VepKar :: Texts

Texts

Return to review | Return to list

Mišan D’akun pereh

history

May 28, 2020 in 11:15 Нина Шибанова

  • changed the text
    – Nu a miituine prikol’enii oli Mišan D’akun taluois? Moine prikol’enii oli... Mišan D’akun poigat vaste minä sanuoin häi. Iče D’akku d’oli ei moine laške, ka poigad rodittiheze laškat. Kačo, nu, siid häi kačo oli nainnu Lauris. Vot hüö kai oma ende naidih omanküläläižet: ”enämbal otettih, pordahint’üvis počinheinit kerädel’t’t’ih, loitton ei ruohti tuoda hebonheinit”. Bärän akaz lähti ku sana se. ”Hebonheine” pah oli kei ruohtittu, pelduoižen brihad loitomba nai, ainos kerättih ”pordahiden t’üvis počin heinit”. Nu siid omas küläz oli nainu hänel Nastuoičii oli. Heid oli kolme sizäreste: üks oli Mihailas, toine oli Il’l’an D’akun... nečil Il’l’am Puavilall oli nu se, Lauren’t’ouna. Siit heil, kačo, elettih muga siit vähäine da kaks vel’l’est ühtez da kai, da siid d’agettiheze ni Iivananker hüö, nu. Siid Nastuoičiile sille rodiih... Siit, kačo, se Fed’a mäni kodavävükse. Siid Miikkul rodiiheze kudai kodin pol’t’t’i. Siit Pirduoi rodiiheze. Pirduoi kuoli, voinile tapettih. Da siid oli Tan’a da Nat’t’i, ned ol’d’ihgi. Tan’a mäni Viidanale miehele, nu a Nat’t’i entiä tožo. Käveli kus, siit kuharkuoičči da burlakuoičči da kai da kunna d’oudui kuoli vai entiä kunna mäni. Da vie oli Oks’en’n’e-tütär. Entiä, mi vuozid oli, sap’oorad ol’d’ih meiden küläs, vie. Vie müö kävüimme sinnä, nenid rogatkuoid azumah da siid vedämäh da zagražd’en’aid dai kai azumah. En’t’iä miidne vuozi oli sidä minä em voi muštai. Siid Oks’en’n’e mäni sap’oorale miehele, siit sap’ore hänen viei sinnä Leningrackuoih oblastih Van’akse kirguttih sinne. Da nügü sanottih, buito D’urasovan (kun’ oli Outti hengis) perepisivalis’. Oks’en’n’al ol’d’ih omat sigä lapsed, omat poigat kai, butto eli Leningradah häntte otti sigä poige. Sen Oks’en’n’an poige vahnin L’eningradaz a n’üg entiä, kuss häi eli. Muailmal ei sua tietä. Van’kaks kučuttih sap’oore. Nu, a siit zagražd’en’uoile kävüimme, ka siit tuli azutah da vai ištutah. Ei ruatutannu ni midä Oks’en’n’ale. A müö pidäu s’el’otkad da leibät suada palaine, ka vüöhesuai lumes. Kus puun näget, sinnä sordat sigä pilal da sit čiistit azud rogatkuoid. A mužikad ned vedetäh da regeh panemme. Muga talven kaiken ruaduoimme Pelduoižiz, entiä midä rogatkuoit. A siid hüö kevädel ku lähtedih net sap’orat iäre, siit se Oks’en’n’e sap’oorale d’älgeh lähti. Ei tüönnüs se D’akku-diädüška da neče, Lauren’t’ovan, ka pageni lähti. Ni mid ei ottanu, ühten otti šuntin piäle da siiten nečen uzlaižen kädeh da lähti sinnä sap’ooruoidenker. Siid muga heiden se lopiiheze prikol’enii.

May 28, 2020 in 11:13 Нина Шибанова

  • changed the text of the translation
    – Каково семейство было в доме Дякку Мишан? Такое семейство было... О сыновьях Дякку Мишан я только что рассказала. Сам Дякку не был ленивый, а сыновья были ленивые. Сам он, видишь ли, был женат в семье Лаури. Раньше как женились, так больше на своих пелдожских: «возле крыльца даже свиную (мокрицу) траву собирали, но даже лошадиную (щавель) траву привозить издалека не решались». От жены Мяря пошла поговорка эта. «Лошадиная трава» неплохой считалась, но не решались пелдожские парни жениться далеко, собирали «траву-мокрицу возле крыльца». В своей деревне он [Дякку] был женат, жену звали Настуой. У нее было две сестры: одна была замужем у Михайловых, другая, ну, та, Лаврентьевна, была в семье Дякку Ильян... за Пуавила Ильян была. Пожили так тут немножко два брата вместе, потом они разделились. Потом у той Настуой появились... Федя ушел, видишь ли в примаки. Потом Мийкул родился, который дом сжег. Потом Пирдуой родился. Пирдуой умер, на войне убили. Потом были Таня и Натти. Таня вышла замуж в Виданы, а Натти не знаю, куда делась. Она в кухарках была, бурлачила да куда-то затерялась. Еще была дочь Оксинья. Не знаю, какие годы были, саперы стояли в нашей деревне. Еще мы ходили туда к саперам рогатки изготовлять и заграждения строить. Не знаю, какой год был, того я не могу припомнить. Оксинья вышла за сапера замуж, сапер увез ее туда, в Ленинградскую область, Ваней звали. Поговаривали, будто Дюрасова Оутти (пока была жива) переписывалась с ней. У Оксиньи были свои дети там, свои сыновья, будто жила в Ленинграде. Старший сын этой Оксиньи тоже жил в Ленинграде и он, якобы, взял ее в Ленинград, а теперь не знаю, где она. В мире всех не знать. Ваней звали сапера. Придем, бывало, устраивать заграждения, он огонь разведет, и только сидят с Оксиньей. Ее не заставлял ничего делать. А нам как нужно селедку да хлеб заработать, так мы до пояса в снегу копаемся. Дерево свалишь пилой, обрубишь сучья, окоришь и сделаешь рогатку. А мужики складывают их в воз и вывозят. Всю зиму изготовляли в Пелдоже рогатки, не знаю для чего. Весной как ушли саперы, и Оксинья ушла вслед за саперами. Не отпускали ее дядюшка Дякку и Лаврентьевна, но она убежала, ушла. Она ничего не взяла, надела лишь на себя невзрачное пальтишко да узелок в руки и с тем ушла вслед за ними. Вот тут и вся их семья.

May 28, 2020 in 11:12 Нина Шибанова

  • created the text
  • created the text translation
  • created the text: – Nu a miituine prikol’enii oli Mišan D’akun taluois? Moine prikol’enii oli... Mišan D’akun poigat vaste minä sanuoin häi. Iče D’akku d’oli ei moine laške, ka poigad rodittiheze laškat. Kačo, nu, siid häi kačo oli nainnu Lauris. Vot hüö kai oma ende naidih omanküläläižet: ”enämbal otettih, pordahint’üvis počinheinit kerädel’t’t’ih, loitton ei ruohti tuoda hebonheinit”. Bärän akaz lähti ku sana se. ”Hebonheine” pah oli kei ruohtittu, pelduoižen brihad loitomba nai, ainos kerättih ”pordahiden t’üvis počin heinit”. Nu siid omas küläz oli nainu hänel Nastuoičii oli. Heid oli kolme sizäreste: üks oli Mihailas, toine oli Il’l’an D’akun... nečil Il’l’am Puavilall oli nu se, Lauren’t’ouna. Siit heil, kačo, elettih muga siit vähäine da kaks vel’l’est ühtez da kai, da siid d’agettiheze ni Iivananker hüö, nu. Siid Nastuoičiile sille rodiih... Siit, kačo, se Fed’a mäni kodavävükse. Siid Miikkul rodiiheze kudai kodin pol’t’t’i. Siit Pirduoi rodiiheze. Pirduoi kuoli, voinile tapettih. Da siid oli Tan’a da Nat’t’i, ned ol’d’ihgi. Tan’a mäni Viidanale miehele, nu a Nat’t’i entiä tožo. Käveli kus, siit kuharkuoičči da burlakuoičči da kai da kunna d’oudui kuoli vai entiä kunna mäni. Da vie oli Oks’en’n’e-tütär. Entiä, mi vuozid oli, sap’oorad ol’d’ih meiden küläs, vie müö kävüimme sinnä, nenid rogatkuoid azumah da siid vedämäh da zagražd’en’aid dai kai azumah. En’t’iä miidne vuozi oli sidä minä em voi muštai. Siid Oks’en’n’e mäni sap’oorale miehele, siit sap’ore hänen viei sinnä Leningrackuoih oblastih Van’akse kirguttih sinne. Da nügü sanottih, buito D’urasovan (kun’ oli Outti hengis) perepisivalis’. Oks’en’n’al ol’d’ih omat sigä lapsed, omat poigat kai, butto eli Leningradah häntte otti sigä poige. Sen Oks’en’n’an poige vahnin L’eningradaz a n’üg entiä, kuss häi eli. Muailmal ei sua tietä. Van’kaks kučuttih sap’oore. Nu, a siit zagražd’en’uoile kävüimme, ka siit tuli azutah da vai ištutah. Ei ruatutannu ni midä Oks’en’n’ale. A müö pidäu s’el’otkad da leibät suada palaine, ka vüöhesuai lumes. Kus puun näget, sinnä sordat sigä pilal da sit čiistit azud rogatkuoid. A mužikad ned vedetäh da regeh panemme. Muga talven kaiken ruaduoimme Pelduoižiz, entiä midä rogatkuoit. A siid hüö kevädel ku lähtedih net sap’orat iäre, siit se Oks’en’n’e sap’oorale d’älgeh lähti. Ei tüönnüs se D’akku-diädüška da neče, Lauren’t’ovan, ka pageni lähti. Ni mid ei ottanu, ühten otti šuntin piäle da siiten nečen uzlaižen kädeh da lähti sinnä sap’ooruoidenker. Siid muga heiden se lopiiheze prikol’enii.