Texts

Return to review | Return to list

L’evoskan Iivan an pereh

history

June 01, 2020 in 09:28 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  – Кто жил в доме Левоскан? В доме Левоскан жили еще... Из рода Титовых братья были Дёшка да Иван. Иван Левоскан был старший брат, а Дёшка младший брат. Ну вот. Левоска-бедняга, видишь ли, был старший брат, он все дома мыкался, жил. А Дёшка бурлачил, сначала в городе бурлачил, ведь бедняку, кроме города, негде было прокормить голову. Здесь надо было заработать себе кусок [хлеба]. У Левоски (Левоски Ивана) и у Дёшки, видишь ли, не было никого [родных], лишь тетки были. У жены [Ивана] Левоски была сестра в Матросах, другая была в Пидьмозере. Из семьи Кондруойн были взяты Груша, была еще Феня или не знаю уже, как ее звали, Маша, кажется, была да Груша. Левоска был женат в доме Кондруойн. Был же Кондруой, Кондруой Гордин, его дочь была Кондратьевна... не дочь, а сестра была. Кондратьевной звали жену. Они начали тут жить. Брат Дёшка ушел в город в бурлаки, ну а эта… Дашей звали или Дуардьей, старуха была такая широколицая. Потом появилась у Левоски дочь Мари, потом родились Трошши и Пеша, два сына и было. Мари все время жила в прислугах. Да еще Наташа была – четверо детей было у этого Левоски. Ну, куда ты денешься, бедный мужик? Нельзя ни на лесовывозку детей взять, ничего нельзя. Ну, Мари все время то в Прякке в семье Деши Кондруойн была в кухарках, то в Пряже. А Деша Кондруойн был им родня, поэтому больше всего в Прякке была Мари, старшая дочь. А когда еще Трошши родился, надо было зарабатывать хлеб. Он даже в школе не мог учиться – пас скот в деревне. Пеша, тоже то пас скот, то бурлачил, он недолго и прожил. Трошши, видишь ли, на войне убили, а Пеша умер. А Наташа долго еще жила. После смерти матери Наташа в прислугах была в погосте, больше всего у Олеши Ортюойн и у Фалькиных. Где кусок хлеба давали, там и работала Наташа. Потом ее замуж выдал купец Олеша Ортюойн за Трифонова, за Олешу Трифонова замуж выдал. Ну, а потом эта Кондратьевна умерла, дети остались. Мари вышла замуж еще при жизни матери, вышла за Пешу Степанан Агди. Она не вышла бы, да выдали: куда денешься? Бурлачить нужно все время, поэтому и вышла замуж. Когда Кондратьевна умерла, Левоска этот, Иван Левоска, остался вдовцом. Коль дети есть, так не проживешь долго вдовцом, тут уж не будешь без жены. Потом он ушел в Кирвесозеро... нет, не в Кирвесозеро, а в Педай-ламбу. В Педай-ламбе там нашли ему [новую] жену – Полю. Полей Ивановной звали. Ведь раньше недолго думали, теперь раздумывают долго. Раньше пошел мужик свататься, понравилась [невеста] – и сразу идем... Они записались, потом Ивановна давай тут жить, у них пошла своя семья. Все [старшие] дети разошлись кто-куда., Трошши ушел в примаки. Ивановна родила от Ивана Огуой да Шаню – двоих детей и родила, больше и не было. Они тут стали жить да быть, потом Иван Левоска умер в расцвете лет. Ивановна тут осталась, а потом сама Ивановна вместе с дочерьми ушла в бурлаки. То в Пряже, то в погосте работала, потом в город сюда приехала. Девочки не знаю, как устроились в пароходство на работу. Они и взяли мать в город. Теперь не знаю, жив ли кто-либо из них или нет. В последние годы Ивановна еще была жива, а не знаю, где находится. Вот тут и все их семейство.

June 01, 2020 in 09:25 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  – Кто жил в доме Левоскан? В доме Левоскан жили еще... Из рода Титовых братья были Дёшка да Иван. Иван Левоскан был старший брат, а Дёшка младший брат. Ну вот. Левоска-бедняга, видишь ли, был старший брат, он все дома мыкался, жил. А Дёшка бурлачил, сначала в городе бурлачил, ведь бедняку, кроме города, негде было прокормить голову. Здесь надо было заработать себе кусок [хлеба]. У Левоски (Левоски Ивана) и у Дёшки, видишь ли, не было никого [родных], лишь тетки были. У жены [Ивана] Левоски была сестра в Матросах, другая была в Пидьмозере. Из семьи Кондруойн были взяты Груша, была еще Феня или не знаю уже, как ее звали, Маша, кажется, была да Груша. Левоска был женат в доме Кондруойн. Был же Кондруой, Кондруой Гордин, его дочь была Кондратьевна... не дочь, а сестра была. Кондратьевной звали жену. Они начали тут жить. Брат Дёшка ушел в город в бурлаки, ну а эта… Дашей звали или Дуардьей, старуха была такая широколицая. Потом появилась у Левоски дочь Мари, потом родились Трошши и Пеша, два сына и было. Мари все время жила в прислугах. Да еще Наташа была – четверо детей было у этого Левоски. Ну, куда ты денешься, бедный мужик? Нельзя ни на лесовывозку детей взять, ничего нельзя. Ну, Мари все время то в Прякке в семье Деши Кондруойн была в кухарках, то в Пряже. А Деша Кондруойн был им родня, поэтому больше всего в Прякке была Мари, старшая дочь. А когда еще Трошши родился, надо было зарабатывать хлеб. Он даже в школе не мог учиться – пас скот в деревне. Пеша, тоже то пас скот, то бурлачил, он недолго и прожил. Трошши, видишь ли, на войне убили, а Пеша умер. А Наташа долго еще жила. После смерти матери Наташа в прислугах была в погосте, больше всего у Олеши Ортюойн и у Фалькиных. Где кусок хлеба давали, там и работала Наташа. Потом ее замуж выдал купец Олеша Ортюойн за Трифонова, за Олешу Трифонова замуж выдал. Ну, а потом эта Кондратьевна умерла, дети остались. Мари вышла замуж еще при жизни матери, вышла за Пешу Степанан Агди. Она не вышла бы, да выдали: куда денешься? Бурлачить нужно все время, поэтому и вышла замуж. Когда Кондратьевна умерла, Левоска этот, Иван Левоска, остался вдовцом. Коль дети есть, так не проживешь долго вдовцом, тут уж не будешь без жены. Потом он ушел в Кирвесозеро... нет, не в Кирвесозеро, а в Педай-ламбу. В Педай-ламбе там нашли ему [новую] жену – Полю. Полей Ивановной звали. Ведь раньше недолго думали, теперь раздумывают долго. Раньше пошел мужик свататься, понравилась [невеста] – и сразу идем... Они записались, потом Ивановна давай тут жить, у них пошла своя семья. Все [старшие] дети разошлись кто-куда. Трошши ушел в примаки. Ивановна родила от Ивана Огуой да Шаню – двоих детей и родила, больше и не было. Они тут стали жить да быть, потом Иван Левоска умер в расцвете лет. Ивановна тут осталась, а потом сама Ивановна вместе с дочерьми ушла в бурлаки. То в Пряже, то в погосте работала, потом в город сюда приехала. Девочки не знаю, как устроились в пароходство на работу. Они и взяли мать в город. Теперь не знаю, жив ли кто-либо из них или нет. В последние годы Ивановна еще была жива, а не знаю, где находится. Вот тут и все их семейство.

June 01, 2020 in 09:23 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  – Кто жил в доме Левоскан? В доме Левоскан жили еще... Из рода Титовых братья были Дёшка да Иван. Иван Левоскан был старший брат, а Дёшка младший брат. Ну вот. Левоска-бедняга, видишь ли, был старший брат, он все дома мыкался, жил. А Дёшка бурлачил, сначала в городе бурлачил, ведь бедняку, кроме города, негде было прокормить голову. Здесь надо было заработать себе кусок [хлеба]. У Левоски (Левоски Ивана) и у Дёшки, видишь ли, не было никого [родных], лишь тетки были. У жены [Ивана] Левоски была сестра в Матросах, другая была в Пидьмозере. Из семьи Кондруойн были взяты Груша, была еще Феня или не знаю уже, как ее звали, Маша, кажется, была да Груша. Левоска был женат в доме Кондруойн. Был же Кондруой, Кондруой Гордин, его дочь была Кондратьевна... не дочь, а сестра была. Кондратьевной звали жену. Они начали тут жить. Брат Дёшка ушел в город в бурлаки, ну а эта… Дашей звали или Дуардьей, старуха была такая широколицая. Потом появилась у Левоски дочь Мари, потом родились Трошши и Пеша, два сына и было. Мари все время жила в прислугах. Да еще Наташа была – четверо детей было у этого Левоски. Ну, куда ты денешься, бедный мужик? Нельзя ни на лесовывозку детей взять, ничего нельзя. Ну, Мари все время то в Прякке в семье Деши Кондруойн была в кухарках, то в Пряже. А Деша Кондруойн был им родня, поэтому больше всего в Прякке была Мари, старшая дочь. А когда еще Трошши родился, надо было зарабатывать хлеб. Он даже в школе не мог учиться – пас скот в деревне. Пеша, тоже то пас скот, то бурлачил, он недолго и прожил. Трошши, видишь ли, на войне убили, а Пеша умер. А Наташа долго еще жила. После смерти матери Наташа в прислугах была в погосте, больше всего у Олеши Ортюойн и у Фалькиных. Где кусок хлеба давали, там и работала Наташа. Потом ее замуж выдал купец Олеша Ортюойн за Трифонова, за Олешу Трифонова замуж выдал. Ну, а потом эта Кондратьевна умерла, дети остались. Мари вышла замуж еще при жизни матери, вышла за Пешу Степанан Агди. Она не вышла бы, да выдали: куда денешься? Бурлачить нужно все время, поэтому и вышла замуж. Когда Кондратьевна умерла, Левоска этот, Иван Левоска, остался вдовцом. Коль дети есть, так не проживешь долго вдовцом, тут уж не будешь без жены. Потом он ушел в Кирвесозеро... нет, не в Кирвесозеро, а в Педай-ламбу. В Педай-ламбе там нашли ему [новую] жену – Полю. Полей Ивановной звали. Ведь раньше недолго думали, теперь раздумывают долго. Раньше пошел мужик свататься, понравилась [невеста] – и сразу идем... Они записались, потом Ивановна давай тут жить, у них пошла своя семья. Все [старшие] дети разошлись кто-куда. Трошши ушел в примаки. Ивановна родила от Ивана Огуой да Шаню – двоих детей и родила, больше и не было. Они тут стали жить да быть, потом Иван Левоска умер в расцвете лет. Ивановна тут осталась, а потом сама Ивановна вместе с дочерьми ушла в бурлаки. То в Пряже, то в погосте работала, потом в город сюда приехала. Девочки не знаю, как устроились в пароходство на работу. Они и взяли мать в город. Теперь не знаю, жив ли кто-либо из них или нет. В последние годы Ивановна еще была жива, а не знаю, где находится. Вот тут и все их семейство.

June 01, 2020 in 09:22 Нина Шибанова

• created the text
• created the text translation
• created the text: – Nu a kedäbo eli L’evoskan taluois? Ka L’evoskan taluois heill elettih siid vie... Kač ol’d’ih Titovan rodud ol’d’ih vel’l’este oli D’oška da Iivan. L’evoskan se oli Iivan, vahnembe vel’l’i, a D’oška nuorembe vel’l’i oli. Nu vot. Siid i L’evoskakulu se kačo vahnembe vel’l’i da, häi vie kodis siiten kin’čištelih, eli da ka. A D’oška burlakuoičči, enzimäi lidnaz burlakuoičči, vit’ keuhäle krome lidnad ei suanu piät süöttäi. Pidi tägä burlakuoita da süödä palaine, nu, vot. A siid e, kačo, heil L’evoskal da D’oškal еj olnu ni kedä, tädit, nečil oli, vai ku sil. L’evoskan akal oli Matrosas sizär, toin oli Pid’moz’eras. Kondruoiz otett oli se Gruša, da Fen’a vai end’o tiedä mi oli Maša oli da Gruša, nu. Nu, a siid e neč olihäi se L’evosk oli nainu Kondruois. Vot oli häi Kondruoi, Gordin Kondruoi, vot sen oli tütär Kondrat’ouna... ei tütär, a sizär oli, vot. Kondrat’ounaks kirguttih se akkat, nu. Siid hüö zavodittih siid elädä. Nu kačo se vel’l’i se lähti burlakakse lidnah D’oška, nu, a se... Dašačiikse kirguttih vai Duard’aks vai entiä mikse kirgui staruha moine oli d’ärei roža. Siid rodiiheze hänele Mari-tütär sille L’evoskale, da siid rodiiheze Trošši da Peša, kaks oligi, nu. Muari ainos kuharkuoičči. Da vie Nataša oli, tožo nel’l’ last oli, kačo, sil L’evoskal. Nu, kunna mänet sinä köuhe mužikke? Eigo sua vedoh lapsid viedä, eigo midä, nu. Mari se ainos, kuharkuoičči, too Präkäs Kondruoin D’ešas, to Priäžäs, to kuda kuzgi. A se Kondruoin D’eša oli heile rodn’e ka, enimälleh Präkäz oli se Mari, vahnin tütär. A Trošši rodiih ku vie suamah. Da kai ni školaz eivoinu uččidakseh, paimenzi, küläs. Peša tožo paimenzi, da tožo küläh, da burlakaks da sen toižen da siid häi, ei hätked ni elänü, kuoli se Peša. A Trošši, kačo, voinale tapettih, Peša se kuoli. Nu a Nataša tožo hätken eli. Nu, muamas se kuoli, siit häi kuharkuoičči pogostal Nataša, Ort’uoin Ol’ešas enimälleh da siit Fal’kkinaz. Da kus palaine süötettih, siid i kuharkuoičči se Nataša. Nu siit sigä kačo kuharkuoičči, da siid i sigäi miehel anduoi Ort’uoin Ol’eša se kupce, sinnä Triifonanan, Triifonovan Ol’ešale miehele anduoi. Nu a sit ku se Kondrat’ouna kuoli, lapsed ned d’iädih. Siit kačo Mari mäni miehele, muamah aiga vie siit mäni miehele Agd’an St’opanan Pešale mäni. Ei männüiš, ka andettih: kunna mänet? Burlakuoita pidäu ainos, ka mäni miehele, nu. Siit se Kondrat’ouna kuoli, L’evoska d’iäi se Iivan, leskekse. Siid ed ole tožo last on, ka kui olet sinä hätken leskennü, nuorembad da kai siid lapset ka. Siid häi mäni Kirvezd’ärve... ei Kirvezd’ärveh, Pedäilambih. Siit Pedäilambis sigä löuttih hänel akke se Pol’a. Pol’a Ivanounaks kirguttih. Siit se vit’ende ei hätket duumaittu, nügü duumaitah hätki da kai. A siit mäni mužikke sulhašči, ponraviih dai kieraz dai astu iäres... Nu, a siid hüö kir’utettiheze tägä, da tuldih da, siid Ivanouna davai siid elädä da kai, siid heil lähti se oma pereh. Da siid d’o kai net, kačo, lähtedih Trošit kodavävüikse, da kai da iminkummin d’o. S Ivanouna suai Oguoin da Šan’an siid Iivanas, kaks suaigi, enämbi ni oln еi. Nu siid hüö sih elämäh d olemah, da siid Iivan se kuoli keskeinigät L’evoska. Nu a siid Ivanouna sih d’iäi, siid Ivaanouna iče lähti tüttäridenker burlakakse. To Priäžäs, to pogostal, da siit, muga burlakuoičči, burlakuoičči, da siid lidnah nügü tännä tuli da. Siid neičükäd entiä kui ustroittiheze stro nenih, parahocvah ruadoh da vai. Da siitem muga hüö tänn otettihgi muamo lidnah. N’üg entiä, vieg on kedä heil hengiz vai ei ole. Männüižih vuozih vie s Iivaanouna oli hengis, a entiedä kuz oldah. Vot siid heiden kai prikol’enii lopiihezegi.