Тексты

Вернуться к просмотру | Вернуться к списку

Uužie dengoida vaš

История изменений

20 апреля 2024 в 15:24 Анастасия Рунтова

изменил(а) текст перевода
Марья с Фёклой, наши деревенские старухи, собрались в Калашниково на базар. Недавно была денежная реформа.^ Деньги стали другого, чем прежние, вида. Можно сказать, мало кто в деревне видел новые деньги. В деревне и старых денег ~~не много~~немного водилось, а новые откуда могут появиться? Давно ли война закончилась. А если бы и имелись деньги, в нашем магазине особо нечего брать. Обычно селёдка имеется, есть сахар да конфеты «подушечка», да керосин — слава тебе Господи — а ещё полки завалены консервными банками. На банках ~~изображён~~изображено что-то вроде паука, только красный, крабом называется. Наши старушки тех крабов ещё ни разу не пробовали. А зачем пробовать, коли говорят: в банках крабовое мясо, которое похоже на мясо раков, только похуже. Раков же бабушкам внуки из своей речки натаскают сколько угодно. Старухам хотелось на новые деньги на весеннюю распутицу купить калоши, да постного масла на Великий пост. В ОРСовском (отдел рабочего снабжения) магазине, говорят, всегда много товара и товар дешевле, чем в других магазинах. Для поездки просили у бригадира лошадь, но та отказала, дескать, в воскресенье колхозники на лошадях будут возить сено на ферму из Дуницы, пока зимняя дорога не рухнула.^ Предложила бычка. Что ж делать, запрягли в сани бычка. Фёкла в передок саней уложила большой горшок с топлёным маслом, а Марья — два ведра: одно с творогом, другое с квашеным творогом, которое по-карельски звучит «muigie maido» - «кислое молоко» в буквальном переводе. Из деревни выехали ночью в расчёте с рассветом быть на рынке. В Калашниково приехали ~~своевремено~~своевременно. Бычка оставили у Марьиной родни и отправились торговать. На базаре народу было много, чему старухи обрадовались: торговля надолго не затянется, покупателей достаточно, покупатели с хорошими деньгами| — в Калашникове большой завод, станция, лесхоз, две школы, техникум, у работников заработки хорошие. В конторе медными деньгами расплатились за торговое место, там же получили белые передники и весы.^ У старух началась торговля. Фёкла, едва успев занять своё место, стала кричать: - Берите, берите, масло хорошее, сладкое! Марья с ведрами стояла молча… Что-то медленно шла у них торговля… Однажды заглянул какой-то мужичок в Фёклин горшок, улыбнулся: - Ты что, бабка, масло сахарным песком посыпаешь? - и ушёл. Фёкла замолчала на какое-то время.^ Размышляет: - Почему мужик так сказал? - затем снова: - Берите, берите, масло хорошее сладкое! Уже к концу базара одна женщина купила у неё килограмм масла и по-карельски говорит ей: - Почему ты так говоришь? По-русски не говорят «сладкое масло», говорят «вкусное масло». Женщина ушла. Фёкла себя ругает: - Какая ж я безголовая старуха: о чём орала до сих пор. Ну-ка попробую так, как женщина подсказала, и закричала: - Берите, берите, масло хорошее, вкусное. Лучше стали брать, вот только народ с базара уже разошёлся, масла ещё чуть ли не ~~пол горшка~~полгоршка. У Марьи дела шли не лучше. Квашеный творог вообще не покупали. Покупатель подходит: - Та-а-ак, тут творог, а здесь что? Марья ему: - Кислое молоко. Тот воротит нос и уходит. Творогу Марья продала килограмма два, а кислого молока нисколько. Правда, один парень в конце базара её выручил немного. Подбежал откуда-то: - Чем торгуешь, бабушка? - Творожком! - Вот тебе 25 рублей новыми, вываливай в мою тару весь свой творог. Бросил на прилавок деньгу. Мария не успела слово вымолвить, как парень сам схватил ведро с творогом, опрокинул в свою посудину и… был таков. Марья ему вслед: - Бери и кислое молоко! А тот уже издалека: - Я, бабушка, ничего кислого не люблю. Марья взяла деньгу, щупает: толстовата... а-а-а чёрт знает, может такие новые деньги и должны быть. Тут Фёкла окликнула: - Марья, пойдём прочь, уже никого покупателей нет. Пойдём к моей сестре, пообедаем, а там видно будет, чем заняться. Пришли к марьиным своим. - Ну как дела, купцы? - встретила их Дуня, Марьина сестра. Марья достала из кармана деньги, обвязанные носовым платком, протянула Дуниной дочке: - Считай сколько там. Та развязала платок: - О-о-ох! Тётя Марья, тебя обманули, дали склеенные газетные фотоснимки новых денег. - Гляди, какой негодяй, какой дьявол — парень, ведь обманул старуху! - всплеснула руками Марья. В обед и кусок хлеба в горло не шёл. Выручила Настя, Дунина дочь, которая работала в больнице: - Дайте мне ваше масло да квашеный творог, я продам своим работникам, а деньги вам вышлю, - и добавила, - поезжайте с Богом домой.^ Настя рассмеялась: - Тётя Марья, твоё кислое молоко по-русски называется квашеное молоко. - Спасибо, дорогая.^ Верно, Бог определяет: кому за животными ухаживать, а кому творогом торговать, - скорбно усмехнулась Марья.

15 мая 2023 в 12:43 Нина Шибанова

изменил(а) заголовок источника
с Мои карельские "сказки"
на Miun paginat kyläläzih näh [Мои карельские «сказки»]

26 апреля 2023 в 15:48 Нина Шибанова

изменил(а) текст перевода
Марья с Фёклой, наши деревенские старухи, собрались в Калашниково на базар. Недавно была денежная реформа.^ Деньги стали другого, чем прежние, вида. Можно сказать, мало кто в деревне видел новые деньги. В деревне и старых денег не много водилось, а новые откуда могут появиться? Давно ли война закончилась. А если бы и имелись деньги, в нашем магазине особо нечего брать. Обычно селёдка имеется, есть сахар да конфеты «подушечка», да керосин — слава тебе Господи — а ещё полки завалены консервными банками. На банках изображён что-то вроде паука, только красный, крабом называется. Наши старушки тех крабов ещё ни разу не пробовали. А зачем пробовать, коли говорят: в банках крабовое мясо, которое похоже на мясо раков, только похуже. Раков же бабушкам внуки из своей речки натаскают сколько угодно. Старухам хотелось на новые деньги на весеннюю распутицу купить калоши, да постного масла на Великий пост. В ОРСовском (отдел рабочего снабжения) магазине, говорят, всегда много товара и товар дешевле, чем в других магазинах. Для поездки просили у бригадира лошадь, но та отказала, дескать, в воскресенье колхозники на лошадях будут возить сено на ферму из Дуницы, пока зимняя дорога не рухнула.^ Предложила бычка. Что ж делать, запрягли в сани бычка. Фёкла в передок саней уложила большой горшок с топлёным маслом, а Марья — два ведра: одно с творогом, другое с квашеным творогом, которое по-карельски звучит «muigie maido» - «кислое молоко» в буквальном переводе. Из деревни выехали ночью в расчёте с рассветом быть на рынке. В Калашниково приехали своевремено. Бычка оставили у Марьиной родни и отправились торговать. На базаре народу было много, чему старухи обрадовались: торговля надолго не затянется, покупателей достаточно, покупатели с хорошими деньгами| — в Калашникове большой завод, станция, лесхоз, две школы, техникум, у работников заработки хорошие. В конторе медными деньгами расплатились за торговое место, там же получили белые передники и весы.^ У старух началась торговля. Фёкла, едва успев занять своё место, стала кричать: - Берите, берите, масло хорошее, сладкое! Марья с ведрами стояла молча… Что-то медленно шла у них торговля… Однажды заглянул какой-то мужичок в Фёклин горшок, улыбнулся: - Ты что, бабка, масло сахарным песком посыпаешь? - и ушёл. Фёкла замолчала на какое-то время.^ Размышляет: - Почему мужик так сказал? - затем снова: - Берите, берите, масло хорошее сладкое! Уже к концу базара одна женщина купила у неё килограмм масла и по-карельски говорит ей: - Почему ты так говоришь? По-русски не говорят «сладкое масло», говорят «вкусное масло». Женщина ушла. Фёкла себя ругает: - Какая ж я безголовая старуха: о чём орала до сих пор. Ну-ка попробую так, как женщина подсказала и закричала: - Берите, берите, масло хорошее, вкусное. Лучше стали брать, вот только народ с базара уже разошёлся, масла ещё чуть ли не пол горшка. У Марьи дела шли не лучше. Квашеный творог вообще не покупали. Покупатель подходит: - Та-а-ак, тут творог, а здесь что? Марья ему: - Кислое молоко. Тот воротит нос и уходит. Творогу Марья продала килограмма два, а кислого молока нисколько. Правда, один парень в конце базара её выручил немного. Подбежал откуда-то: - Чем торгуешь, бабушка? - Творожком! - Вот тебе 25 рублей новыми, вываливай в мою тару весь свой творог. Бросил на прилавок деньгу. Мария не успела слово вымолвить, как парень сам схватил ведро с творогом, опрокинул в свою посудину и… был таков. Марья ему вслед: - Бери и кислое молоко! А тот уже издалека: - Я, бабушка, ничего кислого не люблю. Марья взяла деньгу, щупает: толстовата... а-а-а чёрт знает, может такие новые деньги и должны быть. Тут Фёкла окликнула: - Марья, пойдём прочь, уже никого покупателей нет. Пойдём к моей сестре, пообедаем, а там видно будет, чем заняться. Пришли к марьиным своим. - Ну как дела, купцы? - встретила их Дуня, Марьина сестра. Марья достала из кармана деньги, обвязанные носовым платком, протянула Дуниной дочке: - Считай сколько там. Та развязала платок: - О-о-ох! Тётя Марья, тебя обманули, дали склеенные газетные фотоснимки новых денег. - Гляди, какой негодяй, какой дьявол — парень, ведь обманул старуху! - всплеснула руками Марья. В обед и кусок хлеба в горло не шёл. Выручила Настя, Дунина дочь, которая работала в больнице: - Дайте мне ваше масло да квашеный творог, я продам своим работникам, а деньги вам вышлю, - и добавила, - поезжайте с Богом домой.^ Настя рассмеялась: - Тётя Марья, твоё кислое молоко по-русски называется квашеное молоко. - Спасибо, дорогая.^ Верно, Бог определяет: кому за животными ухаживать, а кому творогом торговать, - скорбно усмехнулась Марья.

26 апреля 2023 в 15:24 Нина Шибанова

создал(а) текст
создал(а) перевод текста
создал(а) текст: Mar’u F’oklanke, miän kyläläzet akat, keräyvyttih Kolašnikovah, bazarilla. Ei ammuin dengoin reforma oli, dengat toizennägözet liettih. Voit šanuo, vähä ken kyläššä uužie dengoida nägi. Kyläššä i vanhua dengua eulun äjiä, a uuvet mistä liivutah. Ammuingo voina loppieči? A hot’ i oldais’ dengazet, nin miän laukašša eu äijäldi midä ottua. On sel’die, on suaharuo, da kanfetkua “podušečka”, on karasinua, slava hospodi, a vielä täyvet pal’čat bankua. Bankoilla resuidu miollou vrode kuin hämähikkö, vain ruškie, krabakši šanuočou. Miän akat niidä kraboida vielä ni kerdua ei mol’kattu. A mih varoin otella, kun šanotah, kraban liha pohodiu ruakun omah, vain pahembane. A ruakkuo omašta jovešta vunukat buaboloilla varoin pyyvetäh min l’uubo. Akoilla himotti uudizih dengoih keviäkši perehillä varoin oštua kološua, da šuureh pyhäh pyhävoida. Ors’an laukašša (магазин отдела рабочего снабжения), šanotah, nagole on äijä tavarua i huogehemmat tavarat, čem toizissa laukoissa. Pakottih hevos’t’a brigadiralda, da že ei andan, šanou: «Hebozet ei jouveta, ruvetah vedämäh heiniä Duuničašta keviäkši žiivatoilla varoin, kuni vielä keštäy doroga, ottakkua, – šanou, – härgäne». Min šie ruat?^ Val’l’aššettih härgäzen. F’okla regeh pani puan meruttuo voida, a Mar’u kakši rengie: yksi rahkanke, a toine muigienke maijonke. Kyläštä lähtei yöllä, štobi kuin valguou, olla rinkalla. Kolašnikovah tuldih aijalleh. Härgäzen jätettih Mar’un omih i lähtei torguimah. Rinkalla rahvašta oli vägi äijä, akat ihaššuttih: «Ei viikokši zatläyvy hiän torgu: oštajua äijä, oštajat hyvinke dengoinke»! Kolašnikovašša šuuri zavoda, stanča, leshoza, kakši školua, tehnikuma, ruadajilla makšetah hyvin. Mändih kontorah, vaškeizilla dengazilla makšettih torguiččijat, šielä že annettih heilä valgiet perennikät, viesat i akoilla torgu avaudu. F’okla kun vain zaimi oman šijan, rubei ravajamah: – Берите, берите масло хорошее, сладкое! Mar’u rengilöinke šeizo iänettä… Hilläh mid’ollou heilä torgovl’a mäni… Kuinollou yksi mužikkane kačahti, muhahti: – Ты что, бабка, масло сахарным песком посыпаешь? – i läksi pois’. F’okla iänisty kodvakši, bobittau: – Mintän mužikka täh rukah šano? – a šiidä tuaš, – Берите, берите масло хорошее, сладкое! Jo loppubazarie yksi naine ošti häneldä kilon voida i karielakši šanou: – Mintän šie šeniin huukat? Hormakši ei šanota “magie voi”, šanotah “vkuusnoi voi”. Naine uidi. F’okla iččiedä haukkumah: – Kačuo, hajuttoma akka!^ Midä mie kidahuin täh šua? Nukko pruobuičen kun naine šano, – i F’okla tuaš kagahumah: – Берите, берите, масло хорошее, скусное! Paremmin ruvettih ottamah, vain jo rinkalla rahvašta ei jiänyn, a voida – vahiä ei puoli padua. Mar’ulla aziet euldu paremmat. Muigieda maiduo ynnäh ei otettu. Oštaja tulou: – Та-ак, тут творог, а здесь что? Mar’u hänellä: – Кислое молоко. Že nenän kiändäy i uidiu. Rahkua Mar’ulla šai myyvä vain kiluo kakši, muigieda maiduo ni yhtä. Prauda yksi brihačču hänen vähäzeldi viiručči. Mist’ollou hyppiäldi: – Чем торгуешь, бабушка? – Творожком! – Вот тебе новыми 25 рублей, вываливай в мою тару весь свой творог. Loi stolalla den’gat. Mar’u ei kerrin šanua šanuo, kun brihačču iččeh fatti rengin rahkoinke, kuado omah aštieh i … pagoh. Mar’u hänellä jällesti: – Бери и кислое молоко! A že jo edähädä: – Я, бабушка, ничего кислого не люблю! Mar’u otti den’gan käzih.^ Kuottelou: ložiettava… a hiiz’ händä tiedäy, možo uuvet den’gat ložiet i ollah. Täššä F’okla mögähti: – Mar’u, aššu pois’, jo eu nikedä oštajua. Aššu miun čikkoh, murginoičemma, a šielä kačomma midä ruadua. Tuldih Mar’un omahizih. – Nu, kuin aziet, kupčat? – vaštuau heidä Dun’a, Mar’un čikko. Mar’u šai kormanista šivotuot paikkazeh den’gat, ando Dun’an tyttärellä: «Luve, äijägo on»? Že keritti paikkazen: – O-o-oh! Mar’u-t’ota, šiun muanitettih, annettih klejutuot gazietašta snimkat uutta den’gua. – Kačuo, pahalane, kačuo, mytyš kehno brihačču, vet’ akan muanitti! – paigai käzillä Mar’u. Murginan aigah myöjöillä i leibäpala keroh ei männyn. Viiručči Nas’t’a, Dun’an tytär, kumbane ruado bol’ničašša: – Andakkua tiän voit da muigiet maijot, mie myön omilla ruadajilla, a den’gat teilä työnnän, – da vielä i nagrau.^ – Mar’u-t’ota, šiun muigie maido hormakši šanuočou «квашеный творог», a ei «кислое молоко», – i lizäi, – Ajakkua Jumalanke kodih. – Passibo, vara, ušto Jumala neugou kellä žiivattua kaččuo, a kellä rahkalla torguija, – abeizekši muhahti Mar’u.