Texts

Return to review | Return to list

Eletihe ukoine da akaine (sаrn)

history

March 04, 2021 in 23:44 Nataly Krizhanovsky

• changed the text of the translation
  Жили старичок со старушкой. Детей у них было много, много, кормить их не могли, хлеба не было. Дети-то плачут, хлеба просят, а хлеба нет. Старуха и говорит: «Старик, возьми детей и отвези в лес». Ну, старичок посадил на сани этих детей и отвез в лес. Далеко отвез, выбросил их из саней и оставил. Сам он домой уехал. Дети там проснулись, схватились, а старичка нет, плачут. «Что делать?». Темно стало в лесу. Плакали, плакали. Увидели в лесу огонек: «Пойдемте, – говорят, – там огонек виден». Шли, шли туда, далеко шли, огонек все виден. Потом шли, шли. Подошли ближе. Стоит тут маленький домик. Там огонек горит. Эти детки [говорят]: «Тетушка и дядюшка, пустите нас переночевать». Старушка пошла, открыла дверь, впустила детей, их целая артель, и все босиком в одних платках и платьицах, замерзли-то они. Старушка взяла и посадила их всех на печку. Сварила им картошки, накормила, уложила спать. На следующий день встала, опять истопила баню, всех их вымыла. Эти детишки стали жить тут со старичком и старушкой. Выросли из них большие парни и девушки. Потом они начали ходить гулять в деревню. Отец и мать их потом узнали и начали звать: «Идите домой». – «Не придем. Вы нас маленьких отвезли [в лес] и хотели заморозить, а теперь мы не придем, мы будем там жить».

July 26, 2017 in 14:55 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Жили старичок со старушкой. Детей у них было много, много, кормить их не могли, хлеба не было. Дети-то плачут, хлеба просят, а хлеба нет. Старуха и говорит: «Старик, возьми детей и отвези в лес». Ну, старичок посадил на сани этих детей и отвез в лес. Далеко отвез, выбросил их из саней и оставил. Сам он домой уехал. Дети там проснулись, схватились, а старичка нет, плачут. «Что делать?». Темно стало в лесу. Плакали, плакали. Увидели в лесу огонек: «Пойдемте, – говорят, – там огонек виден». Шли, шли туда, далеко шли, огонек все виден. Потом шли, шли, подошли. Подошли ближе. Стоит тут маленький домик. Там огонек горит. Эти детки [говорят]: «Тетушка и дядюшка, пустите нас переночевать». Старушка пошла, открыла дверь, впустила детей, их целая артель, и все босиком в одних платках и платьицах, замерзли-то они. Старушка взяла и посадила их всех на печку. Сварила им картошки, накормила, уложила спать. На следующий день встала, опять истопила баню, всех их вымыла. Эти детишки стали жить тут со старичком и старушкой. Выросли из них большие парни и девушки. Потом они начали ходить гулять в деревню. Отец и мать их потом узнали и начали звать: «Идите домой». – «Не придем. Вы нас маленьких отвезли [в лес] и хотели заморозить, а теперь мы не придем, мы будем там жить».

July 26, 2017 in 14:54 Нина Шибанова

• changed the text
  Eletihe ukoine da akaine. Hijou oli lapsit’ äi da äi, sötta-se eivig’i, leibat-se eile. Lapset-ne veiketas, söda pakitas, a leibat eile. A staruh-se pagižep: «Uk, ota lapsit’-ne, ve mecha». No, ukoine ištut’ regele da lapsit’ nenit’ vei mecha. Edahaks vei da regüupäi heit’ lükäiž da däti. Iče kodihe ajei. Lapset sigou heraštihe, fatihezoi, a ukot eile, veiketas. Mida tari tehta? Pimet tegihe mecas-se. Veikiba, veikiba. Edahan lämeihuden nägištiba.: «Astkam, – sanup, sinna, nakku lämeihut nägup ka». Bradiba, bradiba, a sinna, edahali bradiba, lämeihut kaiken nägup. Potom asttihe, asttihe. Tuliba lähemba. Pertine sit’ penik’aine. Sigou lämeihut palap. Nenet lapsudot: «Tötüško da dädüško, pästkat meit’ öks». No staruhaine mäni, veräin’ avaiž, pästi hiit’, išttas lapsit’ mi artil’, a kaik tengata, üksiš paitkarkuižiš da plat’k’aižiš, potom tüumiba-se. Sičas staruhaine ot’ hiit’ i päčile kaikit’ ištuti. Keiti heile kartoškit’, söti, magatha panoti. Teižuu päiv’ou nuus’ da möstona tül’bet’in’ lämbit’, kaikit’ heit’ pezet’. Nened lapset sid’ i elaškatihe ukošt’me da staruhašt’me. Kazviba d’o surot prihät, deöčkat. Potom täuškatihe derüunähä gul’aimaha. Tat da mam-se potom tundištiba heit’ i kučuškat’he: «Tuugat kodihe». – «Em tuugei. Tö miit’ pičiižit’ veit da ladit tüumata, ka nügüt’ em tuugei, mö elaškam sigou».