Texts

Return to review | Return to list

Kolme kondiedu

history

August 28, 2025 in 12:52 Александра Родионова

• changed the text
  Yksi tyttöine lähti koispäi meččäh. Mečäh häi yöksyi da rubei eččimäh tiedy kodih, ga ei löydänyh, a nägi mečäs kodizen. Veräi oli avvoi. Häi kačahtih veriäs, nägi: kois ei ole nikedä da meni sydämeh. Sit kodizes elettih kolme kondiedu. Yksi kondii oli tuattah, sen nimi oli Mihailo Ivanič. Se oli tolju da pörhäkkö. Toine oli emäkondii. Se oli pienembi da sanottih sidä Nastoi Petrovnakse. Kolmas oli pikkaraine kondienpojajane, sidä kukuttih Mikkuzekse. Kondiet ei oldu kois, net mendih kävelemäh mečää myö. Kodizes oli kaksi pertti. Yksi oli syöndyperti, toine magavoperti. Tyttöine meni syöndypertih da nägi stolal kolme kuppii särbimenke. Yksi ylen suuri kuppi oli Mihailo Ivaničan. Toine pienembi kuppi oli Nastoi Petrovnan. Kolmas sinine kuppine oli Mikkuzen. Joga kupin vieres oldih luzikat: suuri, pienembi da pikkaraine. Tyttöine otti kaikis tobijman luzikan da särbi kaikis suurimas kupispäi, sit otti pienembän luzikan da särbi huvenbas kupispäi, jälgimäi otti pikkarazen luzikkazen da särbi sinizes kuppizespäi. Mikkuzen särvin miellytti händy kaikis enimäl. Tyttöine tahtoi istuokseh da nägi stolan tyves kolme stuulua. Yksi tolju Mihailo Ivaničan, toine pienembi Nastoi Petrovnan da kolmas pikkaraine sinizen pieluksenke oli Mikkuzen. Häi nouzi tobjale stuulale da pakui slipäi. Sit istuihes pienembäle stuulale, ga sil ei olluh hyvä istuo. Jällečel häi istuihes pikkarazele stuulazele da rubei nagramah, gu se oli ylen hyvä. Häi pani polville sinizen kuppizen da rubei syömäh. Söi kaiken särbimen da rubei liedžumah stuulazel. Stuulaine murei da häi pakui latitele. Häi nouzi, nosti stuulazen da meni toizeh pertih. Sie oli kolme kravattii: yksi suuri Mihailo Ivaničan, toine pienembi Nastoi Ivanovnan, kolmas pikkaraine Mikkuzen. Tyttöine vieri suurele, se oli liijan levei. Sit vieri pienembäle, ga se oli liijan korgei. Vieri pikkarazele kravattizele, se oli parahite da häi uinoi. A kondiet tuldih kodih nälläs da ruvettih murginoimah. Tobju kondii orti iččeh kupin, kačahtih sih da rubei täyty vägie mörizemäh: – Kenbo särbi minun kupis! Nastoi Petrovna kačahtih iččeh kuppih da hillembäh mângähtih: – Kenbo särbi minun kupispäi? A Mikkuine nägi iččeh tyhjän kuppizen da vingahtih vienol iänel: – Kenbo särbi minun kupispäi da söi kai särbimet? Mihailo Ivanič kačahtih iččeh stuulahpäi da hirviel iänel rôngähtih: – Kenbo istui minun stuulal da eistäldi sen sigois? Nastoi Petrovna kačahtih iččeh stuulahpäi da rôngähtih ei muga kovah: – Kenbo istui minun stuulal da lekahutti sen sigois? Mikkuine kačahtih iččeh murennuoh stuulazehpäi da vingahtih: – Kenbo istui minun stuulal da murendi sen? Kondiet tuldih toizeh pertih. – Kenbo virui minun magavosijal da murēii sen! hirviel iänel rubei mângymäh Mihailo Ivanič? – Kenbo on muannuh minun magavosijal da murēinuh sen! rôngähtih Nastoi Petrovna. A Mikkuine pani skamn’azen, nouzi iččeh kravattizele da vingahtih vienol iänel: – Kenbo on muannuh minun magavosijal? Tyttözen nähtyy rubei muga vingumah, round ku tapetah händy: – Täs on sel Pidele, pidele! Täs on sel Täs on sel Avoi-voi! Pidele! Se tahtoi purta tyttösty,| ga tyttöine avai silmät, nägi kondiet da juoksi ikkunan luo. Ikkun oli avvoi, häi hyppäi ikkunah da pagei. Kondiet ei tavattu händy.

August 28, 2025 in 12:52 Александра Родионова

• changed the text of the translation
  Одна девочка ушла из дома в лес. В лесу она заблудилась и стала искать дорогу домой, да не нашла, а пришла в лесу к домику. Дверь была отворена:| она посмотрела в дверь, видит — в домике никого нет, и вошла. В домике этом жили три медведя. Один медведь был отец, звали его Михаил Иваныч. Он был большой и лохматый. Другой была медведица. Она была поменьше, и звали ее Настасья Петровна. Третий был маленький медвежонок, и звали его Мишутка. Медведей не было дома, они ушли гулять по лесу. В домике было две комнаты:| одна столовая, другая спальня. Девочка вошла в столовую и увидела на столе три чашки с похлебкой. Первая чашка, очень большая, была Михайлы Ивановичева. Вторая чашка, поменьше, была Настасьи Петровнина;| третья, синенькая чашечка, была Мишуткина. Подле каждой чашки лежала ложка: большая, средняя и маленькая. Девочка взяла самую большую ложку и похлебала из самой большой чашки; потом взяла среднюю ложку и похлебала из средней чашки, потом взяла маленькую ложечку и похлебала из синенькой чашечки;| и Мишуткина похлебка ей показалась лучше всех. Девочка захотела сесть и видит у стола три стула:| один большой, Михайлы Иваныча, другой поменьше, Настасьи Петровнин, и третий, маленький, с синенькой подушечкой — Мишуткин. Она полезла на большой стул и упала;| потом села на средний стул, на нем было неловко,| потом села на маленький стульчик и засмеялась, так было хорошо. Она взяла синенькую чашечку на колена и стала есть. Поела всю похлебку и стала качаться ва стуле. Стульчик проломился, и она упала на пол. Она встала, подняла стульчик и пошла в другую горницу. Там стояли три кровати: одна большая — Михайлы Иванычева, другая средняя — Настасьи Петровнина, третья маленькая — Мишенькина. Девочка легла в большую, ей было слишком просторно;| легла в среднюю — было слишком высоко;| легла в маленькую — кроватка пришлась ей как раз впору, и она заснула. А медведи пришли домой голодные и захотели обедать. Большой медведь взял свою чашку, взглянул и заревел страшным голосом: «Кто хлебал в моей чашке!» Настасья Петровна посмотрела свою чашку и зарычала не так громко: «Кто хлебал в моей чашке!» А Мишутка увидал свою пустую чашечку и запищал тонким голосом: «Кто хлебал в моей чашке и все выхлебал!» Михайло Иваныч взглянул на свой стул и зарычал страшным голосом: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Настасья Петровна взглянула на спой стул и зарычала не так громко: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Мишутка взглянул на свой сломанный стульчик и пропищал: «Кто сидел на моем стуле и сломал его!» Медведи пришли в другую горницу. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — заревел Михайло Иваныч страшным голосом. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — зарычала Настасья Петровна не так громко. А Мишенька подставил скамеечку, полез в свою кроватку и запищал тонким голосом: «Кто ложился в мою постель!» И вдруг он увидал девочку и завизжал так, как будто его режут: «Вот она!^ Держи, держи! Вот она!^ Вот она!^ Ай-яяй! Держи!» Он хотел ее укусить. Девочка открыла глаза, увидела медведей и бросилась к окну. Окно было открыто, она выскочила в окно и убежала. И медведи не догнали ее.

August 28, 2025 in 12:46 Александра Родионова

• changed the text of the translation
  Одна девочка ушла из дома в лес. В лесу она заблудилась и стала искать дорогу домой, да не нашла, а пришла в лесу к домику. Дверь была отворена:| она посмотрела в дверь, видит — в домике никого нет, и вошла. В домике этом жили три медведя. Один медведь был отец, звали его Михаил Иваныч. Он был большой и лохматый. Другой была медведица. Она была поменьше, и звали ее Настасья Петровна. Третий был маленький медвежонок, и звали его Мишутка. Медведей не было дома, они ушли гулять по лесу. В домике было две комнаты:| одна столовая, другая спальня. Девочка вошла в столовую и увидела на столе три чашки с похлебкой. Первая чашка, очень большая, была Михайлы Ивановичева. Вторая чашка, поменьше, была Настасьи Петровнина;| третья, синенькая чашечка, была Мишуткина. Подле каждой чашки лежала ложка: большая, средняя и маленькая. Девочка взяла самую большую ложку и похлебала из самой большой чашки; потом взяла среднюю ложку и похлебала из средней чашки, потом взяла маленькую ложечку и похлебала из синенькой чашечки;| и Мишуткина похлебка ей показалась лучше всех. Девочка захотела сесть и видит у стола три стула:| один большой, Михайлы Иваныча, другой поменьше, Настасьи Петровнин, и третий, маленький, с синенькой подушечкой — Мишуткин. Она полезла на большой стул и упала;| потом села на средний стул, на нем было неловко,| потом села на маленький стульчик и засмеялась, так было хорошо. Она взяла синенькую чашечку на колена и стала есть. Поела всю похлебку и стала качаться ва стуле. Стульчик проломился, и она упала на пол. Она встала, подняла стульчик и пошла в другую горницу. Там стояли три кровати: одна большая — Михайлы Иванычева, другая средняя — Настасьи Петровнина, третья маленькая — Мишенькина. Девочка легла в большую, ей было слишком просторно;| легла в среднюю — было слишком высоко;| легла в маленькую — кроватка пришлась ей как раз впору, и она заснула. А медведи пришли домой голодные и захотели обедать. Большой медведь взял свою чашку, взглянул и заревел страшным голосом: «Кто хлебал в моей чашке!» Настасья Петровна посмотрела свою чашку и зарычала не так громко: «Кто хлебал в моей чашке!» А Мишутка увидал свою пустую чашечку и запищал тонким голосом: «Кто хлебал в моей чашке и все выхлебал!» Михайло Иваныч взглянул на свой стул и зарычал страшным голосом: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Настасья Петровна взглянула на спой стул и зарычала не так громко: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Мишутка взглянул на свой сломанный стульчик и пропищал: «Кто сидел на моем стуле и сломал его!» Медведи пришли в другую горницу. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — заревел Михайло Иваныч страшным голосом. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — зарычала Настасья Петровна не так громко. А Мишенька подставил скамеечку, полез в свою кроватку и запищал тонким голосом: «Кто ложился в мою постель!» И вдруг он увидал девочку и завизжал так, как будто его режут: «Вот она! Держи, держи! Вот она! Вот она! Ай-яяй! Держи!» Он хотел ее укусить. Девочка открыла глаза, увидела медведей и бросилась к окну. Окно было открыто, она выскочила в окно и убежала. И медведи не догнали ее.

August 28, 2025 in 12:43 Александра Родионова

• changed the text of the translation
  Одна девочка ушла из дома в лес. В лесу она заблудилась и стала искать дорогу домой, да не нашла, а пришла в лесу к домику. Дверь была отворена:| она посмотрела в дверь, видит — в домике никого нет, и вошла. В домике этом жили три медведя. Один медведь был отец, звали его Михаил Иваныч. Он был большой и лохматый. Другой была медведица. Она была поменьше, и звали ее Настасья Петровна. Третий был маленький медвежонок, и звали его Мишутка. Медведей не было дома, они ушли гулять по лесу. В домике было две комнаты:| одна столовая, другая спальня. Девочка вошла в столовую и увидела на столе три чашки с похлебкой. Первая чашка, очень большая, была Михайлы Ивановичева. Вторая чашка, поменьше, была Настасьи Петровнина;| третья, синенькая чашечка, была Мишуткина. Подле каждой чашки лежала ложка: большая, средняя и маленькая. Девочка взяла самую большую ложку и похлебала из самой большой чашки; потом взяла среднюю ложку и похлебала из средней чашки, потом взяла маленькую ложечку и похлебала из синенькой чашечки;| и Мишуткина похлебка ей показалась лучше всех. Девочка захотела сесть и видит у стола три стула:| один большой, Михайлы Иваныча, другой поменьше, Настасьи Петровнин, и третий, маленький, с синенькой подушечкой — Мишуткин. Она полезла на большой стул и упала;| потом села на средний стул, на нем было неловко,| потом села на маленький стульчик и засмеялась, так было хорошо. Она взяла синенькую чашечку на колена и стала есть. Поела всю похлебку и стала качаться ва стуле. Стульчик проломился, и она упала на пол. Она встала, подняла стульчик и пошла в другую горницу. Там стояли три кровати: одна большая — Михайлы Иванычева, другая средняя — Настасьи Петровнина, третья маленькая — Мишенькина. Девочка легла в большую, ей было слишком просторно; легла в среднюю — было слишком высоко; легла в маленькую — кроватка пришлась ей как раз впору, и она заснула. А медведи пришли домой голодные и захотели обедать. Большой медведь взял свою чашку, взглянул и заревел страшным голосом: «Кто хлебал в моей чашке!» Настасья Петровна посмотрела свою чашку и зарычала не так громко: «Кто хлебал в моей чашке!» А Мишутка увидал свою пустую чашечку и запищал тонким голосом: «Кто хлебал в моей чашке и все выхлебал!» Михайло Иваныч взглянул на свой стул и зарычал страшным голосом: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Настасья Петровна взглянула на спой стул и зарычала не так громко: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Мишутка взглянул на свой сломанный стульчик и пропищал: «Кто сидел на моем стуле и сломал его!» Медведи пришли в другую горницу. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — заревел Михайло Иваныч страшным голосом. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — зарычала Настасья Петровна не так громко. А Мишенька подставил скамеечку, полез в свою кроватку и запищал тонким голосом: «Кто ложился в мою постель!» И вдруг он увидал девочку и завизжал так, как будто его режут: «Вот она! Держи, держи! Вот она! Вот она! Ай-яяй! Держи!» Он хотел ее укусить. Девочка открыла глаза, увидела медведей и бросилась к окну. Окно было открыто, она выскочила в окно и убежала. И медведи не догнали ее.

August 28, 2025 in 12:39 Александра Родионова

• changed the text
  Yksi tyttöine lähti koispäi meččäh. Mečäh häi yöksyi da rubei eččimäh tiedy kodih, ga ei löydänyh, a nägi mečäs kodizen. Veräi oli avvoi. Häi kačahtih veriäs, nägi: kois ei ole nikedä da meni sydämeh. Sit kodizes elettih kolme kondiedu. Yksi kondii oli tuattah, sen nimi oli Mihailo Ivanič. Se oli tolju da pörhäkkö. Toine oli emäkondii. Se oli pienembi da sanottih sidä Nastoi Petrovnakse. Kolmas oli pikkaraine kondienpojajane, sidä kukuttih Mikkuzekse. Kondiet ei oldu kois, net mendih kävelemäh mečää myö. Kodizes oli kaksi pertti. Yksi oli syöndyperti, toine magavoperti. Tyttöine meni syöndypertih da nägi stolal kolme kuppii särbimenke. Yksi ylen suuri kuppi oli Mihailo Ivaničan. Toine pienembi kuppi oli Nastoi Petrovnan. Kolmas sinine kuppine oli Mikkuzen. Joga kupin vieres oldih luzikat: suuri, pienembi da pikkaraine. Tyttöine otti kaikis tobijman luzikan da särbi kaikis suurimas kupispäi, sit otti pienembän luzikan da särbi huvenbas kupispäi, jälgimäi otti pikkarazen luzikkazen da särbi sinizes kuppizespäi. Mikkuzen särvin miellytti händy kaikis enimäl. Tyttöine tahtoi istuokseh da nägi stolan tyves kolme stuulua. Yksi tolju Mihailo Ivaničan, toine pienembi Nastoi Petrovnan da kolmas pikkaraine sinizen pieluksenke oli Mikkuzen. Häi nouzi tobjale stuulale da pakui slipäi. Sit istuihes pienembäle stuulale, ga sil ei olluh hyvä istuo. Jällečel häi istuihes pikkarazele stuulazele da rubei nagramah, gu se oli ylen hyvä. Häi pani polville sinizen kuppizen da rubei syömäh. Söi kaiken särbimen da rubei liedžumah stuulazel. Stuulaine murei da häi pakui latitele. Häi nouzi, nosti stuulazen da meni toizeh pertih. Sie oli kolme kravattii: yksi suuri Mihailo Ivaničan, toine pienembi Nastoi Ivanovnan, kolmas pikkaraine Mikkuzen. Tyttöine vieri suurele, se oli liijan levei. Sit vieri pienembäle, ga se oli liijan korgei. Vieri pikkarazele kravattizele, se oli parahite da häi uinoi. A kondiet tuldih kodih nälläs da ruvettih murginoimah. Tobju kondii orti iččeh kupin, kačahtih sih da rubei täyty vägie môrizemähmörizemäh: – Kenbo särbi minun kupis! Nastoi Petrovna kačahtih iččeh kuppih da hillembäh mângähtih: – Kenbo särbi minun kupispäi? A Mikkuine nägi iččeh tyhjän kuppizen da vingahtih vienol iänel: – Kenbo särbi minun kupispäi da sóisöi kai särbimet? Mihailo Ivanič kačahtih iččeh stuulahpäi da hirviel iänel rôngähtih: – Kenbo istui minun stuulal da eistäldi sen sigois? Nastoi Petrovna kačahtih iččeh stuulahpäi da rôngähtih ei muga kovah: – Kenbo istui minun stuulal da lekahutti sen sigois? Mikkuine kačahtih iččeh murennuoh stuulazehpäi da vingahtih: – Kenbo istui minun stuulal da murendi sen? Kondiet tuldih toizeh pertih. – Kenbo virui minun magavosijal da murēii sen! hirviel iänel rubei mângymäh Mihailo Ivanič? – Kenbo on muannuh minun magavosijal da murēinuh sen! rôngähtih Nastoi Petrovna. A Mikkuine pani skamn’azen, nouzi iččeh kravattizele da vingahtih vienol iänel: – Kenbo on muannuh minun magavosijal? Tyttözen nähtyy rubei muga vingumah, round ku tapetah händy: – Täs on sel Pidele, pidele! Täs on sel Täs on sel Avoi-voi! Pidele! Se tahtoi purta tyttösty, ga tyttöine avai silmät, nägi kondiet da juoksi ikkunan luo. Ikkun oli avvoi, häi hyppäi ikkunah da pagei. Kondiet ei tavattu händy.
• changed the text of the translation
  Одна девочка ушла из дома в лес. В лесу она заблудилась и стала искать дорогу домой, да не нашла, а пришла в лесу к домику. Дверь была отворена:| она посмотрела в дверь, видит — в домике никого нет, и вошла. В домике этом жили три медведя. Один медведь был отец, звали его Михаил Иваныч. Он был большой и лохматый. Другой была медведица. Она была поменьше, и звали ее Настасья Петровна. Третий был маленький медвежонок, и звали его Мишутка. Медведей не было дома, они ушли гулять по лесу. В домике было две комнаты:| одна столовая, другая спальня. Девочка вошла в столовую и увидела на столе три чашки с похлебкой. Первая чашка, очень большая, была Михайлы Ивановичева. Вторая чашка, поменьше, была Настасьи Петровнина;| третья, синенькая чашечка, была Мишуткина. Подле каждой чашки лежала ложка: большая, средняя и маленькая. Девочка взяла самую большую ложку и похлебала из самой большой чашки; потом взяла среднюю ложку и похлебала из средней чашки, потом взяла маленькую ложечку и похлебала из синенькой чашечки;| и Мишуткина похлебка ей показалась лучше всех. Девочка захотела сесть и видит у стола три стула:| один большой, Михайлы Иваныча, другой поменьше, Настасьи Петровнин, и третий, маленький, с синенькой подушечкой — Мишуткин. Она полезла на большой стул и упала;| потом села на средний стул, на нем было неловко, потом села на маленький стульчик и засмеялась, так было хорошо. Она взяла синенькую чашечку на колена и стала есть. Поела всю похлебку и стала качаться ва стуле. Стульчик проломился, и она упала на пол. Она встала, подняла стульчик и пошла в другую горницу. Там стояли три кровати: одна большая — Михайлы Иванычева, другая средняя — Настасьи Петровнина, третья маленькая — Мишенькина. Девочка легла в большую, ей было слишком просторно; легла в среднюю — было слишком высоко; легла в маленькую — кроватка пришлась ей как раз впору, и она заснула. А медведи пришли домой голодные и захотели обедать. Большой медведь взял свою чашку, взглянул и заревел страшным голосом: «Кто хлебал в моей чашке!» Настасья Петровна посмотрела свою чашку и зарычала не так громко: «Кто хлебал в моей чашке!» А Мишутка увидал свою пустую чашечку и запищал тонким голосом: «Кто хлебал в моей чашке и все выхлебал!» Михайло Иваныч взглянул на свой стул и зарычал страшным голосом: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Настасья Петровна взглянула на спой стул и зарычала не так громко: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Мишутка взглянул на свой сломанный стульчик и пропищал: «Кто сидел на моем стуле и сломал его!» Медведи пришли в другую горницу. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — заревел Михайло Иваныч страшным голосом. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — зарычала Настасья Петровна не так громко. А Мишенька подставил скамеечку, полез в свою кроватку и запищал тонким голосом: «Кто ложился в мою постель!» И вдруг он увидал девочку и завизжал так, как будто его режут: «Вот она! Держи, держи! Вот она! Вот она! Ай-яяй! Держи!» Он хотел ее укусить. Девочка открыла глаза, увидела медведей и бросилась к окну. Окно было открыто, она выскочила в окно и убежала. И медведи не догнали ее.

August 28, 2025 in 12:37 Александра Родионова

• changed the text of the translation
  Одна девочка ушла из дома в лес. В лесу она заблудилась и стала искать дорогу домой, да не нашла, а пришла в лесу к домику. Дверь была отворена:| она посмотрела в дверь, видит — в домике никого нет, и вошла. В домике этом жили три медведя. Один медведь был отец, звали его Михаил Иваныч. Он был большой и лохматый. Другой была медведица. Она была поменьше, и звали ее Настасья Петровна. Третий был маленький медвежонок, и звали его Мишутка. Медведей не было дома, они ушли гулять по лесу. В домике было две комнаты:| одна столовая, другая спальня. Девочка вошла в столовую и увидела на столе три чашки с похлебкой. Первая чашка, очень большая, была Михайлы Ивановичева. Вторая чашка, поменьше, была Настасьи Петровнина;| третья, синенькая чашечка, была Мишуткина. Подле каждой чашки лежала ложка: большая, средняя и маленькая. Девочка взяла самую большую ложку и похлебала из самой большой чашки; потом взяла среднюю ложку и похлебала из средней чашки, потом взяла маленькую ложечку и похлебала из синенькой чашечки;| и Мишуткина похлебка ей показалась лучше всех. Девочка захотела сесть и видит у стола три стула:| один большой, Михайлы Иваныча, другой поменьше, Настасьи Петровнин, и третий, маленький, с синенькой подушечкой — Мишуткин. Она полезла на большой стул и упала; потом села на средний стул, на нем было неловко, потом села на маленький стульчик и засмеялась, так было хорошо. Она взяла синенькую чашечку на колена и стала есть. Поела всю похлебку и стала качаться ва стуле. Стульчик проломился, и она упала на пол. Она встала, подняла стульчик и пошла в другую горницу. Там стояли три кровати: одна большая — Михайлы Иванычева, другая средняя — Настасьи Петровнина, третья маленькая — Мишенькина. Девочка легла в большую, ей было слишком просторно; легла в среднюю — было слишком высоко; легла в маленькую — кроватка пришлась ей как раз впору, и она заснула. А медведи пришли домой голодные и захотели обедать. Большой медведь взял свою чашку, взглянул и заревел страшным голосом: «Кто хлебал в моей чашке!» Настасья Петровна посмотрела свою чашку и зарычала не так громко: «Кто хлебал в моей чашке!» А Мишутка увидал свою пустую чашечку и запищал тонким голосом: «Кто хлебал в моей чашке и все выхлебал!» Михайло Иваныч взглянул на свой стул и зарычал страшным голосом: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Настасья Петровна взглянула на спой стул и зарычала не так громко: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Мишутка взглянул на свой сломанный стульчик и пропищал: «Кто сидел на моем стуле и сломал его!» Медведи пришли в другую горницу. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — заревел Михайло Иваныч страшным голосом. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — зарычала Настасья Петровна не так громко. А Мишенька подставил скамеечку, полез в свою кроватку и запищал тонким голосом: «Кто ложился в мою постель!» И вдруг он увидал девочку и завизжал так, как будто его режут: «Вот она! Держи, держи! Вот она! Вот она! Ай-яяй! Держи!» Он хотел ее укусить. Девочка открыла глаза, увидела медведей и бросилась к окну. Окно было открыто, она выскочила в окно и убежала. И медведи не догнали ее.

August 28, 2025 in 12:36 Александра Родионова

• changed the text of the translation
  Одна девочка ушла из дома в лес. В лесу она заблудилась и стала искать дорогу домой, да не нашла, а пришла в лесу к домику. Дверь была отворена:| она посмотрела в дверь, видит — в домике никого нет, и вошла. В домике этом жили три медведя. Один медведь был отец, звали его Михаил Иваныч. Он был большой и лохматый. Другой была медведица. Она была поменьше, и звали ее Настасья Петровна. Третий был маленький медвежонок, и звали его Мишутка. Медведей не было дома, они ушли гулять по лесу. В домике было две комнаты:| одна столовая, другая спальня. Девочка вошла в столовую и увидела на столе три чашки с похлебкой. Первая чашка, очень большая, была Михайлы Ивановичева. Вторая чашка, поменьше, была Настасьи Петровнина;| третья, синенькая чашечка, была Мишуткина. Подле каждой чашки лежала ложка: большая, средняя и маленькая. Девочка взяла самую большую ложку и похлебала из самой большой чашки; потом взяла среднюю ложку и похлебала из средней чашки, потом взяла маленькую ложечку и похлебала из синенькой чашечки;| и Мишуткина похлебка ей показалась лучше всех. Девочка захотела сесть и видит у стола три стула: один большой, Михайлы Иваныча, другой поменьше, Настасьи Петровнин, и третий, маленький, с синенькой подушечкой — Мишуткин. Она полезла на большой стул и упала; потом села на средний стул, на нем было неловко, потом села на маленький стульчик и засмеялась, так было хорошо. Она взяла синенькую чашечку на колена и стала есть. Поела всю похлебку и стала качаться ва стуле. Стульчик проломился, и она упала на пол. Она встала, подняла стульчик и пошла в другую горницу. Там стояли три кровати: одна большая — Михайлы Иванычева, другая средняя — Настасьи Петровнина, третья маленькая — Мишенькина. Девочка легла в большую, ей было слишком просторно; легла в среднюю — было слишком высоко; легла в маленькую — кроватка пришлась ей как раз впору, и она заснула. А медведи пришли домой голодные и захотели обедать. Большой медведь взял свою чашку, взглянул и заревел страшным голосом: «Кто хлебал в моей чашке!» Настасья Петровна посмотрела свою чашку и зарычала не так громко: «Кто хлебал в моей чашке!» А Мишутка увидал свою пустую чашечку и запищал тонким голосом: «Кто хлебал в моей чашке и все выхлебал!» Михайло Иваныч взглянул на свой стул и зарычал страшным голосом: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Настасья Петровна взглянула на спой стул и зарычала не так громко: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Мишутка взглянул на свой сломанный стульчик и пропищал: «Кто сидел на моем стуле и сломал его!» Медведи пришли в другую горницу. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — заревел Михайло Иваныч страшным голосом. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — зарычала Настасья Петровна не так громко. А Мишенька подставил скамеечку, полез в свою кроватку и запищал тонким голосом: «Кто ложился в мою постель!» И вдруг он увидал девочку и завизжал так, как будто его режут: «Вот она! Держи, держи! Вот она! Вот она! Ай-яяй! Держи!» Он хотел ее укусить. Девочка открыла глаза, увидела медведей и бросилась к окну. Окно было открыто, она выскочила в окно и убежала. И медведи не догнали ее.

August 28, 2025 in 12:36 Александра Родионова

• changed the text
  Yksi tyttöine lähti koispäi meččäh. Mečäh häi yöksyi da rubei eččimäh tiedy kodih, ga ei löydänyh, a nägi mečäs kodizen. Veräi oli avvoi. Häi kačahtih veriäs, nägi: kois ei ole nikedä da meni sydämeh. Sit kodizes elettih kolme kondiedu. Yksi kondii oli tuattah, sen nimi oli Mihailo Ivanič. Se oli tolju da pörhäkkö. ToineoliToine oli emäkondii. Se oli pienembi da sanottih sidä Nastoi Petrovnakse. Kolmas oli pikkaraine kondienpojajane, sidä kukuttih Mikkuzekse. Kondiet ei oldu kois, net mendih kävelemäh mečää myö. Kodizes oli kaksi pertti. Yksi oli syöndyperti, toine magavoperti. Tyttöine meni syöndypertih da nägi stolal kolme kuppii särbimenke. Yksi ylen suuri kuppi oli Mihailo Ivaničan. Toine pienembi kuppi oli Nastoi Petrovnan. Kolmas sinine kuppine oli Mikkuzen. Joga kupin vieres oldih luzikat: suuri, pienembi da pikkaraine. Tyttöine otti kaikis tobijman luzikan da särbi kaikis suurimas kupispäi, sit otti pienembän luzikan da särbi huvenbas kupispäi, jälgimäi otti pikkarazen luzikkazen da särbi sinizes kuppizespäi. Mikkuzen särvin miellytti händy kaikis enimäl. Tyttöine tahtoi istuokseh da nägi stolan tyves kolme stuulua. Yksi tolju Mihailo Ivaničan, toine pienembi Nastoi Petrovnan da kolmas pikkaraine sinizen pieluksenke oli Mikkuzen. Häi nouzi tobjale stuulale da pakui slipäi. Sit istuihes pienembäle stuulale, ga sil ei olluh hyvä istuo. Jällečel häi istuihes pikkarazele stuulazele da rubei nagramah, gu se oli ylen hyvä. Häi pani polville sinizen kuppizen da rubei syömäh. Söi kaiken särbimen da rubei liedžumah stuulazel. Stuulaine murei da häi pakui latitele. Häi nouzi, nosti stuulazen da meni toizeh pertih. Sie oli kolme kravattii: yksi suuri Mihailo Ivaničan, toine pienembi Nastoi Ivanovnan, kolmas pikkaraine Mikkuzen. Tyttöine vieri suurele, se oli liijan levei. Sit vieri pienembäle, ga se oli liijan korgei. Vieri pikkarazele kravattizele, se oli parahite da häi uinoi. A kondiet tuldih kodih nälläs da ruvettih murginoimah. Tobju kondii orti iččeh kupin, kačahtih sih da rubei täyty vägie môrizemäh: – Kenbo särbi minun kupis! Nastoi Petrovna kačahtih iččeh kuppih da hillembäh mângähtih: – Kenbo särbi minun kupispäi? A Mikkuine nägi iččeh tyhjän kuppizen da vingahtih vienol iänel: – Kenbo särbi minun kupispäi da sói kai särbimet? Mihailo Ivanič kačahtih iččeh stuulahpäi da hirviel iänel rôngähtih: – Kenbo istui minun stuulal da eistäldi sen sigois? Nastoi Petrovna kačahtih iččeh stuulahpäi da rôngähtih ei muga kovah: – Kenbo istui minun stuulal da lekahutti sen sigois? Mikkuine kačahtih iččeh murennuoh stuulazehpäi da vingahtih: – Kenbo istui minun stuulal da murendi sen? Kondiet tuldih toizeh pertih. – Kenbo virui minun magavosijal da murēii sen! hirviel iänel rubei mângymäh Mihailo Ivanič? – Kenbo on muannuh minun magavosijal da murēinuh sen! rôngähtih Nastoi Petrovna. A Mikkuine pani skamn’azen, nouzi iččeh kravattizele da vingahtih vienol iänel: – Kenbo on muannuh minun magavosijal? Tyttözen nähtyy rubei muga vingumah, round ku tapetah händy: – Täs on sel Pidele, pidele! Täs on sel Täs on sel Avoi-voi! Pidele! Se tahtoi purta tyttösty, ga tyttöine avai silmät, nägi kondiet da juoksi ikkunan luo. Ikkun oli avvoi, häi hyppäi ikkunah da pagei. Kondiet ei tavattu händy.
• changed the text of the translation
  Одна девочка ушла из дома в лес. В лесу она заблудилась и стала искать дорогу домой, да не нашла, а пришла в лесу к домику. Дверь была отворена:| она посмотрела в дверь, видит — в домике никого нет, и вошла. В домике этом жили три медведя. Один медведь был отец, звали его Михаил Иваныч. Он был большой и лохматый. Другой была медведица. Она была поменьше, и звали ее Настасья Петровна. Третий был маленький медвежонок, и звали его Мишутка. Медведей не было дома, они ушли гулять по лесу. В домике было две комнаты:| одна столовая, другая спальня. Девочка вошла в столовую и увидела на столе три чашки с похлебкой. Первая чашка, очень большая, была Михайлы Ивановичева. Вторая чашка, поменьше, была Настасьи Петровнина;| третья, синенькая чашечка, была Мишуткина. Подле каждой чашки лежала ложка: большая, средняя и маленькая. Девочка взяла самую большую ложку и похлебала из самой большой чашки; потом взяла среднюю ложку и похлебала из средней чашки, потом взяла маленькую ложечку и похлебала из синенькой чашечки; и Мишуткина похлебка ей показалась лучше всех. Девочка захотела сесть и видит у стола три стула: один большой, Михайлы Иваныча, другой поменьше, Настасьи Петровнин, и третий, маленький, с синенькой подушечкой — Мишуткин. Она полезла на большой стул и упала; потом села на средний стул, на нем было неловко, потом села на маленький стульчик и засмеялась, так было хорошо. Она взяла синенькую чашечку на колена и стала есть. Поела всю похлебку и стала качаться ва стуле. Стульчик проломился, и она упала на пол. Она встала, подняла стульчик и пошла в другую горницу. Там стояли три кровати: одна большая — Михайлы Иванычева, другая средняя — Настасьи Петровнина, третья маленькая — Мишенькина. Девочка легла в большую, ей было слишком просторно; легла в среднюю — было слишком высоко; легла в маленькую — кроватка пришлась ей как раз впору, и она заснула. А медведи пришли домой голодные и захотели обедать. Большой медведь взял свою чашку, взглянул и заревел страшным голосом: «Кто хлебал в моей чашке!» Настасья Петровна посмотрела свою чашку и зарычала не так громко: «Кто хлебал в моей чашке!» А Мишутка увидал свою пустую чашечку и запищал тонким голосом: «Кто хлебал в моей чашке и все выхлебал!» Михайло Иваныч взглянул на свой стул и зарычал страшным голосом: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Настасья Петровна взглянула на спой стул и зарычала не так громко: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Мишутка взглянул на свой сломанный стульчик и пропищал: «Кто сидел на моем стуле и сломал его!» Медведи пришли в другую горницу. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — заревел Михайло Иваныч страшным голосом. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — зарычала Настасья Петровна не так громко. А Мишенька подставил скамеечку, полез в свою кроватку и запищал тонким голосом: «Кто ложился в мою постель!» И вдруг он увидал девочку и завизжал так, как будто его режут: «Вот она! Держи, держи! Вот она! Вот она! Ай-яяй! Держи!» Он хотел ее укусить. Девочка открыла глаза, увидела медведей и бросилась к окну. Окно было открыто, она выскочила в окно и убежала. И медведи не догнали ее.

August 28, 2025 in 12:35 Александра Родионова

• changed the text
  Yksi tyttöine lähti koispäi meččäh. Mečäh häi yöksyi da rubei eččimäh tiedy kodih, ga ei löydänyh, a nägi mečäs kodizen. Veräi oli avvoi. Häi kačahtih veriäs, nägi: kois ei ole nikedä da meni sydämeh. Sit kodizes elettih kolme kondiedu. Yksi kondii oli tuattah, sen nimi oli Mihailo Ivanič. Se oli tolju da pörhäkkö. Toine oliToineoli emäkondii. Se oli pienembi da sanottih sidä Nastoi Petrovnakse. Kolmas oli pikkaraine kondienpojajane, sidä kukuttih Mikkuzekse. Kondiet ei oldu kois, net mendih kävelemäh mečää myö. Kodizes oli kaksi pertti. Yksi oli syöndyperti, toine magavoperti. Tyttöine meni syöndypertih da nägi stolal kolme kuppii särbimenke. Yksi ylen suuri kuppi oli Mihailo Ivaničan. Toine pienembi kuppi oli Nastoi Petrovnan. Kolmas sinine kuppine oli Mikkuzen. Joga kupin vieres oldih luzikat: suuri, pienembi da pikkaraine. Tyttöine otti kaikis tobijman luzikan da särbi kaikis suurimas kupispäi, sit otti pienembän luzikan da särbi huvenbas kupispäi, jälgimäi otti pikkarazen luzikkazen da särbi sinizes kuppizespäi. Mikkuzen särvin miellytti händy kaikis enimäl. Tyttöine tahtoi istuokseh da nägi stolan tyves kolme stuulua. Yksi tolju Mihailo Ivaničan, toine pienembi Nastoi Petrovnan da kolmas pikkaraine sinizen pieluksenke oli Mikkuzen. Häi nouzi tobjale stuulale da pakui slipäi. Sit istuihes pienembäle stuulale, ga sil ei olluh hyvä istuo. Jällečel häi istuihes pikkarazele stuulazele da rubei nagramah, gu se oli ylen hyvä. Häi pani polville sinizen kuppizen da rubei syömäh. Söi kaiken särbimen da rubei liedžumah stuulazel. Stuulaine murei da häi pakui latitele. Häi nouzi, nosti stuulazen da meni toizeh pertih. Sie oli kolme kravattii: yksi suuri Mihailo Ivaničan, toine pienembi Nastoi Ivanovnan, kolmas pikkaraine Mikkuzen. Tyttöine vieri suurele, se oli liijan levei. Sit vieri pienembäle, ga se oli liijan korgei. Vieri pikkarazele kravattizele, se oli parahite da häi uinoi. A kondiet tuldih kodih nälläs da ruvettih murginoimah. Tobju kondii orti iččeh kupin, kačahtih sih da rubei täyty vägie môrizemäh: – Kenbo särbi minun kupis! Nastoi Petrovna kačahtih iččeh kuppih da hillembäh mângähtih: – Kenbo särbi minun kupispäi? A Mikkuine nägi iččeh tyhjän kuppizen da vingahtih vienol iänel: – Kenbo särbi minun kupispäi da sói kai särbimet? Mihailo Ivanič kačahtih iččeh stuulahpäi da hirviel iänel rôngähtih: – Kenbo istui minun stuulal da eistäldi sen sigois? Nastoi Petrovna kačahtih iččeh stuulahpäi da rôngähtih ei muga kovah: – Kenbo istui minun stuulal da lekahutti sen sigois? Mikkuine kačahtih iččeh murennuoh stuulazehpäi da vingahtih: – Kenbo istui minun stuulal da murendi sen? Kondiet tuldih toizeh pertih. – Kenbo virui minun magavosijal da murēii sen! hirviel iänel rubei mângymäh Mihailo Ivanič? – Kenbo on muannuh minun magavosijal da murēinuh sen! rôngähtih Nastoi Petrovna. A Mikkuine pani skamn’azen, nouzi iččeh kravattizele da vingahtih vienol iänel: – Kenbo on muannuh minun magavosijal? Tyttözen nähtyy rubei muga vingumah, round ku tapetah händy: – Täs on sel Pidele, pidele! Täs on sel Täs on sel Avoi-voi! Pidele! Se tahtoi purta tyttösty, ga tyttöine avai silmät, nägi kondiet da juoksi ikkunan luo. Ikkun oli avvoi, häi hyppäi ikkunah da pagei. Kondiet ei tavattu händy.
• changed the text of the translation
  Одна девочка ушла из дома в лес. В лесу она заблудилась и стала искать дорогу домой, да не нашла, а пришла в лесу к домику. Дверь была отворена:| она посмотрела в дверь, видит — в домике никого нет, и вошла. В домике этом жили три медведя. Один медведь был отец, звали его Михаил Иваныч. Он был большой и лохматый. Другой была медведица. Она была поменьше, и звали ее Настасья Петровна. Третий был маленький медвежонок, и звали его Мишутка. Медведей не было дома, они ушли гулять по лесу. В домике было две комнаты:| одна столовая, другая спальня. Девочка вошла в столовую и увидела на столе три чашки с похлебкой. Первая чашка, очень большая, была Михайлы Ивановичева. Вторая чашка, поменьше, была Настасьи Петровнина; третья, синенькая чашечка, была Мишуткина. Подле каждой чашки лежала ложка: большая, средняя и маленькая. Девочка взяла самую большую ложку и похлебала из самой большой чашки; потом взяла среднюю ложку и похлебала из средней чашки, потом взяла маленькую ложечку и похлебала из синенькой чашечки; и Мишуткина похлебка ей показалась лучше всех. Девочка захотела сесть и видит у стола три стула: один большой, Михайлы Иваныча, другой поменьше, Настасьи Петровнин, и третий, маленький, с синенькой подушечкой — Мишуткин. Она полезла на большой стул и упала; потом села на средний стул, на нем было неловко, потом села на маленький стульчик и засмеялась, так было хорошо. Она взяла синенькую чашечку на колена и стала есть. Поела всю похлебку и стала качаться ва стуле. Стульчик проломился, и она упала на пол. Она встала, подняла стульчик и пошла в другую горницу. Там стояли три кровати: одна большая — Михайлы Иванычева, другая средняя — Настасьи Петровнина, третья маленькая — Мишенькина. Девочка легла в большую, ей было слишком просторно; легла в среднюю — было слишком высоко; легла в маленькую — кроватка пришлась ей как раз впору, и она заснула. А медведи пришли домой голодные и захотели обедать. Большой медведь взял свою чашку, взглянул и заревел страшным голосом: «Кто хлебал в моей чашке!» Настасья Петровна посмотрела свою чашку и зарычала не так громко: «Кто хлебал в моей чашке!» А Мишутка увидал свою пустую чашечку и запищал тонким голосом: «Кто хлебал в моей чашке и все выхлебал!» Михайло Иваныч взглянул на свой стул и зарычал страшным голосом: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Настасья Петровна взглянула на спой стул и зарычала не так громко: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Мишутка взглянул на свой сломанный стульчик и пропищал: «Кто сидел на моем стуле и сломал его!» Медведи пришли в другую горницу. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — заревел Михайло Иваныч страшным голосом. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — зарычала Настасья Петровна не так громко. А Мишенька подставил скамеечку, полез в свою кроватку и запищал тонким голосом: «Кто ложился в мою постель!» И вдруг он увидал девочку и завизжал так, как будто его режут: «Вот она! Держи, держи! Вот она! Вот она! Ай-яяй! Держи!» Он хотел ее укусить. Девочка открыла глаза, увидела медведей и бросилась к окну. Окно было открыто, она выскочила в окно и убежала. И медведи не догнали ее.

August 28, 2025 in 12:34 Александра Родионова

• changed the text of the translation
  Одна девочка ушла из дома в лес. В лесу она заблудилась и стала искать дорогу домой, да не нашла, а пришла в лесу к домику. Дверь была отворена:| она посмотрела в дверь, видит — в домике никого нет, и вошла. В домике этом жили три медведя. Один медведь был отец, звали его Михаил Иваныч. Он был большой и лохматый. Другой была медведица. Она была поменьше, и звали ее Настасья Петровна. Третий был маленький медвежонок, и звали его Мишутка. Медведей не было дома, они ушли гулять по лесу. В домике было две комнаты: одна столовая, другая спальня. Девочка вошла в столовую и увидела на столе три чашки с похлебкой. Первая чашка, очень большая, была Михайлы Ивановичева. Вторая чашка, поменьше, была Настасьи Петровнина; третья, синенькая чашечка, была Мишуткина. Подле каждой чашки лежала ложка: большая, средняя и маленькая. Девочка взяла самую большую ложку и похлебала из самой большой чашки; потом взяла среднюю ложку и похлебала из средней чашки, потом взяла маленькую ложечку и похлебала из синенькой чашечки; и Мишуткина похлебка ей показалась лучше всех. Девочка захотела сесть и видит у стола три стула: один большой, Михайлы Иваныча, другой поменьше, Настасьи Петровнин, и третий, маленький, с синенькой подушечкой — Мишуткин. Она полезла на большой стул и упала; потом села на средний стул, на нем было неловко, потом села на маленький стульчик и засмеялась, так было хорошо. Она взяла синенькую чашечку на колена и стала есть. Поела всю похлебку и стала качаться ва стуле. Стульчик проломился, и она упала на пол. Она встала, подняла стульчик и пошла в другую горницу. Там стояли три кровати: одна большая — Михайлы Иванычева, другая средняя — Настасьи Петровнина, третья маленькая — Мишенькина. Девочка легла в большую, ей было слишком просторно; легла в среднюю — было слишком высоко; легла в маленькую — кроватка пришлась ей как раз впору, и она заснула. А медведи пришли домой голодные и захотели обедать. Большой медведь взял свою чашку, взглянул и заревел страшным голосом: «Кто хлебал в моей чашке!» Настасья Петровна посмотрела свою чашку и зарычала не так громко: «Кто хлебал в моей чашке!» А Мишутка увидал свою пустую чашечку и запищал тонким голосом: «Кто хлебал в моей чашке и все выхлебал!» Михайло Иваныч взглянул на свой стул и зарычал страшным голосом: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Настасья Петровна взглянула на спой стул и зарычала не так громко: «Кто сидел на моем стуле и сдвинул его с места!» Мишутка взглянул на свой сломанный стульчик и пропищал: «Кто сидел на моем стуле и сломал его!» Медведи пришли в другую горницу. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — заревел Михайло Иваныч страшным голосом. «Кто ложился в мою постель и смял ее!» — зарычала Настасья Петровна не так громко. А Мишенька подставил скамеечку, полез в свою кроватку и запищал тонким голосом: «Кто ложился в мою постель!» И вдруг он увидал девочку и завизжал так, как будто его режут: «Вот она! Держи, держи! Вот она! Вот она! Ай-яяй! Держи!» Он хотел ее укусить. Девочка открыла глаза, увидела медведей и бросилась к окну. Окно было открыто, она выскочила в окно и убежала. И медведи не догнали ее.

August 28, 2025 in 12:34 Александра Родионова

• changed the text
  Yksi tyttöine lähti koispäi mečähmeččäh. Mečäh häi yoksyiyöksyi da rubei ečimäheččimäh tiedy kodih, ga ei löydänyh, a nägi mečäs kodizen. Veräi oli avvoi. Häi kačahtih veriäs, nägi: kois ei ole nikedä da meni sydämeh. Sit kodizes elettih kolme kondiedu. Yksi kondii oli tuattah, sen nimi oli Mihailo Ivanič. Se oli tolju da pörhäkkö. Toine oli emäkondii. Se oli pienembi da sanottih sidä Nastoi Petrovnakse. Kolmas oli pikkaraine kondienpojajane, sidä kukuttih Mikkuzekse. Kondiet ei oldu kois, net mendih kävelemäh mečää myö. Kodizes oli kaksi pertti. Yksi oli syöndyperti, toine magavoperti. Tyttöine meni syöndypertih da nägi stolal kolme kuppii särbimenke. Yksi ylen suuri kuppi oli Mihailo Ivaničan. Toine pienembi kuppi oli Nastoi Petrovnan. Kolmas sinine kuppine oli Mikkuzen. Joga kupin vieres oldih luzikat: suuri, pienembi da pikkaraine. Tyttöine otti kaikis tobijman luzikan da särbi kaikis suurimas kupispäi, sit otti pienembän luzikan da särbi huvenbas kupispäi, jälgimäi otti pikkarazen luzikkazen da särbi sinizes kuppizespäi. Mikkuzen särvin miellytti händy kaikis enimäl. Tyttöine tahtoi istuokseh da nägi stolan tyves kolme stuulua. Yksi tolju Mihailo Ivaničan, toine pienembi Nastoi Petrovnan da kolmas pikkaraine sinizen pieluksenke oli Mikkuzen. Häi nouzi tobjale stuulale da pakui slipäi. Sit istuihes pienembäle stuulale, ga sil ei olluh hyvä istuo. Jällečel häi istuihes pikkarazele stuulazele da rubei nagramah, gu se oli ylen hyvä. Häi pani polville sinizen kuppizen da rubei syömäh. Söi kaiken särbimen da rubei liedžumah stuulazel. Stuulaine murei da häi pakui latitele. Häi nouzi, nosti stuulazen da meni toizeh pertih. Sie oli kolme kravattii: yksi suuri Mihailo Ivaničan, toine pienembi Nastoi Ivanovnan, kolmas pikkaraine Mikkuzen. Tyttöine vieri suurele, se oli liijan levei. Sit vieri pienembäle, ga se oli liijan korgei. Vieri pikkarazele kravattizele, se oli parahite da häi uinoi. A kondiet tuldih kodih nälläs da ruvettih murginoimah. Tobju kondii orti iččeh kupin, kačahtih sih da rubei täyty vägie môrizemäh: – Kenbo särbi minun kupis! Nastoi Petrovna kačahtih iččeh kuppih da hillembäh mângähtih: – Kenbo särbi minun kupispäi? A Mikkuine nägi iččeh tyhjän kuppizen da vingahtih vienol iänel: – Kenbo särbi minun kupispäi da sói kai särbimet? Mihailo Ivanič kačahtih iččeh stuulahpäi da hirviel iänel rôngähtih: – Kenbo istui minun stuulal da eistäldi sen sigois? Nastoi Petrovna kačahtih iččeh stuulahpäi da rôngähtih ei muga kovah: – Kenbo istui minun stuulal da lekahutti sen sigois? Mikkuine kačahtih iččeh murennuoh stuulazehpäi da vingahtih: – Kenbo istui minun stuulal da murendi sen? Kondiet tuldih toizeh pertih. – Kenbo virui minun magavosijal da murēii sen! hirviel iänel rubei mângymäh Mihailo Ivanič? – Kenbo on muannuh minun magavosijal da murēinuh sen! rôngähtih Nastoi Petrovna. A Mikkuine pani skamn’azen, nouzi iččeh kravattizele da vingahtih vienol iänel: – Kenbo on muannuh minun magavosijal? Tyttözen nähtyy rubei muga vingumah, round ku tapetah händy: – Täs on sel Pidele, pidele! Täs on sel Täs on sel Avoi-voi! Pidele! Se tahtoi purta tyttösty, ga tyttöine avai silmät, nägi kondiet da juoksi ikkunan luo. Ikkun oli avvoi, häi hyppäi ikkunah da pagei. Kondiet ei tavattu händy.

August 28, 2025 in 12:30 Александра Родионова

• created the text
• created the text: Yksi tyttöine lähti koispäi mečäh. Mečäh häi yoksyi da rubei ečimäh tiedy kodih, ga ei löydänyh, a nägi mečäs kodizen. Veräi oli avvoi. Häi kačahtih veriäs, nägi: kois ei ole nikedä da meni sydämeh. Sit kodizes elettih kolme kondiedu. Yksi kondii oli tuattah, sen nimi oli Mihailo Ivanič. Se oli tolju da pörhäkkö. Toine oli emäkondii. Se oli pienembi da sanottih sidä Nastoi Petrovnakse. Kolmas oli pikkaraine kondienpojajane, sidä kukuttih Mikkuzekse. Kondiet ei oldu kois, net mendih kävelemäh mečää myö. Kodizes oli kaksi pertti. Yksi oli syöndyperti, toine magavoperti. Tyttöine meni syöndypertih da nägi stolal kolme kuppii särbimenke. Yksi ylen suuri kuppi oli Mihailo Ivaničan. Toine pienembi kuppi oli Nastoi Petrovnan. Kolmas sinine kuppine oli Mikkuzen. Joga kupin vieres oldih luzikat: suuri, pienembi da pikkaraine. Tyttöine otti kaikis tobijman luzikan da särbi kaikis suurimas kupispäi, sit otti pienembän luzikan da särbi huvenbas kupispäi, jälgimäi otti pikkarazen luzikkazen da särbi sinizes kuppizespäi. Mikkuzen särvin miellytti händy kaikis enimäl. Tyttöine tahtoi istuokseh da nägi stolan tyves kolme stuulua. Yksi tolju Mihailo Ivaničan, toine pienembi Nastoi Petrovnan da kolmas pikkaraine sinizen pieluksenke oli Mikkuzen. Häi nouzi tobjale stuulale da pakui slipäi. Sit istuihes pienembäle stuulale, ga sil ei olluh hyvä istuo. Jällečel häi istuihes pikkarazele stuulazele da rubei nagramah, gu se oli ylen hyvä. Häi pani polville sinizen kuppizen da rubei syömäh. Söi kaiken särbimen da rubei liedžumah stuulazel. Stuulaine murei da häi pakui latitele. Häi nouzi, nosti stuulazen da meni toizeh pertih. Sie oli kolme kravattii: yksi suuri Mihailo Ivaničan, toine pienembi Nastoi Ivanovnan, kolmas pikkaraine Mikkuzen. Tyttöine vieri suurele, se oli liijan levei. Sit vieri pienembäle, ga se oli liijan korgei. Vieri pikkarazele kravattizele, se oli parahite da häi uinoi. A kondiet tuldih kodih nälläs da ruvettih murginoimah. Tobju kondii orti iččeh kupin, kačahtih sih da rubei täyty vägie môrizemäh: – Kenbo särbi minun kupis! Nastoi Petrovna kačahtih iččeh kuppih da hillembäh mângähtih: – Kenbo särbi minun kupispäi? A Mikkuine nägi iččeh tyhjän kuppizen da vingahtih vienol iänel: – Kenbo särbi minun kupispäi da sói kai särbimet? Mihailo Ivanič kačahtih iččeh stuulahpäi da hirviel iänel rôngähtih: – Kenbo istui minun stuulal da eistäldi sen sigois? Nastoi Petrovna kačahtih iččeh stuulahpäi da rôngähtih ei muga kovah: – Kenbo istui minun stuulal da lekahutti sen sigois? Mikkuine kačahtih iččeh murennuoh stuulazehpäi da vingahtih: – Kenbo istui minun stuulal da murendi sen? Kondiet tuldih toizeh pertih. – Kenbo virui minun magavosijal da murēii sen! hirviel iänel rubei mângymäh Mihailo Ivanič? – Kenbo on muannuh minun magavosijal da murēinuh sen! rôngähtih Nastoi Petrovna. A Mikkuine pani skamn’azen, nouzi iččeh kravattizele da vingahtih vienol iänel: – Kenbo on muannuh minun magavosijal? Tyttözen nähtyy rubei muga vingumah, round ku tapetah händy: – Täs on sel Pidele, pidele! Täs on sel Täs on sel Avoi-voi! Pidele! Se tahtoi purta tyttösty, ga tyttöine avai silmät, nägi kondiet da juoksi ikkunan luo. Ikkun oli avvoi, häi hyppäi ikkunah da pagei. Kondiet ei tavattu händy.
• created the text translation