Texts

Return to review | Return to list

Kyl’äšš ol’ koldun

history

November 02, 2023 in 16:01 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  В нашей деревне давно одна женщина жила, [о ней] всё говорили: колдунья, колдунья. Как пойдёт сеять или еще куда-нибудь, не советует ни с кем разговаривать. В первый год, как сын привёл молодуху, невестка не знала [об этом], разговаривала. Молодуху избили и посадили в подпол. В Великий четверг соседи её всё подстерегали: она дёргала соломы то с одной крыши, то с другой. А две девушки следили за ней: она то с одной, то с другой крыши – с четырёх крыш набрала соломинок и зашла в избу. В углу избы стояло много кринок, горшков, она в каждый горшок ставит и ставит соломинки. Горшки сразу и наполнились молоком. Девушки наблюдали это через окно (тогда ещё не было занавесок); они и увидели, что делает старуха. Звали старуху Акулиной. Девушки как увидели полные кринки молока, они с перепугу даже упали – еле добрались до дому. А потом видели, как она в Великий четверг летит (‘едет’) на помеле: [сидит] на помеле, волосы распущены. Ну, [в деревне], вроде, побаивались её. На святой неделе ходят [по домам] с иконами, а у ней в сенях стол, а под столом и метла, и голик, и вилы, и мотыга, и грабли, и коса. Спросишь, бывало: «Ой-ой, тётя Акулина, что это у тебя?» – «Всё вам нужно знать! Мне это всё нужно!». Такие вот у ней приметы были, так мы её боялись. Как идёт мимо – народ её ругает. А она не своей смертью умерла, убили во время войны: у нас немцы были. Мы и не знали бы, как она умрёт, ей, наверно, трудно было бы и помереть. Вот какая колдунья была у нас, в деревне мы боялись её. Или вот купит корову [и] приводит её во двор задом наперёд, купит лошадь – то же самое. А мы были ещё девчонки, смотрим как-то: она лошадь купила и толкает её задом наперёд. Что за приметы у ней были? А помогала ли она людям? Людям? Да нет! Не ворожила людям,| а ворожила всё [для себя]. Она выдала свою дочь замуж за красивого парня, парень [с ней] кое-как жил, рано и умер. А она всё больше хлеб «пережинала». Вот пойдёшь жать рожь (тогда были полосы), [смотришь]: на полосе так у них и сделано, «пережато». А у нас старые бабушки стали понимать и [говорить] молодухам: «Вот как такая дорожка встретится [во ржи], читай молитву, хоть «Богородицу». А одна женщина очутилась [на полосе], так там что-то было сделано сковородником, протоптано [со] сковородником. Женщина четыре года проболела и умерла из-за этой старухи – на полосе проведёт круг сковородником...

November 02, 2023 in 15:50 Нина Шибанова

• created the text
• created the text translation
• created the text: Meil’ kyl’äšš ol’ ammuin yks’ nain’, kaik šanottih koldun koldun. Koož kunn l’ähtöw, il’ kyl’vmäh, ei käšš n’ikenenken pais’s’. A poig eižimzen vuwven toi moržmen, a moržim ei t’iädännyt i pagiz’. I moržmen duidih i karžnah istettih. Šuwren n’el’l’änpiina händäh kaik vardeidin šiäl’ sus’idat, hin ka olgi d’er’iw yhešt täšt krišašt, toizešt katokšešt. A kakš t’yt’t’i i s’l’ed’ittih händ, hin ka yhešt ott katokšešt i toizešt, n’el’l’äšt katokšešt ott olgz’ia i tul’ per’t’ih. A per’t’is’s’ äij yglaš šeiz’ kr’inkoi padoi, i n’äih padoih jog panow i panow ollutt. I str’iäd luad’ičettih täwvet padat maidu. T’yt’öt’ iknašt vul’kaidih, šilloin eij ollun zanveskoi, hy i n’ägittih mid’ akk ruadaw. Akku kučuttih Okul’. T’yt’öt’ kuin dogd’ittih täwvet kr’inkat maiduw, hy daž langettih, pöl’l’äššyttih i nas’il kod’ih doijittih. A šid’ i n’ägittih händäh, kuin Šuwren n’el’l’änpiin ajaw havulla, havull i tukat rospus’t’it. Nu i vrod’ varattih händäh. A koož svjatoill jumlat kävel’l’äh, a hänel’l’ šinčošš stola, stolan all i metl i gol’ik, i hangot i kuakk i harvat i kos. Tok kyžyt: «Ojo-jo, Okul’-t’ot, mid’ täšš šiwl?» - «Kaikki teil’ pid’äw t’iäd’i! A miwl pid’äw!». Ka hänell oldih mytz’et pr’imitat, n’in myä händ var’jim. Kun šiirič aštuw, kaik šanall pandih narod. A hin ei ič kuallun, voinan aigah tapettih, meil’ n’emcat oldih. Myä emm t’iäd’än, kuin hin i kual’iis’, hänel’l’ vern ei šais’ i kual. Ka meil’ ol’ muan’ koldun, kyl’äšš var’jim händäh. Il’i ka šiäl’ l’ehmän oštaw, tagper’ih tanhuh panow, hebzen oštaw. A my ol’im viäl’ t’yt’rais’at, kačom hin hebzen ošt i val’iw tagper’ih tagper’ih. Mit n’äm pr’imtat oldih? A rahvahalla toko awttogo? Raavhall? D ei! Ei voržinnun raavhall. A vorož kaikki šub. Hin oman t’yt’ren and šomall urholl, brihall miähel’l’, nu brih s’oravno kud kuin el’ i aivoin kual’. A hin en’ämmän ka ott spooros’t’i l’eiväšš. Ka l’ähet l’eikkumah ruis’t, a šilloin oldih polossat, i polossall n’iin i on, heil’ on jo ruat. A meil’ vanhat akat ruvettih t’iädmäh, i nuar’ill moržimloil: «Ka kun ožawduw muan’ doroškan’, mal’ittu hos’ Bohročču pagiz’!». A yks’ nain’ daaž ožawd mid’ l’yw оl’ šižmall ruat, šižmall tallat. I nain’ n’el’l’ vuatt l’äz’ i kual’ čeres’ täd akkuw, šižmall ruadaw kruwgan polossall.