Texts

Return to review | Return to list

Bohattu i kewhy velli

history

August 09, 2023 in 23:35 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Было там когда-то два брата, один был бедный, другой был богатый. Богатого звали Илья, а бедного – Алексей. Когда весна настала, у бедного сено кончилось.^ А братья оба были киластые. Бедный идет к богатому брату, говорит: – Дай, братец, сена хоть охапку. А богатый говорит: – Уходи прочь, не будет тебе никакого сена, пускай хоть околеет твоя лошадь. Бедный, Алексей, приходит домой и жене говорит: – Так сказал брат Илья: пускай хоть околеет твоя лошадь с голоду. Теперь придется пойти собирать сено хоть на дорогах, либо по одоньям стогов. Пошел, взял грабли, чтобы собирать сено на дорогах, по одоньям стогов. Идет на луг. Посредине луга есть ручеек. Стал перешагивать через ручеек, в ручеек упал, штаны себе промочил. Вышел мужик из ручья: надо штаны высушить, не то холодно будет. Он стал к солнышку задом. Смотрит – бежит сын черта прямо на мужика. И подумал сын черта, про килу: «Это кошелек с деньгами». Взял мальчик килу отрезал и идет домой к отцу и матери: – Посмотрите-ка, папенька и маменька, я кошелек с деньгами нашел! Отец и мать стали рассматривать этот кошелек. Говорят: – Это кила. Эту килу завтра отнеси на прежнее место, откуда взял. Не валяй дурака, зачем взял у мужика килу? А этот бедный мужик пошел быстро домой, очень легко стало идти. Идет по двору богатого, брат во дворе дрова колет. Богатый спрашивает: – Где был, килач? А бедный говорит: – Больше нет у меня килы, посмотри-ка! Богатый брат говорит: – Ой, братец, куда ты дел килу?^ Посоветуй мне, как от килы избавиться. А бедный брат говорит: – Ого, посоветую, только если дашь воз сена, мешок ржи – тогда только посоветую. – Дам, братец, возьми что хочешь. Бедный брат запрягает лошадь, въезжает на сарай богатого брата, и накладывают вдвоем большой воз сена, и едет на свой сарай. И берет мешок ржи – богатый брат дает. Тут бедный брат обрадовался: «Теперь дотянет лошадь до лета, да и сами сможем овес посеять». Приходит богатый брат Илья к Алеше. – Посоветуй теперь мне, брат, как от килы избавиться. – Теперь, смотри, посоветую, когда меня из беды выручил. Завтра утром, как только встанешь, возьми грабли в руки, иди на луг – посредине луга есть ручеек. К ручейку подойдешь, в ручеек упади задом. Промокни хорошенько. Как встанешь из ручья, к солнышку задом встань. Тут придет мальчишка, чтобы ни делал, ничего не говори. Мальчика отец и мать разбудили рано, чтобы кила была отнесена на свое место. Мальчик отправляется с килой. Приходит к богатому мужику, приставляет килу богатому мужику, богатый Илья ничего не говорит. Мальчишка приставил очень хорошо и пошел домой. Мужик сидел так почти до вечера. Думает: «Надо теперь пойти домой». Стал штаны натягивать – две килы не вмещаются в штаны. Богатый мужик разревелся:| «Смотри, что наделал, – была своя кила здоровая, теперь еще и другая стала»! Направляется к дому, не может никуда идти с двумя килами. Едва-едва домой пришел. Другой брат, бедный, в окно смотрит. Проходит под окнами [богатый], говорит [бедный]: – Что, братец, избавился от килы? – Что ты, – говорит, – избавился!^ Другую приставили, теперь у меня две килы. Бедный брат говорит: – Богатому две и надо, с одной-то что! Стал богатый брат ругаться: – Смотри, воз сена выманил, мешок ржи, а еще килу мне дал. Как же я теперь до конца жизни ходить буду? Так и ходит весь свой век. Бедный избавился и живет хорошо.

August 09, 2023 in 22:49 Нина Шибанова

• created the text
• created the text translation
• created the text: Oli sie ennen kaksi vellesty, yksi oli kewhy, toine oli bohattu. Bohatal oli Il’l’u nimi, a kewhäl oli Ol’eksi. Kewhäl ku kevät tulow, heinät lopittiiheze, a vellekset molletit oldih tyräperziet. Kewhy menöw bohatan vellen luo, sanow: – Anna, veikoi, heinie hos takku. A bohattu sanow: – Mene iäre, ei rodei ni miituttu heiniä, sinul hebo hos töllökkäi. Kewhy tulow kodih, Ol’eksii, i akalleh sanow: – Nenga sanoi Il’l’u veikoi: sinun hebo hot’ töllökkäi nälgäh. Nygöi pidäw hot’ dorogoi haravoimah libo suabransijuo. Lähti, otti haravan haravoida dorogoi, suabransijuo. Menöw niitule. Keskiniitul on ojaine. Rubei harpuamah ojas piäliči, ojah upponow, kai štanit kastuw. Nowzi sie mužikku ojas: pidäw kuivata štanit, eiga roih vilu. Häin päiväh päi perzien myl’čisti i pidäw perzetty. Kaččow, juoksow karun brihačču juwri mužikkah kohti. I rubei sidä karun brihačču tyrie opittelemah: «Tämä on den’gukukkaro». Ottaw brihačču tyrän leikkuaw iäre i lähtöw kodih tuattah i muamah luo: – Kačoi vai, tati da mami, minä den’gukukkaron löwdin. Tuattah da muamah rubettih kaččomah sidä kukkaruo. Sanotah: – Tämä on tyrä. Tämä tyrä huomei vie endizeh sijah, kus i otit. Durakkuo elä val’aiče, mikse otit mužikal tyrän. А sе kewhy mužikku otti da kodii i lähti britvuamah, ylen kebie rodei matkata. Bohatan pihuo myö astuw, velles pihal halguo halgow. Bohattu sanow: – Kus olit, tyräperze? A kewhy sanow: – Toinai ewle tyriä, kačo vai ga! Bohattu velli sanow: – Oi velli, kunna sinä paniit tyrän, n’evvo mille, kui tyrä hävittiä. A kewhy velli sanow: – Oho, n’evvon, ga ku andanet heinie rien, ruistu huavon, siid äski n’evvon. – Annan, veikoi, ota mi tahto. Kewhy velleh hevon val’l’astaw, ajaw bohatan vellen luo saraille, i pannah regi ylen suwri i ajaw omale saraile rien. I ottaw ruistu huavon – bohattu velleh andaw. Siid kewhy velles ihastui: «Nygy piäzöw kezäh hebo, dai iče piäzemmö kagrua kylvämäh». Tulow bohattu velli Il’l’u Ol’ošan luo. – Veikoi, nygy n’evvo mille, kui tyräs piästä. – Nygy kačo, n’evvon, minun hiäs piästit. Huomei huondeksel nowzet maguamas, ota haraw kädeh, astu niitule – keskiniitul on ojaine. Ojaizelluo mennet, ojaizeh uppone tyrihsah vedeh. Kastu hyvin. Nosset ojas, päiväh päi perze kirkota. Siid brihačcu tulow.^ Brihačču tullow, hot’ midä ruadannow, virka ni midä älä. Brihačua tuatto da muamo nostatettih aijoin, štobi tyrä oliz viedy endizelleh. Brihačču lähtöw tyriä viemäh. Tulow mužikan bohatan luo, tyrän tartuttaw bohatale mužikale, bohattu Il’l’u ni midä ei virkä. Brihačču tartutti ylen hyvin i kodih lähti. Mužikku pidi perzetty päivah päi lähembi ehtua. Duwmaiččow: «Pidäw lähtie kodih nygy». Rubei štaniloi jalgah nostamah – ei tyrät synnytä kuadieloih. Bohattu mužikku itkuu röngähtih. «Kačo, midä luadi, oli endine tyrä tobd’u, nygy vie toine puwtui sille piäle». Lähtöw kodih päi astumah, ei voi ni kunna päi astuo kahten tyrän kere. Odva vaigu kodih tuli (lyölöitti). Toine velleh ikkunas kaččow, kewhy. Tuli ikkunoin ual, sanow: – Midä, veikoi, piäzidgo tyräs? – Midä, – sanow, – piäzin, toine tyrä puwtettih, nygy on kaksi tyriä. Kewhy velles sanow: – Bohatale kaksi i pidäw, yhtes tyräs ni midä. Rubei bohattu velli čakkuamah: – Kačo, heinyrien muanitit, ruistu huavon i tyrän mille andoit. Kuibo minä nygy kävelen lopun igän? Kävelöw lopun igän. Kewhy piäzi i eläw hyvin.