Texts

Return to review | Return to list

Meiden külä om Čikl

history

March 05, 2021 in 00:13 Nataly Krizhanovsky

• changed the text of the translation
  Я был охотник, охотился, четырнадцать медведей убил, одних медведей. Одного мы убили – пятнадцать пудов было. Выстрелили мы, да он на нас пошел. Двенадцать раз стреляли, потом упал. Жиру было с вершок. Говорят, [что] рысь наскакивает на [человека], я их много убивал, так ничего не наскакивает. Собаки у меня были хорошие, две собаки, начнут драться [с рысью], а потом рысь увидит, что ее начинают щипать, так влезает на дерево. Куниц я убивал, те дорогие, а медвежья шкура дешевая, пятнадцать рублей. Мясо не варили, поганым считали. А потом я стал варить. Волка я только одного убил. Рыбу ловили. Рыба здесь [такая]: судак, лещ, язь, окуни, налимы, щуки. Озер много – Чикозеро, Эймяозеро, Хонгла-озеро, Ладвозеро. Реки Петка, Хонгла-река. У нас в двенадцати верстах была избушка, мы четверо братьев жили. Пойдешь туда и неделю живешь в этой избушке за Хонгла-озером. День поработаем, а на ночь в эту избушку идем, тут и спим. Там у нас были хорошие пожни. У всех чикозерских были там пожни, косили там. Тогда народу было много. Сейчас, видишь, готовый хлеб ждем, а тогда надо было молоть. Молотишь в гумнах, потом на мельницу везешь, там мелешь. Ой, было горя. А сейчас нам хорошо. Лодки делали сами. Тес пилили и из теса делали. Для лодки нужны дуги, так выкапывали ель и из ее корней [делали], выберешь такие изогнутые и сделаешь дуги. Гвоздей не было, так прутьями связывали (\'плели\'). Избу строили, окна маленькие сделаешь, чтобы теплее было. Тогда печи были без труб (\'черные печи\'), с трубами (\'белых\') печей не было. Я сегодня устраиваю толоку, намнут глину, тут же и печь сложат. Зимой хоть какой холод... Я был еще молодым, так черная печь была. Взберешься на печку, голову свесишь, в дыму надо лежать, так голову свесишь и так дышишь. Натопишь, так потом тепло в избе. Дым выходит... были такие трубы. Выберешь в лесу гнилую сосну или осину, такую, [в которой] сердцевина сгнившая. Эту и ставишь в качестве трубы. Окошки были маленькие, крыша тогда была – ржаная солома. В лесу подсеку рубим, в этой саже-то солома вырастет длинная и толстая. Ею и кроешь избу. Телег не было на моей памяти, на смычках ездили, дороги все плохие. Смычки – [это] две жерди впряжешь и едешь в лес. Сидели при лучине. Возьмешь, сосну расколешь и лучины нащеплешь. Самоваров тоже не было. На моей памяти только один самовар был – у попа. Чай не пили. Простокваши попьешь... Здесь у нас в Чикозере была кожевня, кожи в кожевне обработаешь, и здесь шили сапоги. А больше лапти [носили], из бересты сплетешь, да в лаптях и ходили. Валенки иногда [носили]. Овец держали много. Вот отсюда в сорока верстах озера есть, там были старики, сами валяли [валенки]. Придут сюда и из шерсти сделают валенки. Валенки валяли, шубы делали. Здесь тоже был мужичок, овчины выделывал. Мельниц у нас было много, муку мололи. На этой речке четыре мельницы было. Власти у нас были плохие, десяцкий да староста, а в Виннице был один старшина и писарь. Больниц не было, один фельдшер, какой-нибудь старичок. Зато и умирали. У меня было четырнадцать детей, так двое выросли – сын да дочь, а остальные все умерли. Не было учителей, не было никого. Меня поп учил. Бил нас, рассердится да как схватит за нос или за ухо. Школы не было, поп нас в своем доме учил. Больше молитвы учили. В церковь пойдешь да не перекрестишься – сейчас же на колени поставит.

August 28, 2017 in 15:29 Нина Шибанова

• changed the text
  Olin’ mecnik, mectin’, nel’tošküme kondjad rikein’, üksid’ kond’jeid’. Ühten rikeimei – vištošküme pudad oli. Ambuimei da hän meiden päle töndįi. Kaks’tošküme kerdad ambuimei, potom langez’. Razvad oli vaksan. Sanotas rįs’ päle skokkib, mä rikein’ äjan heid’ ka ei skokki ni midä. Koirad minei oliba hüväd, kaks’ koirad, toragandeba, a potom rįs’ nägeb, mi händast näppiškandeba ka puhu libub. Nädeid’ riklin’ ned kal’hed, a kond’jan nahk odou, vištošküme rubl’ad. Lihad em kiitet, paganaks lugimei. A potom keitäškanzim. Händikahid’ ühten rikein’ tol’ko. Kalad püdlimei. Kala tägä оm sudak, lahn, säunag, ahned, madehed, haugid’. Järvid’ äi om: Čikein’e järv, Äim’äjärv, Lad’järv. G’oged – Pötk, Honglag’ogi. Meil’ oli kaks’tošküme virstad pertine, nel’l’ velled elimei. Mäned sinnä i nedalin’ nečiš pertižes eläd Honglajärven tagas. Päivän radamei, a öks neche pertižehe uidimei, sid’ i magadamei. Sigä nit’ud meil’ čomad. Kaikeu Čikloižou sigä nit’ud oliba, nitimei sigä. Silei oli narodad äi. Seičas ka näd leiban vaumheks varastamei, a silei pidi g’auhta. Tapamei gomnil’, potom mel’nicale vöd, sigä g’auhotad. Oi, gor’ad oli. A seičas meil’ hüvä. Venehed iče tegimei. T’osan pilimei i t’osaspei tegimei. Veneheze pidäb kared, ka kaivimei kuzen da neniš gürišpei mugomad värad valičed i kared paned. Iilend nagleid’ ka vicįil’ pletimei. Pertin’ stroiba, ikneižed paheižed teged, štobi lämbemb oleiž. Silei oliba mustad päčid’, vauktįd’ päčid’ iilend. Mä tämbei tegen taughon, saven peksaba, sid’- i päčin’ löbä. Tauv’uu hot’ mitte vilu oleiž. Minä olin’ völ nor’, muga must päč oli. Libud päčile, pän ripputad, savus pidäb venuda ka, pän ripputad da muga hengid’. Lämbitad ka potom läm pertiš. Savu mäb ... oliba trubad mugomad. Mecas valičed hapanuden, südäm hapanu, mugoine pedei libo hab. Necen i paned sihe trubaks. Iknaižed oliba pahaižed, katus oli silei – rugihiine ol’g. Mecas kasked čapamei, neche nogehe-se ka ol’k-se kazvab pit’k i sanged. Nečil’ i katad pertin’. Iilent telegad minum pam’atil’, smučkil’ ajeliba, dorogad kaik hubad. Smučkad – kaks’ žerdid’, val’l’astad da ajad mecha. Ištuimei särahteseu. Otad, pedain haugaidad da särahtest särgid. Samovareid’ mugaže iilend. Minum pam’atil’ üks’ oli samovar tol’ko papil’. Em jodud čajud. Muiktad maidod jod ... Tägä meil’ oli kožuun’ Čiklas, nahkad kožuun’as radad i tägä ombliba sapkad. A enamban virzud, tohespei pletid' da virzuiš käelimei. Sapkad bude konz villaižed. Lambhid’ pidimei äjän. Vot täpei Järved oma nel’küme virstad, sigä oliba ukod, iče valeiba. Tuudas tänna i villaspei tegeba sapkad. Sapkad valeiba, pöüd tegeba. Tägä oli mugažo mužikaine, keded radei. Mel’nicid’ meil’ äi oli, g’auhon g’auhoiba. Nel’ mel’nicad nečil’ g’ogudel oli. Vlastid meil’ hubad oliba des’ackii da starost, a Vinglas oli üks’ staršin i pisar’. Bol’nicid’ iilend, üks’ feršal mitte-ni ukkulįn’e. Zato i koliba. Minei oli nel’tošküme last ka kahten kazvįiba – poig da tütar, a lopud, kaik koliba. Iilend učitelid’, iilend nikeda. Mindei ka pap’ openz’, löi. Löi meid’, verdub da ku nenas libo korvas hvatib ka. Iilend školad, Ičeze pertiš pap’ meid’ open’z’. Enamban malitvad open’ziba. Pagastaha mäned ka ed ristte, siičas kombiile stavib.

August 28, 2017 in 15:28 Нина Шибанова

• changed the text
  Olin’ mecnik, mectin’, nel’tošküme kondjad rikein’, üksid’ kond’jeid’. Ühten rikeimei – vištošküme pudad oli. Ambuimei da hän meiden päle töndįi. Kaks’tošküme kerdad ambuimei, potom langez’. Razvad oli vaksan. Sanotas rįs’ päle skokkib, mä rikein’ äjan heid’ ka ei skokki ni midä. Koirad minei oliba hüväd, kaks’ koirad, toragandeba, a potom rįs’ nägeb, mi händast näppiškandeba ka puhu libub. Nädeid’ riklin’ ned kal’hed, a kond’jan nahk odou, vištošküme rubl’ad. Lihad em kiitet, paganaks lugimei. A potom keitäškanzim. Händikahid’ ühten rikein’ tol’ko. Kalad püdlimei. Kala tägä оm sudak, lahn, säunag, ahned, madehed, haugid’. Järvid’ äi om: Čikein’e järv, Äim’äjärv, Lad’järv. G’oged – Pötk, Honglag’ogi. Meil’ oli kaks’tošküme virstad pertine, nel’l’ velled elimei. Mäned sinnä i nedalin’ nečiš pertižes eläd Honglajärven tagas. Päivän radamei, a öks neche pertižehe uidimei, sid’ i magadamei. Sigä nit’ud meil’ čomad. Kaikeu Čikloižou sigä nit’ud oliba, nitimei sigä. Silei oli narodad äi. Seičas ka näd leiban vaumheks varastamei, a silei pidi g’auhta. Tapamei gomnil’, potom mel’nicale vöd, sigä g’auhotad. Oi, gor’ad oli. A seičas meil’ hüvä. Venehed iče tegimei. T’osan pilimei i t’osaspei tegimei. Veneheze pidäb kared, ka kaivimei kuzen da neniš gürišpei mugomad värad valičed i kared paned. Iilend nagleid’ ka vicįil’ pletimei. Pertin’ stroiba, ikneižed paheižed teged, štobi lämbemb oleiž. Silei oliba mustad päčid’, vauktįd’ päčid’ iilend. Mä tämbei tegen taughon, saven peksaba, sid’- i päčin’ löbä. Tauv’uu hot’ mitte vilu oleiž. Minä olin’ völ nor’, muga must päč oli. Libud päčile, pän ripputad, savus pidäb venuda ka, pän ripputad da muga hengid’. Lämbitad ka potom läm pertiš. Savu mäb ... oliba trubad mugomad. Mecas valičed hapanuden, südäm hapanu, mugoine pedei libo hab. Necen i paned sihe trubaks. Iknaižed oliba pahaižed, katus oli silei – rugihiine ol’g. Mecas kasked čapamei, neche nogehe-se ka ol’k-se kazvab pit’k i sanged. Nečil’ i katad pertin’. Iilent telegad minum pam’atil’, smučkil’ ajeliba, dorogad kaik hubad. Smučkad – kaks’ žerdid’, val’l’astad da ajad mecha. Ištuimei särahteseu. Otad, pedain haugaidad da särahtest särgid. Samovareid’ mugaže iilend. Minum pam’atil’ üks’ oli samovar tol’ko papil’. Em jodud čajud. Muiktad maidod jod ... Tägä meil’ oli kožuun’ Čiklas, nahkad kožuun’as radad i tägä ombliba sapkad. A enamban virzud, tohespei pletid' da virzuiš käelimei. Sapkad bude konz villaižed. Lambhid’ pidimei äjän. Vot täpei Järved oma nel’küme virstad, sigä oliba ukod, iče valeiba. Tuudas tänna i villaspei tegeba sapkad. Sapkad valeiba, pöüd tegeba. Tägä oli mugažo mužikaine, keded radei. Mel’nicid’ meil’ äi oli, g’auhon g’auhoiba. Nel’ mel’nicad nečil’ g’ogudel oli. Vlastid meil’ hubad oliba des’ackii da starost, a Vinglas oli üks’ staršin i pisar’. Bol’nicid’ iilend, üks’ feršal mitte-ni ukkulįn’e. Zato i koliba. Minei oli nel’tošküme last ka kahten kazvįiba – poig da tütar, a lopud, kaik koliba. Iilend učitelid’, iilend nikeda, mindei. Mindei ka pap’ openz’, löi meid’, verdub da ku nenas libo korvas hvatib ka. Iilend školad, Ičeze pertiš pap’ meid’ open’z’. Enamban malitvad open’ziba. Pagastaha mäned ka ed ristte, siičas kombiile stavib.

August 28, 2017 in 15:28 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Я был охотник, охотился, четырнадцать медведей убил, одних медведей. Одного мы убили – пятнадцать пудов было. Выстрелили мы, да он на нас пошел. Двенадцать раз стреляли, потом упал. Жиру было с вершок. Говорят, [что] рысь наскакивает на [человека], я их много убивал, так ничего не наскакивает. Собаки у меня были хорошие, две собаки, начнут драться [с рысью], а потом рысь увидит, что ее начинают щипать, так влезает на дерево. Куниц я убивал, те дорогие, а медвежья шкура дешевая, пятнадцать рублей. Мясо не варили, поганым считали. А потом я стал варить. Волка я только одного убил. Рыбу ловили. Рыба здесь [такая]: судак, лещ, язь, окуни, налимы, щуки. Озер много – Чикозеро, Эймяозеро, Хонгла-озеро, Ладвозеро. Реки Петка, Хонгла-река. У нас в двенадцати верстах была избушка, мы четверо братьев жили. Пойдешь туда и неделю живешь в этой избушке за Хонгла-озером. День поработаем, а на ночь в эту избушку идем, тут и спим. Там у нас были хорошие пожни. У всех чикозерских были там пожни, косили там. Тогда народу было много. Сейчас, видишь, готовый хлеб ждем, а тогда надо было молоть. Молотишь в гумнах, потом на мельницу везешь, там мелешь. Ой, было горя. А сейчас нам хорошо. Лодки делали сами. Тес пилили и из теса делали. Для лодки нужны дуги, так выкапывали ель и из ее корней [делали], выберешь такие изогнутые и сделаешь дуги. Гвоздей не было, так прутьями связывали (\'плели\'). Избу строили, окна маленькие сделаешь, чтобы теплее было. Тогда печи были без труб (\'черные печи\'), с трубами (\'белых\') печей не было. Я сегодня устраиваю толоку, намнут глину, тут же и печь сложат. Зимой хоть какой холод... Я был еще молодым, так черная печь была. Взберешься на печку, голову свесишь, в дыму надо лежать, так голову свесишь и так дышишь. Натопишь, так потом тепло в избе. Дым выходит... были такие трубы. Выберешь в лесу гнилую сосну или осину, такую, [в которой] сердцевина сгнившая. Эту и ставишь в качестве трубы. Окошки были маленькие, крыша тогда была – ржаная солома. В лесу подсеку рубим, в этой саже-то солома вырастет длинная и толстая. Ею и кроешь избу. Телег не было на моей памяти, на смычках ездили, дороги все плохие. Смычки – [это] две жерди впряжешь и едешь в лес. Сидели при лучине. Возьмешь, сосну расколешь и лучины нащеплешь. Самоваров тоже не было. На моей памяти только один самовар был – у попа. Чай не пили. Простокваши попьешь... Здесь у нас в Чикозере была кожевня, кожи в кожевне обработаешь, и здесь шили сапоги. А больше лапти [носили], из бересты сплетешь, да в лаптях и ходили. Валенки иногда [носили]. Овец держали много. Вот отсюда в сорока верстах озера есть, там были старики, сами валяли [валенки]. Придут сюда и из шерсти сделают валенки. Валенки валяли, шубы делали. Здесь тоже был мужичок, овчины выделывал. Мельниц у нас было много, муку мололи. На этой речке четыре мельницы было. Власти у нас были плохие, десяцкий да староста, а в Виннице был один старшина и писарь. Больниц не было, один фельдшер, какой-нибудь старичок. Зато и умирали. У меня было четырнадцать детей, так двое выросли – сын да дочь, а остальные все умерли. Не было учителей, не было никого. Меня поп учил. Бил нас, рассердится да как схватит за нос или за ухо. Школы не было, поп нас в своем доме учил. Больше молитвы учили. В церковь пойдешь да не перекрестишься – сейчас же на колени поставит.

August 28, 2017 in 15:27 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Я был охотник, охотился, четырнадцать медведей убил, одних медведей. Одного мы убили – пятнадцать пудов было. Выстрелили мы, да он на нас пошел. Двенадцать раз стреляли, потом упал. Жиру было с вершок. Говорят, [что] рысь наскакивает на [человека], я их много убивал, так ничего не наскакивает. Собаки у меня были хорошие, две собаки, начнут драться [с рысью], а потом рысь увидит, что ее начинают щипать, так влезает на дерево. Куниц я убивал, те дорогие, а медвежья шкура дешевая, пятнадцать рублей. Мясо не варили, поганым считали. А потом я стал варить. Волка я только одного убил. Рыбу ловили. Рыба здесь [такая]: судак, лещ, язь, окуни, налимы, щуки. Озер много – Чикозеро, Эймяозеро, Хонгла-озеро, Ладвозеро. Реки Петка, Хонгла-река. У нас в двенадцати верстах была избушка, мы четверо братьев жили. Пойдешь туда и неделю живешь в этой избушке за Хонгла-озером. День поработаем, а на ночь в эту избушку идем, тут и спим. Там у нас были хорошие пожни. У всех чикозерских были там пожни, косили там. Тогда народу было много. Сейчас, видишь, готовый хлеб ждем, а тогда надо было молоть. Молотишь в гумнах, потом на мельницу везешь, там мелешь. Ой, было горя. А сейчас нам хорошо. Лодки делали сами. Тес пилили и из теса делали. Для лодки нужны дуги, так выкапывали ель и из ее корней [делали], выберешь такие изогнутые и сделаешь дуги. Гвоздей не было, так прутьями связывали (\'плели\'). Избу строили, окна маленькие сделаешь, чтобы теплее было. Тогда печи были без труб (\'черные печи\'), с трубами (\'белых\') печей не было. Я сегодня устраиваю толоку, намнут глину, тут же и печь сложат. Зимой хоть какой холод... Я был еще молодым, так черная печь была. Взберешься на печку, голову свесишь, в дыму надо лежать, так голову свесишь и так дышишь. Натопишь, так потом тепло в избе. Дым выходит... были такие трубы. Выберешь в лесу гнилую сосну или осину, такую, [в которой] сердцевина сгнившая. Эту и ставишь в качестве трубы. Окошки были маленькие, крыша тогда была – ржаная солома. В лесу подсеку рубим, в этой саже-то солома вырастет длинная и толстая. Ею и кроешь избу. Телег не было на моей памяти, на смычках ездили, дороги все плохие. Смычки – [это] две жерди впряжешь и едешь в лес. Сидели при лучине. Возьмешь, сосну расколешь и лучины нащеплешь. Самоваров тоже не было. На моей памяти только один самовар был – у попа. Чай не пили. Простокваши попьешь... Здесь у нас в Чикозере была кожевня, кожи в кожевне обработаешь, и здесь шили сапоги. А больше лапти [носили], из бересты сплетешь, да в лаптях и ходили. Валенки иногда [носили]. Овец держали много. Вот отсюда в сорока верстах озера есть, там были старики, сами валяли [валенки]. Придут сюда и из шерсти сделают валенки. Валенки валяли, шубы делали. Здесь тоже был мужичок, овчины выделывал. Мельниц у нас было много, муку мололи. На этой речке четыре мельницы было. Власти у нас были плохие, десяцкий да староста, а в Виннице был один старшина и писарь. Больниц не было, один фельдшер, какой-нибудь старичок. Зато и умирали. У меня было четырнадцать детей, так двое выросли – сын да дочь, а остальные все умерли. Не было учителей, не было никого. Меня поп учил. Бил нас, рассердится да как схватит за нос или за ухо. Школы не было, поп нас в своем доме учил. Больше молитвы учили. В церковь пойдешь да не перекрестишься – сейчас же на колени поставит.

August 28, 2017 in 15:26 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Я был охотник, охотился, четырнадцать медведей убил, одних медведей. Одного мы убили – пятнадцать пудов было. Выстрелили мы, да он на нас пошел. Двенадцать раз стреляли, потом упал. Жиру было с вершок. Говорят, [что] рысь наскакивает на [человека], я их много убивал, так ничего не наскакивает. Собаки у меня были хорошие, две собаки, начнут драться [с рысью], а потом рысь увидит, что ее начинают щипать, так влезает на дерево. Куниц я убивал, те дорогие, а медвежья шкура дешевая, пятнадцать рублей. Мясо не варили, поганым считали. А потом я стал варить. Волка я только одного убил. Рыбу ловили. Рыба здесь [такая]: судак, лещ, язь, окуни, налимы, щуки. Озер много – Чикозеро, Эймяозеро, Хонгла-озеро, Ладвозеро. Реки Петка, Хонгла-река. У нас в двенадцати верстах была избушка, мы четверо братьев жили. Пойдешь туда и неделю живешь в этой избушке за Хонгла-озером. День поработаем, а на ночь в эту избушку идем, тут и спим. Там у нас были хорошие пожни. У всех чикозерских были там пожни, косили там. Тогда народу было много. Сейчас, видишь, готовый хлеб ждем, а тогда надо было молоть. Молотишь в гумнах, потом на мельницу везешь, там мелешь. Ой, было горя. А сейчас нам хорошо. Лодки делали сами. Тес пилили и из теса делали. Для лодки нужны дуги, так выкапывали ель и из ее корней [делали], выберешь такие изогнутые и сделаешь дуги. Гвоздей не было, так прутьями связывали (\'плели\'). Избу строили, окна маленькие сделаешь, чтобы теплее было. Тогда печи были без труб (\'черные печи\'), с трубами (\'белых\') печей не было. Я сегодня устраиваю толоку, намнут глину, тут же и печь сложат. Зимой хоть какой холод... Я был еще молодым, так черная печь была. Взберешься на печку, голову свесишь, в дыму надо лежать, так голову свесишь и так дышишь. Натопишь, так потом тепло в избе. Дым выходит... были такие трубы. Выберешь в лесу гнилую сосну или осину, такую, [в которой] сердцевина сгнившая. Эту и ставишь в качестве трубы. Окошки были маленькие, крыша тогда была – ржаная солома. В лесу подсеку рубим, в этой саже-то солома вырастет длинная и толстая, ею. Ею и кроешь избу. Телег не было на моей памяти, на смычках ездили, дороги все плохие. Смычки – [это] две жерди впряжешь и едешь в лес. Сидели при лучине. Возьмешь, сосну расколешь и лучины нащеплешь. Самоваров тоже не было. На моей памяти только один самовар был – у попа. Чай не пили. Простокваши попьешь... Здесь у нас в Чикозере была кожевня, кожи в кожевне обработаешь, и здесь шили сапоги. А больше лапти [носили], из бересты сплетешь, да в лаптях и ходили. Валенки иногда [носили]. Овец держали много. Вот отсюда в сорока верстах озера есть, там были старики, сами валяли [валенки]. Придут сюда и из шерсти сделают валенки. Валенки валяли, шубы делали. Здесь тоже был мужичок, овчины выделывал. Мельниц у нас было много, муку мололи. На этой речке четыре мельницы было. Власти у нас были плохие, десяцкий да староста, а в Виннице был один старшина и писарь. Больниц не было, один фельдшер, какой-нибудь старичок. Зато и умирали. У меня было четырнадцать детей, так двое выросли – сын да дочь, а остальные все умерли. Не было учителей, не было никого. Меня поп учил. Бил нас, рассердится да как схватит за нос или за ухо. Школы не было, поп нас в своем доме учил. Больше молитвы учили. В церковь пойдешь да не перекрестишься – сейчас же на колени поставит.

August 28, 2017 in 15:25 Нина Шибанова

• changed the text
  Olin’ mecnik, mectin’, nel’tošküme kondjad rikein’, üksid’ kond’jeid’. Ühten rikeimei – vištošküme pudad oli. Ambuimei da hän meiden päle töndįi. Kaks’tošküme kerdad ambuimei, potom langez’. Razvad oli vaksan. Sanotas rįs’ päle skokkib, mä rikein’ äjan heid’ ka ei skokki ni midä. Koirad minei oliba hüväd, kaks’ koirad, toragandeba, a potom rįs’ nägeb, mi händast näppiškandeba ka puhu libub. Nädeid’ riklin’ ned kal’hed, a kond’jan nahk odou, vištošküme rubl’ad. Lihad em kiitet, paganaks lugimei. A potom keitäškanzim. Händikahid’ ühten rikein’ tol’ko. Kalad püdlimei. Kala tägä оm sudak, lahn, säunag, ahned, madehed, haugid’. Järvid’ äi om: Čikein’e järv, Äim’äjärv, Lad’järv. G’oged – Pötk, Honglag’ogi. Meil’ oli kaks’tošküme virstad pertine, nel’l’ velled elimei. Mäned sinnä i nedalin’ nečiš pertižes eläd Honglajärven tagas. Päivän radamei, a öks neche pertižehe uidimei, sid’ i magadamei. Sigä nit’ud meil’ čomad. Kaikeu Čikloižou sigä nit’ud oliba, nitimei sigä. Silei oli narodad äi. Seičas ka näd leiban vaumheks varastamei, a silei pidi g’auhta. Tapamei gomnil’, potom mel’nicale vöd, sigä g’auhotad. Oi, gor’ad oli. A seičas meil’ hüvä. Venehed iče tegimei. T’osan pilimei i t’osaspei tegimei. Veneheze pidäb kared, ka kaivimei kuzen da neniš gürišpei mugomad värad valičed i kared paned. Iilend nagleid’ ka vicįil’ pletimei. Pertin’ stroiba, ikneižed paheižed teged, štobi lämbemb oleiž. Silei oliba mustad päčid’, vauktįd’ päčid’ iilend. Mä tämbei tegen taughon, saven peksaba, sid’- i päčin’ löbä. Tauv’uu hot’ mitte vilu oleiž. Minä olin’ völ nor’, muga must päč oli. Libud päčile, pän ripputad, savus pidäb venuda ka, pän ripputad da muga hengid’. Lämbitad ka potom läm pertiš. Savu mäb ... oliba trubad mugomad. Mecas valičed hapanuden ... Südäm, südäm hapanu, mugoine pedei libo hab. Necen i paned sihe trubaks. Iknaižed oliba pahaižed, katus oli silei – rugihiine ol’g. Mecas kasked čapamei, neche nogehe-se ka ol’k-se kazvab pit’k i sanged. Nečil’ i katad pertin’. Iilent telegad minum pam’atil’, smučkil’ ajeliba, dorogad kaik hubad. Smučkad – kaks’ žerdid’, val’l’astad da ajad mecha. Ištuimei särahteseu. Otad, pedain haugaidad da särahtest särgid. Samovareid’ mugaže iilend. Minum pam’atil’ üks’ oli samovar tol’ko papil’. Em jodud čajud. Muiktad maidod jod ... Tägä meil’ oli kožuun’ Čiklas, nahkad kožuun’as radad i tägä ombliba sapkad. A enamban virzud, tohespei pletid' da virzuiš käelimei. Sapkad bude konz villaižed. Lambhid’ pidimei äjän. Vot täpei Järved oma nel’küme virstad, sigä oliba ukod, iče valeiba. Tuudas tänna i villaspei tegeba sapkad. Sapkad valeiba, pöüd tegeba. Tägä oli mugažo mužikaine, keded radei. Mel’nicid’ meil’ äi oli, g’auhon g’auhoiba. Nel’ mel’nicad nečil’ g’ogudel oli. Vlastid meil’ hubad oliba des’ackii da starost, a Vinglas oli üks’ staršin i pisar’. Bol’nicid’ iilend, üks’ feršal mitte-ni ukkulįn’e. Zato i koliba. Minei oli nel’tošküme last ka kahten kazvįiba – poig da tütar, a lopud, kaik koliba. Iilend učitelid’, iilend nikeda, mindei ka pap’ openz’, löi meid’, verdub da ku nenas libo korvas hvatib ka. Iilend školad, Ičeze pertiš pap’ meid’ open’z’. Enamban malitvad open’ziba. Pagastaha mäned ka ed ristte, siičas kombiile stavib.

August 28, 2017 in 15:25 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Я был охотник, охотился, четырнадцать медведей убил, одних медведей. Одного мы убили – пятнадцать пудов было. Выстрелили мы, да он на нас пошел. Двенадцать раз стреляли, потом упал. Жиру было с вершок. Говорят, [что] рысь наскакивает на [человека], я их много убивал, так ничего не наскакивает. Собаки у меня были хорошие, две собаки, начнут драться [с рысью], а потом рысь увидит, что ее начинают щипать, так влезает на дерево. Куниц я убивал, те дорогие, а медвежья шкура дешевая, пятнадцать рублей. Мясо не варили, поганым считали. А потом я стал варить. Волка я только одного убил. Рыбу ловили. Рыба здесь [такая]: судак, лещ, язь, окуни, налимы, щуки. Озер много – Чикозеро, Эймяозеро, Хонгла-озеро, Ладвозеро. Реки Петка, Хонгла-река. У нас в двенадцати верстах была избушка, мы четверо братьев жили. Пойдешь туда и неделю живешь в этой избушке за Хонгла-озером. День поработаем, а на ночь в эту избушку идем, тут и спим. Там у нас были хорошие пожни. У всех чикозерских были там пожни, косили там. Тогда народу было много. Сейчас, видишь, готовый хлеб ждем, а тогда надо было молоть. Молотишь в гумнах, потом на мельницу везешь, там мелешь. Ой, было горя. А сейчас нам хорошо. Лодки делали сами. Тес пилили и из теса делали. Для лодки нужны дуги, так выкапывали ель и из ее корней [делали], выберешь такие изогнутые и сделаешь дуги. Гвоздей не было, так прутьями связывали (\'плели\'). Избу строили, окна маленькие сделаешь, чтобы теплее было. Тогда печи были без труб (\'черные печи\'), с трубами (\'белых\') печей не было. Я сегодня устраиваю толоку, намнут глину, тут же и печь сложат. Зимой хоть какой холод... Я был еще молодым, так черная печь была. Взберешься на печку, голову свесишь, в дыму надо лежать, так голову свесишь и так дышишь. Натопишь, так потом тепло в избе. Дым выходит... были такие трубы. Выберешь в лесу гнилую сосну или осину, такую, [в которой] сердцевина сгнившая, эту. Эту и ставишь в качестве трубы. Окошки были маленькие, крыша тогда была – ржаная солома. В лесу подсеку рубим, в этой саже-то солома вырастет длинная и толстая, ею и кроешь избу. Телег не было на моей памяти, на смычках ездили, дороги все плохие. Смычки – [это] две жерди впряжешь и едешь в лес. Сидели при лучине. Возьмешь, сосну расколешь и лучины нащеплешь. Самоваров тоже не было. На моей памяти только один самовар был – у попа. Чай не пили. Простокваши попьешь... Здесь у нас в Чикозере была кожевня, кожи в кожевне обработаешь, и здесь шили сапоги. А больше лапти [носили], из бересты сплетешь, да в лаптях и ходили. Валенки иногда [носили]. Овец держали много. Вот отсюда в сорока верстах озера есть, там были старики, сами валяли [валенки]. Придут сюда и из шерсти сделают валенки. Валенки валяли, шубы делали. Здесь тоже был мужичок, овчины выделывал. Мельниц у нас было много, муку мололи. На этой речке четыре мельницы было. Власти у нас были плохие, десяцкий да староста, а в Виннице был один старшина и писарь. Больниц не было, один фельдшер, какой-нибудь старичок. Зато и умирали. У меня было четырнадцать детей, так двое выросли – сын да дочь, а остальные все умерли. Не было учителей, не было никого. Меня поп учил. Бил нас, рассердится да как схватит за нос или за ухо. Школы не было, поп нас в своем доме учил. Больше молитвы учили. В церковь пойдешь да не перекрестишься – сейчас же на колени поставит.

August 28, 2017 in 15:23 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Я был охотник, охотился, четырнадцать медведей убил, одних медведей. Одного мы убили – пятнадцать пудов было. Выстрелили мы, да он на нас пошел. Двенадцать раз стреляли, потом упал. Жиру было с вершок. Говорят, [что] рысь наскакивает на [человека], я их много убивал, так ничего не наскакивает. Собаки у меня были хорошие, две собаки, начнут драться [с рысью], а потом рысь увидит, что ее начинают щипать, так влезает на дерево. Куниц я убивал, те дорогие, а медвежья шкура дешевая, пятнадцать рублей. Мясо не варили, поганым считали. А потом я стал варить. Волка я только одного убил. Рыбу ловили. Рыба здесь [такая]: судак, лещ, язь, окуни, налимы, щуки. Озер много – Чикозеро, Эймяозеро, Хонгла-озеро, Ладвозеро. Реки Петка, Хонгла-река. У нас в двенадцати верстах была избушка, мы четверо братьев жили. Пойдешь туда и неделю живешь в этой избушке за Хонгла-озером. День поработаем, а на ночь в эту избушку идем, тут и спим. Там у нас были хорошие пожни. У всех чикозерских были там пожни, косили там. Тогда народу было много. Сейчас, видишь, готовый хлеб ждем, а тогда надо было молоть. Молотишь в гумнах, потом на мельницу везешь, там мелешь. Ой, было горя. А сейчас нам хорошо. Лодки делали сами. Тес пилили и из теса делали. Для лодки нужны дуги, так выкапывали ель и из ее корней [делали], выберешь такие изогнутые и сделаешь дуги. Гвоздей не было, так прутьями связывали (\'плели\'). Избу строили, окна маленькие сделаешь, чтобы теплее было. Тогда печи были без труб (\'черные печи\'), с трубами (\'белых\') печей не было. Я сегодня устраиваю толоку, намнут глину, тут же и печь сложат. Зимой хоть какой холод... Я был еще молодым, так черная печь была. Взберешься на печку, голову свесишь, в дыму надо лежать, так голову свесишь и так дышишь. Натопишь, так потом тепло в избе. Дым выходит... были такие трубы. Выберешь в лесу гнилую сосну или осину, такую, [в которой] сердцевина сгнившая, эту и ставишь в качестве трубы. Окошки были маленькие, крыша тогда была – ржаная солома. В лесу подсеку рубим, в этой саже-то солома вырастет длинная и толстая, ею и кроешь избу. Телег не было на моей памяти, на смычках ездили, дороги все плохие. Смычки – [это] две жерди впряжешь и едешь в лес. Сидели при лучине. Возьмешь, сосну расколешь и лучины нащеплешь. Самоваров тоже не было. На моей памяти только один самовар был – у попа. Чай не пили. Простокваши попьешь... Здесь у нас в Чикозере была кожевня, кожи в кожевне обработаешь, и здесь шили сапоги. А больше лапти [носили], из бересты сплетешь, да в лаптях и ходили. Валенки иногда [носили]. Овец держали много. Вот отсюда в сорока верстах озера есть, там были старики, сами валяли [валенки]. Придут сюда и из шерсти сделают валенки. Валенки валяли, шубы делали. Здесь тоже был мужичок, овчины выделывал. Мельниц у нас было много, муку мололи. На этой речке четыре мельницы было. Власти у нас были плохие, десяцкий да староста, а в Виннице был один старшина и писарь. Больниц не было, один фельдшер, какой-нибудь старичок. Зато и умирали. У меня было четырнадцать детей, так двое выросли – сын да дочь, а остальные все умерли. Не было учителей, не было никого. Меня поп учил. Бил нас, рассердится да как схватит за нос или за ухо. Школы не было, поп нас в своем доме учил. Больше молитвы учили. В церковь пойдешь да не перекрестишься – сейчас же на колени поставит.

August 28, 2017 in 15:23 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Я был охотник, охотился, четырнадцать медведей убил, одних медведей. Одного мы убили – пятнадцать пудов было. Выстрелили мы, да он на нас пошел. Двенадцать раз стреляли, потом упал. Жиру было с вершок. Говорят, [что] рысь наскакивает на [человека], я их много убивал, так ничего не наскакивает. Собаки у меня были хорошие, две собаки, начнут драться [с рысью], а потом рысь увидит, что ее начинают щипать, так влезает на дерево. Куниц я убивал, те дорогие, а медвежья шкура дешевая, пятнадцать рублей. Мясо не варили, поганым считали. А потом я стал варить. Волка я только одного убил. Рыбу ловили. Рыба здесь [такая]: судак, лещ, язь, окуни, налимы, щуки. Озер много – Чикозеро, Эймяозеро, Хонгла-озеро, Ладвозеро. Реки Петка, Хонгла-река. У нас в двенадцати верстах была избушка, мы четверо братьев жили. Пойдешь туда и неделю живешь в этой избушке за Хонгла-озером. День поработаем, а на ночь в эту избушку идем, тут и спим. Там у нас были хорошие пожни. У всех чикозерских были там пожни, косили там. Тогда народу было много. Сейчас, видишь, готовый хлеб ждем, а тогда надо было молоть. Молотишь в гумнах, потом на мельницу везешь, там мелешь. Ой, было горя. А сейчас нам хорошо. Лодки делали сами. Тес пилили и из теса делали. Для лодки нужны дуги, так выкапывали ель и из ее корней [делали], выберешь такие изогнутые и сделаешь дуги. Гвоздей не было, так прутьями связывали (\'плели\'). Избу строили, окна маленькие сделаешь, чтобы теплее было. Тогда печи были без труб (\'черные печи\'), с трубами (\'белых\') печей не было. Я сегодня устраиваю толоку, намнут глину, тут же и печь сложат. Зимой хоть какой холод..., я Я был еще молодым, так черная печь была. Взберешься на печку, голову свесишь, в дыму надо лежать, так голову свесишь и так дышишь. Натопишь, так потом тепло в избе. Дым выходит... были такие трубы. Выберешь в лесу гнилую сосну или осину, такую, [в которой] сердцевина сгнившая, эту и ставишь в качестве трубы. Окошки были маленькие, крыша тогда была – ржаная солома. В лесу подсеку рубим, в этой саже-то солома вырастет длинная и толстая, ею и кроешь избу. Телег не было на моей памяти, на смычках ездили, дороги все плохие. Смычки – [это] две жерди впряжешь и едешь в лес. Сидели при лучине. Возьмешь, сосну расколешь и лучины нащеплешь. Самоваров тоже не было. На моей памяти только один самовар был – у попа. Чай не пили. Простокваши попьешь... Здесь у нас в Чикозере была кожевня, кожи в кожевне обработаешь, и здесь шили сапоги. А больше лапти [носили], из бересты сплетешь, да в лаптях и ходили. Валенки иногда [носили]. Овец держали много. Вот отсюда в сорока верстах озера есть, там были старики, сами валяли [валенки]. Придут сюда и из шерсти сделают валенки. Валенки валяли, шубы делали. Здесь тоже был мужичок, овчины выделывал. Мельниц у нас было много, муку мололи. На этой речке четыре мельницы было. Власти у нас были плохие, десяцкий да староста, а в Виннице был один старшина и писарь. Больниц не было, один фельдшер, какой-нибудь старичок. Зато и умирали. У меня было четырнадцать детей, так двое выросли – сын да дочь, а остальные все умерли. Не было учителей, не было никого. Меня поп учил. Бил нас, рассердится да как схватит за нос или за ухо. Школы не было, поп нас в своем доме учил. Больше молитвы учили. В церковь пойдешь да не перекрестишься – сейчас же на колени поставит.

August 28, 2017 in 15:22 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Я был охотник, охотился, четырнадцать медведей убил, одних медведей. Одного мы убили – пятнадцать пудов было. Выстрелили мы, да он на нас пошел. Двенадцать раз стреляли, потом упал. Жиру было с вершок. Говорят, [что] рысь наскакивает на [человека], я их много убивал, так ничего не наскакивает. Собаки у меня были хорошие, две собаки, начнут драться [с рысью], а потом рысь увидит, что ее начинают щипать, так влезает на дерево. Куниц я убивал, те дорогие, а медвежья шкура дешевая, пятнадцать рублей. Мясо не варили, поганым считали. А потом я стал варить. Волка я только одного убил. Рыбу ловили. Рыба здесь [такая]: судак, лещ, язь, окуни, налимы, щуки. Озер много – Чикозеро, Эймяозеро, Хонгла-озеро, Ладвозеро. Реки Петка, Хонгла-река. У нас в двенадцати верстах была избушка, мы четверо братьев жили. Пойдешь туда и неделю живешь в этой избушке за Хонгла-озером. День поработаем, а на ночь в эту избушку идем, тут и спим. Там у нас были хорошие пожни. У всех чикозерских были там пожни, косили там. Тогда народу было много. Сейчас, видишь, готовый хлеб ждем, а тогда надо было молоть. Молотишь в гумнах, потом на мельницу везешь, там мелешь. Ой, было горя. А сейчас нам хорошо. Лодки делали сами. Тес пилили и из теса делали. Для лодки нужны дуги, так выкапывали ель и из ее корней [делали]. Выберешь, выберешь такие изогнутые и сделаешь дуги. Гвоздей не было, так прутьями связывали (\'плели\'). Избу строили, окна маленькие сделаешь, чтобы теплее было. Тогда печи были без труб (\'черные печи\'), с трубами (\'белых\') печей не было. Я сегодня устраиваю толоку, намнут глину, тут же и печь сложат. Зимой хоть какой холод..., я был еще молодым, так черная печь была. Взберешься на печку, голову свесишь, в дыму надо лежать, так голову свесишь и так дышишь. Натопишь, так потом тепло в избе. Дым выходит... были такие трубы. Выберешь в лесу гнилую сосну или осину, такую, [в которой] сердцевина сгнившая, эту и ставишь в качестве трубы. Окошки были маленькие, крыша тогда была – ржаная солома. В лесу подсеку рубим, в этой саже-то солома вырастет длинная и толстая, ею и кроешь избу. Телег не было на моей памяти, на смычках ездили, дороги все плохие. Смычки – [это] две жерди впряжешь и едешь в лес. Сидели при лучине. Возьмешь, сосну расколешь и лучины нащеплешь. Самоваров тоже не было. На моей памяти только один самовар был – у попа. Чай не пили. Простокваши попьешь... Здесь у нас в Чикозере была кожевня, кожи в кожевне обработаешь, и здесь шили сапоги. А больше лапти [носили], из бересты сплетешь, да в лаптях и ходили. Валенки иногда [носили]. Овец держали много. Вот отсюда в сорока верстах озера есть, там были старики, сами валяли [валенки]. Придут сюда и из шерсти сделают валенки. Валенки валяли, шубы делали. Здесь тоже был мужичок, овчины выделывал. Мельниц у нас было много, муку мололи. На этой речке четыре мельницы было. Власти у нас были плохие, десяцкий да староста, а в Виннице был один старшина и писарь. Больниц не было, один фельдшер, какой-нибудь старичок. Зато и умирали. У меня было четырнадцать детей, так двое выросли – сын да дочь, а остальные все умерли. Не было учителей, не было никого. Меня поп учил. Бил нас, рассердится да как схватит за нос или за ухо. Школы не было, поп нас в своем доме учил. Больше молитвы учили. В церковь пойдешь да не перекрестишься – сейчас же на колени поставит.

August 28, 2017 in 15:21 Нина Шибанова

• changed the text
  Olin’ mecnik, mectin’, nel’tošküme kondjad rikein’, üksid’ kond’jeid’. Ühten rikeimei – vištošküme pudad oli. Ambuimei da hän meiden päle töndįi. Kaks’tošküme kerdad ambuimei, potom langez’. Razvad oli vaksan. Sanotas rįs’ päle skokkib, mä rikein’ äjan heid’ ka ei skokki ni midä. Koirad minei oliba hüväd, kaks’ koirad, toragandeba, a potom rįs’ nägeb, mi händast näppiškandeba ka puhu libub. Nädeid’ riklin’ ned kal’hed, a kond’jan nahk odou, vištošküme rubl’ad. Lihad em kiitet, paganaks lugimei. A potom keitäškanzim. Händikahid’ ühten rikein’ tol’ko. Kalad püdlimei. Kala tägä оm sudak, lahn, säunag, ahned, madehed, haugid’. Järvid’ äi om: Čikein’e järv, Äim’äjärv, Lad’järv. G’oged – Pötk, Honglag’ogi. Meil’ oli kaks’tošküme virstad pertine, nel’l’ velled elimei. Mäned sinnä i nedalin’ nečiš pertižes eläd Honglajärven tagas. Päivän radamei, a öks neche pertižehe uidimei, sid’ i magadamei. Sigä nit’ud meil’ čomad, kaikeu. Kaikeu Čikloižou sigä nit’ud oliba. Nitimei, nitimei sigä. Silei oli narodad äi. Seičas ka näd leiban vaumheks varastamei, a silei pidi g’auhta. Tapamei gomnil’, potom mel’nicale vöd, sigä g’auhotad. Oi, gor’ad oli. A seičas meil’ hüvä. Venehed iče tegimei. T’osan pilimei i t’osaspei tegimei. Veneheze pidäb kared, ka kaivimei kuzen da neniš gürišpei mugomad värad valičed i kared paned. Iilend nagleid’ ka vicįil’ pletimei. Pertin’ stroiba, ikneižed paheižed teged, štobi lämbemb oleiž. Silei oliba mustad päčid’, vauktįd’ päčid’ iilend. Mä tämbei tegen taughon, saven peksaba, sid’- i päčin’ löbä. Tauv’uu hot’ mitte vilu oleiž. Minä olin’ völ nor’, muga must päč oli. Libud päčile, pän ripputad, savus pidäb venuda ka, pän ripputad da muga hengid’. Lämbitad ka potom läm pertiš. Savu mäb ... oliba trubad mugomad. Mecas valičed hapanuden ... Südäm hapanu, mugoine pedei libo hab. Necen i paned sihe trubaks. Iknaižed oliba pahaižed, katus oli silei – rugihiine ol’g. Mecas kasked čapamei, neche nogehe-se ka ol’k-se kazvab pit’k i sanged. Nečil’ i katad pertin’. Iilent telegad minum pam’atil’, smučkil’ ajeliba, dorogad kaik hubad. Smučkad – kaks’ žerdid’, val’l’astad da ajad mecha. Ištuimei särahteseu. Otad, pedain haugaidad da särahtest särgid. Samovareid’ mugaže iilend. Minum pam’atil’ üks’ oli samovar tol’ko papil’. Em jodud čajud. Muiktad maidod jod ... Tägä meil’ oli kožuun’ Čiklas, nahkad kožuun’as radad i tägä ombliba sapkad. A enamban virzud, tohespei pletid' da virzuiš käelimei. Sapkad bude konz villaižed. Lambhid’ pidimei äjän. Vot täpei Järved oma nel’küme virstad, sigä oliba ukod, iče valeiba. Tuudas tänna i villaspei tegeba sapkad. Sapkad valeiba, pöüd tegeba. Tägä oli mugažo mužikaine, keded radei. Mel’nicid’ meil’ äi oli, g’auhon g’auhoiba. Nel’ mel’nicad nečil’ g’ogudel oli. Vlastid meil’ hubad oliba des’ackii da starost, a Vinglas oli üks’ staršin i pisar’. Bol’nicid’ iilend, üks’ feršal mitte-ni ukkulįn’e. Zato i koliba. Minei oli nel’tošküme last ka kahten kazvįiba – poig da tütar, a lopud, kaik koliba. Iilend učitelid’, iilend nikeda, mindei ka pap’ openz’, löi meid’, verdub da ku nenas libo korvas hvatib ka. Iilend školad, Ičeze pertiš pap’ meid’ open’z’. Enamban malitvad open’ziba. Pagastaha mäned ka ed ristte, siičas kombiile stavib.

August 28, 2017 in 15:20 Нина Шибанова

• changed the text of the translation
  Я был охотник, охотился, четырнадцать медведей убил, одних медведей. Одного мы убили – пятнадцать пудов было. Выстрелили мы, да он на нас пошел. Двенадцать раз стреляли, потом упал. Жиру было с вершок. Говорят, [что] рысь наскакивает на [человека], я их много убивал, так ничего не наскакивает. Собаки у меня были хорошие, две собаки, начнут драться [с рысью], а потом рысь увидит, что ее начинают щипать, так влезает на дерево. Куниц я убивал, те дорогие, а медвежья шкура дешевая, пятнадцать рублей. Мясо не варили, поганым считали. А потом я стал варить. Волка я только одного убил. Рыбу ловили. Рыба здесь [такая]: судак, лещ, язь, окуни, налимы, щуки. Озер много – Чикозеро, Эймяозеро, Хонгла-озеро, Ладвозеро, реки. Реки Петка, Хонгла-река. У нас в двенадцати верстах была избушка, мы четверо братьев жили. Пойдешь туда и неделю живешь в этой избушке за Хонгла-озером. День поработаем, а на ночь в эту избушку идем, тут и спим. Там у нас были хорошие пожни. У всех чикозерских были там пожни, косили там. Тогда народу было много. Сейчас, видишь, готовый хлеб ждем, а тогда надо было молоть. Молотишь в гумнах, потом на мельницу везешь, там мелешь. Ой, было горя. А сейчас нам хорошо. Лодки делали сами. Тес пилили и из теса делали. Для лодки нужны дуги, так выкапывали ель и из ее корней [делали]. Выберешь такие изогнутые и сделаешь дуги. Гвоздей не было, так прутьями связывали (\'плели\'). Избу строили, окна маленькие сделаешь, чтобы теплее было. Тогда печи были без труб (\'черные печи\'), с трубами (\'белых\') печей не было. Я сегодня устраиваю толоку, намнут глину, тут же и печь сложат. Зимой хоть какой холод..., я был еще молодым, так черная печь была. Взберешься на печку, голову свесишь, в дыму надо лежать, так голову свесишь и так дышишь. Натопишь, так потом тепло в избе. Дым выходит... были такие трубы. Выберешь в лесу гнилую сосну или осину, такую, [в которой] сердцевина сгнившая, эту и ставишь в качестве трубы. Окошки были маленькие, крыша тогда была – ржаная солома. В лесу подсеку рубим, в этой саже-то солома вырастет длинная и толстая, ею и кроешь избу. Телег не было на моей памяти, на смычках ездили, дороги все плохие. Смычки – [это] две жерди впряжешь и едешь в лес. Сидели при лучине. Возьмешь, сосну расколешь и лучины нащеплешь. Самоваров тоже не было. На моей памяти только один самовар был – у попа. Чай не пили. Простокваши попьешь... Здесь у нас в Чикозере была кожевня, кожи в кожевне обработаешь, и здесь шили сапоги. А больше лапти [носили], из бересты сплетешь, да в лаптях и ходили. Валенки иногда [носили]. Овец держали много. Вот отсюда в сорока верстах озера есть, там были старики, сами валяли [валенки]. Придут сюда и из шерсти сделают валенки. Валенки валяли, шубы делали. Здесь тоже был мужичок, овчины выделывал. Мельниц у нас было много, муку мололи. На этой речке четыре мельницы было. Власти у нас были плохие, десяцкий да староста, а в Виннице был один старшина и писарь. Больниц не было, один фельдшер, какой-нибудь старичок. Зато и умирали. У меня было четырнадцать детей, так двое выросли – сын да дочь, а остальные все умерли. Не было учителей, не было никого. Меня поп учил. Бил нас, рассердится да как схватит за нос или за ухо. Школы не было, поп нас в своем доме учил. Больше молитвы учили. В церковь пойдешь да не перекрестишься – сейчас же на колени поставит.

October 18, 2016 in 19:24 Nataly Krizhanovsky

• changed the text
  Olin’ mecnik, mectin’, nel’tošküme kondjad rikein’, üksid’ kond’jeid’. Ühten rikeimei – vištošküme pudad oli. Ambuimei da hän meiden päle töndįi. Kaks’tošküme kerdad ambuimei, potom langez’. Razvad oli vaksan. Sanotas rįs’ päle skokkib, mä rikein’ äjan heid’ ka ei skokki ni midä. Koirad minei oliba hüväd, kaks’ koirad, toragandeba, a potom rįs’ nägeb, mi händast näppiškandeba ka puhu libub. Nädeid’ riklin’ ned kal’hed, a kond’jan nahk odou, vištošküme rubl’ad. Lihad em kiitet, paganaks lugimei. A potom keitäškanzim. Händikahid’ ühten rikein’ tol’ko. Kalad püdlimei. Kala tägä оm sudak, lahn, säunag, ahned, madehed, haugid’. Järvid’ äi om: Čikein’e järv, Äim’äjärv, Lad’järv. G’oged – Pötk, Honglag’ogi. Meil’ oli kaks’tošküme virstad pertine, nel’l’ velled elimei. Mäned sinnä i nedalin’ nečiš pertižes eläd Honglajärven tagas. Päivän radamei, a öks neche pertižehe uidimei, sid’ i magadamei. Sigä nit’ud meil’ čomad, kaikeu Čikloižou sigä nit’ud oliba. Nitimei sigä. Silei oli narodad äi. Seičas ka näd leiban vaumheks varastamei, a silei pidi g’auhta. Tapamei gomnil’, potom mel’nicale vöd, sigä g’auhotad. Oi, gor’ad oli. A seičas meil’ hüvä. Venehed iče tegimei. T’osan pilimei i t’osaspei tegimei. Veneheze pidäb kared, ka kaivimei kuzen da neniš gürišpei mugomad värad valičed i kared paned. Iilend nagleid’ ka vicįil’ pletimei. Pertin’ stroiba, ikneižed paheižed teged, štobi lämbemb oleiž. Silei oliba mustad päčid’, vauktįd’ päčid’ iilend. Mä tämbei tegen taughon, saven peksaba, sid’- i päčin’ löbä. Tauv’uu hot’ mitte vilu oleiž. Minä olin’ völ nor’, muga must päč oli. Libud päčile, pän ripputad, savus pidäb venuda ka, pän ripputad da muga hengid’. Lämbitad ka potom läm pertiš. Savu mäb ... oliba trubad mugomad. Mecas valičed hapanuden ... Südäm hapanu, mugoine pedei libo hab. Necen i paned sihe trubaks. Iknaižed oliba pahaižed, katus oli silei – rugihiine ol’g. Mecas kasked čapamei, neche nogehe-se ka ol’k-se kazvab pit’k i sanged. Nečil’ i katad pertin’. Iilent telegad minum pam’atil’, smučkil’ ajeliba, dorogad kaik hubad. Smučkad – kaks’ žerdid’, val’l’astad da ajad mecha. Ištuimei särahteseu. Otad, pedain haugaidad da särahtest särgid. Samovareid’ mugaže iilend. Minum pam’atil’ üks’ oli samovar tol’ko papil’. Em jodud čajud. Muiktad maidod jod ... Tägä meil’ oli kožuun’ Čiklas, nahkad kožuun’as radad i tägä ombliba sapkad. A enamban virzud, tohespei pletid\' da virzuiš käelimei. Sapkad bude konz villaižed. Lambhid’ pidimei äjän. Vot täpei Järved oma nel’küme virstad, sigä oliba ukod, iče valeiba. Tuudas tänna i villaspei tegeba sapkad. Sapkad valeiba, pöüd tegeba. Tägä oli mugažo mužikaine, keded radei. Mel’nicid’ meil’ äi oli, g’auhon g’auhoiba. Nel’ mel’nicad nečil’ g’ogudel oli. Vlastid meil’ hubad oliba des’ackii da starost, a Vinglas oli üks’ staršin i pisar’. Bol’nicid’ iilend, üks’ feršal mitte-ni ukkulįn’e. Zato i koliba. Minei oli nel’tošküme last ka kahten kazvįiba – poig da tütar, a lopud, kaik koliba. Iilend učitelid’, iilend nikeda, mindei ka pap’ openz’, löi meid’, verdub da ku nenas libo korvas hvatib ka. Iilend školad, Ičeze pertiš pap’ meid’ open’z’. Enamban malitvad open’ziba. Pagastaha mäned ka ed ristte, siičas kombiile stavib.