Texts

Return to review | Return to list

Härän starina

history

January 13, 2023 in 16:32 Нина Шибанова

changed the text of the translation
Были раньше старик да старуха. У них был бык, огромный бык. И стал очень злым этот бык. Старуха и говорит старику, что «зарежь быка, раз стал такой злой». Старик взял нож, и пошел в хлев, и начал точить свой нож. Бык спрашивает, что «для чего ты, старичок, нож свой точишь?». – Да старуха велела тебя зарезать – вот и точу свой нож. Бык говорит: – Не режь, старичок, меня, отпусти меня в лес – я принесу тебе хорошую добычу, засмоли мне спину. Старик засмолил у быка спину и отпустил в лес быка. Да и пошел [бык] на край болота, на склон холма, на солнышко. Начал бык тут есть-пощипывать [траву]. Подходит к нему медведь. Спрашивает у быка: – Что делаешь, бычок? Бык ответил ему: – Тут [траву] ум-пощипываю, тут пью-попиваю на краю болота, на солнышке. Рот [у меня] как соплича [(карельское sopličča) – берестяная торба для кормления лошади зерном], голова как дубина, хвост как меч из Хяме, зад как ворота на поле. Медведь говорит: – Возьми ты, бычок, меня на свою спину, раз у тебя такая красивая и широкая спина. А у медведя на уме, что он как заберется на спину быка, то он быка съест. Быку того и надо: – Возьму, – говорит, – залезай на спину. И медведь залез на спину быка. Помчался бык галопом, медведь уже соскочил бы со спины, но спина как засмолена, так и не может соскочить. Медведь кричит: – Высади на ту кочку, высади на эту кочку! Но никуда не высадил, примчался бык домой и прямо об стену. Медведь как головой ударился об стену, так тут и подох. Старик взял добычу, содрал шкуру. Дожили опять до утра. Старуха говорит, что «надо быка зарезать, старик». Да, и старик идет опять в хлев и начинает свой нож точить. Бык спрашивает: – Для чего, старичок, нож свой точишь? – Чтобы тебя зарезать. Бык говорит: – Не режь, старичок, меня, отпусти в лес, засмоли спину – я принесу тебе хорошую добычу. Старик засмолил спину, отпустил в лес. Бык пошел на то же самое место – на край болота, на склон холма, на солнышко. Приходит лиса. Говорит быку: – Что делаешь, бычок? – Тут [траву] ем-пощипываю, тут пью-попиваю. Рот как coплича, голова как дубина, хвост как меч из Хяме, зад как ворота на поле. Лиса говорит, что «возьми, бычок, меня на свою спину, раз у тебя такая красивая и гладкая спина». – Возьму, возьму, садись, – лисе говорит бык, – залезай на спину. Да, и залезла лиса на спину быка, и бык помчался галопом. Она уже со спины соскочила бы, но не может, потому что прилипла к смоле. Лиса опять кричит, как и медведь: – Высади на эту кочку, высади на ту кочку, высади на эту кочку, высади на ту кочку! Да опять как примчался бык домой и на стену наскочил, лиса головой как ударилась об стену, так тут и лапки кверху, подохла. Старик опять довольный встречает быка, за то что тот принес хорошую добычу. Ну, быка ставит в хлев, с лисы шкуру сдирает – опять шкуру хорошую получил. Ну, опять ночь переспали. Старуха говорит: – Зарежь, старик, быка, раз такой злой (в третий раз – всегда ведь надо три раза, что ни плети). Ну, опять [старик] берет нож и идет в хлев, начинает свой нож точить. И бык спрашивает: – Для чего, старичок, нож свой точишь? – Чтобы тебя зарезать. Бык говорит: – Не режь меня, старичок. Отпусти в лес, засмоли спину – принесу хорошую добычу. Старик засмолил спину у быка и отпустил в лес. Ну, бык идет опять на то же самое место – на край болота, на склон холма, на солнышко. Приходит заяц (последним бедняжка заяц приходит). Заяц говорит быку: – Что, бычок, здесь делаешь? – Да тут [траву] ем-пощипываю, тут пью-попиваю. Рот как соплича, голова как дубина, хвост как меч из Хяме, зад как ворота на поле. – Возьми меня на свою спину, – заяц говорит быку. – Садись, залезай на спину. Заяц залез на спину. Бык пустился галопом. Бедняга заяц хотел бы соскочить со спины, но не может, потому что к смоле прилип. Опять кричит заяц: – Высади на эту кочку, высади на ту кочку! Но не тут-то было, бык примчался домой и доставил старику добычу. И старик довольный взял зайца и зарезал. И поставил быка в хлев. А старуха, как была лапаливо [(карельское lapalivo) – синоним змеи, употребляемый в карельской народной поэзии; применяется также в качестве синонима и эпитета к Сюоятар], так заставила-таки старика зарезать быка. И старик лошадь запрягает и кладет бычью тушу в сани, медвежью тушу в сани, лисью тушку в сани, да и заячью тушку. И шкуры все. Потом едет в город и продает эти туши и шкуры и получает много денег за мясо и шкуры. И потом он построил себе большой дом, как царский дворец, на эти деньги. И в нем живет со старухой и поныне, если не умерли. Да и конец. Вот она сказка про быка.

January 13, 2023 in 16:04 Нина Шибанова

changed the text of the translation
Были раньше старик да старуха. У них был бык, огромный бык. И стал очень злым этот бык. Старуха и говорит старику, что «зарежь быка, раз стал такой злой». Старик взял нож, и пошел в хлев, и начал точить свой нож. Бык спрашивает, что «для чего ты, старичок, нож свой точишь?». – Да старуха велела тебя зарезать – вот и точу свой нож. Бык говорит: – Не режь, старичок, меня, отпусти меня в лес – я принесу тебе хорошую добычу, засмоли мне спину. Старик засмолил у быка спину и отпустил в лес быка. Да и пошел [бык] на край болота, на склон холма, на солнышко. Начал бык тут есть-пощипывать [траву]. Подходит к нему медведь. Спрашивает у быка: – Что делаешь, бычок? Бык ответил ему: – Тут [траву] ум-пощипываю, тут пью-попиваю на краю болота, на солнышке. Рот [у меня] как соплича [(карельское sopličča) – берестяная торба для кормления лошади зерном], голова как дубина, хвост как меч из Хяме, зад как ворота на поле. Медведь говорит: – Возьми ты, бычок, меня на свою спину, раз у тебя такая красивая и широкая спина. А у медведя на уме, что он как заберется на спину быка, то он быка съест. Быку того и надо: – Возьму, – говорит, – залезай на спину. И медведь залез на спину быка. Помчался бык галопом, медведь уже соскочил бы со спины, но спина как засмолена, так и не может соскочить. Медведь кричит: – Высади на ту кочку, высади на эту кочку! Но никуда не высадил, примчался бык домой и прямо об стену. Медведь как головой ударился об стену, так тут и подох. Старик взял добычу, содрал шкуру. Дожили опять до утра. Старуха говорит, что «надо быка зарезать, старик». Да, и старик идет опять в хлев и начинает свой нож точить. Бык спрашивает: – Для чего, старичок, нож свой точишь? – Чтобы тебя зарезать. Бык говорит: – Не режь, старичок, меня, отпусти в лес, засмоли спину – я принесу тебе хорошую добычу. Старик засмолил спину, отпустил в лес. Бык пошел на то же самое место – на край болота, на склон холма, на солнышко. Приходит лиса~~, говорит~~. Говорит быку: – Что делаешь, бычок? – Тут [траву] ем-пощипываю, тут пью-попиваю. Рот как coплича, голова как дубина, хвост как меч из Хяме, зад как ворота на поле. Лиса говорит, что «возьми, бычок, меня на свою спину, раз у тебя такая красивая и гладкая спина». – Возьму, возьму, садись, – лисе говорит бык, – залезай на спину. Да, и залезла лиса на спину быка, и бык помчался галопом. Она уже со спины соскочила бы, но не может, потому что прилипла к смоле. Лиса опять кричит, как и медведь: – Высади на эту кочку, высади на ту кочку, высади на эту кочку, высади на ту кочку! Да опять как примчался бык домой и на стену наскочил, лиса головой как ударилась об стену, так тут и лапки кверху, подохла. Старик опять довольный встречает быка, за то что тот принес хорошую добычу. Ну, быка ставит в хлев, с лисы шкуру сдирает – опять шкуру хорошую получил. Ну, опять ночь переспали. Старуха говорит: – Зарежь, старик, быка, раз такой злой (в третий раз – всегда ведь надо три раза, что ни плети). Ну, опять [старик] берет нож и идет в хлев, начинает свой нож точить. И бык спрашивает: – Для чего, старичок, нож свой точишь? – Чтобы тебя зарезать. Бык говорит: – Не режь меня, старичок. Отпусти в лес, засмоли спину – принесу хорошую добычу. Старик засмолил спину у быка и отпустил в лес. Ну, бык идет опять на то же самое место – на край болота, на склон холма, на солнышко. Приходит заяц (последним бедняжка заяц приходит). Заяц говорит быку: – Что, бычок, здесь делаешь? – Да тут [траву] ем-пощипываю, тут пью-попиваю. Рот как соплича, голова как дубина, хвост как меч из Хяме, зад как ворота на поле. – Возьми меня на свою спину, – заяц говорит быку. – Садись, залезай на спину. Заяц залез на спину. Бык пустился галопом. Бедняга заяц хотел бы соскочить со спины, но не может, потому что к смоле прилип. Опять кричит заяц: – Высади на эту кочку, высади на ту кочку! Но не тут-то было, бык примчался домой и доставил старику добычу. И старик довольный взял зайца и зарезал. И поставил быка в хлев. А старуха, как была лапаливо , так заставила-таки старика зарезать быка. И старик лошадь запрягает и кладет бычью тушу в сани, медвежью тушу в сани, лисью тушку в сани, да и заячью тушку. И шкуры все. Потом едет в город и продает эти туши и шкуры и получает много денег за мясо и шкуры. И потом он построил себе большой дом, как царский дворец, на эти деньги. И в нем живет со старухой и поныне, если не умерли. Да и конец. Вот она сказка про быка.

January 13, 2023 in 15:47 Нина Шибанова

created the text
created the text translation
created the text: Оli ennen ukko ta akka. Heilä on härkä, šuuri hyvin härkä. Та tuli hyvin vihasekši še härkä. Akka šanou ukolla, jotta «tapa pois härkä, kun rupesi niin vihasekši». Ukko otti veičen ta mäni liäväh ta rupesi hivomah sitä veistäh. Härkä kyšyy, jotta «miksi sie, ukkosen, veistäš hivot?». – Ka akka käški silma tappua – veistäni hivon. Härkä šanou: – Elä, ukkosen, tapa milma, piäššä milma meččäh – mie tuon hyvän otukšen – ta tervua miulta šelkä. Ukko tervasi härältä šelän ta piäšti meččäh härän. Tai mäni šemmoseh šuorantaseh, termärintaseh, päiväpaistoseh. Alko šyyvä härkä siinä šykšytellä. Tulou kontie hänen luo. Kyšyy härältä: – Mitä ruat, härkäsen? Härkä vaštasi hänellä: – Täššä šyyvä šykšyttelen, täššä juuva jukšuttelen šuorantasešša, päivänpaistosešša. Šuu kun sopličča, piä kuin jumin kurikka, häntä kun Hämehen miekka, perše kun pellon veräjä. Kontie šanou: – Ota sie, härkäsen, milma šelkähäš, kun on niin kaunis ta levie šelkä. A kontiella on še mieli, jotta hiän kun šelkäh piäšöy härällä, nin hiän šuau šyyvä härän. Härällä mieleh ni oli: – Otan, – šanou, – tule sie šelkäh. Tai kontie nousi härällä šelkäh. Läksi šmökyimäh laukkuamah, ta jo kontie lyppyäis šeläštä pois, ka šelkä kun on tervattu, nin ei ni piäše. Kontie huutau: – Heitä tuolla mättähällä, heitä tällä mättahällä! No ei mihinä, kun härkä laukkai kotih ta šeinäh kohti. Kontielta kun piä jymähti šeinäh, ta šiihi i kuoli. Ukko otti otukšen, nylki nahkan. Oltih tuaš huomeneh. Akka šanou, jotta «pois pitäy härkä tappua, ukko». Niin, ja ukko mänöy tuaš liäväh ta rupieu veistäh hivomah. Härkä kyšyy: – Miksi šie, ukkosen, veistäš hivot? – Šilma tappua. Härkä šanou: – Elä, ukkosen, tapa milma – työnnä meččäh, tervua šelkä: mie tuon tuaš hyvän otukšen. Ukko tervai šelän härältä, työnsi meččäh. Härkä mäni šiih šamah paikkah – šuorantaseh, termärintaseh, päiväpaistieseh. Tulou repo. Sanou härällä: — Mitä ruat, härkäsen? – Taššä šyyvä šykšyttelen, täššä juuva jukšuttelen. Šuu kun sopỉičča, piä kuin jumin kurikka, häntä kun Hämehen miekka, perše kun pellon veräjä. Repo šanou, jotta «ota, härkäsen, milma šelkähäš, kun šiula on niin kaunis ta šilie šelkä». – Otan, otan, tule, – revolla šanou härkä, – nouše šelkäh. Niin, ja repo nousi tuaš härällä šelkäh ta härkä läksi laukkuamah. Jo hiän šiitä poiski šeläštä hyppyäis, no ei piäše, kun puuttu tervah. Repo tuaš huutau, niinkun kontie; – Heitä tällä mättähällä, heitä tuolla mättähällä, heitä tällä mättähällä, heitä tuolla mättähällä! Tai tuaš kun laukkasi kotih härkä ta šeinyä vaššen hyppäi, ta piä revolta kun paukahti šeinäh, nin šiihi i kuolla kellahti. Ukko tulou vaštah tuaš hyvällä mielin, kun härkã toi hyvän otukšen. No härän panou liäväh, revon nylköy – ta tuaš nahkan šai hyvän. No ta muatah tuaš yö kellotetah. Akka šanou: – Тара poìs, ukko, härkä, kun on noin vihani (kolmannen kerran – kaikiččihan še pitäy kolme kertua, hoš mitä taro). No tuaš kun veičen ottau ta mänöy liäväh, alkau hivuo veistäh. Та härkä kyšyy: – Mikši, ukkosen, veistäš hivot? – Silma tappua. Härkä šanou: – Elä, ukkosen, tapa milma. Työnnä meččäh, tervua šelkä – tuon hyvän otukšen. Ukko tervai šelän härältä ta piäššälti meččäh. No, härkä mänöy šiih šamah paikkah tuaš – šuorantaseh, termärintaseh, päiväpaistoseh. Tulou jänis (vilmesekse jänisraiska tulou). Jänis šanou härällä: – Mitä ruat, härkäsen, täššä? – Ka täššä šyyvä šykšyttelen, täššä juuva jakšuttelen. Šuu kun sopličča, piä kun jumin kurikka, häntä kun Hämehen miekka, perše kun pellon veräjä. – Ota milma šelkähäš, – jänis šanou härallä. – Tule sie, nouše šelkäh. Jänis nousi šelkäh. Härkä läksi laukkuamah. Jänis-raiska rupieis hyppyämäh šelästä, ka ei ni piäše, kun tervah puuttu. Tuaš karjuu jänis: – Heitä tällä mättähällä, heitä tuolla mättähällä! Ei mitänä kun härkä laukkai kotih ta vei ukolla otukšen. Ka ukko hyvällä mielin otti jäniksen ta tappo. Та pani härän liäväh. Ta akka mi lienöy lapalivo ollun, kun ukon pakotti härkyä tappamah. Jo ukko panou hevosen, val’l’aštau, panou härän lihat rekeh, kontien lihat rekeh, revon lihat rekeh, tai jäniksen lihat. Tai nahkat kaikki. Šiitä lähtöy linnalla, myöy ne lihat ja nahkat ja šuau hyvin äijän rahua lihoista ta nahkoista. Та šiitä kun hän luati šuuren talon ičelläh, kuin čuarin palatin, niillä rahoilla. Ja šiinä akkah kera eletäh vieläki, kun ei liene kuoltu. Tai loppu. Šiin on nyt še härän starina.