Texts

Return to review | Return to list

Papin kasakka

history

February 05, 2024 in 22:29 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Были раньше поп и попадья. Они старые и очень богатые. Говорит жена, что «иди ты, поп, работника искать, поскольку мы не можем уже работать, потому что стары». Говорит: – Как пойдешь, то Ийвана только не бери, Ийваны очень коварные. Ну, поп и пошел, и идет в одну деревню. Встретился парень, спрашивает: – Куда, поп, пошел? – Работника искать, – говорит. – А как тебя звать? – Ийвана. – Жена не велела брать Ийвана. Парень побежал вперед и из-за поворота опять навстречу. Спрашивает: – Куда, поп, пошел? – Работника искать. – Возьми меня. – А как тебя звать? – Ийвана. – Жена не велела брать Ийвана. Еще и третий раз парень бежит из-за поворота навстречу. Спрашивает: – Куда, поп, пошел? – Работника искать. – Возьми меня. – А как тебя звать? – Ийвана. – Не могу я взять, жена не велела брать Ийвана. Ийвана говорит: – А в нашем городе других и нет, кроме Ийвана, сколько ни ищи. Ну, говорит [поп]: – Пошли тогда. Пришли в дом попа, спрашивает [попадья]: – Как этого зовут? Говорит [поп]: – Зовут Ийвана. – Так почему же ты взял Ийвана, я же сказала, что не бери Ийвана! Этот парень говорит, что «в нашем городе нет никого, кроме Ийвана». Потом они берут этого парня [в работники]. Ну, берут и спрашивают: – Умеешь ли ты дрова рубить? – Я этим делом только и кормил свою голову. Утром встали, накормили Ийвана и напоили, положили в кошель харчей для него. Спрашивают: – Ты смог бы нарубить три сажени? Ну, это он может! Ийвана туда пошел, день ест и спит, ест и спит в лесу. Взял отломил три прутика, через каждую сажень положил прутик – три сажени прутьев и вышло. Пришел домой будто бы такой усталый, не может в избу зайти! Те выходят встречать. – Сколько нарубил? – спрашивают. – Так три сажени. Тут опять его кормят и поят, уложили на печь спать. Опять положили харчи в кошель и говорят: – Ты смог бы нарубить шесть саженей дров? Уж это он может, шесть саженей. Они [поп и попадья] предовольны – теперь они нашли хорошего работника. Поп говорит еще жене: – Смотри, ты Ийвана хулила, а какой хороший работник. Ийвана опять пошел в лес. Пришел в лес и отрезал шесть прутиков и опять также расставил, через каждую сажень положил прутик. И целый день там в лесу ест и спит. Ну, вечером приходит домой, опять бегут навстречу: – Ну, много ли нарубил? Ийвана говорит: – Дайте я поем и поотдохну, потом скажу,| я так устал, что говорить не могу. Ийвана поел и покурил тут немного, поотдохнул. Поп и попадья перед ним стоят и ждут, много ли он нарубил. Спрашивают: – Ну, много ли ты нарубил? Ийвана говорит: – Да шесть саженей. Матушка думает, что вот какой хороший работник. Ну, опять на третье утро говорят, что надо бы пойти дрова рубить. Опять кладут ему в кошель харчи на третий день. Поп все напоминает, что «положи-ка хорошие харчи для Ийвана, чтобы мог работать». Поп говорит: – Постарайся, не сможешь ли нарубить девять саженей. Ну, конечно, он может, раз такие хорошие харчи! Ийвана опять пришел в лес,| целый день ел и спал, девять прутиков отрезал, все положил в одну поленницу по одному через сажень. Hу, вечером пришел домой. Опять бегут навстречу: – Ну, много ли нарубил? – Дайте же я поем и поотдохну, не могу и говорить, так устал. Поел и попил, они перед ним стоят и ждут. Еще покурил немного. Ну, они опять спрашивают: – Сколько же ты теперь нарубил? Он говорит: – Да девять саженей. Думают, что «хороший же у нас работник»! Поп говорит: – Пойдем завтра смотреть [дрова]. Ночью, когда работник спит на печи, он сует себе за пазуху хлеб с жердочки. Да и пошли утром в лес (поп не взял еды, думает, что быстро сходят). Они идут, идут целый день – поленницы ищут (а парень знает, что там есть старая конюшня). А уже совсем стемнело. Парень говорит, что «придется нам теперь переночевать в этой конюшне, никуда больше не попадем, заблудились». А поп так устал и проголодался, что еле-еле добрался до конюшни и завалился в углу спать. А Ийвана пошел в другой угол и стал есть сухари из-за пазухи. А поп спрашивает: – Ийвана, что ты ешь? Ну, Ийвана ответил: – А здесь есть старые конские катехи [помет] засохшие, их грызу. Поп спрашивает: – Они вкусные? Ийвана говорит: – А голодному вкусные кажутся, я и раньше их едал. Поп говорит: – Брось и мне, будь добрый. Ийвана набрал там пригоршню и отнес. Поп стал грызть их и решил: – Они и вправду вкусные. Переспали ночь и опять пустились в путь, будто бы домой, как будто они заблудились. Но Ийвана знает, куда идти. Ийвана знает, что тут около конюшни есть дом. Целый день водил, водил этого попа по лесу, и пришли к ночи в тот дом. Ийвана знает, что в этом доме накормят, только не надо говорить, что «спасибо, мне не надо». Ийвана говорит попу: – Когда позовут есть, то надо сказать, что «спасибо, мне не надо». Потом как второй раз позовут, потом только сядем. Ну, они зашли в дом, в доме собрали на стол еду для всех. Говорят: – Гости, садитесь кушать. Поп говорит: – Спасибо, нам ведь не надо. А Ийвана стал есть, поп остался сидеть на скамье. Попу совестно было сесть за стол, потому что второй раз не попросили. Так и провел поп эту ночь голодный. Пошли утром домой. А дом у них недалеко был, а Ийвана целый день водил попа по лесу. Вечером пришли домой. Поп так проголодался и устал, что как поел, не мог ничего говорить – и так спать. А Ийвана опять подслушивает, что утром поп со своей женой говорят. Поп говорит: – Отпустим этого Ийвана, пропадем совсем.^ Так баламутит, два дня по лесу водил,| я уже конские катехи ел, не знаю, что он сам ел. Матушка говорит: – А если он не уйдет, раз мы на три года наняли? Поп говорит: – Ну, если за три года ему заплатим, то, верно, он тогда уйдет. А Ийвана тот слушает. Ну, утром встали. – Ну, теперь у нас, – говорят, – Ийвана, работы больше нет, иди обратно домой. – А как же я уйду, коли на три года нанялся, ведь люди надо мной будут смеяться. – Ну, за год мы тебе заплатим, эти сто рублей. – А я, – говорит, – не уйду с годичным заработком, я буду три года. – Но у нас ведь нет работы – мы дадим тебе заработок за два года. Ийвана говорит: – Если дадите заработок за три года, то я уйду, а иначе не уйду. Поп говорит жене: – Иди достань деньги, триста рублей, пусть уходит мужик домой к себе. Ийвана пошел домой, еще дали хорошие харчи, чтобы в дороге не голодал. Поп решил, что «вот как хорошо у нас стало, когда отпустили его, такой был обманщик». Ну, Ийвана пришел домой, триста рублей денег принес матери и отцу, а всего неделю был на заработках. Потом купили лошадь и товару, и так у семьи Ийвана наладилась жизнь. Такой длины сказка.

February 05, 2024 in 22:25 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Были раньше поп и попадья. Они старые и очень богатые. Говорит жена, что «иди ты, поп, работника искать, поскольку мы не можем уже работать, потому что стары». Говорит: – Как пойдешь, то Ийвана только не бери, Ийваны очень коварные. Ну, поп и пошел, и идет в одну деревню. Встретился парень, спрашивает: – Куда, поп, пошел? – Работника искать, – говорит. – А как тебя звать? – Ийвана. – Жена не велела брать Ийвана. Парень побежал вперед и из-за поворота опять навстречу. Спрашивает: – Куда, поп, пошел? – Работника искать. – Возьми меня. – А как тебя звать? – Ийвана. – Жена не велела брать Ийвана. Еще и третий раз парень бежит из-за поворота навстречу. Спрашивает: – Куда, поп, пошел? – Работника искать. – Возьми меня. – А как тебя звать? – Ийвана. – Не могу я взять, жена не велела брать Ийвана. Ийвана говорит: – А в нашем городе других и нет, кроме Ийвана, сколько ни ищи. Ну, говорит [поп]: – Пошли тогда. Пришли в дом попа, спрашивает [попадья]: – Как этого зовут? Говорит [поп]: – Зовут Ийвана. – Так почему же ты взял Ийвана, я же сказала, что не бери Ийвана! Этот парень говорит, что «в нашем городе нет никого, кроме Ийвана». Потом они берут этого парня [в работники]. Ну, берут и спрашивают: – Умеешь ли ты дрова рубить? – Я этим делом только и кормил свою голову. Утром встали, накормили Ийвана и напоили, положили в кошель харчей для него. Спрашивают: – Ты смог бы нарубить три сажени? Ну, это он может! Ийвана туда пошел, день ест и спит, ест и спит в лесу. Взял отломил три прутика, через каждую сажень положил прутик – три сажени прутьев и вышло. Пришел домой будто бы такой усталый, не может в избу зайти! Те выходят встречать. – Сколько нарубил? – спрашивают. – Так три сажени. Тут опять его кормят и поят, уложили на печь спать. Опять положили харчи в кошель и говорят: – Ты смог бы нарубить шесть саженей дров? Уж это он может, шесть саженей. Они [поп и попадья] предовольны – теперь они нашли хорошего работника. Поп говорит еще жене: – Смотри, ты Ийвана хулила, а какой хороший работник. Ийвана опять пошел в лес. Пришел в лес и отрезал шесть прутиков и опять также расставил, через каждую сажень положил прутик. И целый день там в лесу ест и спит. Ну, вечером приходит домой, опять бегут навстречу: – Ну, много ли нарубил? Ийвана говорит: – Дайте я поем и поотдохну, потом скажу,| я так устал, что говорить не могу. Ийвана поел и покурил тут немного, поотдохнул. Поп и попадья перед ним стоят и ждут, много ли он нарубил. Спрашивают: – Ну, много ли ты нарубил? Ийвана говорит: – Да шесть саженей. Матушка думает, что вот какой хороший работник. Ну, опять на третье утро говорят, что надо бы пойти дрова рубить. Опять кладут ему в кошель харчи на третий день. Поп все напоминает, что «положи-ка хорошие харчи для Ийвана, чтобы мог работать». Поп говорит: – Постарайся, не сможешь ли нарубить девять саженей. Ну, конечно, он может, раз такие хорошие харчи! Ийвана опять пришел в лес,| целый день ел и спал, девять прутиков отрезал, все положил в одну поленницу по одному через сажень. Hу, вечером пришел домой. Опять бегут навстречу: – Ну, много ли нарубил? – Дайте же я поем и поотдохну, не могу и говорить, так устал. Поел и попил, они перед ним стоят и ждут. Еще покурил немного. Ну, они опять спрашивают: – Сколько же ты теперь нарубил? Он говорит: – Да девять саженей. Думают, что «хороший же у нас работник»! Поп говорит: – Пойдем завтра смотреть [дрова]. Ночью, когда работник спит на печи, он сует себе за пазуху хлеб с жердочки. Да и пошли утром в лес (поп не взял еды, думает, что быстро сходят). Они идут, идут целый день – поленницы ищут (а парень знает, что там есть старая конюшня). А уже совсем стемнело. Парень говорит, что «придется нам теперь переночевать в этой конюшне, никуда больше не попадем, заблудились». А поп так устал и проголодался, что еле-еле добрался до конюшни и завалился в углу спать. А Ийвана пошел в другой угол и стал есть сухари из-за пазухи. А поп спрашивает: – Ийвана, что ты ешь? Ну, Ийвана ответил: – А здесь есть старые конские катехи [помет] засохшие, их грызу. Поп спрашивает: – Они вкусные? Ийвана говорит: – А голодному вкусные кажутся, я и раньше их едал. Поп говорит: – Брось и мне, будь добрый. Ийвана набрал там пригоршню и отнес. Поп стал грызть их и решил: – Они и вправду вкусные. Переспали ночь и опять пустились в путь, будто бы домой, как будто они заблудились. Но Ийвана знает, куда идти. Ийвана знает, что тут около конюшни есть дом. Целый день водил, водил этого попа по лесу, и пришли к ночи в тот дом. Ийвана знает, что в этом доме накормят, только не надо говорить, что «спасибо, мне не надо». Ийвана говорит попу: – Когда позовут есть, то надо сказать, что «спасибо, мне не надо». Потом как второй раз позовут, потом только сядем. Ну, они зашли в дом, в доме собрали на стол еду для всех. Говорят: – Гости, садитесь кушать. Поп говорит: – Спасибо, нам ведь не надо. А Ийвана стал есть, поп остался сидеть на скамье. Попу совестно было сесть за стол, потому что второй раз не попросили. Так и провел поп эту ночь голодный. Пошли утром домой. А дом у них недалеко был, а Ийвана целый день водил попа по лесу. Вечером пришли домой. Поп так проголодался и устал, что как поел, не мог ничего говорить – и так спать. А Ийвана опять подслушивает, что утром поп со своей женой говорят. Поп говорит: – Отпустим этого Ийвана, пропадем совсем. Так баламутит, два дня по лесу водил, я уже конские катехи ел, не знаю, что он сам ел. Матушка говорит: – А если он не уйдет, раз мы на три года наняли? Поп говорит: – Ну, если за три года ему заплатим, то, верно, он тогда уйдет. А Ийвана тот слушает. Ну, утром встали. – Ну, теперь у нас, – говорят, – Ийвана, работы больше нет, иди обратно домой. – А как же я уйду, коли на три года нанялся, ведь люди надо мной будут смеяться. – Ну, за год мы тебе заплатим, эти сто рублей. – А я, – говорит, – не уйду с годичным заработком, я буду три года. – Но у нас ведь нет работы – мы дадим тебе заработок за два года. Ийвана говорит: – Если дадите заработок за три года, то я уйду, а иначе не уйду. Поп говорит жене: – Иди достань деньги, триста рублей, пусть уходит мужик домой к себе. Ийвана пошел домой, еще дали хорошие харчи, чтобы в дороге не голодал. Поп решил, что «вот как хорошо у нас стало, когда отпустили его, такой был обманщик». Ну, Ийвана пришел домой, триста рублей денег принес матери и отцу, а всего неделю был на заработках. Потом купили лошадь и товару, и так у семьи Ийвана наладилась жизнь. Такой длины сказка.

February 05, 2024 in 22:24 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Были раньше поп и попадья. Они старые и очень богатые. Говорит жена, что «иди ты, поп, работника искать, поскольку мы не можем уже работать, потому что стары». Говорит: – Как пойдешь, то Ийвана только не бери, Ийваны очень коварные. Ну, поп и пошел, и идет в одну деревню. Встретился парень, спрашивает: – Куда, поп, пошел? – Работника искать, – говорит. – А как тебя звать? – Ийвана. – Жена не велела брать Ийвана. Парень побежал вперед и из-за поворота опять навстречу. Спрашивает: – Куда, поп, пошел? – Работника искать. – Возьми меня. – А как тебя звать? – Ийвана. – Жена не велела брать Ийвана. Еще и третий раз парень бежит из-за поворота навстречу. Спрашивает: – Куда, поп, пошел? – Работника искать. – Возьми меня. – А как тебя звать? – Ийвана. – Не могу я взять, жена не велела брать Ийвана. Ийвана говорит: – А в нашем городе других и нет, кроме Ийвана, сколько ни ищи. Ну, говорит [поп]: – Пошли тогда. Пришли в дом попа, спрашивает [попадья]: – Как этого зовут? Говорит [поп]: – Зовут Ийвана. – Так почему же ты взял Ийвана, я же сказала, что не бери Ийвана! Этот парень говорит, что «в нашем городе нет никого, кроме Ийвана». Потом они берут этого парня [в работники]. Ну, берут и спрашивают: – Умеешь ли ты дрова рубить? – Я этим делом только и кормил свою голову. Утром встали, накормили Ийвана и напоили, положили в кошель харчей для него. Спрашивают: – Ты смог бы нарубить три сажени? Ну, это он может! Ийвана туда пошел, день ест и спит, ест и спит в лесу. Взял отломил три прутика, через каждую сажень положил прутик – три сажени прутьев и вышло. Пришел домой будто бы такой усталый, не может в избу зайти! Те выходят встречать. – Сколько нарубил? – спрашивают. – Так три сажени. Тут опять его кормят и поят, уложили на печь спать. Опять положили харчи в кошель и говорят: – Ты смог бы нарубить шесть саженей дров? Уж это он может, шесть саженей. Они [поп и попадья] предовольны – теперь они нашли хорошего работника. Поп говорит еще жене: – Смотри, ты Ийвана хулила, а какой хороший работник. Ийвана опять пошел в лес. Пришел в лес и отрезал шесть прутиков и опять также расставил, через каждую сажень положил прутик. И целый день там в лесу ест и спит. Ну, вечером приходит домой, опять бегут навстречу: – Ну, много ли нарубил? Ийвана говорит: – Дайте я поем и поотдохну, потом скажу,| я так устал, что говорить не могу. Ийвана поел и покурил тут немного, поотдохнул. Поп и попадья перед ним стоят и ждут, много ли он нарубил. Спрашивают: – Ну, много ли ты нарубил? Ийвана говорит: – Да шесть саженей. Матушка думает, что вот какой хороший работник. Ну, опять на третье утро говорят, что надо бы пойти дрова рубить. Опять кладут ему в кошель харчи на третий день. Поп все напоминает, что «положи-ка хорошие харчи для Ийвана, чтобы мог работать». Поп говорит: – Постарайся, не сможешь ли нарубить девять саженей. Ну, конечно, он может, раз такие хорошие харчи! Ийвана опять пришел в лес, целый день ел и спал, девять прутиков отрезал, все положил в одну поленницу по одному через сажень. Hу, вечером пришел домой. Опять бегут навстречу: – Ну, много ли нарубил? – Дайте же я поем и поотдохну, не могу и говорить, так устал. Поел и попил, они перед ним стоят и ждут. Еще покурил немного. Ну, они опять спрашивают: – Сколько же ты теперь нарубил? Он говорит: – Да девять саженей. Думают, что «хороший же у нас работник»! Поп говорит: – Пойдем завтра смотреть [дрова]. Ночью, когда работник спит на печи, он сует себе за пазуху хлеб с жердочки. Да и пошли утром в лес (поп не взял еды, думает, что быстро сходят). Они идут, идут целый день – поленницы ищут (а парень знает, что там есть старая конюшня). А уже совсем стемнело. Парень говорит, что «придется нам теперь переночевать в этой конюшне, никуда больше не попадем, заблудились». А поп так устал и проголодался, что еле-еле добрался до конюшни и завалился в углу спать. А Ийвана пошел в другой угол и стал есть сухари из-за пазухи. А поп спрашивает: – Ийвана, что ты ешь? Ну, Ийвана ответил: – А здесь есть старые конские катехи [помет] засохшие, их грызу. Поп спрашивает: – Они вкусные? Ийвана говорит: – А голодному вкусные кажутся, я и раньше их едал. Поп говорит: – Брось и мне, будь добрый. Ийвана набрал там пригоршню и отнес. Поп стал грызть их и решил: – Они и вправду вкусные. Переспали ночь и опять пустились в путь, будто бы домой, как будто они заблудились. Но Ийвана знает, куда идти. Ийвана знает, что тут около конюшни есть дом. Целый день водил, водил этого попа по лесу, и пришли к ночи в тот дом. Ийвана знает, что в этом доме накормят, только не надо говорить, что «спасибо, мне не надо». Ийвана говорит попу: – Когда позовут есть, то надо сказать, что «спасибо, мне не надо». Потом как второй раз позовут, потом только сядем. Ну, они зашли в дом, в доме собрали на стол еду для всех. Говорят: – Гости, садитесь кушать. Поп говорит: – Спасибо, нам ведь не надо. А Ийвана стал есть, поп остался сидеть на скамье. Попу совестно было сесть за стол, потому что второй раз не попросили. Так и провел поп эту ночь голодный. Пошли утром домой. А дом у них недалеко был, а Ийвана целый день водил попа по лесу. Вечером пришли домой. Поп так проголодался и устал, что как поел, не мог ничего говорить – и так спать. А Ийвана опять подслушивает, что утром поп со своей женой говорят. Поп говорит: – Отпустим этого Ийвана, пропадем совсем. Так баламутит, два дня по лесу водил, я уже конские катехи ел, не знаю, что он сам ел. Матушка говорит: – А если он не уйдет, раз мы на три года наняли? Поп говорит: – Ну, если за три года ему заплатим, то, верно, он тогда уйдет. А Ийвана тот слушает. Ну, утром встали. – Ну, теперь у нас, – говорят, – Ийвана, работы больше нет, иди обратно домой. – А как же я уйду, коли на три года нанялся, ведь люди надо мной будут смеяться. – Ну, за год мы тебе заплатим, эти сто рублей. – А я, – говорит, – не уйду с годичным заработком, я буду три года. – Но у нас ведь нет работы – мы дадим тебе заработок за два года. Ийвана говорит: – Если дадите заработок за три года, то я уйду, а иначе не уйду. Поп говорит жене: – Иди достань деньги, триста рублей, пусть уходит мужик домой к себе. Ийвана пошел домой, еще дали хорошие харчи, чтобы в дороге не голодал. Поп решил, что «вот как хорошо у нас стало, когда отпустили его, такой был обманщик». Ну, Ийвана пришел домой, триста рублей денег принес матери и отцу, а всего неделю был на заработках. Потом купили лошадь и товару, и так у семьи Ийвана наладилась жизнь. Такой длины сказка.

February 05, 2024 in 22:22 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Были раньше поп и попадья. Они старые и очень богатые. Говорит жена, что «иди ты, поп, работника искать, поскольку мы не можем уже работать, потому что стары». Говорит: – Как пойдешь, то Ийвана только не бери, Ийваны очень коварные. Ну, поп и пошел, и идет в одну деревню. Встретился парень, спрашивает: – Куда, поп, пошел? – Работника искать., – говорит. – А как тебя звать? – Ийвана. – Жена не велела брать Ийвана. Парень побежал вперед и из-за поворота опять навстречу. Спрашивает: – Куда, поп, пошел? – Работника искать. – Возьми меня. – А как тебя звать? – Ийвана. – Жена не велела брать Ийвана. Еще и третий раз парень бежит из-за поворота навстречу. Спрашивает: – Куда, поп, пошел? – Работника искать. – Возьми меня. – А как тебя звать? – Ийвана. – Не могу я взять, жена не велела брать Ийвана. Ийвана говорит: – А в нашем городе других и нет, кроме Ийвана, сколько ни ищи. Ну, говорит [поп]: – Пошли тогда. Пришли в дом попа, спрашивает [попадья]: – Как этого зовут? Говорит [поп]: – Зовут Ийвана. – Так почему же ты взял Ийвана, я же сказала, что не бери Ийвана! Этот парень говорит, что «в нашем городе нет никого, кроме Ийвана». Потом они берут этого парня [в работники]. Ну, берут и спрашивают: – Умеешь ли ты дрова рубить? – Я этим делом только и кормил свою голову. Утром встали, накормили Ийвана и напоили, положили в кошель харчей для него. Спрашивают: – Ты смог бы нарубить три сажени? Ну, это он может! Ийвана туда пошел, день ест и спит, ест и спит в лесу. Взял отломил три прутика, через каждую сажень положил прутик – три сажени прутьев и вышло. Пришел домой будто бы такой усталый, не может в избу зайти! Те выходят встречать. – Сколько нарубил? – спрашивают. – Так три сажени. Тут опять его кормят и поят, уложили на печь спать. Опять положили харчи в кошель и говорят: – Ты смог бы нарубить шесть саженей дров? Уж это он может, шесть саженей. Они [поп и попадья] предовольны – теперь они нашли хорошего работника. Поп говорит еще жене: – Смотри, ты Ийвана хулила, а какой хороший работник. Ийвана опять пошел в лес. Пришел в лес и отрезал шесть прутиков и опять также расставил, через каждую сажень положил прутик. И целый день там в лесу ест и спит. Ну, вечером приходит домой, опять бегут навстречу: – Ну, много ли нарубил? Ийвана говорит: – Дайте я поем и поотдохну, потом скажу, я так устал, что говорить не могу. Ийвана поел и покурил тут немного, поотдохнул. Поп и попадья перед ним стоят и ждут, много ли он нарубил. Спрашивают: – Ну, много ли ты нарубил? Ийвана говорит: – Да шесть саженей. Матушка думает, что вот какой хороший работник. Ну, опять на третье утро говорят, что надо бы пойти дрова рубить. Опять кладут ему в кошель харчи на третий день. Поп все напоминает, что «положи-ка хорошие харчи для Ийвана, чтобы мог работать». Поп говорит: – Постарайся, не сможешь ли нарубить девять саженей. Ну, конечно, он может, раз такие хорошие харчи! Ийвана опять пришел в лес, целый день ел и спал, девять прутиков отрезал, все положил в одну поленницу по одному через сажень. Hу, вечером пришел домой. Опять бегут навстречу: – Ну, много ли нарубил? – Дайте же я поем и поотдохну, не могу и говорить, так устал. Поел и попил, они перед ним стоят и ждут. Еще покурил немного. Ну, они опять спрашивают: – Сколько же ты теперь нарубил? Он говорит: – Да девять саженей. Думают, что «хороший же у нас работник»! Поп говорит: – Пойдем завтра смотреть [дрова]. Ночью, когда работник спит на печи, он сует себе за пазуху хлеб с жердочки. Да и пошли утром в лес (поп не взял еды, думает, что быстро сходят). Они идут, идут целый день – поленницы ищут (а парень знает, что там есть старая конюшня). А уже совсем стемнело. Парень говорит, что «придется нам теперь переночевать в этой конюшне, никуда больше не попадем, заблудились». А поп так устал и проголодался, что еле-еле добрался до конюшни и завалился в углу спать. А Ийвана пошел в другой угол и стал есть сухари из-за пазухи. А поп спрашивает: – Ийвана, что ты ешь? Ну, Ийвана ответил: – А здесь есть старые конские катехи [помет] засохшие, их грызу. Поп спрашивает: – Они вкусные? Ийвана говорит: – А голодному вкусные кажутся, я и раньше их едал. Поп говорит: – Брось и мне, будь добрый. Ийвана набрал там пригоршню и отнес. Поп стал грызть их и решил: – Они и вправду вкусные. Переспали ночь и опять пустились в путь, будто бы домой, как будто они заблудились. Но Ийвана знает, куда идти. Ийвана знает, что тут около конюшни есть дом. Целый день водил, водил этого попа по лесу, и пришли к ночи в тот дом. Ийвана знает, что в этом доме накормят, только не надо говорить, что «спасибо, мне не надо». Ийвана говорит попу: – Когда позовут есть, то надо сказать, что «спасибо, мне не надо». Потом как второй раз позовут, потом только сядем. Ну, они зашли в дом, в доме собрали на стол еду для всех. Говорят: – Гости, садитесь кушать. Поп говорит: – Спасибо, нам ведь не надо. А Ийвана стал есть, поп остался сидеть на скамье. Попу совестно было сесть за стол, потому что второй раз не попросили. Так и провел поп эту ночь голодный. Пошли утром домой. А дом у них недалеко был, а Ийвана целый день водил попа по лесу. Вечером пришли домой. Поп так проголодался и устал, что как поел, не мог ничего говорить – и так спать. А Ийвана опять подслушивает, что утром поп со своей женой говорят. Поп говорит: – Отпустим этого Ийвана, пропадем совсем. Так баламутит, два дня по лесу водил, я уже конские катехи ел, не знаю, что он сам ел. Матушка говорит: – А если он не уйдет, раз мы на три года наняли? Поп говорит: – Ну, если за три года ему заплатим, то, верно, он тогда уйдет. А Ийвана тот слушает. Ну, утром встали. – Ну, теперь у нас, – говорят, – Ийвана, работы больше нет, иди обратно домой. – А как же я уйду, коли на три года нанялся, ведь люди надо мной будут смеяться. – Ну, за год мы тебе заплатим, эти сто рублей. – А я, – говорит, – не уйду с годичным заработком, я буду три года. – Но у нас ведь нет работы – мы дадим тебе заработок за два года. Ийвана говорит: – Если дадите заработок за три года, то я уйду, а иначе не уйду. Поп говорит жене: – Иди достань деньги, триста рублей, пусть уходит мужик домой к себе. Ийвана пошел домой, еще дали хорошие харчи, чтобы в дороге не голодал. Поп решил, что «вот как хорошо у нас стало, когда отпустили его, такой был обманщик». Ну, Ийвана пришел домой, триста рублей денег принес матери и отцу, а всего неделю был на заработках. Потом купили лошадь и товару, и так у семьи Ийвана наладилась жизнь. Такой длины сказка.

February 05, 2024 in 21:42 Нина Шибанова

• created the text
• created the text translation
• created the text: Oli ennen pappi ta papat’ja. Hyö ollah vanhat ta hyvin pohatat. Šanou akka, jotta «mäne šie, pappi, eččimäh kasakkua, kun myö emmä voi ni mitä ruatua enämpi, kun olemma vanhat». Šanou: – Kun mänet, niin Iivanua elä ota, Iivanat ollah hyvin kavalat. No tai pappi läksi ta mänöy yhteh kyläh. Tuli poika vaštah, kyšyy: – Kunne, pappi, läksit? – Kasakkua eččimäh, – šanou. – Ka mi šiula on nimi? – Iivana. – Akka ei käšken ottua Iivanua. Poika juokši eteh ta poikki polvelta vaštah. Kyšyy: – Kunne, pappi, läksit? – No kasakkua eččimäh. – Ota milma. – Ka mipä šiula on nimi? – Ka Iivana. – Akka ei käšken Iivanua ottua. Vielä kolmannen kerran poika juokšou poikki polvelta vaštah. Kyšyy: – Minne, pappi, läksit? – Kasakkua eččimäh. – Ota milma. – Ka mipä šiula nimi? – Iivana. – Ka en mie voi ottua, akka ei käšken Iivanua ottua. Iivana šanou: – Ka miän linnalla ei ni ole kuin Iivanua kaikki, hoš kuin pitälti eči. No šanou: – Lähe šilloin. Mäntih pappilah, kyšyy: – Mipä tällä on nimi? Šanou: – Ka Iivana on nimi. – Ka miksipä šie otit Iivanan, miehän šanoin, jotta elä ota Iivanua. Še poika šanou, jotta ”miän linnalla ei ole ni ketä kun Iivanua”. Šiitä hyö otetah še poika. No otetah ta kyšytäh: – Šuatatko šie halkuo leikata? – Ka šillähän mie olen piätäni elättän. Huomenekšella nouštih makuamašta, šyötettih Iivanua ta juotettih, pantih kesselih eväštä hänellä. Kyšytäh: – Voisitko šie leikata kolme šyltä? No hiän šen voipi! Iivana šielä mäni, päivän šyöy ta makuau, šyöy ta makuau mečäššä. Otti katkasi kolme varpua, joka šylen piäh pani varvan – kolme šyltä i tuli varpua. Tuli kotih muka vaivukšissa, ei taho pirttih piäššä. Ne vaštah tullah. – Äijänkö šait? – kyšytäh. – Ka kolme šyltä. Šiitä tuaš häntä šyötetäh ta juotetah, pantih kiukualla muate. Tuaš pantih eväštä kesselih ta šanotah: – Voisitko šie leikata kuuši šyltä halkuo? Kyllä hiän šen voipi, kuuši šyltä. Heilä hyvä mieleštä – nyt hyö šuatih hyvä kasakka. Pappi šanou vielä akallah: – Kačo, kun šie Iivanua moitit, a kun šaimma hyvän kasakan. Iivana tuaš läksi meččäh. Mäni meččäh ta leikkasi kuuši varpua, ta tuaš pani šiitä šamah pinoh, aina šylen piäh varvan. Та koko päivän šielä mečäššä šyöy ta makuau. No illalla tulou kotih, tuaš juoššah vaštah: – No äijänkö šie šait? Iivana šanou: – Antuat työ mie šyön ta levähtelen, šiitä šanon. Niin olen vaipun, jotta en paissa voi. Iivana šöi ta tupakoičči šiinä vähäsen, henkähteli. Pappi ta papat’ja ieššä šeisotah ta vuotetah, äijänkö hiän šai. Kyšytäh: – No äijänkö šie šait? Iivana šanou: – No ka kuuši šyltä. Matuška piättelöy, jotta kyllä on hyvä kasakka. No tuaš kolmantena huomenekšena šanotah, jotta tuaš pitäy männä halkuo leikkuamah. Tuaš pantih hänellä eväštä kesselih kolmantena piänä. Pappi aina varottau, jotta ”panehan hyvät evähät Iivanalla, jotta vois ruatua». Pappi šanou: – Yritähän, voitko šuaha yhekšän šyltä. No kyllä hän voi, kun on näin hyvät evähät! Iivana tuaš mäni meččäh. Päivän šöi ta makasi, yhekšän varpua leikkasi, kaikki pani yhteh pinoh aina yhen šylen piäh. No illalla tuli kotih. Tuaš juoššah vaštah: – No šaitko šie äijän? – Ka antuat työ mie šyön ta levähtelen, en mie voi paissa, kun niin vaivuttau. Šöi ta joi, hyö ieššä šeisotah ta vuotetah. Vielä tupakoičči vähäsen aikua. No hyö nyt kyšyy: – Kuin äijä šie šait vieläki? Hiän šanou: – Ka yhekšän šyltä. Piätelläh, jotta ”kyllä meilä on hyvä kasakka”. No pappi šanou: – Lähemmä huomena kaččomah. Yöllä kun še kasakka makuau kiukualla, šotkou leipiä vartahašta paitah välih evähiksi. Tai lähettih huomenekšella meččäh (pappi ei ottan eväštä, luulou, jotta rutto käyväh). Hyö kävelläh, kävelläh päivä – halkopinoja ečitäh (a še poika tietäy, jotta šielä on vanha talli, hevoistalli). A še jo ihan pimeni. Poika piättäy, jotta ”nyt meijän pitäy yötä olla täššä tallissa, emmä ni kunne piäše, ekšyn olemma”. A pappi on niin vaipun ta näläštyn, jotta juuri piäšöy šinne tallin nurkkah muate. A Iivana mäni toiseh nurkkah ta alko šyyvä suuhkarie paitah välistä. A pappi kyšyy: – Iivana, mitä šie šyöt? No Iivana vaštasi: – Ka tiälä on vanhojen heposien kakarehie, kuivanehie, niitä puren. Pappi kyšyy: – Onko ne hyvät? Iivana šanou: – Ka nälkähisellä hyvät on, mie olen ennenki näitä šyönyn. Pappi šanou: – Työnnähän miulaki, ole niin hyvä. Iivana šieltä keräi kamahlollisen ta vei. Pappi alko purekšennella niitä ta piätti: – Kyllä nämä i ollah hyvät. Muattih yö ta lähettih tuaš taipalehella, muka kotih, jotta hyö ollah ekšytty. Vain Iivana tietäy, minne männä. Iivana tietäy, jotta šiinä tallin läššä on talo. Ihan päivän käytteli, käytteli šitä pappie mečäššä, ta tultih šiih taloh yökši. Iivana tietäy, jotta šiinä talošša šyötetäh, vain ei pie šanuo, jotta ”passipo, ei miula pie”. Iivana šanou papilla: – Kun käšetäh šyömäh, niin pitäy šanuo, jotta ”passipo, ei miula pie”. Šiitä kun toisen kerran käšetäh, šiitä vašta rupiemma. No hyö mäntih taloh, pantih talošša ruokua kaikilla. Šanotah: – Vierahat, nouškuate šyömäh. Pappi šanou: – Passipo, eihän meilä pie. A Iivana rupei šyömäh, pappi jäi laučalla. Pappi ei ni ilennyn ruveta šyömäh, kun toisen kerran ei käšetty. Yön oli pappi niin näläššä. Lähettih kotihis huomenekšella aštumah. A koti heilä ei ollun loittona (a Iivana päivän käytteli häntä mečäššä). Illalla mäntih kotihis. Pappi näläšty niin ta vaipu, kun šöi – ei voinun ni mitä paissa – niin muate. A Iivana tuaš kuuntelou, kun huomenekšella pappi akkah kera paissah. Pappi šanou: – Šuattakka pois tuo Iivana, proitimma kokonah, niin pepeltäy, kun kakši päivyä mečäššä käytteli. Jo heposen šittakakarua šöin, en tiijä, mitä hän iče šöi. Maatuška šanou: – Ka jošpa še ei lähe, kun kolmekši vuuvekši palkkasima. Pappi šanou: – No kun šen kolmen vuuven palkan makšamma, niin totta hiän šiitä lähtöy. A Iivana še kuuntelou. No huomenekšella nouštih makuamašta. – No nyt meilä, – šanotah, – Iivana, ei ole enämpi työtä, mäne poikes kotihis. – A kuin mie lähen pois, kun olen kolmekši vuuvekši palkkautun, nakrauhan milma rahvaš. – No vuuven palkan makšamma, šen šata rupl’ua. – Ka mie en, – šanou, – lähe vuuven palkalla, mie olen kolme vuotta. – Ka meilä kun ei ole työtä – myö makšamma kahešta vuuvešta palkan. Iivana šanou: – Još kolmelta vuuvelta makšatta palkan, niin mie lähen, a muit’en en lähe. Pappi šanou akalla: – Mäne eči rahat, kolme šatua rupl’ua, anna mänöy mušikka kotihis. Iivana läksi kotihis, vielä annettih hyvät evähät, jotta ei näläššä olis. Pappi piätti, jotta, ”kyllä meilä tuli hyvä, kun šuattoma poikes, oli šemmoni valehtelija». No Iivana mäni kotihis, kolme šatua rupl’ua toi rahua muamollah ta tuatollah, ta netälin viipy koko reissullah. Šiitä oššettih heponi ta tavarua, ta niin piäštih Iivanan joukko elämäh. Šen pivuš starina.