Evstafeev, Sergei
Шишка. 1
Russian
Будильник предательски проскрипел под подушкой. Так не хочется вставать, но надо. Четыре часа сна, маловато… Максим соскочил с дивана, мыться, бриться и на вокзал. Дорожная сумка с гостинцами дожидалась в прихожей.
Вот и вокзал, с его шикарным шпилем, часами и голубыми елями, билет в первый вагон. До свидания труженик город, здравствуй долгожданный отпуск.
Мама позвонила на прошлой неделе, у отца обострилась болезнь, а он все равно приготовил сети для рыбалки. Каждый вечер хромает с палочкой к калитке, ждет автобуса с поезда, может сын приедет.
Тепловоз, плавно набирая ход, увозил пассажиров все дальше на северо-запад, в весну. Проводница собрала билеты и принесла чай, в стаканах с резными подстаканниками. Попутчиками в купе оказались две женщины среднего возраста и дед в кирзовых сапогах, выцветшей телогрейке и фуражке лесника, на коленях он держал огромный рюкзак. Женщины без умолку рассказывали друг дружке, одна о том, как сходила в городе в парикмахерскую, какие покупки сделала и что у нее корова самая лучшая в деревне. Вторая о том, как проходила медкомиссию в железнодорожной поликлинике и у нее обнаружили четырехнедельную беременность. Что в семье трое детей и четвертого она сохранит, а если этот козел, хоть слово скажет, она ему покажет на дверь. К тому же у нее корова тоже ведерница.
Дед ничего не говорил, каждые полчаса закидывал лямки рюкзака на плечи и выходил в тамбур покурить.
Колеса постукивали на стыках, им в такт звенели ложки в стаканах. Под эту музыку женские разговоры превратилась в пение и Максим заснул.
Разбудил пограничный наряд, проверка документов перед въездом в погранзону. На узловой станции поезд переформировали, первый вагон оказался последним. Пара часов пути и вот они, фонари родного поселка.
Максим спрыгнул с вагона на щебенку, до перрона еще метров пятьдесят… Впереди дама на каблуках тащила волоком большую сумку, она подняла голову, глаза были влажными от слез.
‒ Чего плачешь, кто обидел?
‒ Да вот спрыгнула, колготки новые порвала, обидно.
Максим поднял ее сумку, и его качнуло от тяжести.
‒ У тебя чего там кирпичи?
‒ Тетка у меня работает на почте в Сортавале, оформила две подписки Джека Лондона и Чехова Антона Павловича, а это больше тридцати книг.
‒ Мне от таких имен даже легче тащить стало.
Вот и вокзал, архитектурная достопримечательность поселка. Под станционным колоколом сидел огромный пес, непонятной породы и масти, словно лоскутное одеяло, сшитое из разноцветных пятен. Пес крутил головой слева направо и обратно, но никто на него не обращал внимания. Приезжие спешили поскорей пройти паспортный контроль на пограничном посту и занять хотя бы стоячее место в автобусе.
Водитель автобуса, Толя Чикалев, помахал Максиму рукой мол, не спеши, подожду. Автобус оказался забит битком, из открытой задней двери высунулся рыжий, кудрявый парень.
‒ О, сударь вы с дамой, одну минуточку.
И тут в автобусе раздался голос диктора Юрия Левитана
‒ Дорогие товарищи пассажиры, убедительная просьба набрать полные легкие воздуха и резко выдохнуть…
Автобус затрясся от смеха, на удивление ступеньки у дверей освободились.
‒ Заходите, молодые люди и не забудьте оплатить проезд…
Толя подкатил автобус к самой калитке, Максим выскочил и помахал вслед рукой. На встречу вышли родители и старинный приятель Виктор. Мама обняла и прошептала на ухо:
‒ Ну, здравствуй сынок, с приездом.
Отец ни чего не сказал, стоял, опираясь на палочку, губы дрожали, а по щекам текли слезы…
Виктор предложил ехать на рыбалку на самое верхнее озеро по реке, те места Максиму хорошо известны, с детства с отцом там рыбачили. У Вити оказывается, уже составлен план, в этом году озера еще подо льдом, устья наглухо забиты шугой. Ни рыбакам, ни тем более инспекторам рыбнадзора не пробиться. Дорога, где-то шестьдесят верст после зимы почти в непроходимом состоянии. Едем вдвоем на минском мотоцикле, минимум груза и одно ружье. Через два-три дня в том направлении поедет "Урал" с тремя ведущими мостами химлесхоза, повезет продукты сборщикам живицы. Вот на нем родители и отправят сети, мотор и все остальное.
C утра отправились в путь, дорога одно название, на горках еще ничего, а в низинах вода, слякоть и грязь. Да разве это преграда для двух молодых здоровых парней. Где на мотоцикле, где он на них добрались до первой деревни. Крепкие еще карельские дома смотрели на дорогу пустыми глазницами окон. Изгороди покосились, а баньки у озера, словно от испуга прижались к земле между прибрежных камней. Максим снял шапку, вытер пот со лба.
‒ Слушай Витя, этой же деревне сотни лет, хорошие люди здесь жили, влюблялись, женились, детей растили. Мы с мамой, когда сюда приезжали, в каждом доме встречали как родных. На столе самовар, пироги, калитки, чай с топленым молоком. Говорили только на карельском языке,| я и теперь в троллейбусе, если услышу карельскую речь, пару остановок лишних проезжаю… Тут же рядом еще поселок леспромхозовский был, мальчишки с их школы были очень спортивными.
‒ Поселок, Максим, давно уже к нам переселили, на месте домов деревья подрастают. А деревень таких осиротевших в округе с десяток наберется. Одни пожгли, другие еще ждут своей участи. Поехали дальше…