Texts

Return to review | Return to list

Oli ennen ukko ta akka

history

February 05, 2024 in 16:34 Нина Шибанова

changed the text of the translation
Были раньше муж да жена. Они были бедные, а жена была очень красивая. Она все в церковь ходит. И она такая красивая, что все люди только на нее и смотрят. Как пришла она в церковь на покаяние, то поп в нее и влюбился. Он говорит ей там, что «не хочешь ли ты со мной дружить, я бы тебя любил, потому что ты очень красивая. Так как вы бедны, то я бы вам приносил на жизнь». Ну, жена говорит: – Дай-ка я подумаю, а завтра скажу, когда прийду в церковь. А уж и архиерей нашептывает, что «не хочешь ли со мной дружить»? Он тоже пообещал добра. Ну, теперь дьякон нашептывает: – Не хочешь ли со мной дружить, я бы тебя очень любил? – Я вам завтра скажу. Она приходит к мужу домой и рассказывает ему. Муж говорит: – Пообещай всем, пусть все приходят, да скажи, чтобы побольше принесли. На другой день она идет в церковь и говорит, что поп пусть придет завтра в восемь часов, дьякон – в девять часов, а архиерей – в десять. Жена пришла домой и сказала мужу, что придут. Муж спрятался в горнице – пусть, мол, пока собираются. Вот уж и восемь часов. Поп несется с кошелем за спиной по лесу. Ну вот, поп пришел и положил все на стол. Она радуется: «Теперь у нас есть и попить и поесть: разные закуски к вину, свиное сало, консервы, мука, крупа». Кошель был большой, так в нем чего только не было! Сели за стол, едят, пьют. Поп все выпивает, а женщина только немного, чтобы не опьянеть. Поп и говорит: – Не лечь ли нам спать, надо же нам поспать. Женщина говорит: – Ляжем, ляжем. Она пытается оттянуть время, пусть-ка девять часов будет. – Ляжем, – говорит, – только мой муж спит всегда голый, так и тебе надо бы раздеться. Ну, он разденется, – говорит.^ Поп снял все с себя и лег в кровать. И говорит поп женщине: – Иди же скорей! Женщина говорит: – Послушай-ка, кто это там гремит? Поди хоть на печь спрячься, чтобы не увидели. Пришел дьякон с большим кошелем аа спиной. Он разгрузил кошель, а в нем чего только нет! Опять сели за стол, едят, пьют. А дьякон сам даже не ест – пусть, мол, тебе останется. Поговорили, а дьякон и говорит: – Не пора ли уже в постель? Женщина говорит: – Ляжем, только мой муж всегда голый спит, тебе тоже нужно бы раздеться. Он быстренько разделся и юркнул в кровать: – Иди-ка скорей! Она прислушивается: уже и архиерей стучится. Говорит: – Kто это стучится? Иди скорей на печь, чтобы не увидали. Только поднялся на печь, архиерей открывает двери. А дьякон залез на печь и спрашивает: – А ты что здесь делаешь? Поп отвечает: – То же, что и ты. Архиерей как пришел, открыл кошель: там масло, колбаса, консервы – много хорошего, да еще денег большая куча. Сели они за стол, открыли бутылку коньяку, попивают. Жена не смеет много пить. Она разговаривает себе понемногу да время тянет. А муж все слышит за стеной. Архиерей опять и говорит: – Нy, теперь ляжем в постель. Женщина говорит: – Ляжем, только мой муж всегда спит голый, тебе тоже нужно раздеться. Муж слышит, что уже спать зовет,| и начал стучать в соседней комнате. Архиерей спрашивает: – Кто это стучит? – Не знаю. – Где бы мне спрятаться? – Да иди хоть на печь. Архиерей туда залез, спрашивает у попа и дьякона: – Какого черта вы здесь делаете? – Да то же, что и ты. Муж пришел, стали есть, посмеиваются тут. Муж спрашивает: – Откуда ты столько еды достала? – В деревню ходила и купила. Смотрят, матушка под окошком проходит. Муж сидит у окна. Спрашивает муж: – Что ты ходишь да посматриваешь? – Да вот муж гуляет, так пошла искать. – Заходи ты в избу. А тем временем жена спряталась в горнице. Ну, раз твой муж гуляет, так давай и мы с тобой дружить, – говорит муж матушке. Ну, она – что «давай, давай»! С кровати поднялась и ушла. Муж говорит: – Приходи еще и в другой раз! – Приду, приду! – говорит. Смотрят: теперь идет дьяконова жена. Ну, опять муж спрашивает, что «зачем ты ходишь»? Говорит: – Да вот муж гуляет, так я пошла искать. – Заходи в избу.^ Раз муж гуляет, так и ты заходи. Онa с радостью заходит в избу. Ну, в избу заходит, а муж говорит: – Коли он гуляет, так давай и мы с тобой дружить. – Давай, давай, – говорит. Муж дал ей выпить и легли на кровать. Дьякон и говорит: – Я сейчас закричу! А поп и архиерей говорят: – Молчи! Молчал же поп. Скрипят зубами, кусают себе руки, но голоса не подают. Дьяконова жена ушла. Только успела уйти, смотрят – жена архиерея идет. Говорит муж: – Что ты в окна заглядываешь? – Да вот заглядываю – муж гуляет. Муж опять ее в избу зовет: – Заходи-ка в избу, – говорит. Ну, и зашла в избу.^ Муж говорит: – Раз у тебя муж гуляет, таĸ давай и мы с тобой дружить. Ну, она и соглашается: – Давай, давай! Муж налил ей коньяку (того самого, что ее муж принес). Ну, жена как выпила, они и легли на кровать. Архиерей зубами скрипит и руки кусает, что «я сейчас слезу и поколочу жену». Другие ему: – Нет, не слезешь, ведь и ты нас не пустил! Оттуда с печи выглядывают, смотрят на жен. Архиереева жена ушла. Те как ушли, жена и вышла из горницы в избу. Она будто и не знает, что кто-то приходил. Сидят с мужем да разговаривают.^ А мужу хочется согнать тех с ~~пени~~печи. У мужа на стене висит старенькое ржавое ружьишко. Он начинает ковыряться в нем и говорит: – Я его давно исправляю, исправное оно теперь или нет? Говорит, что «надо бы попробовать выстрелить». Жена спрашивает: – Куда будешь стрелять? – А я, – говорит, – выстрелю на печь. – Не стреляй, муженек, на печь! А пищаль-то у него такая, что и не стреляет. Муж говорит: – Я выстрелю, там на печи ведь никого нет. Тут как выскочат все на двор бежать, голые. Муж кричит: – Это еще что за чудо? – будто и не знает. А люди как увидели, побежали и кричат: – Бесы из лесу бегут! Другие говорят: – Это не бесы, а поп, архиерей и дьякон! Жены спрашивают: – Откуда вы идете? – Оттуда, где и вы были. Мужья не могли сердиться на жен, потому что сами там были.

February 05, 2024 in 16:33 Нина Шибанова

changed the text of the translation
Были раньше муж да жена. Они были бедные, а жена была очень красивая. Она все в церковь ходит. И она такая красивая, что все люди только на нее и смотрят. Как пришла она в церковь на покаяние, то поп в нее и влюбился. Он говорит ей там, что «не хочешь ли ты со мной дружить, я бы тебя любил, потому что ты очень красивая. Так как вы бедны, то я бы вам приносил на жизнь». Ну, жена говорит: – Дай-ка я подумаю, а завтра скажу, когда прийду в церковь. А уж и архиерей нашептывает, что «не хочешь ли со мной дружить»? Он тоже пообещал добра. Ну, теперь дьякон нашептывает: – Не хочешь ли со мной дружить, я бы тебя очень любил? – Я вам завтра скажу. Она приходит к мужу домой и рассказывает ему. Муж говорит: – Пообещай всем, пусть все приходят, да скажи, чтобы побольше принесли. На другой день она идет в церковь и говорит, что поп пусть придет завтра в восемь часов, дьякон – в девять часов, а архиерей – в десять. Жена пришла домой и сказала мужу, что придут. Муж спрятался в горнице – пусть, мол, пока собираются. Вот уж и восемь часов. Поп несется с кошелем за спиной по лесу. Ну вот, поп пришел и положил все на стол. Она радуется: «Теперь у нас есть и попить и поесть: разные закуски к вину, свиное сало, консервы, мука, крупа». Кошель был большой, так в нем чего только не было! Сели за стол, едят, пьют. Поп все выпивает, а женщина только немного, чтобы не опьянеть. Поп и говорит: – Не лечь ли нам спать, надо же нам поспать. Женщина говорит: – Ляжем, ляжем. Она пытается оттянуть время, пусть-ка девять часов будет. – Ляжем, – говорит, – только мой муж спит всегда голый, так и тебе надо бы раздеться. Ну, он разденется, – говорит.^ Поп снял все с себя и лег в кровать. И говорит поп женщине: – Иди же скорей! Женщина говорит: – Послушай-ка, кто это там гремит? Поди хоть на печь спрячься, чтобы не увидели. Пришел дьякон с большим кошелем аа спиной. Он разгрузил кошель, а в нем чего только нет! Опять сели за стол, едят, пьют. А дьякон сам даже не ест – пусть, мол, тебе останется. Поговорили, а дьякон и говорит: – Не пора ли уже в постель? Женщина говорит: – Ляжем, только мой муж всегда голый спит, тебе тоже нужно бы раздеться. Он быстренько разделся и юркнул в кровать: – Иди-ка скорей! Она прислушивается: уже и архиерей стучится. Говорит: – Kто это стучится? Иди скорей на печь, чтобы не увидали. Только поднялся на печь, архиерей открывает двери. А дьякон залез на печь и спрашивает: – А ты что здесь делаешь? Поп отвечает: – То же, что и ты. Архиерей как пришел, открыл кошель: там масло, колбаса, консервы – много хорошего, да еще денег большая куча. Сели они за стол, открыли бутылку коньяку, попивают. Жена не смеет много пить. Она разговаривает себе понемногу да время тянет. А муж все слышит за стеной. Архиерей опять и говорит: – Нy, теперь ляжем в постель. Женщина говорит: – Ляжем, только мой муж всегда спит голый, тебе тоже нужно раздеться. Муж слышит, что уже спать зовет,| и начал стучать в соседней комнате. Архиерей спрашивает: – Кто это стучит? – Не знаю. – Где бы мне спрятаться? – Да иди хоть на печь. Архиерей туда залез, спрашивает у попа и дьякона: – Какого черта вы здесь делаете? – Да то же, что и ты. Муж пришел, стали есть, посмеиваются тут. Муж спрашивает: – Откуда ты столько еды достала? – В деревню ходила и купила. Смотрят, матушка под окошком проходит. Муж сидит у окна. Спрашивает муж: – Что ты ходишь да посматриваешь? – Да вот муж гуляет, так пошла искать. – Заходи ты в избу. А тем временем жена спряталась в горнице. Ну, раз твой муж гуляет, так давай и мы с тобой дружить, – говорит муж матушке. Ну, она – что «давай, давай»! С кровати поднялась и ушла. Муж говорит: – Приходи еще и в другой раз! – Приду, приду! – говорит. Смотрят: теперь идет дьяконова жена. Ну, опять муж спрашивает, что «зачем ты ходишь»? Говорит: – Да вот муж гуляет, так я пошла искать. – Заходи в избу.^ Раз муж гуляет, так и ты заходи. Онa с радостью заходит в избу. Ну, в избу заходит, а муж говорит: – Коли он гуляет, так давай и мы с тобой дружить. – Давай, давай, – говорит. Муж дал ей выпить и легли на кровать. Дьякон и говорит: – Я сейчас закричу! А поп и архиерей говорят: – Молчи! Молчал же поп. Скрипят зубами, кусают себе руки, но голоса не подают. Дьяконова жена ушла. Только успела уйти, смотрят – жена архиерея идет. Говорит муж: – Что ты в окна заглядываешь? – Да вот заглядываю – муж гуляет. Муж опять ее в избу зовет: – Заходи-ка в избу, – говорит. Ну, и зашла в избу.^ Муж говорит: – Раз у тебя муж гуляет, таĸ давай и мы с тобой дружить. Ну, она и соглашается: – Давай, давай! Муж налил ей коньяку (того самого, что ее муж принес). Ну, жена как выпила, они и легли на кровать. Архиерей зубами скрипит и руки кусает, что «я сейчас слезу и поколочу жену». Другие ему: – Нет, не слезешь, ведь и ты нас не пустил! Оттуда с печи выглядывают, смотрят на жен. Архиереева жена ушла. Те как ушли, жена и вышла из горницы в избу. Она будто и не знает, что кто-то приходил. Сидят с мужем да разговаривают. А мужу хочется согнать тех с пени. У мужа на стене висит старенькое ржавое ружьишко. Он начинает ковыряться в нем и говорит: – Я его давно исправляю, исправное оно теперь или нет? Говорит, что «надо бы попробовать выстрелить». Жена спрашивает: – Куда будешь стрелять? – А я, – говорит, – выстрелю на печь. – Не стреляй, муженек, на печь! А пищаль-то у него такая, что и не стреляет. Муж говорит: – Я выстрелю, там на печи ведь никого нет. Тут как выскочат все на двор бежать, голые. Муж кричит: – Это еще что за чудо? – будто и не знает. А люди как увидели, побежали и кричат: – Бесы из лесу бегут! Другие говорят: – Это не бесы, а поп, архиерей и дьякон! Жены спрашивают: – Откуда вы идете? – Оттуда, где и вы были. Мужья не могли сердиться на жен, потому что сами там были.

February 05, 2024 in 16:31 Нина Шибанова

changed the text of the translation
Были раньше муж да жена. Они были бедные, а жена была очень красивая. Она все в церковь ходит. И она такая красивая, что все люди только на нее и смотрят. Как пришла она в церковь на покаяние, то поп в нее и влюбился. Он говорит ей там, что «не хочешь ли ты со мной дружить, я бы тебя любил, потому что ты очень красивая. Так как вы бедны, то я бы вам приносил на жизнь». Ну, жена говорит: – Дай-ка я подумаю, а завтра скажу, когда прийду в церковь. А уж и архиерей нашептывает, что «не хочешь ли со мной дружить»? Он тоже пообещал добра. Ну, теперь дьякон нашептывает: – Не хочешь ли со мной дружить, я бы тебя очень любил? – Я вам завтра скажу. Она приходит к мужу домой и рассказывает ему. Муж говорит: – Пообещай всем, пусть все приходят, да скажи, чтобы побольше принесли. На другой день она идет в церковь и говорит, что поп пусть придет завтра в восемь часов, дьякон – в девять часов, а архиерей – в десять. Жена пришла домой и сказала мужу, что придут. Муж спрятался в горнице – пусть, мол, пока собираются. Вот уж и восемь часов. Поп несется с кошелем за спиной по лесу. Ну вот, поп пришел и положил все на стол. Она радуется: «Теперь у нас есть и попить и поесть: разные закуски к вину, свиное сало, консервы, мука, крупа». Кошель был большой, так в нем чего только не было! Сели за стол, едят, пьют. Поп все выпивает, а женщина только немного, чтобы не опьянеть. Поп и говорит: – Не лечь ли нам спать, надо же нам поспать. Женщина говорит: – Ляжем, ляжем. Она пытается оттянуть время, пусть-ка девять часов будет. – Ляжем, – говорит, – только мой муж спит всегда голый, так и тебе надо бы раздеться. Ну, он разденется, – говорит.^ Поп снял все с себя и лег в кровать. И говорит поп женщине: – Иди же скорей! Женщина говорит: – Послушай-ка, кто это там гремит? Поди хоть на печь спрячься, чтобы не увидели. Пришел дьякон с большим кошелем аа спиной. Он разгрузил кошель, а в нем чего только нет! Опять сели за стол, едят, пьют. А дьякон сам даже не ест – пусть, мол, тебе останется. Поговорили, а дьякон и говорит: – Не пора ли уже в постель? Женщина говорит: – Ляжем, только мой муж всегда голый спит, тебе тоже нужно бы раздеться. Он быстренько разделся и юркнул в кровать: – Иди-ка скорей! Она прислушивается: уже и архиерей стучится. Говорит: – Kто это стучится? Иди скорей на печь, чтобы не увидали. Только поднялся на печь, архиерей открывает двери. А дьякон залез на печь и спрашивает: – А ты что здесь делаешь? Поп отвечает: – То же, что и ты. Архиерей как пришел, открыл кошель: там масло, колбаса, консервы – много хорошего, да еще денег большая куча. Сели они за стол, открыли бутылку коньяку, попивают. Жена не смеет много пить. Она разговаривает себе понемногу да время тянет. А муж все слышит за стеной. Архиерей опять и говорит: – Нy, теперь ляжем в постель. Женщина говорит: – Ляжем, только мой муж всегда спит голый, тебе тоже нужно раздеться. Муж слышит, что уже спать зовет,| и начал стучать в соседней комнате. Архиерей спрашивает: – Кто это стучит? – Не знаю. – Где бы мне спрятаться? – Да иди хоть на печь. Архиерей туда залез, спрашивает у попа и дьякона: – Какого черта вы здесь делаете? – Да то же, что и ты. Муж пришел, стали есть, посмеиваются тут. Муж спрашивает: – Откуда ты столько еды достала? – В деревню ходила и купила. Смотрят, матушка под окошком проходит. Муж сидит у окна. Спрашивает муж: – Что ты ходишь да посматриваешь? – Да вот муж гуляет, так пошла искать. – Заходи ты в избу. А тем временем жена спряталась в горнице. Ну, раз твой муж гуляет, так давай и мы с тобой дружить, – говорит муж матушке. Ну, она – что «давай, давай»! С кровати поднялась и ушла. Муж говорит: – Приходи еще и в другой раз! – Приду, приду! – говорит. Смотрят: теперь идет дьяконова жена. Ну, опять муж спрашивает, что «зачем ты ходишь»? Говорит: – Да вот муж гуляет, так я пошла искать. – Заходи в избу.^ Раз муж гуляет, так и ты заходи. Онa с радостью заходит в избу. Ну, в избу заходит, а муж говорит: – Коли он гуляет, так давай и мы с тобой дружить. – Давай, давай, – говорит. Муж дал ей выпить и легли на кровать. Дьякон и говорит: – Я сейчас закричу! А поп и архиерей говорят: – Молчи! Молчал же поп. Скрипят зубами, кусают себе руки, но голоса не подают. Дьяконова жена ушла. Только успела уйти, смотрят – жена архиерея идет. Говорит муж: – Что ты в окна заглядываешь? – Да вот заглядываю – муж гуляет. Муж опять ее в избу зовет: – Заходи-ка в избу, – говорит. Ну, и зашла в избу. Муж говорит: – Раз у тебя муж гуляет, таĸ давай и мы с тобой дружить. Ну, она и соглашается: – Давай, давай! Муж налил ей коньяку (того самого, что ее муж принес). Ну, жена как выпила, они и легли на кровать. Архиерей зубами скрипит и руки кусает, что «я сейчас слезу и поколочу жену». Другие ему: – Нет, не слезешь, ведь и ты нас не пустил! Оттуда с печи выглядывают, смотрят на жен. Архиереева жена ушла. Те как ушли, жена и вышла из горницы в избу. Она будто и не знает, что кто-то приходил. Сидят с мужем да разговаривают. А мужу хочется согнать тех с пени. У мужа на стене висит старенькое ржавое ружьишко. Он начинает ковыряться в нем и говорит: – Я его давно исправляю, исправное оно теперь или нет? Говорит, что «надо бы попробовать выстрелить». Жена спрашивает: – Куда будешь стрелять? – А я, – говорит, – выстрелю на печь. – Не стреляй, муженек, на печь! А пищаль-то у него такая, что и не стреляет. Муж говорит: – Я выстрелю, там на печи ведь никого нет. Тут как выскочат все на двор бежать, голые. Муж кричит: – Это еще что за чудо? – будто и не знает. А люди как увидели, побежали и кричат: – Бесы из лесу бегут! Другие говорят: – Это не бесы, а поп, архиерей и дьякон! Жены спрашивают: – Откуда вы идете? – Оттуда, где и вы были. Мужья не могли сердиться на жен, потому что сами там были.

February 05, 2024 in 16:30 Нина Шибанова

changed the text of the translation
Были раньше муж да жена. Они были бедные, а жена была очень красивая. Она все в церковь ходит. И она такая красивая, что все люди только на нее и смотрят. Как пришла она в церковь на покаяние, то поп в нее и влюбился. Он говорит ей там, что «не хочешь ли ты со мной дружить, я бы тебя любил, потому что ты очень красивая. Так как вы бедны, то я бы вам приносил на жизнь». Ну, жена говорит: – Дай-ка я подумаю, а завтра скажу, когда прийду в церковь. А уж и архиерей нашептывает, что «не хочешь ли со мной дружить»? Он тоже пообещал добра. Ну, теперь дьякон нашептывает: – Не хочешь ли со мной дружить, я бы тебя очень любил? – Я вам завтра скажу. Она приходит к мужу домой и рассказывает ему. Муж говорит: – Пообещай всем, пусть все приходят, да скажи, чтобы побольше принесли. На другой день она идет в церковь и говорит, что поп пусть придет завтра в восемь часов, дьякон – в девять часов, а архиерей – в десять. Жена пришла домой и сказала мужу, что придут. Муж спрятался в горнице – пусть, мол, пока собираются. Вот уж и восемь часов. Поп несется с кошелем за спиной по лесу. Ну вот, поп пришел и положил все на стол. Она радуется: «Теперь у нас есть и попить и поесть: разные закуски к вину, свиное сало, консервы, мука, крупа». Кошель был большой, так в нем чего только не было! Сели за стол, едят, пьют. Поп все выпивает, а женщина только немного, чтобы не опьянеть. Поп и говорит: – Не лечь ли нам спать, надо же нам поспать. Женщина говорит: – Ляжем, ляжем. Она пытается оттянуть время, пусть-ка девять часов будет. – Ляжем, – говорит, – только мой муж спит всегда голый, так и тебе надо бы раздеться. Ну, он разденется, – говорит.^ Поп снял все с себя и лег в кровать. И говорит поп женщине: – Иди же скорей! Женщина говорит: – Послушай-ка, кто это там гремит? Поди хоть на печь спрячься, чтобы не увидели. Пришел дьякон с большим кошелем аа спиной. Он разгрузил кошель, а в нем чего только нет! Опять сели за стол, едят, пьют. А дьякон сам даже не ест – пусть, мол, тебе останется. Поговорили, а дьякон и говорит: – Не пора ли уже в постель? Женщина говорит: – Ляжем, только мой муж всегда голый спит, тебе тоже нужно бы раздеться. Он быстренько разделся и юркнул в кровать: – Иди-ка скорей! Она прислушивается: уже и архиерей стучится. Говорит: – Kто это стучится? Иди скорей на печь, чтобы не увидали. Только поднялся на печь, архиерей открывает двери. А дьякон залез на печь и спрашивает: – А ты что здесь делаешь? Поп отвечает: – То же, что и ты. Архиерей как пришел, открыл кошель: там масло, колбаса, консервы – много хорошего, да еще денег большая куча. Сели они за стол, открыли бутылку коньяку, попивают. Жена не смеет много пить. Она разговаривает себе понемногу да время тянет. А муж все слышит за стеной. Архиерей опять и говорит: – Нy, теперь ляжем в постель. Женщина говорит: – Ляжем, только мой муж всегда спит голый, тебе тоже нужно раздеться. Муж слышит, что уже спать зовет,| и начал стучать в соседней комнате. Архиерей спрашивает: – Кто это стучит? – Не знаю. – Где бы мне спрятаться? – Да иди хоть на печь. Архиерей туда залез, спрашивает у попа и дьякона: – Какого черта вы здесь делаете? – Да то же, что и ты. Муж пришел, стали есть, посмеиваются тут. Муж спрашивает: – Откуда ты столько еды достала? – В деревню ходила и купила. Смотрят, матушка под окошком проходит. Муж сидит у окна. Спрашивает муж: – Что ты ходишь да посматриваешь? – Да вот муж гуляет, так пошла искать. – Заходи ты в избу. А тем временем жена спряталась в горнице. Ну, раз твой муж гуляет, так давай и мы с тобой дружить, – говорит муж матушке. Ну, она – что «давай, давай»! С кровати поднялась и ушла. Муж говорит: – Приходи еще и в другой раз! – Приду, приду! – говорит. Смотрят: теперь идет дьяконова жена. Ну, опять муж спрашивает, что «зачем ты ходишь»? Говорит: – Да вот муж гуляет, так я пошла искать. – Заходи в избу. Раз муж гуляет, так и ты заходи. Онa с радостью заходит в избу. Ну, в избу заходит, а муж говорит: – Коли он гуляет, так давай и мы с тобой дружить. – Давай, давай, – говорит. Муж дал ей выпить и легли на кровать. Дьякон и говорит: – Я сейчас закричу! А поп и архиерей говорят: – Молчи! Молчал же поп. Скрипят зубами, кусают себе руки, но голоса не подают. Дьяконова жена ушла. Только успела уйти, смотрят – жена архиерея идет. Говорит муж: – Что ты в окна заглядываешь? – Да вот заглядываю – муж гуляет. Муж опять ее в избу зовет: – Заходи-ка в избу, – говорит. Ну, и зашла в избу. Муж говорит: – Раз у тебя муж гуляет, таĸ давай и мы с тобой дружить. Ну, она и соглашается: – Давай, давай! Муж налил ей коньяку (того самого, что ее муж принес). Ну, жена как выпила, они и легли на кровать. Архиерей зубами скрипит и руки кусает, что «я сейчас слезу и поколочу жену». Другие ему: – Нет, не слезешь, ведь и ты нас не пустил! Оттуда с печи выглядывают, смотрят на жен. Архиереева жена ушла. Те как ушли, жена и вышла из горницы в избу. Она будто и не знает, что кто-то приходил. Сидят с мужем да разговаривают. А мужу хочется согнать тех с пени. У мужа на стене висит старенькое ржавое ружьишко. Он начинает ковыряться в нем и говорит: – Я его давно исправляю, исправное оно теперь или нет? Говорит, что «надо бы попробовать выстрелить». Жена спрашивает: – Куда будешь стрелять? – А я, – говорит, – выстрелю на печь. – Не стреляй, муженек, на печь! А пищаль-то у него такая, что и не стреляет. Муж говорит: – Я выстрелю, там на печи ведь никого нет. Тут как выскочат все на двор бежать, голые. Муж кричит: – Это еще что за чудо? – будто и не знает. А люди как увидели, побежали и кричат: – Бесы из лесу бегут! Другие говорят: – Это не бесы, а поп, архиерей и дьякон! Жены спрашивают: – Откуда вы идете? – Оттуда, где и вы были. Мужья не могли сердиться на жен, потому что сами там были.

February 05, 2024 in 16:29 Нина Шибанова

changed the text of the translation
Были раньше муж да жена. Они были бедные, а жена была очень красивая. Она все в церковь ходит. И она такая красивая, что все люди только на нее и смотрят. Как пришла она в церковь на покаяние, то поп в нее и влюбился. Он говорит ей там, что «не хочешь ли ты со мной дружить, я бы тебя любил, потому что ты очень красивая. Так как вы бедны, то я бы вам приносил на жизнь». Ну, жена говорит: – Дай-ка я подумаю, а завтра скажу, когда прийду в церковь. А уж и архиерей нашептывает, что «не хочешь ли со мной дружить»? Он тоже пообещал добра. Ну, теперь дьякон нашептывает: – Не хочешь ли со мной дружить, я бы тебя очень любил? – Я вам завтра скажу. Она приходит к мужу домой и рассказывает ему. Муж говорит: – Пообещай всем, пусть все приходят, да скажи, чтобы побольше принесли. На другой день она идет в церковь и говорит, что поп пусть придет завтра в восемь часов, дьякон – в девять часов, а архиерей – в десять. Жена пришла домой и сказала мужу, что придут. Муж спрятался в горнице – пусть, мол, пока собираются. Вот уж и восемь часов. Поп несется с кошелем за спиной по лесу. Ну вот, поп пришел и положил все на стол. Она радуется: «Теперь у нас есть и попить и поесть: разные закуски к вину, свиное сало, консервы, мука, крупа». Кошель был большой, так в нем чего только не было! Сели за стол, едят, пьют. Поп все выпивает, а женщина только немного, чтобы не опьянеть. Поп и говорит: – Не лечь ли нам спать, надо же нам поспать. Женщина говорит: – Ляжем, ляжем. Она пытается оттянуть время, пусть-ка девять часов будет. – Ляжем, – говорит, – только мой муж спит всегда голый, так и тебе надо бы раздеться. Ну, он разденется, – говорит.^ Поп снял все с себя и лег в кровать. И говорит поп женщине: – Иди же скорей! Женщина говорит: – Послушай-ка, кто это там гремит? Поди хоть на печь спрячься, чтобы не увидели. Пришел дьякон с большим кошелем аа спиной. Он разгрузил кошель, а в нем чего только нет! Опять сели за стол, едят, пьют. А дьякон сам даже не ест – пусть, мол, тебе останется. Поговорили, а дьякон и говорит: – Не пора ли уже в постель? Женщина говорит: – Ляжем, только мой муж всегда голый спит, тебе тоже нужно бы раздеться. Он быстренько разделся и юркнул в кровать: – Иди-ка скорей! Она прислушивается: уже и архиерей стучится. Говорит: – Kто это стучится? Иди скорей на печь, чтобы не увидали. Только поднялся на печь, архиерей открывает двери. А дьякон залез на печь и спрашивает: – А ты что здесь делаешь? Поп отвечает: – То же, что и ты. Архиерей как пришел, открыл кошель: там масло, колбаса, консервы – много хорошего, да еще денег большая куча. Сели они за стол, открыли бутылку коньяку, попивают. Жена не смеет много пить. Она разговаривает себе понемногу да время тянет. А муж все слышит за стеной. Архиерей опять и говорит: – Нy, теперь ляжем в постель. Женщина говорит: – Ляжем, только мой муж всегда спит голый, тебе тоже нужно раздеться. Муж слышит, что уже спать зовет, и начал стучать в соседней комнате. Архиерей спрашивает: – Кто это стучит? – Не знаю. – Где бы мне спрятаться? – Да иди хоть на печь. Архиерей туда залез, спрашивает у попа и дьякона: – Какого черта вы здесь делаете? – Да то же, что и ты. Муж пришел, стали есть, посмеиваются тут. Муж спрашивает: – Откуда ты столько еды достала? – В деревню ходила и купила. Смотрят, матушка под окошком проходит. Муж сидит у окна. Спрашивает муж: – Что ты ходишь да посматриваешь? – Да вот муж гуляет, так пошла искать. – Заходи ты в избу. А тем временем жена спряталась в горнице. Ну, раз твой муж гуляет, так давай и мы с тобой дружить, – говорит муж матушке. Ну, она – что «давай, давай»! С кровати поднялась и ушла. Муж говорит: – Приходи еще и в другой раз! – Приду, приду! – говорит. Смотрят: теперь идет дьяконова жена. Ну, опять муж спрашивает, что «зачем ты ходишь»? Говорит: – Да вот муж гуляет, так я пошла искать. – Заходи в избу. Раз муж гуляет, так и ты заходи. Онa с радостью заходит в избу. Ну, в избу заходит, а муж говорит: – Коли он гуляет, так давай и мы с тобой дружить. – Давай, давай, – говорит. Муж дал ей выпить и легли на кровать. Дьякон и говорит: – Я сейчас закричу! А поп и архиерей говорят: – Молчи! Молчал же поп. Скрипят зубами, кусают себе руки, но голоса не подают. Дьяконова жена ушла. Только успела уйти, смотрят – жена архиерея идет. Говорит муж: – Что ты в окна заглядываешь? – Да вот заглядываю – муж гуляет. Муж опять ее в избу зовет: – Заходи-ка в избу, – говорит. Ну, и зашла в избу. Муж говорит: – Раз у тебя муж гуляет, таĸ давай и мы с тобой дружить. Ну, она и соглашается: – Давай, давай! Муж налил ей коньяку (того самого, что ее муж принес). Ну, жена как выпила, они и легли на кровать. Архиерей зубами скрипит и руки кусает, что «я сейчас слезу и поколочу жену». Другие ему: – Нет, не слезешь, ведь и ты нас не пустил! Оттуда с печи выглядывают, смотрят на жен. Архиереева жена ушла. Те как ушли, жена и вышла из горницы в избу. Она будто и не знает, что кто-то приходил. Сидят с мужем да разговаривают. А мужу хочется согнать тех с пени. У мужа на стене висит старенькое ржавое ружьишко. Он начинает ковыряться в нем и говорит: – Я его давно исправляю, исправное оно теперь или нет? Говорит, что «надо бы попробовать выстрелить». Жена спрашивает: – Куда будешь стрелять? – А я, – говорит, – выстрелю на печь. – Не стреляй, муженек, на печь! А пищаль-то у него такая, что и не стреляет. Муж говорит: – Я выстрелю, там на печи ведь никого нет. Тут как выскочат все на двор бежать, голые. Муж кричит: – Это еще что за чудо? – будто и не знает. А люди как увидели, побежали и кричат: – Бесы из лесу бегут! Другие говорят: – Это не бесы, а поп, архиерей и дьякон! Жены спрашивают: – Откуда вы идете? – Оттуда, где и вы были. Мужья не могли сердиться на жен, потому что сами там были.

February 05, 2024 in 15:36 Нина Шибанова

created the text
created the text translation
created the text: Oli ennen ukko ta akka. Hyö ollah köyhät, а naini oli oikein kaunis. Hiän kirikköh käypi yhtäläistä. Та hiän on niin kaunis, jotta kaikki ihmiset häntä i kačotah. Kirikköh kun mäni pokajen’jah, nin pappi häneh i mielty. Hiän šanou šielä hänellä, jotta ”etkö šie rupieis miun keralla truušimah, mie šiušta tykkyäsin, kun šie olet ylen kaunis. Kun työ olletta köyhät, niin mie toisin teilä, millä elyä”. No naini šanou: – Annahan kun mie ajattelen, nin mie šanon huomena, kun tulen kirikköh. A jo čuhuttau arhirei, jotta ”etkö sie rupieis miun kera truušimah”? Hiän tuaš lupuau eluo. No nyt tiakka čuhuttau: – Etkö šie rupieis miun kera truušimah, vain kun mie šiušta tykkyäsin. Hiän šanou: – Šanon mie teilä huomena. A hiän tulou ukkoh luokše kotih ta šanou ukollah. Ukko šanou: – Ka lupauvu šie, anna hyö tullah, ka šano, jotta äijä pitäy tuuva. Toissa piänä hiän mänöy kirikköh ta šanou, jotta papin pitäy tulla huomena kahekšan aikana, tiakan tulla yhekšän aikana, a arhirein kymmenekši. Naini mänöy kotihis, šanou ukollah, jotta tullah. Ukko mäni kamarih peittoh, jotta annahan keräytyy. Jo tulou kello kahekšan. Pappi tulla kynnistäy, kesseli šeläššä, meččyä myöte. No vot, pappi tuli ta nošti кaikki pöyvällä. Hiän on niin hyvilläh: nyt on meilä mitä šyyvä ta juuva – moniluatusett viinasakuskat, viinat, šijan läškie, konservat, jauhot, ryynit. Šuuri kesseli kun oli, niin šiinä piti olla vaikka mitä! Istuuvuttih stolah, šyyväh, juuvah šiinä. Pappi še ottau aina ušeimman ryypyn, a naini pikkusen vain, jottei pettyis. Pappi šanou: – Ka emmäkö ala muate ruveta, pitäishän meilä muate ruveta. Naini šanou; – Rupiemma, rupiemma, – šanou. Naini koittau viivyttyä: annahan tulou yhekšän kello. – Rupiemma, – šanou, – ka miula kun ukko makuau kaikičči pal’l’ahin nahkoin, nin šiun pitäis jakšautuo. No hỉän jakšautuu, – heitti piältäh ta rupesi šänkyh. No šanou pappi naisella: – Tulehan nyt pois. Naini šanou: – Kuulehan, kenpä šielä komajau? Mäne hoš kiukuan peräh peittoh, jottei nähtäis. Tuli tiakka, šuuri, šuuri kesseli šeläššä. Hiän tuaš purkau kesselin: ta kun hänellä on kaikkie, kaikkie, mitä vain! No hyvä, tuaš ruvettih pöytäh: šyyväh-juuvah. Tiakka ei ruohi ni šyyvä: annahan šiula jiäy. Paissah šiinä, tiakka šanou: – No meijänhän jo pitäis šänkyh ruveta. Naini šanou: – Rupiemma myö šänkyh, ka miula kun ukko kaikičči pal’l’ahin nahkoin makuau, niin šiun niis pitäis jakšautuo. Hiän jakšautuu hyvin ruttoh ta pyörähtäy šänkyh: – Tulehan nyt pois ruttoseh! Hiän jo kuuntelou: jo komajau še arhirei. Šanou: – Ken komajau? Mäne hyvin ruttoh kiukuan perällä, jottei nähtäis. Šilloin kun hyppäsi kiukualla, niin arhirei avasi oven. Ka tiakka kun nousi kiukualla, niin tiakka kyšyy: – Mitäpä še šie tiälä ruat? Pappi šanou: – Ka šitä mitä šieki. Arhirei kun tuli, avasi kesselin: kun šielä oli voita, makkarua, kantservat ta kaikkie hyvyä, ta vielä rahua šuuri tukku. No šiitä hyö hänen kera istuuvutah pöytäh, konjakkipullo avatah, juokšennellah. Ka naini ei ruohi äijyä juuva. Naini šiinä pikku hil’l’akšeh pakajau ta aikua viivyttelöy. A ukko kaikki kuuntelou šielä šeinän takana. No arhirei tuaš šanou: – No nyt rupiemma šänkyh muate. Naini šanou: – Ka rupiemma myö, ka miun ukko kun aina pal’l’ahin nahkoin makuau, niin šiun niis pitäy jakšautuo. Ukko šielä kuuntelou, jotta šänkyh alkau vuatie. Hiän šielä kamarissa i koleutuu. Arhirei kyšyy: – Ka ken še kolajau? – Ka en tiijä. – Ka minnepä mie mänen? – Ka mäne šie hot’ kiukuan perällä! Arhirei šinne noušou, kyšyy papilta ta tiakalta: – Mitä piruo še työ tiälä ruatta? – Ka šitä mitä šieki! Ukko tuli, ta ruvettih šyömäh, nakretah šiinä. Ukko kyšyy: – Mistä šie šait näitä ruokie? – Ka kylällä kävin ta oššin. Kačotah, ka maatuška matkuau ikkunan aličči. Ikkunakorvasša istuu še ukko. Ukko kyšyy: – Mitäpä šie kävelet ta kaččelet? – Ka ukko huorissa kävelöy, nin tulin eččimäh. – Ka tule šie pirttih! A šillä aikua naini kamarih peittoh. – No kun šiula kerran ukko huorissa kävelöy, nin ruvekka myö šiun kera truušimah, – šanou še ukko maatuškalla. No še, jotta ”rupiemma, rupiemma”! Šänkyštä piäsi ta läksi poikeš. Ukko šanou: – Tule šie i toičči! – Tulen, tulen! – šanou. No kačotah, ka tuaš tulou tiakan akka. No tuaš še mieš kyšyy, jotta ”mitäpä šie kävelet”? Šanou: – Ka ukko kun kävelöy huorissa, nin mie tulin eččimäh. – A tule i pirttih šieki: kun ukko kävelöy, nin tule šieki. Hiän pirttih tulou hyvillä mielin. No pirttih tulou, ukko šanou: – Kun kerran hiän kävelöy, niin rupiemma myö šiun kera truušimah. – Rupiemma, rupiemma, – šanou. Hänellä šiitä ukko antau hyväččäisen ryypyn, ta ruvetah šänkyh. Še tuaš tiakka šanou: – Nyt mie karjeuvun! Pappi ta arhirei šanotah: – Et šua virkkua! Eipähän pappi ni mitä virkkan. Hammašta purrah ta käsie purrah, a ei ni mitä virketa. No tiekan akka kun piäsi ta läksi poikeš. Juuri kerkisi lähtie, kačotah – arhirein akka tulou. Šanou mieš: – Mitäpä šie kaččelet ikkunan alla? – Ka mie kaččelen, kun ukko huorissa käypi. Ukko tuaš häntä pirttih kuččuu: – Tulehan pirttih, – šanou. No, tai tuli pirttih, ukko šanou: – Kun šiula ukko huorissa kävelöy, nin rupiemma myö truušimah. No hiän ni soklassiutuu: – Rupiemma, rupiemma! Ukko hänellä konjakkiryypyn antau (oman ukon tuoman konjakkiryypyn). No akka kun joi, ruvettih šänkyh tuaš. Arhirei hammašta purou ta käsieh purou, jotta ”nyt mie šolahan alaš, akkua kömyyttämäh”. Toiset hänellä: – Et šolaha, etpähän ni šie meitä piäštän! Šieltä vain kiukuanperäštä kurkissellah, kun akat on šankyššä. No läksi še arhirein akka pois. Ne kun läksi pois, naini i tuli pirttih kamarista. Hiän ei puitto tiijäkkänä, onko ketä i käynyn. Šiinä akkah kera issutah ta paissah: ukolla himottau šuaha ne pois šieltä. Ukolla on šeinällä hyvin vanha ruoštunut pyššypaha. Hiän šitä ratuštelou, šitä pyššyö, šanou: – Jo mie olen tätä kotvan korjaillut, jokohan tämä on nyt hyvä? Šanou, jotta ”pitäy reistata ampuo nyt”. Akka kyšyy: – Kunnepa šie ammut? – Ka mie, – šanou, – ammun kiukuan peräh. – Elä, ukkosen, ammu kiukuan peräh! A piššuali on šemmoni hänellä, jotta ei ampuo šuata. Ukko šanou: – Mie ammun, ei haittua ni mitä, eihän šielä ni ketä ole kiukuan peräššä. Šilloin kun hypättih pihalla juokšomah kaikki pal’l’ahin nahkoin. Ukko karjuu: – Ka mitä čuutuo tämä on? – puitto ei ni tiijä. A rahvaš kun näköy, juoššah ta karjutah: – Piessat juoššah mečäštä! Toiset šanotah: – Ka ei ole piessat, kun pappi on ta arhirei i tiakka! Akat kyšytäh: – A mistäpä työ tuletta? – Ka šieltä, missä i työ olitta. Ukot ei voitu akkojen piällä šiäntyö, kun iče šielä oltih.