Texts

Return to review | Return to list

Piän’et lapšet

history

October 27, 2023 in 14:02 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Как растили детей, маленьких? Ну, дети – тогда [их] ведь очень много рожали, часто: абортов не делали. Как год или два – опять ребёнок. А как растили? Ведь ничего не было. Так иные держали в сундуке баранки, до двух лет кормили баранками. Или положат на столик хлебушка да капустки в кучку, ребёнок и ест. Дети часто болели? Да не очень и болели, ведь здоровыми и были. Да. На ноги им нечего было обуть. Зарежут овец, баранов, у барана – яички, из яичек кожу снимут и сделают лапоточки или башмачки. У меня у самой так было, у меня у самой: свёкор мальчику сшил башмачки. Да, да, в башмачках до трёх лет и бегал. И не хочет снимать: они тёплые, гладкие. Купили сапожки, а сапожек не обувает: отдайте мне те лапоточки. Когда ему там будет уже два года, побольше будет – годика два, штанишки сошьёшь. Сошьёшь штанишки, но без зада: попка (‘ягодицы’) – наружу, и мошонка видна, так и бегает. А когда мать уйдёт на работу? Свекровь есть, так свекрови оставят. А иные жили очень бедно, так возьмёт с собой в поле. Ребёнок на меже лежит, а она жнёт рожь да лён теребит, а ребёнок лежит на меже. Вот так всё время и жили-поживали. Уж чаще нянек нанимали; наймут там девочку; дадут там за лето девять рублей, заплатят девять рублей. Или платьишко дадут? Или платьице, или платочек, очень хорошо, коли полусапожки или сваляют валеночки. Что ты! А ведь няньке надо было тоже и нянчить, и дров наносить, и картошки накопать, и воды наносить, и в избе всё подмести – [успеть всё] к девяти часам. Где держали дома маленького ребёнка? Прежде маленьких детей держали в люльке. Подвесят люльку к потолку, люлька то с пружиной, а то и очеп [устроен]. Шест (‘полено’) подвесят за конец, засунут шест в кольцо, а потом люльку подвесят. Люлька была деревянная, на верёвках. Какой была люлька? Да всякие ведь бывали: и плетёные, как корзина, но чаще были дощатые. За доски и прихвачена верёвкой в четырёх местах, а затем поддета к очепу, к очепу [подвешивали] и качали. Что хоть подстилали в люльку? В люльке был постельничек, набитый соломой. Да, у кого матрасик, а у кого – одна солома, застеленная холстинкой, тут и всё.^ На люльке был подвешен полог. Люльку качают или как? Да, [к люльке] привязана верёвка, за верёвку и [качают], когда и за край. Бывает, что некогда – верёвочная петля (‘верёвка’) к ноге, чтоб можно было что-либо делать, прясть, например. Если свекровь сидит, то, обычно, прядёт или шерсть щиплет, а верёвка – на ноге, и качает [люльку]. А вот ночью [ребёнок] заплачет? Ночью ребёнок заплачет, так мать даст грудь. А когда не засыпает, [уложат] снова в колыбель, опять укачивают. Когда ребёнок уже подрастёт, кто за ним смотрит? А когда ребёнок станет уже побольше (при этом ведь ни у кого не было так, чтоб [лишь] один ребёнок, у всех пятеро да шестеро), вот старшие и таскают его [с собой]. Этих маленьких [возьмут] и на улицу поиграть, так и дома. А теперь ведь нет почти ни одного дома, где было бы пять или шесть детей. Ну и как, хорошо нянчили? Да какое тут хорошо нянчили! Грязи хватало, рубашечки у них были грязные (‘чёрные’);| спереди [всё] запачкают. Возьмут да перевернут задом наперед, чтоб немножко было почище. Вот так и жили.

October 27, 2023 in 14:01 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Как растили детей, маленьких? Ну, дети – тогда [их] ведь очень много рожали, часто: абортов не делали. Как год или два – опять ребёнок. А как растили? Ведь ничего не было. Так иные держали в сундуке баранки, до двух лет кормили баранками. Или положат на столик хлебушка да капустки в кучку, ребёнок и ест. Дети часто болели? Да не очень и болели, ведь здоровыми и были. Да. На ноги им нечего было обуть. Зарежут овец, баранов, у барана – яички, из яичек кожу снимут и сделают лапоточки или башмачки. У меня у самой так было, у меня у самой: свёкор мальчику сшил башмачки. Да, да, в башмачках до трёх лет и бегал. И не хочет снимать: они тёплые, гладкие. Купили сапожки, а сапожек не обувает: отдайте мне те лапоточки. Когда ему там будет уже два года, побольше будет – годика два, штанишки сошьёшь. Сошьёшь штанишки, но без зада: попка (‘ягодицы’) – наружу, и мошонка видна, так и бегает. А когда мать уйдёт на работу? Свекровь есть, так свекрови оставят. А иные жили очень бедно, так возьмёт с собой в поле. Ребёнок на меже лежит, а она жнёт рожь да лён теребит, а ребёнок лежит на меже. Вот так всё время и жили-поживали. Уж чаще нянек нанимали; наймут там девочку; дадут там за лето девять рублей, заплатят девять рублей. Или платьишко дадут? Или платьице, или платочек, очень хорошо, коли полусапожки или сваляют валеночки. Что ты! А ведь няньке надо было тоже и нянчить, и дров наносить, и картошки накопать, и воды наносить, и в избе всё подмести – [успеть всё] к девяти часам. Где держали дома маленького ребёнка? Прежде маленьких детей держали в люльке. Подвесят люльку к потолку, люлька то с пружиной, а то и очеп [устроен]. Шест (‘полено’) подвесят за конец, засунут шест в кольцо, а потом люльку подвесят. Люлька была деревянная, на верёвках. Какой была люлька? Да всякие ведь бывали: и плетёные, как корзина, но чаще были дощатые. За доски и прихвачена верёвкой в четырёх местах, а затем поддета к очепу, к очепу [подвешивали] и качали. Что хоть подстилали в люльку? В люльке был постельничек, набитый соломой. Да, у кого матрасик, а у кого – одна солома, застеленная холстинкой, тут и всё.^ На люльке был подвешен полог. Люльку качают или как? Да, [к люльке] привязана верёвка, за верёвку и [качают], когда и за край. Бывает, что некогда – верёвочная петля (‘верёвка’) к ноге, чтоб можно было что-либо делать, прясть, например. Если свекровь сидит, то, обычно, прядёт или шерсть щиплет, а верёвка – на ноге, и качает [люльку]. А вот ночью [ребёнок] заплачет? Ночью ребёнок заплачет, так мать даст грудь. А когда не засыпает, [уложат] снова в колыбель, опять укачивают. Когда ребёнок уже подрастёт, кто за ним смотрит? А когда ребёнок станет уже побольше (при этом ведь ни у кого не было так, чтоб [лишь] один ребёнок, у всех пятеро да шестеро), вот старшие и таскают его [с собой]. Этих маленьких [возьмут] и на улицу поиграть, так и дома. А теперь ведь нет почти ни одного дома, где было бы пять или шесть детей. Ну и как, хорошо нянчили? Да какое тут хорошо нянчили! Грязи хватало, рубашечки у них были грязные (‘чёрные’); спереди [всё] запачкают. Возьмут да перевернут задом наперед, чтоб немножко было почище. Вот так и жили.

October 27, 2023 in 12:57 Нина Шибанова

• created the text
• created the text translation
• created the text: Kuin ka lapšie kažvatettih, pien’ie lapšie? Nu lapšet, šilloin ol’ vet’ äjäl’d’ äjän šuadih, tuagikš, obortoi ei ruat. Kun vuaž al’i kakš i tuaš lapši, tuaš lapš. A kuin kažvtettih? Eij ollun ved’ n’imid. Nu om boreškuw muwvet piättih sundkašš, kahteh vuadeh šut’t’en šyättäh boreškall. A to l’eiväis’t dii kapussais’t stolzell pannah tukzeh, lapši šyäw. Rigen’eh l’äz’it’t’ih lapšet? D ei äijäl’d’ i l’äz’it, vil’ vet’ zdorvennoit i oldih. Aha. Jalgah heil’ ei mid oll panna. Lambhat is’kit’äh bornat, bornall ollah jäičät, jäičöis’t sn’imtäh nahkzen i ruatah luapot’zen al’ kotzen. Miwl ičel’l’, miwl ičel’l’ ol’ šen’in buat’ko poigzell ombel’ kotzet. Da, da kotz’iss i hypel’l’, kolmeh vuadeh šut’t’en. Vil’ kuin ei lua n’äm, l’ämmebzet l’ibizet. Polsapoškz’ii i oštimm, a ei pan, polsapoškz’ii, davai n’äm miwl luapot’zet. Štaan’zet šiäl’ omblet jo koož l’iänöw hänel’l’ dva goda, šuwremban’ kakš vuwvut l’iänöw. Štan’zet omblet a peržewkšetta, peržit naruži i jäičzet naruž i hypl’öw. A ka ruavolla l’äht’öw muamo? Om muatk n’in muatkolla. A to muwvenet äijäl’d’ el’ettih bednoiks’, tok ottaw peldoh. Mežašša lapš vön’yw, a hen ruis’t l’eikkuw ed pelvašt d’er’iw, a lapš mežašš vön’yw. I šen’in el’ettih kaikki el’ettih. Nu enämmän kaikk jo n’än’kz’i palkail’dih, šiäl’ t’ytr’ais’an ottah, antah šiäl’ kežäkš d’evit’ rubl’ei, makštah yhekšän rubl’uw. Il’i plat’jazen annetah? Il’i plat’zen il’i fatzen, äijäl’d’ hyv jesl’i kuin polsapoškz’i, čuun’zet val’aijah. Što tii! A vet n’än’kall tož vil’ pidäw n’än’kuij n’än’kuij i štob i halg tua i kartošk kaiv, i vett tua i per’t’is’s’ kaikk šup pywh, šiäl’ k d’evit’i. Koissa mis’s’ä piet’t’ih pien’d’ä lašta? Pikkurz’i lapšii iäl’l’ kät’kyšš, da täd, kät’kyšš. Kät’kyn riptetah lageh, to on pružnanken ol’ kät’yt, a to vib. Hallon riptetah hallon čöktäh kol’čah, a šid kät’yt. Kät’yt ol’ puwhin’, nuaroill. Kät’yt mit’t’yn’än’e ol’i? On vet’ kaiken jyt’z’ii, i pl’et’it’t’ ol’oo, kum mos’t’ink i en’ämb ol’ lawvois’t. I lawvois’t fat’it on n’el’l’äšt koh nuarall, a nu a patom vibuh i zad’in’it, vibuh, i l’ektettih. Kät’kyöh mid’ä hot’ pandih? Kät’kyšš on olgi šiäl’ pand, pos’t’el’n’kkan’, da. Kel’l’ om pos’t’el’n’ikkan’, kel’l’ on yhet ollet ed ripakzel katet ollet i kaikk šiin’, kätk’yšš on zanveskan’ ruat. Kät’yt’t’ä l’ekutetah al’i kuin? Da, nuar on šivot, nuarašt, rannašt kož. Ei kož ol, nuar jalgah i mid but’ pidäiz’ ruadu, to kez’r’ät’. Šiäl’ jesl’ istuw muatk, tok kez’r’iw il’i villu šipl’iw, jallašš nuar i l’ekuttaw. A kuin yöl’l’ä it’kömäh rubiew? Yäl’l’ rubuw it’kmäh n’in muam andaw n’än’n’iä. A kun koož ei uinu, tuaš kät’kyh, tuaš l’ektetah. Jo lapši šuurembi on, ken hän’d’ä kaččow? A jo kun lapši šuuremb on, vet’ n’ikel’l’ eij ow štob yks’ laps, kaikill on viiz’ ed kuwž, šuurembzet händä i vejetäh. N’äidä piän’embz’i pihall kizuumah i kois’s’ šen’iin. N’yt počki n’i yhtä taluu eij ol štob ois’ viiz’ ed kuwž. Nu i kuin, hyviin n’än’kyid’ih? Da mytyš täšš hyviin n’än’kuidih! I gr’azn, oldih muššat heil’ paidzet i n’äm. Iäšt oo napočkaiččow. Ottah ed’in tagakš pannah, štob t’iäl’ ois’en vähzel’d’ puhthamban’. Ka šen’iin i el’ettih.