Тексты

Вернуться к просмотру | Вернуться к списку

Brihačču kondien berlogassa eli

История изменений

16 января 2024 в 18:21 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Были раньше старик и старуха. Отец и мать умерли, а сын остался. Он думает: «Зачем я буду здесь один жить, пойду куда-нибудь». Отправился, и сам не знает, куда идет. Шел; шел, Идет по лесу. Шел, шел несколько дней. Набрел на медвежью берлогу. Ну, и смотрит: заходить – не заходить, а он усталый и голодный. Зашел в берлогу – в ней пусто, лег на живот спать. И уснул без памяти, спит. Пришел медведь, нюхает, смотрит – дух иной. Заходит тихонечко в берлогу. Смотрит – а там мужик спит. Зашел внутрь, потрогал его, а он как будто без памяти. Хочет он его съесть, а потом подумал: «Постой, разбужу, кто он такой»? Разбудил его, а парень остолбенел, испугался. Говорит медведь: – А давай-ка со мной жить. Будешь ли братом или будешь сыном? – Буду сыном, – говорит паренек. Ну, и стали жить, Ходят в лес за дичью и за всем, что только смогут поймать. Медведь что достанет, так и съест сырым и без соли, а паренек – тот все голодный, он не может есть невареное. И говорит: – Мне очень голодно, не могу есть невареное, если бы попробовать варить. Он, этот медведь, говорит: – А как это варят? – не знает, как и варят. Говорит [парень]: – Варят так: если бы был котелок, да соль, да спички, тогда все было бы вкуснее. Парень говорит: – Постой-ка, я схожу в деревню, принесу котел и соли, и сварим, тогда лучше будет. И пошел в деревню за котлом. Принес соль, котел. Варит мясо. Стали есть, медведь и говорит: – И правда, так лучше. Живут тут, целыми днями бродят, устают. Вечером, когда приходят, лень варить, медведь тот хоть так бы съел, а паренек не может. Медведь и говорит: – А что, если бы тебе пожениться? Давай-ка пойдем свататься к дочери иноземного царя. Парень этот и говорит: – А если царь спросит, ты чей? Он [медведь] и говорит: – Скажем так, что ты сын Ивана-короля, я пойду вперед схожу. И идет, поди знай куда, по лесам. Пришел к царю и говорит: – Не выдашь ли ты дочь за [сына] Ивана-короля замуж? Царь и спрашивает: – Откуда ты и кто жених? Он говорит: – Я другой страны царь и сын Иван – жених. Ну, царь и согласился выдать дочь. Медведь говорит: – Я пойду схожу за женихом, приготавливайтесь. Идет, идет медведь и приходит домой к тому парню. Пришел домой и говорит парню: – Жена есть. Парень в лохмотьях, грязный, прямо страсть – ведь в берлоге живет. И говорит: – Что же мы скажем: я вон в какой плохой одежде, и нет у нас никакого добра. А медведь ему и говорит: – Я видел, в лесу живут два змея, ну и у них большой-большой железный дом, и у них есть стадо коров, стадо овец, табун лошадей. Попытаемся, не сможем ли как-нибудь у них дом захватить, туда и приведем [невесту]. Пошли жениться. Когда к царю придем, – а надо через реки переходить, – то скажем царю, что одежда упала в реку. А парень и говорит: – А как же я эти реки перейду? – А я тебя на спине перенесу через эти реки. Приходит к царю. Царь и смотрит, что этот парень в лохмотьях и грязный, и спрашивает у медведя: – Кто это у тебя? – Это, – ответил медведь, – сын Ивана-короля.^ Когда через реку переходили, у него вся одежда упала в реку. Царь дал хорошую одежду, одел его, и стали свадьбу справлять. Свадьбу справили и засобирались ехать домой. Царь говорит: – Надо мне теперь поехать ваши земли смотреть. Медведь его приглашает: – Поедем, поедем. И отправились; едут, едут по лесам. Медведь этот их ведет. Медведь побежал вперед, говорит: – Вы идите тихонько, а я вас там подожду! Сам пошел к стаду тех змеев. И говорит медведь пастуху: – Я тебя съем, если не скажешь, что эта усадьба сына Ивана-короля. Если не скажешь, то я тебя съем. – Скажу, только не ешь, – говорит пастух. И приходят тут царь [и остальные], а медведь недалеко от пастуха лежит. Царь подошел и говорит: – Чье стадо ты пасешь? Пастух говорит: – Стадо Ивана-короля. И поехали дальше. Медведь побежал, они следом идут. Это был табун лошадей, а дальше будет стадо коров. Медведь приходит и roвopит пастуху: – Если не послушаешься меня, то я тебя съем. Говорит [пастух]: – Только не ешь, так скажу. Приходят опять царь и свадебные гости, и опять царь спрашивает у пастуха: – Чье стадо пасешь? Пастух говорит: – Ивана-короля. Опять идут дальше. Встречается стадо овец. Медведь и говорит пастуху: – Когда царь проедет, то скажи, что ты пасешь стадо Ивана-короля, а если не скажешь, то я тебя съем. – Не ешь, медведушко, скажу. Приехал царь и спросил у пастуха: – Чье стадо пасешь? – Ивана-короля, – ответил пастух. Опять едут дальше. Медведь опята бежит вперед. Пришел в железный дом, а змеи дома, а у змеев стоит большой стог сена за домом. Медведь и говорит змеям: – Идите спрячьтесь скорее в стогу, вас идут убивать. Змеи быстренько пошли и спрятались в стогу. Медведь укрыл их сеном. Укрыл их и огонь сунул внутрь, где были змеи. И горят они там, извиваются – он обоих тут сжег. Приходят свадебные гости, царь приходит и говорит: – Что это за дым? Медведь говорит: – А вот большие стада придут из лесу, так от комapoв дым развели. И заходят все в избу. Сами тут варят, сами тут едят. Дом хороший. Стада пришли вечером домой. Царь доволен, что Иван-король богат. И начинает собираться обратно домой. Царь оставляет тут дочь. И они стали жить. Медведь говорит парню: – Теперь как я тебя, сын Ивана-короля, хорошо устроил, то когда я умру, позови попа меня хоронить. Он и говорит: – А-вой-вой, двух позову! Ну и медведь нарочно прикидывается: неможется ему, и умирает. Умирает он, был вечер. А сам нарочно притворился. Парень и его жена говорят: – Умер, а-вой-вой, умер! Парень говорит: – Закопаем в землю. Жена и говорит: – Ведь он велел попа привести. Муж этот говорит: – Не пойдем за попом; раз умер, то так закопаем. А жена спрашивает: – А выроем ли могилу? Говорит [муж]: – А не будем рыть, тут есть канава, туда бросим. И взяли, в рядно завернули и туда в канаву тащат. Отнесли и возвращаются домой спать. Спали сколько-то и слышат – стучатся. Идут вместе открывать и спрашивают: – Кто там? А он говорит: – Откройте, сынок, это я. Парень чуть не упал, так испугался. Пришел в избу; открыли ему, и парень говорит: – Ведь ты умер?! – Умер, сынок, а так как ты попа не привел, то меня туда и не приняли.^ А сам сказал, что приведешь двух. Туда без попа не принимают. Потом жили-были, и медведь умер взаправду. Тогда парень привел двух попов. Потом с попами похоронил, могилу выкопал. Потом больше не встал [медведь]. И они стали дальше с женой хорошо жить. Да и тут конец.

16 января 2024 в 17:51 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Оli ennen ukko da akka. Taatto da maamo kuollah, a poiga se diäy. Hiän duumaiččou: «Midäbö mie rubien yksin elämäh, lähen pois hot’ kunne». Läksi, ni iče ei tiijä kunne mänöy. Matkai, matkai. Matkaau meččyä myöten. Mäni, mäni monie päivie. Aigaudu kondien pezäh – berlogah. No i kaččou – männä ei männä, a hiän on vaibunun, nällästyn. Mäni pezäh, se on tyhjä, vieri maata marallah. I bespaameti uinoi maata, magaau. Tuli kondie, nuuhtelou, kaččou, on duuhu inoi. Mänöy hillakazih sihi omah pezäh. Kaččou – ka mužikka sielä magaau. Mäni siämeh, liikuttau händä, a hiän on bespaameti. Duumaiččou händä syvvä, a taas duumaiččou: «Vuota nossan, ken hiän on». Nossatti hänen, gai se poiga töllisty, pöllästy. Sanou kondie: – Nukka miun kera elämäh, rubietko veikoksi vai rubiet pojaksi? – Rubien pojaksi, – sanou brihačču. No i ruvettih elämäh, kävelläh mečissä linnun saamizeh, midä vain voijah saaha. Kondie kuin saau dai syöy keittämätöndä dai suolatta, a brihačču se yhtä on nälässä, hiän ei voi syvvä keittämätöndä. I sanou: – Kuin miula on ylen nälgä, en voi syvvä keittämätöndä, kuin olis keittyä. Hiän, se kondie sanou: – Kuin se keitetäh? – Ei ni tiijä kuin keitetäh. Sanou: – Keitetäh – kuin olis kattilaine da suolaa da spičkat, silloin olis parembi syvvä. Poiga sanou: – Vuota vain, mie käyn kyläh, tuon kattilan da suolaa, da keitämmä, sidä tulou parembi. I läksi kylästä kattilaa käymäh. Toi suolat, kattilat. Keittäy lihaa. Ruvettih syömäh, dai kondie sanou: – Parembi näin i on. Siinä eletah, päivät kävelläh, vaibutah. Illalla kuin tullah, ni laizus on keittyä, kondie se not’ niin söis, ni brihačču ei voi. Kondie i sanou: – Olisko, siula naija? Nukka vain lähemmä ulgomaan čaarin luoksi kozzomah tyttyö. Se poiga i sanou: – A kuin čaari kyžyy, kenenbo olet? Hiän i sanou: – Sanomma niin, d’otta olet Ivan kuningahan poiga, mie lähen käyn iellä. I lähtöy mäne tijä kunne meččie myöten. Mäni čaarin luoksi i sanou: – Etkö sie anna tytärdä Ivan kuningahalla miehellä? Čaari i kyzy: – Ka kusta olet sie i ken on naitettava? Hiän sanou: – Olen ulgomaasta čaari i Iivan-poiga on naitettava. No i čaari soglasiudu andamah tytärdä. Kondie sanou: – Mie lähen ženihän käyn, varuštaukkua. Matkaau, matkaau kondie i tulou kodih sen pojan luoksi. Tuli kodih, ka i sanou pojalla: – Akka on saadu. Poiga se on rivussa, lijassa kai sraasti, no sielä berlogassa ollessa. I sanou: – Kuinbo, kuin mie olen pahassa vaatteissa, midäbö myö sanomma, da ei ole meilä ni midä elosta. A kondie hänellä i sanou: – Mie näin, mečässä eletäh kaksi zmejaa, no i heilä on suuri, suuri raudani kodi i heilä on lehmäkarja, lammaskarja, hevoiskarja. Kuottelemma, emmägö millä voi heildä kodie saaha, sihi i tuomma. Läkkä naimah. Kuin čaarin luo mänemmä, ni pidäy d’ogiloista poikki, ni sanomma čaarilla, d’otta vaattiet kirbottih d’ogeh. A poiga i sanou: – A milläbö mie pääzen niistä d’ogiloista poikki? – A mie siun selässä vien d’ogiloista poikki. Männäh čaarin luoksi. Čaari i kaččou, kuin se poiga on lijassa da revussa, i kyzyy kondielda: – Kembä siula tämä on? – Se on, – vastazi kondie, – Iivan-kuningahan poiga, d’ovesta poikki kuin läksimä, ni hänellä kaikki vaattiet mändih d’ogeh. Čaari ando hyvät vaattiet, šuoritti, da i ruvettih svaad’baa pidämäh. Svaad’ba piettih i lähtemäh ruvetah kodih. Čaari sanou: – Pidäy lähtie miula nyt tiän mailla kaččomah. Kondie händä priglasiu: – Läkkä, läkkä. I lähettih, matatah, matatah meččie myöte. Se kondie heidä vedäy. Kondie d’uoksomah läksi iellä, sanou: – Työ tulgua hil’l’akkazin, a mie teidä vuotan sielä! Iče mäni niien zmejojen karjan luo. I sanou kondie paimenella: – Mie siun syön, kuin et sanone, d’otta tämä on Iivan-kuningahan pojan ussad’ba. Kuin et sanone, ni mie siun syön. – Elä vain syö, – sanou paimen. I tullah sihi čaari, a kondie lähikäzellä siinä viruu paimenesta. Čaari tuli sihi i sanou: – Kenen sie karjaa paimennat? Paimen sanou: – Iivan-kuningahan karjaa. Dai lähettih ielläh. Kondie läksi d’uoksemah, hyö dälgeh. Se oli heboiskarja, a toine tulou lehmäkarja. Kondie mänöy dai sanou paimenella: – Kuin et kuunnelle milma, ni mie siun syön. Sanou: – Elä vain syö, ni sanon. Tullah taas čaari svaad’ban keralla, taas čaari i kyzyy paimenelda: – Kenen karjaa paimennat? Paimen sanou: – Iivan-kuningahan. Taas mennäh ielläh. Tulou lammaskarja vastah. Kondie i sanou paimenella: – Sano, kuin čaari tulou, ni d’otta sie Iivan-kuningahan karjaa paimennat, a kuin et sanone, ni mie siun syön. – Elä syö, kondiezen, sanon. Tuli čaari dai kyzy paimenelda: – Kenen karjaa paimennat? – Iivan-kuningahan, – vastazi paimen. Taas ajetah ielläh. Kondie taas d’uoksou ielläh. Mäni raudazeh kodih, ka zmejät ollah koissa, a zmejoilla on suuri saabra perässä. Kondie i sanou zmeillä: – Mengiä teräväzeh saabrah, tullah teidä tappamah. Zmejät teräväzeh mändih dai peitävyttih saabrah. Kondie katto hiät heinillä. Katto hiät da tulen keskeh niillä zmeillä. Dai paletah sielä, telmetäh, hiän molemmat sihi poltti. Tulou svaad’ba, čaari tulou i sanou: – Midäbö on savuo? Kondie sanou: – Ka suuret karjat mečästä tullah, ni čakkoja vassatessa on laaittu. Da pertih männäh sihi kaikki. Iče siinä keitetäh, iče siinä d’uotetah. Kodi hyvä. Karjat tuldih illalla kodih. Čaari hyvällä mielin, d’otta Iivan-kuningas on bohatta. I rubei lähtemäh pois. Čaari dättäy sihi tyttären. I hyö elämäh ruvettih. Kondie sanou pojalla: – Nyt kuin mie siun, Iivan-kuningahan poiga, saatoin siun hyvin elämäh, ni kuin mie kuolen, ni štobi̮ pappi tuo milma maaha pannessa. Hiän ni sanou: – A-voi-voi, kaksi tuon! No i kondie narošne heittäydyy: ei voi, dai kuolou. Kuolou senin, on ilda. A iče narošne heittäydy. Poiga da akka sanotah.: – Kuoli, a-voi-voi, kuoli! Poiga sanou: – Viemmä poiges maaha. Akka i sanou: – Vet hiän käski papin tuuvva. Ukko se sanou: – A emmä d’o lähe tuomah, kuin kuoli, ni viemmä! A akka kyzyy: – A kaivammago i hauvvan? Sanou: – Emmä d’o kaiva, sinä on kanava, sihi lykkiämmä. I otettih hurstih kiäritäh i kanavah sihi ribautetah. Viedih dai tullah kodih maata. Kodvani maattih dai kuullah – kolistau. Molemmat männäh avuamah dai kyzytäh: – Ken on? Ka hän sanou: – Avakkaa, poigane, mie olen. Poiga vähäistä ei langie, niin pöllästy. Tuli pertih – avattih, kai poiga sanou: – Vet sie kuolit?! – Kuolin, poigane, ka kuin et tuonnun pappie, ka milma sinne ei ni otettu, a iče sanoit, d’otta tuot kaksi. Sinne papitta ei oteta. Siidä elettih, oldih, dai kondie kuoli tovestah. Siidä poiga toi kaksi pappie. Siidä pappilojen kera maaha pani, haudah kaivo. Siidä enämbi ei nossun. Da hyö ruvettih elämäh hyvin naizen keralla ielläh. Da sihi i loppu.

16 января 2024 в 17:49 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Были раньше старик и старуха. Отец и мать умерли, а сын остался. Он думает: «Зачем я буду здесь один жить, пойду куда-нибудь». Отправился, и сам не знает, куда идет. Шел; шел, Идет по лесу. Шел, шел несколько дней. Набрел на медвежью берлогу. Ну, и смотрит: заходить – не заходить, а он усталый и голодный. Зашел в берлогу – в ней пусто, лег на живот спать. И уснул без памяти, спит. Пришел медведь, нюхает, смотрит – дух иной. Заходит тихонечко в берлогу. Смотрит – а там мужик спит. Зашел внутрь, потрогал его, а он как будто без памяти. Хочет он его съесть, а потом подумал: «Постой, разбужу, кто он такой»? Разбудил его, а парень остолбенел, испугался. Говорит медведь: – А давай-ка со мной жить. Будешь ли братом или будешь сыном? – Буду сыном, – говорит паренек. Ну, и стали жить, Ходят в лес за дичью и за всем, что только смогут поймать. Медведь что достанет, так и съест сырым и без соли, а паренек – тот все голодный, он не может есть невареное. И говорит: – Мне очень голодно, не могу есть невареное, если бы попробовать варить. Он, этот медведь, говорит: – А как это варят? – не знает, как и варят. Говорит [парень]: – Варят так: если бы был котелок, да соль, да спички, тогда все было бы вкуснее. Парень говорит: – Постой-ка, я схожу в деревню, принесу котел и соли, и сварим, тогда лучше будет. И пошел в деревню за котлом. Принес соль, котел. Варит мясо. Стали есть, медведь и говорит: – И правда, так лучше. Живут тут, целыми днями бродят, устают. Вечером, когда приходят, лень варить, медведь тот хоть так бы съел, а паренек не может. Медведь и говорит: – А что, если бы тебе пожениться? Давай-ка пойдем свататься к дочери иноземного царя. Парень этот и говорит: – А если царь спросит, ты чей? Он [медведь] и говорит: – Скажем так, что ты сын Ивана-короля, я пойду вперед схожу. И идет, поди знай куда, по лесам. Пришел к царю и говорит: – Не выдашь ли ты дочь за [сына] Ивана-короля замуж? Царь и спрашивает: – Откуда ты и кто жених? Он говорит: – Я другой страны царь и сын Иван – жених. Ну, царь и согласился выдать дочь. Медведь говорит: – Я пойду схожу за женихом, приготавливайтесь. Идет, идет медведь и приходит домой к тому парню. Пришел домой и говорит парню: – Жена есть. Парень в лохмотьях, грязный, прямо страсть – ведь в берлоге живет. И говорит: – Что же мы скажем: я вон в какой плохой одежде, и нет у нас никакого добра. А медведь ему и говорит: – Я видел, в лесу живут два змея, ну и у них большой-большой железный дом, и у них есть стадо коров, стадо овец, табун лошадей. Попытаемся, не сможем ли как-нибудь у них дом захватить, туда и приведем [невесту]. Пошли жениться. Когда к царю придем, – а надо через реки переходить, – то скажем царю, что одежда упала в реку. А парень и говорит: – А как же я эти реки перейду? – А я тебя на спине перенесу через эти реки. Приходит к царю. Царь и смотрит, что этот парень в лохмотьях и грязный, и спрашивает у медведя: – Кто это у тебя? – Это, – ответил медведь, – сын Ивана-короля.^ Когда через реку переходили, у него вся одежда упала в реку. Царь дал хорошую одежду, одел его, и стали свадьбу справлять. Свадьбу справили и засобирались ехать домой. Царь говорит: – Надо мне теперь поехать ваши земли смотреть. Медведь его приглашает: – Поедем, поедем. И отправились; едут, едут по лесам. Медведь этот их ведет. Медведь побежал вперед, говорит: – Вы идите тихонько, а я вас там подожду! Сам пошел к стаду тех змеев. И говорит медведь пастуху: – Я тебя съем, если не скажешь, что эта усадьба сына Ивана-короля. Если не скажешь, то я тебя съем. – Скажу, только не ешь, – говорит пастух. И приходят тут царь [и остальные], а медведь недалеко от пастуха лежит. Царь подошел и говорит: – Чье стадо ты пасешь? Пастух говорит: – Стадо Ивана-короля. И поехали дальше. Медведь побежал, они следом идут. Это был табун лошадей, а дальше будет стадо коров. Медведь приходит и roвopит пастуху: – Если не послушаешься меня, то я тебя съем. Говорит [пастух]: – Только не ешь, так скажу. Приходят опять царь и свадебные гости, и опять царь спрашивает у пастуха: . – Чье стадо пасешь? Пастух говорит: – Ивана-короля. Опять идут дальше. Встречается стадо овец. Медведь и говорит пастуху: – Когда царь проедет, то скажи, что ты пасешь стадо Ивана-короля, а если не скажешь, то я тебя съем. – Не ешь, медведушко, скажу. Приехал царь и спросил у пастуха: – Чье стадо пасешь? – Ивана-короля, – ответил пастух. Опять едут дальше. Медведь опята бежит вперед. Пришел в железный дом, а змеи дома, а у змеев стоит большой стог сена за домом. Медведь и говорит змеям: – Идите спрячьтесь скорее в стогу, вас идут убивать. Змеи быстренько пошли и спрятались в стогу. Медведь укрыл их сеном. Укрыл их и огонь сунул внутрь, где были змеи. И горят они там, извиваются – он обоих тут сжег. Приходят свадебные гости, царь приходит и говорит: – Что это за дым? Медведь говорит: – А вот большие стада придут из лесу, так от комapoв дым развели. И заходят все в избу. Сами тут варят, сами тут едят. Дом хороший. Стада пришли вечером домой. Царь доволен, что Иван-король богат. И начинает собираться обратно домой. Царь оставляет тут дочь. И они стали жить. Медведь говорит парню: – Теперь как я тебя, сын Ивана-короля, хорошо устроил, то когда я умру, позови попа меня хоронить. Он и говорит: – А-вой-вой, двух позову! Ну и медведь нарочно прикидывается: неможется ему, и умирает. Умирает он, был вечер. А сам нарочно притворился. Парень и его жена говорят: – Умер, а-вой-вой, умер! Парень говорит: – Закопаем в землю. Жена и говорит: – Ведь он велел попа привести. Муж этот говорит: – Не пойдем за попом; раз умер, то так закопаем. А жена спрашивает: – А выроем ли могилу? Говорит [муж]: – А не будем рыть, тут есть канава, туда бросим. И взяли, в рядно завернули и туда в канаву тащат. Отнесли и возвращаются домой спать. Спали сколько-то и слышат – стучатся. Идут вместе открывать и спрашивают: – Кто там? А он говорит: – Откройте, сынок, это я. Парень чуть не упал, так испугался. Пришел в избу; открыли ему, и парень говорит: – Ведь ты умер?! – Умер, сынок, а так как ты попа не привел, то меня туда и не приняли. А сам сказал, что приведешь двух. Туда без попа не принимают. Потом жили-были, и медведь умер взаправду. Тогда парень привел двух попов. Потом с попами похоронил, могилу выкопал. Потом больше не встал [медведь]. И они стали дальше с женой хорошо жить. Да и тут конец.

16 января 2024 в 17:47 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Были раньше старик и старуха. Отец и мать умерли, а сын остался. Он думает: «Зачем я буду здесь один жить, пойду куда-нибудь». Отправился, и сам не знает, куда идет. Шел; шел, Идет по лесу. Шел, шел несколько дней. Набрел на медвежью берлогу. Ну, и смотрит: заходить – не заходить, а он усталый и голодный. Зашел в берлогу – в ней пусто, лег на живот спать. И уснул без памяти, спит. Пришел медведь, нюхает, смотрит – дух иной. Заходит тихонечко в берлогу. Смотрит – а там мужик спит. Зашел внутрь, потрогал его, а он как будто без памяти. Хочет он его съесть, а потом подумал: «Постой, разбужу, кто он такой»? Разбудил его, а парень остолбенел, испугался. Говорит медведь: – А давай-ка со мной жить. Будешь ли братом или будешь сыном? – Буду сыном, – говорит паренек. Ну, и стали жить, Ходят в лес за дичью и за всем, что только смогут поймать. Медведь что достанет, так и съест сырым и без соли, а паренек – тот все голодный, он не может есть невареное. И говорит: – Мне очень голодно, не могу есть невареное, если бы попробовать варить. Он, этот медведь, говорит: – А как это варят? – не знает, как и варят. Говорит [парень]: – Варят так: если бы был котелок, да соль, да спички, тогда все было бы вкуснее. Парень говорит: – Постой-ка, я схожу в деревню, принесу котел и соли, и сварим, тогда лучше будет. И пошел в деревню за котлом. Принес соль, котел. Варит мясо. Стали есть, медведь и говорит: – И правда, так лучше. Живут тут, целыми днями бродят, устают. Вечером, когда приходят, лень варить, медведь тот хоть так бы съел, а паренек не может. Медведь и говорит: – А что, если бы тебе пожениться? Давай-ка пойдем свататься к дочери иноземного царя. Парень этот и говорит: – А если царь спросит, ты чей? Он [медведь] и говорит: – Скажем так, что ты сын Ивана-короля, я пойду вперед схожу. И идет, поди знай куда, по лесам. Пришел к царю и говорит: – Не выдашь ли ты дочь за [сына] Ивана-короля замуж? Царь и спрашивает: – Откуда ты и кто жених? Он говорит: – Я другой страны царь и сын Иван – жених. Ну, царь и согласился выдать дочь. Медведь говорит: – Я пойду схожу за женихом, приготавливайтесь. Идет, идет медведь и приходит домой к тому парню. Пришел домой и говорит парню: – Жена есть. Парень в лохмотьях, грязный, прямо страсть – ведь в берлоге живет. И говорит: – Что же мы скажем: я вон в какой плохой одежде, и нет у нас никакого добра. А медведь ему и говорит: – Я видел, в лесу живут два змея, ну и у них большой-большой железный дом, и у них есть стадо коров, стадо овец, табун лошадей. Попытаемся, не сможем ли как-нибудь у них дом захватить, туда и приведем [невесту]. Пошли жениться. Когда к царю придем, – а надо через реки переходить, – то скажем царю, что одежда упала в реку. А парень и говорит: – А как же я эти реки перейду? – А я тебя на спине перенесу через эти реки. Приходит к царю. Царь и смотрит, что этот парень в лохмотьях и грязный, и спрашивает у медведя: – Кто это у тебя? – Это, – ответил медведь, – сын Ивана-короля.^ Когда через реку переходили, у него вся одежда упала в реку. Царь дал хорошую одежду, одел его, и стали свадьбу справлять. Свадьбу справили и засобирались ехать домой. Царь говорит: – Надо мне теперь поехать ваши земли смотреть. Медведь его приглашает: – Поедем, поедем. И отправились; едут, едут по лесам. Медведь этот их ведет. Медведь побежал вперед, говорит: – Вы идите тихонько, а я вас там подожду! Сам пошел к стаду тех змеев. И говорит медведь пастуху: – Я тебя съем, если не скажешь, что эта усадьба сына Ивана-короля. Если не скажешь, то я тебя съем. – Скажу, только не ешь, – говорит пастух. И приходят тут царь [и остальные], а медведь недалеко от пастуха лежит. Царь подошел и говорит: – Чье стадо ты пасешь? Пастух говорит: – Стадо Ивана-короля. И поехали дальше. Медведь побежал, они следом идут. Это был табун лошадей, а дальше будет стадо коров. Медведь приходит и roвopит пастуху: – Если не послушаешься меня, то я тебя съем. Говорит [пастух]: – Только не ешь, так скажу. Приходят опять царь и свадебные гости, и опять царь спрашивает у пастуха: . – Чье стадо пасешь? Пастух говорит: – Ивана-короля. Опять идут дальше. Встречается стадо овец. Медведь и говорит пастуху: – Когда царь проедет, то скажи, что ты пасешь стадо Ивана-короля, а если не скажешь, то я тебя съем. – Не ешь, медведушко, скажу. Приехал царь и спросил у пастуха: – Чье стадо пасешь? – Ивана-короля, – ответил пастух. Опять едут дальше. Медведь опята бежит вперед. Пришел в железный дом, а змеи дома, а у змеев стоит большой стог сена за домом. Медведь и говорит змеям: – Идите спрячьтесь скорее в стогу, вас идут убивать. Змеи быстренько пошли и спрятались в стогу. Медведь укрыл их сеном. Укрыл их и огонь сунул внутрь, где были змеи. И горят они там, извиваются – он обоих тут сжег. Приходят свадебные гости, царь приходит и говорит: – Что это за дым? Медведь говорит: – А вот большие стада придут из лесу, так от комapoв дым развели. И заходят все в избу. Сами тут варят, сами тут едят. Дом хороший. Стада пришли вечером домой. Царь доволен, что Иван-король богат. И начинает собираться обратно домой. Царь оставляет тут дочь. И они стали жить. Медведь говорит парню: – Теперь как я тебя, сын Ивана-короля, хорошо устроил, то когда я умру, позови попа меня хоронить. Он и говорит: – А-вой-вой, двух позову! Ну и медведь нарочно прикидывается: неможется ему, и умирает. Умирает он, был вечер. А сам нарочно притворился. Парень и его жена говорят: – Умер, а-вой-вой, умер! Парень говорит: – Закопаем в землю. Жена и говорит: – Ведь он велел попа привести. Муж этот говорит: – Не пойдем за попом; раз умер, то так закопаем. А жена спрашивает: – А выроем ли могилу? Говорит [муж]: – А не будем рыть, тут есть канава, туда бросим. И взяли, в рядно завернули и туда в канаву тащат. Отнесли и возвращаются домой спать. Спали сколько-то и слышат – стучатся. Идут вместе открывать и спрашивают: – Кто там? А он говорит: – Откройте, сынок, это я. Парень чуть не упал, так испугался. Пришел в избу; открыли ему, и парень говорит: – Ведь ты умер?! – Умер, сынок, а так как ты попа не привел, то меня туда и не приняли. А сам сказал, что приведешь двух. Туда без попа не принимают. Потом жили-были, и медведь умер взаправду. Тогда парень привел двух попов. Потом с попами похоронил, могилу выкопал. Потом больше не встал [медведь]. И они стали дальше с женой хорошо жить. Да и тут конец.

16 января 2024 в 17:46 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Были раньше старик и старуха. Отец и мать умерли, а сын остался. Он думает: «Зачем я буду здесь один жить, пойду куда-нибудь». Отправился, и сам не знает, куда идет. Шел; шел, Идет по лесу. Шел, шел несколько дней. Набрел на медвежью берлогу. Ну, и смотрит: заходить – не заходить, а он усталый и голодный. Зашел в берлогу – в ней пусто, лег на живот спать. И уснул без памяти, спит. Пришел медведь, нюхает, смотрит – дух иной. Заходит тихонечко в берлогу. Смотрит – а там мужик спит. Зашел внутрь, потрогал его, а он как будто без памяти. Хочет он его съесть, а потом подумал: «Постой, разбужу, кто он такой»? Разбудил его, а парень остолбенел, испугался. Говорит медведь: – А давай-ка со мной жить. Будешь ли братом или будешь сыном? – Буду сыном, – говорит паренек. Ну, и стали жить, Ходят в лес за дичью и за всем, что только смогут поймать. Медведь что достанет, так и съест сырым и без соли, а паренек – тот все голодный, он не может есть невареное. И говорит: – Мне очень голодно, не могу есть невареное, если бы попробовать варить. Он, этот медведь, говорит: – А как это варят? – не знает, как и варят. Говорит [парень]: – Варят так: если бы был котелок, да соль, да спички, тогда все было бы вкуснее. Парень говорит: – Постой-ка, я схожу в деревню, принесу котел и соли, и сварим, тогда лучше будет. И пошел в деревню за котлом. Принес соль, котел. Варит мясо. Стали есть, медведь и говорит: – И правда, так лучше. Живут тут, целыми днями бродят, устают. Вечером, когда приходят, лень варить, медведь тот хоть так бы съел, а паренек не может:. Медведь и говорит: – А что, если бы тебе пожениться? Давай-ка пойдем свататься к дочери иноземного царя. Парень этот и говорит: – А если царь спросит, ты чей? Он [медведь] и говорит: – Скажем так, что ты сын Ивана-короля, я пойду вперед схожу. И идет, поди знай куда, по лесам. Пришел к царю и говорит: – Не выдашь ли ты дочь за [сына] Ивана-короля замуж? Царь и спрашивает: – Откуда ты и кто жених? Он говорит: – Я другой страны царь и сын Иван – жених. Ну, царь и согласился выдать дочь. Медведь говорит: – Я пойду схожу за женихом, приготавливайтесь. Идет, идет медведь и приходит домой к тому парню. Пришел домой и говорит парню: – Жена есть. Парень в лохмотьях, грязный, прямо страсть – ведь в берлоге живет. И говорит: – Что же мы скажем: я вон в какой плохой одежде, и нет у нас никакого добра. А медведь ему и говорит: – Я видел, в лесу живут два змея, ну и у них большой-большой железный дом, и у них есть стадо коров, стадо овец, табун лошадей. Попытаемся, не сможем ли как-нибудь у них дом захватить, туда и приведем [невесту]. Пошли жениться. Когда к царю придем, – а надо через реки переходить, – то скажем царю, что одежда упала в реку. А парень и говорит: – А как же я эти реки перейду? – А я тебя на спине перенесу через эти реки. Приходит к царю. Царь и смотрит, что этот парень в лохмотьях и грязный, и спрашивает у медведя: – Кто это у тебя? – Это, – ответил медведь, – сын Ивана-короля. Когда через реку переходили, у него вся одежда упала в реку. Царь дал хорошую одежду, одел его, и стали свадьбу справлять. Свадьбу справили и засобирались ехать домой. Царь говорит: – Надо мне теперь поехать ваши земли смотреть. Медведь его приглашает: – Поедем, поедем. И отправились; едут, едут по лесам. Медведь этот их ведет. Медведь побежал вперед, говорит: – Вы идите тихонько, а я вас там подожду! Сам пошел к стаду тех змеев. И говорит медведь пастуху: – Я тебя съем, если не скажешь, что эта усадьба сына Ивана-короля. Если не скажешь, то я тебя съем. – Скажу, только не ешь, – говорит пастух. И приходят тут царь [и остальные], а медведь недалеко от пастуха лежит. Царь подошел и говорит: – Чье стадо ты пасешь? Пастух говорит: – Стадо Ивана-короля. И поехали дальше. Медведь побежал, они следом идут. Это был табун лошадей, а дальше будет стадо коров. Медведь приходит и roвopит пастуху: – Если не послушаешься меня, то я тебя съем. Говорит [пастух]: – Только не ешь, так скажу. Приходят опять царь и свадебные гости, и опять царь спрашивает у пастуха: . – Чье стадо пасешь? Пастух говорит: – Ивана-короля. Опять идут дальше. Встречается стадо овец. Медведь и говорит пастуху: – Когда царь проедет, то скажи, что ты пасешь стадо Ивана-короля, а если не скажешь, то я тебя съем. – Не ешь, медведушко, скажу. Приехал царь и спросил у пастуха: – Чье стадо пасешь? – Ивана-короля, – ответил пастух. Опять едут дальше. Медведь опята бежит вперед. Пришел в железный дом, а змеи дома, а у змеев стоит большой стог сена за домом. Медведь и говорит змеям: – Идите спрячьтесь скорее в стогу, вас идут убивать. Змеи быстренько пошли и спрятались в стогу. Медведь укрыл их сеном. Укрыл их и огонь сунул внутрь, где были змеи. И горят они там, извиваются – он обоих тут сжег. Приходят свадебные гости, царь приходит и говорит: – Что это за дым? Медведь говорит: – А вот большие стада придут из лесу, так от комapoв дым развели. И заходят все в избу. Сами тут варят, сами тут едят. Дом хороший. Стада пришли вечером домой. Царь доволен, что Иван-король богат. И начинает собираться обратно домой. Царь оставляет тут дочь. И они стали жить. Медведь говорит парню: – Теперь как я тебя, сын Ивана-короля, хорошо устроил, то когда я умру, позови попа меня хоронить. Он и говорит: – А-вой-вой, двух позову! Ну и медведь нарочно прикидывается: неможется ему, и умирает. Умирает он, был вечер. А сам нарочно притворился. Парень и его жена говорят: – Умер, а-вой-вой, умер! Парень говорит: – Закопаем в землю. Жена и говорит: – Ведь он велел попа привести. Муж этот говорит: – Не пойдем за попом; раз умер, то так закопаем. А жена спрашивает: – А выроем ли могилу? Говорит [муж]: – А не будем рыть, тут есть канава, туда бросим. И взяли, в рядно завернули и туда в канаву тащат. Отнесли и возвращаются домой спать. Спали сколько-то и слышат – стучатся. Идут вместе открывать и спрашивают: – Кто там? А он говорит: – Откройте, сынок, это я. Парень чуть не упал, так испугался. Пришел в избу; открыли ему, и парень говорит: – Ведь ты умер?! – Умер, сынок, а так как ты попа не привел, то меня туда и не приняли. А сам сказал, что приведешь двух. Туда без попа не принимают. Потом жили-были, и медведь умер взаправду. Тогда парень привел двух попов. Потом с попами похоронил, могилу выкопал. Потом больше не встал [медведь]. И они стали дальше с женой хорошо жить. Да и тут конец.

16 января 2024 в 16:38 Нина Шибанова

• создал(а) текст
• создал(а) перевод текста
• создал(а) текст: Оli ennen ukko da akka. Taatto da maamo kuollah, a poiga se diäy. Hiän duumaiččou: «Midäbö mie rubien yksin elämäh, lähen pois hot’ kunne». Läksi, ni iče ei tiijä kunne mänöy. Matkai, matkai. Matkaau meččyä myöten. Mäni, mäni monie päivie. Aigaudu kondien pezäh – berlogah. No i kaččou – männä ei männä, a hiän on vaibunun, nällästyn. Mäni pezäh, se on tyhjä, vieri maata marallah. I bespaameti uinoi maata, magaau. Tuli kondie, nuuhtelou, kaččou, on duuhu inoi. Mänöy hillakazih sihi omah pezäh. Kaččou – ka mužikka sielä magaau. Mäni siämeh, liikuttau händä, a hiän on bespaameti. Duumaiččou händä syvvä, a taas duumaiččou: «Vuota nossan, ken hiän on». Nossatti hänen, gai se poiga töllisty, pöllästy. Sanou kondie: – Nukka miun kera elämäh, rubietko veikoksi vai rubiet pojaksi? – Rubien pojaksi, – sanou brihačču. No i ruvettih elämäh, kävelläh mečissä linnun saamizeh, midä vain voijah saaha. Kondie kuin saau dai syöy keittämätöndä dai suolatta, a brihačču se yhtä on nälässä, hiän ei voi syvvä keittämätöndä. I sanou: – Kuin miula on ylen nälgä, en voi syvvä keittämätöndä, kuin olis keittyä. Hiän, se kondie sanou: – Kuin se keitetäh? – Ei ni tiijä kuin keitetäh. Sanou: – Keitetäh – kuin olis kattilaine da suolaa da spičkat, silloin olis parembi syvvä. Poiga sanou: – Vuota vain, mie käyn kyläh, tuon kattilan da suolaa, da keitämmä, sidä tulou parembi. I läksi kylästä kattilaa käymäh. Toi suolat, kattilat. Keittäy lihaa. Ruvettih syömäh, dai kondie sanou: – Parembi näin i on. Siinä eletah, päivät kävelläh, vaibutah. Illalla kuin tullah, ni laizus on keittyä, kondie se not’ niin söis, ni brihačču ei voi. Kondie i sanou: – Olisko, siula naija? Nukka vain lähemmä ulgomaan čaarin luoksi kozzomah tyttyö. Se poiga i sanou: – A kuin čaari kyžyy, kenenbo olet? Hiän i sanou: – Sanomma niin, d’otta olet Ivan kuningahan poiga, mie lähen käyn iellä. I lähtöy mäne tijä kunne meččie myöten. Mäni čaarin luoksi i sanou: – Etkö sie anna tytärdä Ivan kuningahalla miehellä? Čaari i kyzy: – Ka kusta olet sie i ken on naitettava? Hiän sanou: – Olen ulgomaasta čaari i Iivan-poiga on naitettava. No i čaari soglasiudu andamah tytärdä. Kondie sanou: – Mie lähen ženihän käyn, varuštaukkua. Matkaau, matkaau kondie i tulou kodih sen pojan luoksi. Tuli kodih, ka i sanou pojalla: – Akka on saadu. Poiga se on rivussa, lijassa kai sraasti, no sielä berlogassa ollessa. I sanou: – Kuinbo, kuin mie olen pahassa vaatteissa, midäbö myö sanomma, da ei ole meilä ni midä elosta. A kondie hänellä i sanou: – Mie näin, mečässä eletäh kaksi zmejaa, no i heilä on suuri, suuri raudani kodi i heilä on lehmäkarja, lammaskarja, hevoiskarja. Kuottelemma, emmägö millä voi heildä kodie saaha, sihi i tuomma. Läkkä naimah. Kuin čaarin luo mänemmä, ni pidäy d’ogiloista poikki, ni sanomma čaarilla, d’otta vaattiet kirbottih d’ogeh. A poiga i sanou: – A milläbö mie pääzen niistä d’ogiloista poikki? – A mie siun selässä vien d’ogiloista poikki. Männäh čaarin luoksi. Čaari i kaččou, kuin se poiga on lijassa da revussa, i kyzyy kondielda: – Kembä siula tämä on? – Se on, – vastazi kondie, – Iivan-kuningahan poiga, d’ovesta poikki kuin läksimä, ni hänellä kaikki vaattiet mändih d’ogeh. Čaari ando hyvät vaattiet, šuoritti, da i ruvettih svaad’baa pidämäh. Svaad’ba piettih i lähtemäh ruvetah kodih. Čaari sanou: – Pidäy lähtie miula nyt tiän mailla kaččomah. Kondie händä priglasiu: – Läkkä, läkkä. I lähettih, matatah, matatah meččie myöte. Se kondie heidä vedäy. Kondie d’uoksomah läksi iellä, sanou: – Työ tulgua hil’l’akkazin, a mie teidä vuotan sielä! Iče mäni niien zmejojen karjan luo. I sanou kondie paimenella: – Mie siun syön, kuin et sanone, d’otta tämä on Iivan-kuningahan pojan ussad’ba. Kuin et sanone, ni mie siun syön. – Elä vain syö, – sanou paimen. I tullah sihi čaari, a kondie lähikäzellä siinä viruu paimenesta. Čaari tuli sihi i sanou: – Kenen sie karjaa paimennat? Paimen sanou: – Iivan-kuningahan karjaa. Dai lähettih ielläh. Kondie läksi d’uoksemah, hyö dälgeh. Se oli heboiskarja, a toine tulou lehmäkarja. Kondie mänöy dai sanou paimenella: – Kuin et kuunnelle milma, ni mie siun syön. Sanou: – Elä vain syö, ni sanon. Tullah taas čaari svaad’ban keralla, taas čaari i kyzyy paimenelda: – Kenen karjaa paimennat? Paimen sanou: – Iivan-kuningahan. Taas mennäh ielläh. Tulou lammaskarja vastah. Kondie i sanou paimenella: – Sano, kuin čaari tulou, ni d’otta sie Iivan-kuningahan karjaa paimennat, a kuin et sanone, ni mie siun syön. – Elä syö, kondiezen, sanon. Tuli čaari dai kyzy paimenelda: – Kenen karjaa paimennat? – Iivan-kuningahan, – vastazi paimen. Taas ajetah ielläh. Kondie taas d’uoksou ielläh. Mäni raudazeh kodih, ka zmejät ollah koissa, a zmejoilla on suuri saabra perässä. Kondie i sanou zmeillä: – Mengiä teräväzeh saabrah, tullah teidä tappamah. Zmejät teräväzeh mändih dai peitävyttih saabrah. Kondie katto hiät heinillä. Katto hiät da tulen keskeh niillä zmeillä. Dai paletah sielä, telmetäh, hiän molemmat sihi poltti. Tulou svaad’ba, čaari tulou i sanou: – Midäbö on savuo? Kondie sanou: – Ka suuret karjat mečästä tullah, ni čakkoja vassatessa on laaittu. Da pertih männäh sihi kaikki. Iče siinä keitetäh, iče siinä d’uotetah. Kodi hyvä. Karjat tuldih illalla kodih. Čaari hyvällä mielin, d’otta Iivan-kuningas on bohatta. I rubei lähtemäh pois. Čaari dättäy sihi tyttären. I hyö elämäh ruvettih. Kondie sanou pojalla: – Nyt kuin mie siun, Iivan-kuningahan poiga, saatoin siun hyvin elämäh, ni kuin mie kuolen, ni štobi̮ pappi tuo milma maaha pannessa. Hiän ni sanou: – A-voi-voi, kaksi tuon! No i kondie narošne heittäydyy: ei voi, dai kuolou. Kuolou senin, on ilda. A iče narošne heittäydy. Poiga da akka sanotah. – Kuoli, a-voi-voi, kuoli! Poiga sanou: – Viemmä poiges maaha. Akka i sanou: – Vet hiän käski papin tuuvva. Ukko se sanou: – A emmä d’o lähe tuomah, kuin kuoli, ni viemmä! A akka kyzyy: – A kaivammago i hauvvan? Sanou: – Emmä d’o kaiva, sinä on kanava, sihi lykkiämmä. I otettih hurstih kiäritäh i kanavah sihi ribautetah. Viedih dai tullah kodih maata. Kodvani maattih dai kuullah – kolistau. Molemmat männäh avuamah dai kyzytäh: – Ken on? Ka hän sanou: – Avakkaa, poigane, mie olen. Poiga vähäistä ei langie, niin pöllästy. Tuli pertih – avattih, kai poiga sanou: – Vet sie kuolit?! – Kuolin, poigane, ka kuin et tuonnun pappie, ka milma sinne ei ni otettu, a iče sanoit, d’otta tuot kaksi. Sinne papitta ei oteta. Siidä elettih, oldih, dai kondie kuoli tovestah. Siidä poiga toi kaksi pappie. Siidä pappilojen kera maaha pani, haudah kaivo. Siidä enämbi ei nossun. Da hyö ruvettih elämäh hyvin naizen keralla ielläh. Da sihi i loppu.