Karpin, Nikolai
Клички детства
Russian
Махрен
Ванька Фадеев, мой одноклассник. Кто дал ему эту кличку, не знаю. Зимой, когда катались с сопки на лыжах, мы ему еще кричали, "Вантер - тормози лаптей! Деревня близко!".
Маленького роста, с высоким шишкастым лбом, смекалистый, он мог успешно продолжать учебу, но дальше Поросозерской 8-летки не пошел. Махрен был неунывающим весельчаком, непременным участником всех наших рискованных похождений, куда бы мы не направлялись.
Бабура он же Батума
Бабурин Вовка. Коренастый, плечистый "батума" классно дрался. Он побил Славку Дорофеева из деревни, который был на 2 года старше, выше ростом и казался здоровее. Драка состоялась за школьным туалетом в густой траве, чтобы никто из взрослых не увидал. Это Славка хотел с батумой подраться и получил свое. Но были среди нас драчуны и похлеще батумы. Не этим он запомнился. Каждый год на 1 мая мы открывали на озере Киннаспуоли купальный сезон. Конечно же, такие мужественные поступки происходили в чисто мужской компании. На берегу разводился жаркий костер, мы раздевались до гола, нагревались у жаркого пламени до красных "запеканок" на тощих ляжках и животе, и затем с разгону сигали в воду и обязательно с "головкой", то есть, окунались в озеро с головой. Кое-где по берегам на 1 мая еще синел не растаявший ноздреватый лед. С визгом выпрыгивали из обжигающей холодом воды и неслись отогреваться к спасительному костру. Так повелось у нас на 1 мая.
Батума "переплюнул" всех. Однажды после парадной линейки в школе, посвященной дню рождения Владимира Ильича Ленина, а именно 22 апреля 196…года он поклялся открывать купальный сезон. На Киннаспуоле за ним увязались свидетели. Чтобы всё без трёпа…
Озеро оказалось еще подо льдом, лишь полынья от впадавшей в озеро речушки. Батума традиционно, чтобы не мочить трусы, разделся до гола. Костер не разводили, так как берег был еще полон грязного снега. Медленно ступая по скользким недавно оттаявшим камням, он пробрался туда, где поглубже, и плюхнулся в полынью. Так же медленно и осторожно, чтобы не пораниться выбрался из полыньи, торопливо оделся. Видно было, что замерз на холодном ветру как цуцик, не смотря на яркое солнце, но виду не показывал, а, главное, не заболел после этого. Точно не помню, кажется, он ходил тогда в 3-й класс.
Скандербек
Скодоров Витька. Был из многодетной семьи, жившей в длинном бараке, в центре которого располагалась контора Поросозерского лесопункта. Края барака занимали семейные работники лесопункта.
Помню мы пели "скандербеку": "Гальце кружку, Вальце кружку, а скадору – две…". Я даже не задумывался тогда, с чем должна быть кружка, кажется с чаем. Галя и Валя были родными сестрами Витьки. Еще у них была самая младшая сестра Зинка. И лишь в возрасте 63 лет я случайно узнал, что Скандербег – это реально проживавший в 15 веке национальный герой Албании. Скорее всего кто-то из учителей нашей участковой школы занес это имя в лесной поселок, и оно прилепилось виде замысловатой клички к круглоголовому Витьке. Новое знание вытащило на свет давно позабытую маленькую, коренастую Витькину фигуру, которого родители постоянно стригли под "Котовского". Большего о нем добавить нечего. Звучные клички не всегда совпадают с их обладателями.
Малек – Малюхин Вовка. В яслях себя и "малька" я не помню, хотя и туда нас родители приносили вместе, но вот детский сад... Однажды малек затянул меня в самый настоящий побег. Это случилось погожим летним днем. Перед обедом все группы, как обычно гуляли во дворе садика, надо отметить, огражденного со всех сторон высоким деревянным забором. Как и почему малек и я оказались возле ограды? В одном месте под высоким забором, напротив овощехранилища любопытный маленький юркий малек обнаружил маленькую ямку, залез в нее и вдруг очутился по другую сторону забора. Это было так неожиданно и необычно. Змеем-искусителем он шептал с другой стороны забора: "Лезь сюда". И я полез. Мне исполнилось 5 лет, мальку – 6, он верховодил. Дальше, мы согнулись, как настоящие разведчики, и прошмыгнули вдоль забора за большой сарай-дровяник детского сада, а оттуда уже без боязни, что нас заметят воспитатели, пошли гулять, считая себя свободными от всяческих детсадовских обязательств, как то "обед", "тихий час", "полдник"…
Руководил походом малек. Он повел показывать мне "Красный бор", в котором я за 5 лет своей жизни не был ни разу. По мнению опытного "малька" там было что посмотреть. Мы шли по дороге. Она огибала железнодорожный тупик, с высокой насыпи которого паровозы сбрасывали раскаленный шлак в воду. Перешли по мосту речку с ржавой водой. К этой речке в жаркие дни иногда нас воспитатели детсадовские водили не то чтобы купаться, а побродить по мелководью. Мы шли с "мальком" по дороге и он взахлеб рассказывал, как перед Красным бором сначала появится "хозвзвод", где стоят военные зеленые машины. Я с восторгом вкушал это чудо познания нового. И тут возле нас, обдав дорожной пылью, остановился "Газик". В зеленом кузове сидели солдаты хозвзвода, о которых рассказывал только что "малек". В кабине рядом с водителем за бликами стекла показалось мрачное лицо Смирновой Нины Александровны нашей воспитательницы. Ничего хорошего ее лицо нам не сулило. И мы с "мальком" конечно же, пустились наутек в лес. Солдаты неспешно спрыгивали с кузова, с хохотом, словно маленьких зайчат, ловили нас в густых придорожных зарослях, выносили на руках на сухую дорогу и вручали Нине Александровне. До поры она крепко держала нас за руки, чтобы мы снова не убежали. Солдаты легко запрыгивали обратно в кузов машины, оглядывали нас сверху, махали приветно руками, смеялись. Ласково светило солнце. Мы с мальком в ответ махали им свободной ручкой. Махали бы и обеими, но вторые наши ручки оказались в тисках воспитателя. Машина поехала дальше, вздымая клубы белесой пыли. На этом праздник жизни закончился. Нина Александровна крепко потрясла нас за руки, чтобы вернуть нас на землю. Затем она отпустила наши руки и трясла, трясла, таскала нас за уши. Прежние волнения ее души отчаянным детским ревом разносилось по округе. Эхо с опушки леса возвращало его обратно. Мы корчились, выли от боли в педагогических руках нашего воспитателя. Так, за уши, мы и были возвращены в детский сад. Мы ясно понимали, что Нина Александровна права и не жаловались на нее дома родителям.
Позже и я, и "малек" почти в одно время не зависимо друг от друга очутились и проживали в Сибири. На нас, выросших в одних условиях, любознательность действовала одинаково и дальше.
Миля
Колька Мелентьев, старше на год. Сын дяди Мити, сторожа на участковой лесобирже. Мы еще распевали по поселку песенку: Дядя Митя носит китель, потому что он водитель,
потому что он водитель пассажирских поездов.
Миля - невысокий, с узкой куриной грудью, над которой мы посмеивались втихомолку, и худой, как щепка. Слабенький, на первый взгляд он поразил нас однажды своей даже не силой, сколько стоическим уменьем переносить физическую боль... Можно бы и вдвоем встать с одной стороны, но никак не получалось идти синхронно в шаг. Для одного же стол оказался слишком тяжелый. Поэтому руки, согнутые в локтях, приходилось подпихивать как можно дальше, чтобы они не разгибались под его тяжестью. Но там нижний острый край игровой столешницы врезался до нестерпимой боли в сухожилия предплечий. Мы по одному брались за стол и отступали перед ним, пока очередь не дошла до Мили. Мы видели, как тяжело и больно было ему худенькому, слабенькому. Он, затрясся всем телом от напряжения. От нестерпимой боли, стиснул зубы и понес, он нес тяжеленный стол на сухожилиях рук. Мы заметили, что и здоровяк-пограничник с другой стороны покраснел лицом от натуги, покуда они вот так вдвоем втаскивали теннисный стол под навес. Пограничник, молча похлопал по плечу Милю. Рубашка на Милиной груди распахнулась. Но мы больше не смеялись над его мокрой от пота килеватой грудью.
Потом при переезде с Участка в Аконьярви меня ждали новые друзья, знакомые с новыми кличками: Боцман, Сидор, Загара, Серый, Чона, Эмхи, Кребс, Гога, Паша, Устя… Все они мои ровесники. Но уже наступила другая пора. Детство с отрочеством остались на Участке. В Аконьярви ждала пора ЮНОСТИ.