat išttas. Aupäi-se levedemb, a päu kait, hän sougil’-se ei vii lebahtada sigoupäi hüpästada ei vii, hän sigou ištup-ki. Hö kogeižes išttas sigou. Mändas ottas sigoupei. Ridas ka traviše, rikop, a sä läm’, ka hän traviše, hän mujuškap, a sit’ ii muju, hän elap ka. Stupkat tehtas sügüzuu, konz bol ehtip, i ridad pandas sügüzuu, il’l’anpääs, öd-ne vulumbat tegese ka ii muga troudįge.

August 23, 2017 in 16:18 Нина Шибанова

• changed the text
  Oliba kläpsat pandut kond’ale. Händikahau los’ oli todut, ludno kaik hänou dättut oliba. Mina lud-ne kogoho tačlin’ i panin’ kläpsat kond’ale. Maha haudaižen kaivein’, päupei panin’ samlošt’ i nikut et tundišta. I hän putui. Hän vei virstat kaks’ kläpsad minain’, mina däukhe mänin’. Potom hän kulišti, mindein’ rižegeit’, sigou änen andaškanz’. Mina mänin’. Hänuu sigou södut ningomad sanktusuu kushaižet da pedaihut da ülähan ninga reitut läbi. Ka kugou hän om-se? Kacuhtin’, ka soreunaižuu kus’ langenu soho, düriupei kändi hänt tulleil’. Kaclen, hän sigou ištlose hilläšti kuzen taga necen. A mina läz mänin’ da sanun: «Nägen, kuna sina peitlotei». Hän kut reviškanz’ da minun päle. A mina davai d’oksta, en kon’d’ha kacu, a kacun ezil’, kugou sanktemba pu om. Pun taga d’oksin’ i kacun. Kacun tagaze, ei vei nütkäita-se. Seišti-se libup, a nütkäita-se ei vei. A mina potom tagampei mänin’ ümriži da podoidin’ bokaspe da ambuin’; putui hänele südäimehe, srazu henk-ki hänou läks’, rikein’ srazu. Mänin’, a hän hamphil’ hagos-se nečiš, kuzes-se. Mina potom podoidin’, palikuu iškin’ pädme i rikein’. Tulin’, ka nikut pät-se en vei heittä – hän hamphat-ne nec’he kusho ajei sinna. Ka potom polen tärzat, da hougaižin’ plaškan ningoman ka ninga i tändin' hänen. Sur’ kondi oli. A potom sigoupai läksin’. Astun prosekame. Minain’ oružj ninga pandut. Kacuhtin’- libulop, tagaman ninga lendi. Suusem läs, naku tagembahko seinad, kondi i seižup-ki. Da mina otin’ da tagamaha-se, da minain' ei otand oružj-se. Kärouzihe minuupä, mina rintha-se tošti ambuin'-ki. Ambuin’, hän langen’ revume ningoštme. Mina potom oružjän-se katkaižin’ ninga, a minain’ patron-se hougenu sinna, embei heitta-se. Hän libui da märaidustme läksi-ki. Mina d’ouk’he, a muga pästin'-ki. Embein’ patronat heitta, da mida taht tege, muga. Muga i uidi. Rebeile kläpsat pandaso umno: hän ei kaiken ühteme sijame proidlo, a sijoižime, naku kandeiženloks, kushaiženloks täup kuzmahaze, naku nenime sijime panese, ičiiš jäl’ged zavalit’, miše kut oli, ninga teget-ki. A kläpsad nenet tariš keitta veresas, tariš rozme kaik heitta, i d’oukhe pal’hil’ käzil’ miše koske ala nikut. Kuivadad necen poutnan i potom pal’hil’ käzil’ et koske i kl’apsat nenet paradatki. Hän ei riža. Jesli tol’ko vähäižuu neladno tegit’, hän tuli da tagaze uidup, ei sa tabata. Bol’še sille sijale ei tulo-ki. Sagarm beregale libulop vedespä vetho sigou pandas kläpsad. Jesli süvä om, ka palikaižet čokaidat soumaižiden alle (kläps-se soumakas om ka). Kons hän libuškap tivele, hän d’ougeile tügedase i putup-ki. Ridat pandas: kaks’ čurkašt’, a potom seižutat hangeižen, hangeižen pälo panet žerdit’. A ad’g’as ka kol’čan pandas vicaspa. Potom hänt lendoudas, čokaitas palikot päliči žerdit’-se, a sinna vicaine i kaks’, palikošt’, sojedin’aiše ühtes sijas-se, a neche palikaišhe pandas palikaižet. Ritha mänep da nenil’ palikaižil’ puugep, palikaine vändoudap, nütkäidap sinna, čurkat langetas i kaik. Stupkat tehtas kruglijat. Sinna putuudas elabat. Ridoul’ ka rikop, a nečile kümnen štukat putup. Krugom palikaižet ajase necen korttuu, päupäi kaidembahko vähäine. I ajase ninga palik naiskosik päle, ülähaks ninga at’k’-se. Neche at’k’h’a sidose noraine, a sihe noraižehe sidose palikaine poikheze. Hän rounas siižup nece palikaine-se. A sihe riputadas räbin libo kalin. Hän stupkale ištuse, nägep necen räbinän, saškap, hän sada-se eivi. Necile poperečnijale palikaižele hän hüpästap (a vet’ noraižuu sidotut), ka hän vändoudap. Hän kut sinna bringahtap sinna, päzoudap kaik sigoupäi lähtta, lebaidadase ül’h’aks i kaik, putui. Potom teine, koumanz’, i kaik sinna langetas, elabat išttas. Aupäi-se levedemb, a päu kait, hän sougil’-se ei vii lebahtada sigoupäi hüpästada ei vii, hän sigou ištup-ki. Hö kogeižes išttas sigou. Mändas ottas sigoupei. Ridas ka traviše, rikop, a sä läm’, ka hän traviše, hän mujuškap, a sit’ ii muju, hän elap ka. Stupkat tehtas sügüzuu, konz bol ehtip, i ridad pandas sügüzuu, il’l’anpääs, öd-ne vulumbat tegese ka ii muga troudįge.

August 23, 2017 in 16:18 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Был капкан поставлен на медведя. Волком был разодран лось, и все кости были тут оставлены. Я набросал кости в одну кучу и поставил капкан на медведя. Выкопал ямку в земле, сверху положил мох, и никак не узнаешь [что тут капкан]. И он [медведь] попался. Он тащил километра два капкан, я пошел следом. Потом он меня услыхал, почувствовал, начал подавать голос. Я подошел. Он там разгрыз (\'съел\') такой толщины ёлочки и сосенку, и сверху все вырыто. Да где же он-то? Посмотрел я, так на краю болота ель повалилась в болото, ветер вывернул ее с корнями. Смотрю, он там тихо садится за елью. А я подошел ближе и говорю: «Вижу, куда ты прячешься». Он как заревет, да на меня. Я давай бежать, не на медведя смотрю, а смотрю вперед, где бы потолще дерево. Забежал за дерево и смотрю. Смотрю назад, не может ли он оторвать [капкана]. Встает [стоя], но не может оторвать. Я потом обошел кругом, сзади подошел, сбоку и выстрелил: попало ему в сердце, сразу и душа вышла, сразу его убил. Подошел, а он вцепился в елку зубами. Я потом подошел, палкой стукнул по голове и убил. Подошел, так головы-то никак не могу оторвать – он вогнал свои зубы в елку. Потом половину морды отрубил, расколол плашку и так и повернул его. Большой был медведь. Потом я оттуда ушел. Иду по просеке. Ружье у меня так положено [показывает]. Смотрю, поднимается, зад поднял. Совсем близко, только немного дальше стены [показывает] медведь стоит. Я взял да в зад-то, да ружье у меня не выстрелило. Он повернулся ко мне, я в грудь-то ему второй раз выстрелил. Выстрелил, он с ревом таким упал. Потом я ружье-то переломил, а патрон-то у меня там раскололся, и снять не могу. Он [медведь] встал да с ревом и ушел. Я следом, да так и отпустил. Не мог патрона снять, что хочешь делай. Так он и ушел. Для лисиц капканы ставят умно: она не все время по одному месту проходит, а [разными] местечками, к пеньку, к елке ходит мочиться, по этим местечкам и ставят [капканы]. Свои следы заметают, чтобы как было, так и сделать. А капкан нужно прокипятить в вереске, ржавчину всю нужно снять, потом уже голыми руками не притрагивайся. Высушишь полотном, а потом голыми руками не трогаешь и ставишь капкан. Она [лиса] не чувствует. Но если только немного неладно сделал, то подойдет и обратно уйдет, нельзя ее больше поймать. К этому месту больше не придет. Выдра из воды поднимается на берег. Капкан ставят тогда в воду. Если глубоко, то ставишь палочки под углы (капкан-то угловатый). Когда она будет подниматься, на камень упрется лапами и попадет [в капкан]. Ставят силки [так]: две чурки [ставишь], а потом поставишь вилку, на вилку поставишь жердочку. А на конце чурки кладут колечко из прута. Потом его приподнимут и сунут палочки через жерди-то, а туда прутик и две палочки, они соединяются в одном место, а в эту палочку кладут [другие] палочки. В силки попадет [птица] да на эти палочки наступит, «сыграет» палочка, чурки упадут и все. Ступки делают круглые. Туда попадают [птицы] живьем, силками убивает, а в эти попадет по десять штук. Кругом забиваются палочки такой высоты, сверху немного уже. Сверху забивается палочка наискось, концом-то кверху. В этот конец привязывается веревочка, а к этой веревочке поперек привязывается палочка. Эта палочка находится на краю. А тут привязывают рябину или калину. Она [птица] на эту ступку садится, видит эту рябину, начнет доставать, достать она не может. На эту поперечную палочку она прыгнет (а она ведь веревочкой привязана), и ступка «сыграет». Она как брякнется туда, всё оттуда падает, она вспорхнет вверх и всё, попала. Потом вторая, третья и все туда падают живыми, сидят. Снизу-то шире, а сверху узко. Она крыльями-то не может вспорхнуть, не может оттуда выпрыгнуть, она и сидит там. Сидят они там в кучке. Идут и берут [их] оттуда. В силках, так птица убивается, а теплая погода, то она там портится, будет пахнуть, а тут уж не пахнет, тут она живая. Ступки ставят (\'делают\') осенью, когда ягода поспевает, и силки ставят осенью, в Ильин день, ночи-то становятся холоднее, не так портится.

August 23, 2017 in 16:17 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Был капкан поставлен на медведя. Волком был разодран лось, и все кости были тут оставлены. Я набросал кости в одну кучу и поставил капкан на медведя. Выкопал ямку в земле, сверху положил мох, и никак не узнаешь [что тут капкан]. И он [медведь] попался. Он тащил километра два капкан, я пошел следом. Потом он меня услыхал, почувствовал, начал подавать голос. Я подошел. Он там разгрыз (\'съел\') такой толщины ёлочки и сосенку, и сверху все вырыто. Да где же он-то? Посмотрел я, так на краю болота ель повалилась в болото, ветер вывернул ее с корнями. Смотрю, он там тихо садится за елью. А я подошел ближе и говорю: «Вижу, куда ты прячешься». Он как заревет, да на меня. Я давай бежать, не на медведя смотрю, а смотрю вперед, где бы потолще дерево. Забежал за дерево и смотрю. Смотрю назад, не может ли он оторвать [капкана]. Встает [стоя], но не может оторвать. Я потом обошел кругом, сзади подошел, сбоку и выстрелил: попало ему в сердце, сразу и душа вышла, сразу его убил. Подошел, а он вцепился в елку зубами. Я потом подошел, палкой стукнул по голове и убил. Подошел, так головы-то никак не могу оторвать – он вогнал свои зубы в елку. Потом половину морды отрубил, расколол плашку и так и повернул его. Большой был медведь. Потом я оттуда ушел. Иду по просеке. Ружье у меня так положено [показывает]. Смотрю, поднимается, зад поднял. Совсем близко, только немного дальше стены [показывает] медведь стоит. Я взял да в зад-то ..., да ружье у меня не выстрелило. Он повернулся ко мне, я в грудь-то ему второй раз выстрелил. Выстрелил, он с ревом таким упал. Потом я ружье-то переломил, а патрон-то у меня там раскололся, и снять не могу. Он [медведь] встал да с ревом и ушел. Я следом, да так и отпустил. Не мог патрона снять, что хочешь делай. Так он и ушел. Для лисиц капканы ставят умно: она не все время по одному месту проходит, а [разными] местечками, к пеньку, к елке ходит мочиться, по этим местечкам и ставят [капканы]. Свои следы заметают, чтобы как было, так и сделать. А капкан нужно прокипятить в вереске, ржавчину всю нужно снять, потом уже голыми руками не притрагивайся. Высушишь полотном, а потом голыми руками не трогаешь и ставишь капкан. Она [лиса] не чувствует. Но если только немного неладно сделал, то подойдет и обратно уйдет, нельзя ее больше поймать. К этому месту больше не придет. Выдра из воды поднимается на берег. Капкан ставят тогда в воду. Если глубоко, то ставишь палочки под углы (капкан-то угловатый). Когда она будет подниматься, на камень упрется лапами и попадет [в капкан]. Ставят силки [так]: две чурки [ставишь], а потом поставишь вилку, на вилку поставишь жердочку. А на конце чурки кладут колечко из прута. Потом его приподнимут и сунут палочки через жерди-то, а туда прутик и две палочки, они соединяются в одном место, а в эту палочку кладут [другие] палочки. В силки попадет [птица] да на эти палочки наступит, «сыграет» палочка, чурки упадут и все. Ступки делают круглые. Туда попадают [птицы] живьем, силками убивает, а в эти попадет по десять штук. Кругом забиваются палочки такой высоты, сверху немного уже. Сверху забивается палочка наискось, концом-то кверху. В этот конец привязывается веревочка, а к этой веревочке поперек привязывается палочка. Эта палочка находится на краю. А тут привязывают рябину или калину. Она [птица] на эту ступку садится, видит эту рябину, начнет доставать, достать она не может. На эту поперечную палочку она прыгнет (а она ведь веревочкой привязана), и ступка «сыграет». Она как брякнется туда, всё оттуда падает, она вспорхнет вверх и всё, попала. Потом вторая, третья и все туда падают живыми, сидят. Снизу-то шире, а сверху узко. Она крыльями-то не может вспорхнуть, не может оттуда выпрыгнуть, она и сидит там. Сидят они там в кучке. Идут и берут [их] оттуда. В силках, так птица убивается, а теплая погода, то она там портится, будет пахнуть, а тут уж не пахнет, тут она живая. Ступки ставят (\'делают\') осенью, когда ягода поспевает, и силки ставят осенью, в Ильин день, ночи-то становятся холоднее, не так портится.

August 23, 2017 in 16:16 Нина Шибанова

• changed the text
  Oliba kläpsat pandut kond’ale. Händikahau los’ oli todut, ludno kaik hänou dättut oliba. Mina lud-ne kogoho tačlin’ i panin’ kläpsat kond’ale. Maha haudaižen kaivein’, päupei panin’ samlošt’ i nikut et tundišta. I hän putui. Hän vei virstat kaks’ kläpsad minain’, mina däukhe mänin’. Potom hän kulišti, mindein’ rižegeit’, sigou änen andaškanz’. Mina mänin’. Hänuu sigou södut ningomad sanktusuu kushaižet da pedaihut da ülähan ninga reitut läbi. Ka kugou hän om-se? Kacuhtin’, ka soreunaižuu kus’ langenu soho, düriupei kändi hänt tulleil’. Kaclen, hän sigou ištlose hilläšti kuzen taga necen. A mina läz mänin’ da sanun: «Nägen, kuna sina peitlotei». Hän kut reviškanz’ da minun päle. A mina davai d’oksta, en kon’d’ha kacu, a kacun ezil’, kugou sanktemba pu om. Pun taga d’oksin’ i kacun. Kacun tagaze, ei vei nütkäita-se. Seišti-se libup, a nütkäita-se ei vei. A mina potom tagampei mänin’ ümriži da podoidin’ bokaspe da ambuin’; putui hänele südäimehe, srazu henk-ki hänou läks’, rikein’ srazu. Mänin’, a hän hamphil’ hagos-se nečiš, kuzes-se. Mina potom podoidin’, palikuu iškin’ pädme i rikein’. Tulin’, ka nikut pät-se en vei heittä – hän hamphat-ne nec’he kusho ajei sinna. Ka potom polen tärzat, da hougaižin’ plaškan ningoman ka ninga i tändin' hänen. Sur’ kondi oli. A potom sigoupai läksin’. Astun prosekame. Minain’ oružj ninga pandut. Kacuhtin’- libulop, tagaman ninga lendi. Suusem läs. Naku, naku tagembahko seinad, kondi i seižup-ki. Da mina otin’ da tagamaha-se, da minain' ei otand oružj-se. Kärouzihe minuupä, mina rintha-se tošti ambuin'-ki. Ambuin’, hän langen’ revume ningoštme. Mina potom oružjän-se katkaižin’ ninga, a minain’ patron-se hougenu sinna, embei heitta-se. Hän libui da märaidustme läksi-ki. Mina d’ouk’he, a muga pästin'-ki. Embein’ patronat heitta, da mida taht tege, muga i uidi. Rebeile kläpsat pandaso umno: hän ei kaiken ühteme sijame proidlo, a sijoižime, naku kandeiženloks, kushaiženloks täup kuzmahaze, naku nenime sijime panese, ičiiš jäl’ged zavalit’, miše kut oli, ninga teget-ki. A kläpsad nenet tariš keitta veresas, tariš rozme kaik heitta, i d’oukhe pal’hil’ käzil’ miše koske ala nikut. Kuivadad necen poutnan i potom pal’hil’ käzil’ et koske i kl’apsat nenet paradatki. Hän ei riža. Jesli tol’ko vähäižuu neladno tegit’, hän tuli da tagaze uidup, ei sa tabata. Bol’še sille sijale ei tulo-ki. Sagarm beregale libulop vedespä vetho sigou pandas kläpsad. Jesli süvä om, ka palikaižet čokaidat soumaižiden alle (kläps-se soumakas om ka). Kons hän libuškap tivele, hän d’ougeile tügedase i putup-ki. Ridat pandas: kaks’ čurkašt’, a potom seižutat hangeižen, hangeižen pälo panet žerdit’. A ad’g’as ka kol’čan pandas vicaspa. Potom hänt lendoudas, čokaitas palikot päliči žerdit’-se, a sinna vicaine i kaks’, palikošt’, sojedin’aiše ühtes sijas-se, a neche palikaišhe pandas palikaižet. Ritha mänep da nenil’ palikaižil’ puugep, palikaine vändoudap, nütkäidap sinna, čurkat langetas i kaik. Stupkat tehtas kruglijat. Sinna putuudas elabat. Ridoul’ ka rikop, a nečile kümnen štukat putup. Krugom palikaižet ajase necen korttuu, päupäi kaidembahko vähäine. I ajase ninga palik naiskosik päle, ülähaks ninga at’k’-se. Neche at’k’h’a sidose noraine, a sihe noraižehe sidose palikaine poikheze. Hän rounas siižup nece palikaine-se. A sihe riputadas räbin libo kalin. Hän stupkale ištuse, nägep necen räbinän, saškap, hän sada-se eivi. Necile poperečnijale palikaižele hän hüpästap (a vet’ noraižuu sidotut), ka hän vändoudap. Hän kut sinna bringahtap sinna, päzoudap kaik sigoupäi lähtta, lebaidadase ül’h’aks i kaik, putui. Potom teine, koumanz’, i kaik sinna langetas, elabat išttas. Aupäi-se levedemb, a päu kait, hän sougil’-se ei vii lebahtada sigoupäi hüpästada ei vii, hän sigou ištup-ki. Hö kogeižes išttas sigou. Mändas ottas sigoupei. Ridas ka traviše, rikop, a sä läm’, ka hän traviše, hän mujuškap, a sit’ ii muju, hän elap ka. Stupkat tehtas sügüzuu, konz bol ehtip, i ridad pandas sügüzuu, il’l’anpääs, öd-ne vulumbat tegese ka ii muga troudįge.

August 23, 2017 in 16:15 Нина Шибанова

• changed the text
  Oliba kläpsat pandut kond’ale. Händikahau los’ oli todut, ludno kaik hänou dättut oliba. Mina lud-ne kogoho tačlin’ i panin’ kläpsat kond’ale. Maha haudaižen kaivein’, päupei panin’ samlošt’ i nikut et tundišta. I hän putui. Hän vei virstat kaks’ kläpsad minain’, mina däukhe mänin’. Potom hän kulišti, mindein’ rižegeit’, sigou änen andaškanz’. Mina mänin’. Hänuu sigou södut ningomad sanktusuu kushaižet da pedaihut da ülähan ninga reitut läbi. Ka kugou hän om-se? Kacuhtin’, ka soreunaižuu kus’ langenu soho, düriupei kändi hänt tulleil’. Kaclen, hän sigou ištlose hilläšti kuzen taga necen. A mina läz mänin’ da sanun: «Nägen, kuna sina peitlotei». Hän kut reviškanz’ da minun päle. A mina davai d’oksta, en kon’d’ha kacu, a kacun ezil’, kugou sanktemba pu om. Pun taga d’oksin’ i kacun. Kacun tagaze, ei vei nütkäita-se. Seišti-se libup, a nütkäita-se ei vei. A mina potom tagampei mänin’ ümriži da podoidin’ bokaspe da ambuin’; putui hänele südäimehe, srazu henk-ki hänou läks’, rikein’ srazu. Mänin’, a hän hamphil’ hagos-se nečiš, kuzes-se. Mina potom podoidin’, palikuu iškin’ pädme i rikein’. Tulin’, ka nikut pät-se en vei heittä – hän hamphat-ne nec’he kusho ajei sinna, ka. Ka potom polen tärzat, da hougaižin’ plaškan ningoman ka ninga i tändin' hänen. Sur’ kondi oli. A potom sigoupai läksin’. Astun prosekame. Minain’ oružj ninga pandut. Kacuhtin’- libulop, tagaman ninga lendi. Suusem läs. Naku tagembahko seinad, kondi i seižup-ki. Da mina otin’ da tagamaha-se, da minain' ei otand oružj-se. Kärouzihe minuupä, mina rintha-se tošti ambuin'-ki. Ambuin’, hän langen’ revume ningoštme. Mina potom oružjän-se katkaižin’ ninga, a minain’ patron-se hougenu sinna, embei heitta-se. Hän libui da märaidustme läksi-ki. Mina d’ouk’he, a muga pästin'-ki. Embein’ patronat heitta, da mida taht tege, muga i uidi. Rebeile kläpsat pandaso umno: hän ei kaiken ühteme sijame proidlo, a sijoižime, naku kandeiženloks, kushaiženloks täup kuzmahaze, naku nenime sijime panese, ičiiš jäl’ged zavalit’, miše kut oli, ninga teget-ki. A kläpsad nenet tariš keitta veresas, tariš rozme kaik heitta, i d’oukhe pal’hil’ käzil’ miše koske ala nikut. Kuivadad necen poutnan i potom pal’hil’ käzil’ et koske i kl’apsat nenet paradatki. Hän ei riža. Jesli tol’ko vähäižuu neladno tegit’, hän tuli da tagaze uidup, ei sa tabata. Bol’še sille sijale ei tulo-ki. Sagarm beregale libulop vedespä vetho sigou pandas kläpsad. Jesli süvä om, ka palikaižet čokaidat soumaižiden alle (kläps-se soumakas om ka). Kons hän libuškap tivele, hän d’ougeile tügedase i putup-ki. Ridat pandas: kaks’ čurkašt’, a potom seižutat hangeižen, hangeižen pälo panet žerdit’. A ad’g’as ka kol’čan pandas vicaspa. Potom hänt lendoudas, čokaitas palikot päliči žerdit’-se, a sinna vicaine i kaks’, palikošt’, sojedin’aiše ühtes sijas-se, a neche palikaišhe pandas palikaižet. Ritha mänep da nenil’ palikaižil’ puugep, palikaine vändoudap, nütkäidap sinna, čurkat langetas i kaik. Stupkat tehtas kruglijat. Sinna putuudas elabat. Ridoul’ ka rikop, a nečile kümnen štukat putup. Krugom palikaižet ajase necen korttuu, päupäi kaidembahko vähäine. I ajase ninga palik naiskosik päle, ülähaks ninga at’k’-se. Neche at’k’h’a sidose noraine, a sihe noraižehe sidose palikaine poikheze. Hän rounas siižup nece palikaine-se. A sihe riputadas räbin libo kalin. Hän stupkale ištuse, nägep necen räbinän, saškap, hän sada-se eivi. Necile poperečnijale palikaižele hän hüpästap (a vet’ noraižuu sidotut), ka hän vändoudap. Hän kut sinna bringahtap sinna, päzoudap kaik sigoupäi lähtta, lebaidadase ül’h’aks i kaik, putui. Potom teine, koumanz’, i kaik sinna langetas, elabat išttas. Aupäi-se levedemb, a päu kait, hän sougil’-se ei vii lebahtada sigoupäi hüpästada ei vii, hän sigou ištup-ki. Hö kogeižes išttas sigou. Mändas ottas sigoupei. Ridas ka traviše, rikop, a sä läm’, ka hän traviše, hän mujuškap, a sit’ ii muju, hän elap ka. Stupkat tehtas sügüzuu, konz bol ehtip, i ridad pandas sügüzuu, il’l’anpääs, öd-ne vulumbat tegese ka ii muga troudįge.

August 23, 2017 in 16:14 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Был капкан поставлен на медведя. Волком был разодран лось, и все кости были тут оставлены. Я набросал кости в одну кучу и поставил капкан на медведя. Выкопал ямку в земле, сверху положил мох, и никак не узнаешь [что тут капкан]. И он [медведь] попался. Он тащил километра два капкан, я пошел следом. Потом он меня услыхал, почувствовал, начал подавать голос. Я подошел. Он там разгрыз (\'съел\') такой толщины ёлочки и сосенку, и сверху все вырыто. Да где же он-то? Посмотрел я, так на краю болота ель повалилась в болото, ветер вывернул ее с корнями. Смотрю, он там тихо садится за елью. А я подошел ближе и говорю: «Вижу, куда ты прячешься». Он как заревет, да на меня. Я давай бежать, не на медведя смотрю, а смотрю вперед, где бы потолще дерево. Забежал за дерево и смотрю. Смотрю назад, не может ли он оторвать [капкана]. Встает [стоя], но не может оторвать. Я потом обошел кругом, сзади подошел, сбоку и выстрелил: попало ему в сердце, сразу и душа вышла, сразу его убил. Подошел, а он вцепился в елку зубами. Я потом подошел, палкой стукнул по голове и убил. Подошел, так головы-то никак не могу оторвать – он вогнал свои зубы в елку. Потом половину морды отрубил, расколол плашку и так и повернул его. Большой был медведь. Потом я оттуда ушел. Иду по просеке. Ружье у меня так положено [показывает]. Смотрю, поднимается, зад поднял. Совсем близко, только немного дальше стены [показывает] медведь стоит. Я взял да в зад-то ... да ружье у меня не выстрелило. Он повернулся ко мне, я в грудь-то ему второй раз выстрелил. Выстрелил, он с ревом таким упал. Потом я ружье-то переломил, а патрон-то у меня там раскололся, и снять не могу. Он [медведь] встал да с ревом и ушел. Я следом, да так и отпустил. Не мог патрона снять, что хочешь делай. Так он и ушел. Для лисиц капканы ставят умно: она не все время по одному месту проходит, а [разными] местечками, к пеньку, к елке ходит мочиться, по этим местечкам и ставят [капканы]. Свои следы заметают, чтобы как было, так и сделать. А капкан нужно прокипятить в вереске, ржавчину всю нужно снять, потом уже голыми руками не притрагивайся. Высушишь полотном, а потом голыми руками не трогаешь и ставишь капкан. Она [лиса] не чувствует. Но если только немного неладно сделал, то подойдет и обратно уйдет, нельзя ее больше поймать. К этому месту больше не придет. Выдра из воды поднимается на берег. Капкан ставят тогда в воду. Если глубоко, то ставишь палочки под углы (капкан-то угловатый). Когда она будет подниматься, на камень упрется лапами и попадет [в капкан]. Ставят силки [так]: две чурки [ставишь], а потом поставишь вилку, на вилку поставишь жердочку. А на конце чурки кладут колечко из прута. Потом его приподнимут и сунут палочки через жерди-то, а туда прутик и две палочки, они соединяются в одном место, а в эту палочку кладут [другие] палочки. В силки попадет [птица] да на эти палочки наступит, «сыграет» палочка, чурки упадут и все. Ступки делают круглые. Туда попадают [птицы] живьем, силками убивает, а в эти попадет по десять штук. Кругом забиваются палочки такой высоты, сверху немного уже. Сверху забивается палочка наискось, концом-то кверху. В этот конец привязывается веревочка, а к этой веревочке поперек привязывается палочка. Эта палочка находится на краю. А тут привязывают рябину или калину. Она [птица] на эту ступку садится, видит эту рябину, начнет доставать, достать она не может. На эту поперечную палочку она прыгнет (а она ведь веревочкой привязана), и ступка «сыграет». Она как брякнется туда, всё оттуда падает, она вспорхнет вверх и всё, попала. Потом вторая, третья и все туда падают живыми, сидят. Снизу-то шире, а сверху узко. Она крыльями-то не может вспорхнуть, не может оттуда выпрыгнуть, она и сидит там. Сидят они там в кучке. Идут и берут [их] оттуда. В силках, так птица убивается, а теплая погода, то она там портится, будет пахнуть, а тут уж не пахнет, тут она живая. Ступки ставят (\'делают\') осенью, когда ягода поспевает, и силки ставят осенью, в Ильин день, ночи-то становятся холоднее, не так портится.

August 23, 2017 in 16:14 Нина Шибанова

• changed the text
  Oliba kläpsat pandut kond’ale. Händikahau los’ oli todut, ludno kaik hänou dättut oliba. Mina lud-ne kogoho tačlin’ i panin’ kläpsat kond’ale, maha. Maha haudaižen kaivein’, päupei panin’ samlošt’ i nikut et tundišta. I hän putui. Hän vei virstat kaks’ kläpsad minain’, mina däukhe mänin’. Potom hän kulišti, mindein’ rižegeit’, sigou änen andaškanz’. Mina mänin’. Hänuu sigou södut ningomad sanktusuu kushaižet da pedaihut da ülähan ninga reitut läbi. Ka kugou hän om-se? Kacuhtin’, ka soreunaižuu kus’ langenu soho, düriupei kändi hänt tulleil’. Kaclen, hän sigou ištlose hilläšti kuzen taga necen. A mina läz mänin’ da sanun: «Nägen, kuna sina peitlotei». Hän kut reviškanz’ da minun päle. A mina davai d’oksta, en kon’d’ha kacu, a kacun ezil’, kugou sanktemba pu om. Pun taga d’oksin’ i kacun. Kacun tagaze, ei vei nütkäita-se. Seišti-se libup, a nütkäita-se ei vei. A mina potom tagampei mänin’ ümriži da podoidin’ bokaspe da ambuin’; putui hänele südäimehe, srazu henk-ki hänou läks’, rikein’ srazu. Mänin’, a hän hamphil’ hagos-se nečiš, kuzes-se. Mina potom podoidin’, palikuu iškin’ pädme i rikein’. Tulin’, ka nikut pät-se en vei heittä – hän hamphat-ne nec’he kusho ajei sinna, ka potom polen tärzat, da hougaižin’ plaškan ningoman ka ninga i tändin' hänen. Sur’ kondi oli. A potom sigoupai läksin’. Astun prosekame. Minain’ oružj ninga pandut. Kacuhtin’- libulop, tagaman ninga lendi. Suusem läs. Naku tagembahko seinad, kondi i seižup-ki. Da mina otin’ da tagamaha-se, da minain' ei otand oružj-se. Kärouzihe minuupä, mina rintha-se tošti ambuin'-ki. Ambuin’, hän langen’ revume ningoštme. Mina potom oružjän-se katkaižin’ ninga, a minain’ patron-se hougenu sinna, embei heitta-se. Hän libui da märaidustme läksi-ki. Mina d’ouk’he, a muga pästin'-ki. Embein’ patronat heitta, da mida taht tege, muga i uidi. Rebeile kläpsat pandaso umno: hän ei kaiken ühteme sijame proidlo, a sijoižime, naku kandeiženloks, kushaiženloks täup kuzmahaze, naku nenime sijime panese, ičiiš jäl’ged zavalit’, miše kut oli, ninga teget-ki. A kläpsad nenet tariš keitta veresas, tariš rozme kaik heitta, i d’oukhe pal’hil’ käzil’ miše koske ala nikut. Kuivadad necen poutnan i potom pal’hil’ käzil’ et koske i kl’apsat nenet paradatki. Hän ei riža. Jesli tol’ko vähäižuu neladno tegit’, hän tuli da tagaze uidup, ei sa tabata. Bol’še sille sijale ei tulo-ki. Sagarm beregale libulop vedespä vetho sigou pandas kläpsad. Jesli süvä om, ka palikaižet čokaidat soumaižiden alle (kläps-se soumakas om ka). Kons hän libuškap tivele, hän d’ougeile tügedase i putup-ki. Ridat pandas: kaks’ čurkašt’, a potom seižutat hangeižen, hangeižen pälo panet žerdit’. A ad’g’as ka kol’čan pandas vicaspa. Potom hänt lendoudas, čokaitas palikot päliči žerdit’-se, a sinna vicaine i kaks’, palikošt’, sojedin’aiše ühtes sijas-se, a neche palikaišhe pandas palikaižet. Ritha mänep da nenil’ palikaižil’ puugep, palikaine vändoudap, nütkäidap sinna, čurkat langetas i kaik. Stupkat tehtas kruglijat. Sinna putuudas elabat. Ridoul’ ka rikop, a nečile kümnen štukat putup. Krugom palikaižet ajase necen korttuu, päupäi kaidembahko vähäine. I ajase ninga palik naiskosik päle, ülähaks ninga at’k’-se. Neche at’k’h’a sidose noraine, a sihe noraižehe sidose palikaine poikheze. Hän rounas siižup nece palikaine-se. A sihe riputadas räbin libo kalin. Hän stupkale ištuse, nägep necen räbinän, saškap, hän sada-se eivi. Necile poperečnijale palikaižele hän hüpästap (a vet’ noraižuu sidotut), ka hän vändoudap. Hän kut sinna bringahtap sinna, päzoudap kaik sigoupäi lähtta, lebaidadase ül’h’aks i kaik, putui. Potom teine, koumanz’, i kaik sinna langetas, elabat išttas. Aupäi-se levedemb, a päu kait, hän sougil’-se ei vii lebahtada sigoupäi hüpästada ei vii, hän sigou ištup-ki. Hö kogeižes išttas sigou. Mändas ottas sigoupei. Ridas ka traviše, rikop, a sä läm’, ka hän traviše, hän mujuškap, a sit’ ii muju, hän elap ka. Stupkat tehtas sügüzuu, konz bol ehtip, i ridad pandas sügüzuu, il’l’anpääs, öd-ne vulumbat tegese ka ii muga troudįge.

October 18, 2016 in 19:24 Nataly Krizhanovsky

• changed the text
  Oliba kläpsat pandut kond’ale. Händikahau los’ oli todut, ludno kaik hänou dättut oliba. Mina lud-ne kogoho tačlin’ i panin’ kläpsat kond’ale, maha haudaižen kaivein’, päupei panin’ samlošt’ i nikut et tundišta. I hän putui. Hän vei virstat kaks’ kläpsad minain’, mina däukhe mänin’. Potom hän kulišti, mindein’ rižegeit’, sigou änen andaškanz’. Mina mänin’. Hänuu sigou södut ningomad sanktusuu kushaižet da pedaihut da ülähan ninga reitut läbi. Ka kugou hän om-se? Kacuhtin’, ka soreunaižuu kus’ langenu soho, düriupei kändi hänt tulleil’. Kaclen, hän sigou ištlose hilläšti kuzen taga necen. A mina läz mänin’ da sanun: «Nägen, kuna sina peitlotei». Hän kut reviškanz’ da minun päle. A mina davai d’oksta, en kon’d’ha kacu, a kacun ezil’, kugou sanktemba pu om. Pun taga d’oksin’ i kacun. Kacun tagaze, ei vei nütkäita-se. Seišti-se libup, a nütkäita-se ei vei. A mina potom tagampei mänin’ ümriži da podoidin’ bokaspe da ambuin’; putui hänele südäimehe, srazu henk-ki hänou läks’, rikein’ srazu. Mänin’, a hän hamphil’ hagos-se nečiš, kuzes-se. Mina potom podoidin’, palikuu iškin’ pädme i rikein’. Tulin’, ka nikut pät-se en vei heittä – hän hamphat-ne nec’he kusho ajei sinna, ka potom polen tärzat, da hougaižin’ plaškan ningoman ka ninga i tändin\' hänen. Sur’ kondi oli. A potom sigoupai läksin’. Astun prosekame. Minain’ oružj ninga pandut. Kacuhtin’- libulop, tagaman ninga lendi. Suusem läs. Naku tagembahko seinad, kondi i seižup-ki. Da mina otin’ da tagamaha-se, da minain\' ei otand oružj-se. Kärouzihe minuupä, mina rintha-se tošti ambuin\'-ki. Ambuin’, hän langen’ revume ningoštme. Mina potom oružjän-se katkaižin’ ninga, a minain’ patron-se hougenu sinna, embei heitta-se. Hän libui da märaidustme läksi-ki. Mina d’ouk’he, a muga pästin\'-ki. Embein’ patronat heitta, da mida taht tege, muga i uidi. Rebeile kläpsat pandaso umno: hän ei kaiken ühteme sijame proidlo, a sijoižime, naku kandeiženloks, kushaiženloks täup kuzmahaze, naku nenime sijime panese, ičiiš jäl’ged zavalit’, miše kut oli, ninga teget-ki. A kläpsad nenet tariš keitta veresas, tariš rozme kaik heitta, i d’oukhe pal’hil’ käzil’ miše koske ala nikut. Kuivadad necen poutnan i potom pal’hil’ käzil’ et koske i kl’apsat nenet paradatki. Hän ei riža. Jesli tol’ko vähäižuu neladno tegit’, hän tuli da tagaze uidup, ei sa tabata. Bol’še sille sijale ei tulo-ki. Sagarm beregale libulop vedespä vetho sigou pandas kläpsad. Jesli süvä om, ka palikaižet čokaidat soumaižiden alle (kläps-se soumakas om ka). Kons hän libuškap tivele, hän d’ougeile tügedase i putup-ki. Ridat pandas: kaks’ čurkašt’, a potom seižutat hangeižen, hangeižen pälo panet žerdit’. A ad’g’as ka kol’čan pandas vicaspa. Potom hänt lendoudas, čokaitas palikot päliči žerdit’-se, a sinna vicaine i kaks’, palikošt’, sojedin’aiše ühtes sijas-se, a neche palikaišhe pandas palikaižet. Ritha mänep da nenil’ palikaižil’ puugep, palikaine vändoudap, nütkäidap sinna, čurkat langetas i kaik. Stupkat tehtas kruglijat. Sinna putuudas elabat. Ridoul’ ka rikop, a nečile kümnen štukat putup. Krugom palikaižet ajase necen korttuu, päupäi kaidembahko vähäine. I ajase ninga palik naiskosik päle, ülähaks ninga at’k’-se. Neche at’k’h’a sidose noraine, a sihe noraižehe sidose palikaine poikheze. Hän rounas siižup nece palikaine-se. A sihe riputadas räbin libo kalin. Hän stupkale ištuse, nägep necen räbinän, saškap, hän sada-se eivi. Necile poperečnijale palikaižele hän hüpästap (a vet’ noraižuu sidotut), ka hän vändoudap. Hän kut sinna bringahtap sinna, päzoudap kaik sigoupäi lähtta, lebaidadase ül’h’aks i kaik, putui. Potom teine, koumanz’, i kaik sinna langetas, elabat išttas. Aupäi-se levedemb, a päu kait, hän sougil’-se ei vii lebahtada sigoupäi hüpästada ei vii, hän sigou ištup-ki. Hö kogeižes išttas sigou. Mändas ottas sigoupei. Ridas ka traviše, rikop, a sä läm’, ka hän traviše, hän mujuškap, a sit’ ii muju, hän elap ka. Stupkat tehtas sügüzuu, konz bol ehtip, i ridad pandas sügüzuu, il’l’anpääs, öd-ne vulumbat tegese ka ii muga troudįge.