VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

Sem’onov P’otr . Tuatto

corpus: Literary texts

Source:
Ildaizen vuottajes. Petroskoi: Periodika, 2001, p. 25

Sem’onov P’otr

Tuatto

Livvi
New written Livvic
Ei ammui Gusevan Vovkua kovah suudittih. Händy viäritettih yskyniekan tuatokse, kudamale pideli maksua joga kuudu palkan kolmas vuitti. Nuoren ozakkahan tuatan hädiä ei sua maltua sanella. Kai tämä äijäl tuskevutti händy.
-Minul, sanoi häi, ainos oli hirvei kai kaččuo yskyniekkoih. Hyö bringutetah jalgazii, mängytäh, hirnutah. Kaiken ližäkse voijah ylen helpoh paijangi lijastua. Nenien yskyniekoin kel ei ole nimittumua elostu.
Sit nengomile pikkaražile pidäs vie andua d'engua. Da vie kolmas vuitti palkas. Muga vaiota da anna! Nengomis viäryksis voibi tulla voimattomakse. Minä mugagi sanoin kanzallizele sud'd'ale:
- Tämä minuu kummastuttau, kanzalline sud'd'u. Ihan tottu kummastuttau tuanmoine viärys. Iče on moine pikkaraine muruine, a andua pidäs kolmas vuitti. Ga miksebo hänele pidäy kolmas vuitti? Yskyniekku eigo humaloiče, eigo tabakkua polta, eigoni kartih kižua, a d'engua tahtou joga kuudu. Nengomis kummis, kačo, voibi läževyö.
A sud'd'u sanoi:
- Kuibo sit yskyniekkah näh? Oletgo sinä hänen tuatto vai et? Minä vastain:
-Kummallizet ollah sinun sanat, kanzalline sud'd'u. Oigieh sanuo, ylen abiet ollah sinun sanat. Minähäi voin läževyä nengomis sanois. Tottu sanon, tämä ei ole minun lapsi. Ga minä tiijen, kenen pimiet ruavot ollah kaiken tagan. Sehäi Marus'ka Kovrova minun dengoi ongittau. A minähäi palkua suan kolmekymmen kaksi rubl'ua kuus. Ga gu niilöis andazin kymmene rubl'ua seiččeikymmen kopeikkua, sit äijygö ičelleni jiäy? Sithäi iče jovvun kulgemah rubihizis štanilois! A Marus'ka sil aigua rubieu minun dengoih ostelemah rojaliloi da batistu sukkiensidielöi. T'fu, opikkua duumaija, mittumah ojah ajatto minuu!
A sud'd'u omua:
Voibigo lapsi olla sinun? Juohtuta hyvin mieleh. Minä vastain:
Minul culo midä juohtutella. Minähäi voin läževyö kaikenmoizis juohatuksis. Mi koskou Marus'kua, ga kerran kävähteli minun fatierah... Vie kerran ajelimmo tramvail. Minä maksoin. Ga sen periä minä en voi maksua hänele joga kuudu kaiken igiä... Älgiä ni pakikkua...
Sud'd'u sanoi:
-Kerran sinul on vaigei tunnustua, ongo lapsi sinun, ga sit nygöi myö kačommo, kenen nigöine hãi on.
Marus'ka jo sit rinnal seizou da oman imetettävän ripakkozii riiččiu. Sud'd'u kaččelehti lapsuttu kodvazen da sanoi:
-Nenäine on gu valettu sinun.
-Minä, kačokkua, nenäzes en kieldävy. Nenäine tottu on minun nägōine. Nenäzes minä voin maksua kolme libo kolme puolenke rubl'ua. A kai muu rungu ei ole minun. Minä olen mustu gu nogi, a häi on valgei gu uksi. Nengomas veres voin maksua vai rubl'an libo kaksi puolenke. Miksebo maksan enembän, gu häi ei ole ni kirjois.
Sud'd'u sanoi:
-Tottu, vai loittozesti ozuttahes sinuh. Ga nenäine on ihan tuattaheze. Minä vastain:
-Nenäine ei ole perusteh. Nenäine se on gu minun, ga nenäloukkozet rounugu ei olla minun. Loukkozet ollah ylen pikkarazet. Moizis pienis loukkozis en voi maksua enämbiä yhty rubl'ua. Kanzalline sud'd'u, piästä nygöi minuu iäres,
älä hätkestytä.
A sud'd'u sanoi:
-Vuottele kodvaine. Terväh ilmoitammo piätöksen. Dai kačo ilmoitettih maksua palkan kolmas vuitti. Minä kirgain:
-Hyh teidy kaikkii! Nengomis azielois voibi tottu läževyő...

Зощенко Михаил

Папаша

Russian
Недавно Володьке Гусеву припаяли на суде. Его признали отцом младенца с обязательным отчислением третьей части жалованья. Горе молодого счастливого отца не поддается описанию. Очень он грустит по этому поводу.
"Мне,— говорит,— на младенцев завсегда противно было глядеть. Ножками дрыгают, орут, чихают. Толстовку тоже, очень просто, могут запачкать. Прямо житья нет от этих младенцев.
А тут еще этакой мелкоте деньги отваливай. Третью часть жалованья ему подавай. Так вот — здорово живешь. Да от этого прямо можно захворать. Я народному судье так и сказал: — Смешно,— говорю,— народный судья. Прямо,— говорю,— смешно, какие ненормальности. Этакая,—говорю,— мелкая крошка, а ему третью часть. Да на что,— говорю,— ему третья часть? Младенец,— говорю,—не пьет, не курит и в карты не играет, а ему выкладывай ежемесячно. Это, — говорю,— захворать можно от таких ненормальностей.
А судья говорит: — А вы как насчет младенца? Признаете себя, ай нет? Я говорю: — Странные ваши слова, народный судья. Прямо,— говорю,— до чего обидные слова. Я,— говорю,— захворать могу от таких слов. Натурально,— говорю,— это не мой младенец. А только,— говорю,— я знаю, чьи это интриги. Это,— говорю,— Маруська Коврова насчет моих денег расстраивается. А я,— говорю,— сам тридцать два рубли получаю. Десять семьдесят пять отдай,— что ж это будет? Я,— говорю,— значит, в рваных портках ходи. А тут,— говорю,— параллельно с этим Маруська рояли будет покупать и батистовые подвязки на мои деньги. Тьфу, говорю, провались, какие неприятности! А судья говорит: — Может, и ваш. Вы.— говорит,— припомните. Я говорю: — Мне припоминать нечего. Я,— говорю,— от этих припоминаний захворать могу... А насчет Маруськи — была раз на квартиру пришедши. И на трамвае,— говорю,— раз ездили. Я платил. А только,— говорю,— не могу я за это всю жизнь ежемесячно вносить. Не просите...
Судья говорит: — Раз вы сомневаетесь насчет младенца, то мы сейчас его осмотрим и пущай увидим, какие у него наличные признаки.
А Маруська тут же рядом стоит и младенца своего разворачивает.
Судья посмотрел на младенца и говорит: — Носик форменно на вас похож. Я говорю: — Я,— говорю,— извиняюсь, от носика не отказываюсь. Носик, действительно, на меня похож! За носик,— говорю,— я завсегда способен три рубля или три с полтиной вносить. А зато,— говорю,— остатний организм весь не мой. Я,— говорю,— жгучий брюнет, а тут,— говорю,— извиняюсь, как дверь белое. За такое белое — рупь или два с полтиной могу только вносить. На что,— говорю,— больше, раз оно в союзе даже не состоит.
Судья говорит: — Сходство, действительно, растяжимое. Хотя,— говорит,— носик весь в папашу.
Я говорю: — Носик не основание. Носик,— говорю,— будто бы и мой, да дырочки в носике будто бы и не мои — махонькие очень дырочки. За такие, — говорю, — дырочки не могу больше рубля вносить. Разрешите, — говорю, — народный судья, идти и не задерживаться.
А судья говорит: — Погоди маленько. Сейчас приговор вынесем. И выносят — третью часть с меня жалованья.
Я говорю: — Тьфу на всех. От таких,— говорю,— дел захворать можно.
The site was created by the staff of the Karelian Research Center of the Russian Academy of Sciences
You can freely use the materials of our site and share them, most importantly - indicate authorship and a link to our resource.
More about the CC BY 4.0 license
© VepKar. Open corpus of Veps and Karelian languages