Тексты

Вернуться к просмотру | Вернуться к списку

Kuldaine prihä

История изменений

26 декабря 2020 в 22:06 Nataly Krizhanovsky

• изменил(а) текст перевода
  Жили-были старик со старухой. Было у них три дочери. Эти дочери ходили по вечерам в баню [лен] чесать. Иван-царевич слушает в предбаннике, о чем они говорят. Самая старшая сестра говорит: - Если бы Иван-царевич взял меня замуж, то я бы из одного волокна соткала бы три разных платья. Средняя сестра говорит: - Если бы меня взял Иван-царевич замуж, то я бы из одного теста испекла бы три разных хлеба. Третья говорит: - А если бы меня взял замуж Иван-царевич, то я бы сразу родила бы трех богатырей&: один волосок золотой, другой – серебряный. Иван-царевич женился, взял в жены младшую дочь. Жена забеременела. Родила она трех сыновей: один волосок золотой, другой – серебряный. Родила она и велела Ивану-царевичу: – Иван-царевич, иди искать повитуху, только не бери бабу-ягу. Иван-царевич пошел по дороге, идет ему навстречу баба-яга, говорит: – Здравствуй, Иван-царевич! Далеко ли ты идешь, Иван-царевич? – Иду повитуху искать. – Возьми меня. – Бабу-ягу не велела брать. Она опять говорит: – Иди хоть сколько, а у нас все бабы-яги. Баба-яга – лесом, а Иван-царевич – по дороге. Она опять идет навстречу Ивану-царевичу. И взял он эту бабу-ягу повитухой. Пришли они, истопили детям баню. А у бабы-яги принесено три щенка. Взяла баба-яга троих детей в баню. Помыла их и отправила в чисто поле, на зеленую дубраву этих богатырей. Пришла баба-яга из бани, говорит Ивану-царевичу: – Твоя жена родила не трех богатырей, а трех щенят. Иван-царевич говорит: – Первая вина пусть будет прощена. Жена все равно снова забеременела, все равно родила трех богатырей: волосок золотой, другой – серебряный. Родила и опять велела Ивану-царевичу: – Иван-царевич, иди искать повитуху, не бери бабу-ягу. Опять пошел Иван-царевич искать повитуху. Идет по дороге, навстречу ему баба-яга, говорит: – Здравствуй, Иван-царевич! Далеко ли идешь, Иван-царевич? – Иду повитуху искать. – Возьми меня. – Бабу-ягу не велела брать, – он говорит. Она опять говорит: – Иди хоть сколько, у нас все бабы-яги. Баба-яга лесом пошла, а Иван-царевич – по дороге. Опять идет навстречу Ивану-царевичу. Взял он ее повитухой. Она опять отнесла детей в баню. Опять спрятала этих детей. А жена-то отдала в баню только двоих детей, а третьего положила под правую грудь. Пришла баба-яга из бани и говорит Ивану-царевичу: – Смотри, говоришь, трех богатырей родила, а это щенки. Этот Иван-царевич сделал бочку, железные обручи, посадил эту жену в бочку и бросил их в Онего. Иван-царевич женился, взял в жены дочь бабы-яги. Стали они жить. А пока бочка там качалась, качалась, мальчик вырос в большого парня. – Ой, мамушка, я выпрямлю ножки! – Не надо, дорогой, мы на глубоком месте. Стали подходить к берегу, услыхали: уже земля зашуршала. Их к берегу прибило. Мальчик ноги выпрямил, и бочка разломилась. Мать и сын вышли оттуда. Парень большой, хороший, волосок золотой, другой – серебряный. Мать говорит: – Сын, как мы будем тут жить? Сын говорит: – Мама, ложись спать, не беспокойся. Проспали ночь. Проснулись утром, а тут уже и дом очень хороший выстроился. – Теперь, – говорит, – нам очень хорошо жить, был бы только у нас твой отец... Пошел этот парень, стукнул по камушку, и пришли к ним все молодцы, братья его, и отец. Поздоровались они и стали тут жить.

23 октября 2017 в 16:22 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Ende oli ukk da akk. Koume tütärt oli. Nene tütred hard'amaha käutaze ehtkįiččel koumen kesken kil'betihe. Nece Ivan-carevič kundlob perteses, mida hö pagištaze. Kaikiš vanhamb sizar sanub: – Mindei otaiž Ivan-carevič mehele, ka mina tegižin ühtes kuidužes koumeuččed sobad. Keskmäine sizar sanub: – A mindei otaiž Ivan-carevič mehele, mina ühtes taignas koumeuččed leibad paštaižin. Koumanz’ sanub: – A mindei otaiž Ivan-carevič mehele, ka ühtes kohtus koume bohatįrid rodižin: tukaine kuldaine, toine hobedaine oliž. Nece Ivan-carevič nai, necen noremban tütren ot't’. Nece murz'ain kohtištį. Rodi koume poigad: tukaine kuldaine, toine hobedaine. Rodihe ka käs’k Ivan-carevičale: – Ivan-carevič, mä babeid ecmaha, ala ota d'agi-babad babaks. Nece Ivan-carevič läks’ dorogad möto, astub, ka d'agi-babb vastha tulob, sanub: – Zdrasvui, Ivan-carevič! Edahaksįk mäd, Ivan-carevič, - babei-se küzub. – Män babeid ecmaha. – Ota mindei. – D'agi-babeid ei lasknu otta, hän sanub. Hän möst sanub: - Mäne hot’ mii, ka mijal kaik d'agi-babad. Nece d'agi-babb orgeiči, a Ivan-carevič dorogeiči. Möst vastha tulob Ivan-carevičale. I o'tt’ babaks necen d'agi-baban. Tuld'he, kil'bet’ lämbitet'he lapsile. Nece babei tonu koume koirkužud. Nece d'agi-babb ot't’ kil'betihe koume last. Hän siga pezet’ nenid lapsid, da i päst’ lagedaha pöudho, vihändaha normhe nenid bohatįrid. Nece babei tuli kil'betišpei, sanub Ivan-carevičile: – Eilä silei akaiž rod’nu bohatįrid, a om koume koirkužud rod’nu. Nece Ivan-carevič sanub: – Ezmäine viga oukha prost’tud. Nece vs'o ravno möst murz'ain kohtištį, vs'o ravno möst rodi koume bohatįrid: tukaine kuldaine, toine hobedaine. Rodihe ka käs’k Ivan-carevičale: – Ivan-carevič, mä babeid ecmaha, ala ota d'agi-babad babaks. Möst läks’ Ivan-carevič babeid ecmaha. Ka tulob d'agi-babb vastha, sanub: – Zdrasvui, Ivan-carevič! Edahaksįk sina mäd, Ivan-carevič? – Män babeid ecmaha. – Ota mindei. – D'agi-babad ei lasknu otta, hän sanub. Hän möst sanub: – Mäne hot’ mii, ka mijal oma kaik d'agi-babad. Nece d'agi-babb orgeiči, a Ivan-carevič dorogeiči. Möst vastha tulob Ivan-carevičale. Uk-se necen baban möst ot't’ babaks. Hän möst vönu lapsid kül'betihe. Siga babei möst päst’ lapsid nenid. Murz'ain nece kaks’ last andei kül'betihe, a ühten dät't’ oiktan nižan alle. D'agi-babb nece tuli kül'betišpei, Ivan-carevič sanub: – Kacu, sanub, koume bohatįrid om rodnu, a kacu, koirkužud oma. Nece Ivan-carevič tegeteit’ bučun, roudaižed vandhed, necen murz'aimen pani sinna bučhu i päst’ Änižehe heid. Nece Ivan-carevič nai, ot't’ d'agi-baban tütren mehele. Eläškat'he hö... Nece bučč siga kačaihe, kačaihe, siga d'o nece prihä kazvei suureks. – Oi, mamuško, d'ougaižed oigendan! – Ala, nadi, oigenda, süväs sijas olem... Randha tuliškathe d'o, kuulišt’, kirskaht’ d'o ma. Kačai d'o hiid randha. Nece prihäine d'ougad oigenz', nece bučč i hougen’. Ned sigapei i lähttihe, mamm da poig. Prihä suur’, hivä, tukaine kuldaine, toine hobedaine. Mamm sanub: – Poig, kut mö naku eläškandem? Poig sanub: – Mama, vere magatta, ala holdu. Magatihe ö. Homesel lübutihe, ka i pert’ d'o tehnuze sihe lujas hivä. – Nügut, sanub, – meile eläda-se om lujas hivä, bateiž nügut vaise meil oliž... Nügut nece prihä mäni, kivudehe painį, i nene kaik molodcad sihe tuld'he, velled hänen dai bat't’. Hö kaik zdorovkaihe, eläškathe siid.

23 октября 2017 в 16:21 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Ende oli ukk da akk. Koume tütärt oli. Nene tütred hard'amaha käutaze ehtkįiččel koumen kesken kil'betihe. Nece Ivan-carevič kundlob perteses, mida hö pagištaze. Kaikiš vanhamb sizar sanub: – Mindei otaiž Ivan-carevič mehele, ka mina tegižin ühtes kuidužes koumeuččed sobad. Keskmäine sizar sanub: – A mindei otaiž Ivan-carevič mehele, mina ühtes taignas koumeuččed leibad paštaižin. Koumanz’ sanub: – A mindei otaiž Ivan-carevič mehele, ka ühtes kohtus koume bohatįrid rodižin: tukaine kuldaine, toine hobedaine oliž. Nece Ivan-carevič nai, necen noremban tütren ot't’. Nece murz'ain kohtištį. Rodi koume poigad: tukaine kuldaine, toine hobedaine. Rodihe ka käs’k Ivan-carevičale: – Ivan-carevič, mä babeid ecmaha, ala ota d'agi-babad babaks. Nece Ivan-carevič läks’ dorogad möto, astub, ka d'agi-babb vastha tulob, sanub: – Zdrasvui, Ivan-carevič! Edahaksįk mäd, Ivan-carevič, - babei-se küzub. – Män babeid ecmaha. – Ota mindei. – D'agi-babeid ei lasknu otta, hän sanub. Hän möst sanub: - Mäne hot’ mii, ka mijal kaik d'agi-babad. Nece d'agi-babb orgeiči, a Ivan-carevič dorogeiči. Möst vastha tulob Ivan-carevičale. I o'tt’ babaks necen d'agi-baban. Tuld'he, kil'bet’ lämbitet'he lapsile. Nece babei tonu koume koirkužud. Nece d'agi-babb ot't’ kil'betihe koume last. Hän siga pezet’ nenid lapsid, da i päst’ lagedaha pöudho, vihändaha normhe nenid bohatįrid. Nece babei tuli kil'betišpei, sanub Ivan-carevičile: – Eilä silei akaiž rod’nu bohatįrid, a om koume koirkužud rod’nu. Nece Ivan-carevič sanub: – Ezmäine viga oukha prost’tud. Nece vs'o ravno möst murz'ain kohtištį, vs'o ravno möst rodi koume bohatįrid: tukaine kuldaine, toine hobedaine. Rodihe ka käs’k Ivan-carevičale: – Ivan-carevič, mä babeid ecmaha, ala ota d'agi-babad babaks. Möst läks’ Ivan-carevič babeid ecmaha. Ka tulob d'agi-babb vastha, sanub: – Zdrasvui, Ivan-carevič! Edahaksįk sina mäd, Ivan-carevič? – Män babeid ecmaha. – Ota mindei. – D'agi-babad ei lasknu otta, hän sanub. Hän möst sanub: – Mäne hot’ mii, ka mijal oma kaik d'agi-babad. Nece d'agi-babb orgeiči, a Ivan-carevič dorogeiči. Möst vastha tulob Ivan-carevičale. Uk-se necen baban möst ot't’ babaks. Hän möst vönu lapsid kül'betihe. Siga babei möst päst’ lapsid nenid. Murz'ain nece kaks’ last andei kül'betihe, a ühten dät't’ oiktan nižan alle. D'agi-babb nece tuli kül'betišpei, Ivan-carevič sanub: – Kacu, sanub, koume bohatįrid om rodnu, a kacu, koirkužud oma. Nece Ivan-carevič tegeteit’ bučun, roudaižed vandhed, necen murz'aimen pani sinna bučhu i päst’ Änižehe heid. Nece Ivan-carevič nai, ot't’ d'agi-baban tütren mehele. Eläškat'he hö... Nece bučč siga kačaihe, kačaihe, siga d'o nece prihä kazvei suureks. – Oi, mamuško, d'ougaižed oigendan! – Ala, nadi, oigenda, süväs sijas olem... Randha tuliškathe d'o, kuulišt’, kirskaht’ d'o ma. Kačai d'o hiid randha. Nece prihäine d'ougad oigenz', nece bučč i hougen’. Ned sigapei i lähttihe, mamm da poig. Prihä suur’, hivä, tukaine kuldaine, toine hobedaine. Mamm sanub: – Poig, kut mö naku eläškandem? Poig sanub: – Mama, vere magatta, ala holdu. Magatihe ö. Homesel lübutihe, ka i pert’ d'o tehnuze sihe lujas hivä. – Nügut, sanub, – meile eläda-se om lujas hivä, bateiž nügut vaise meil oliž... Nügut nece prihä mäni, kivudehe painį, i nene kaik molodcad sihe tuld'he, velled hänen dai bat't’. Hö kaik zdorovkaihe, eläškathe siid.

23 октября 2017 в 16:21 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Ende oli ukk da akk. Koume tütärt oli. Nene tütred hard'amaha käutaze ehtkįiččel koumen kesken kil'betihe. Nece Ivan-carevič kundlob perteses, mida hö pagištaze. Kaikiš vanhamb sizar sanub: – Mindei otaiž Ivan-carevič mehele, ka mina tegižin ühtes kuidužes koumeuččed sobad. Keskmäine sizar sanub: – A mindei otaiž Ivan-carevič mehele, mina ühtes taignas koumeuččed leibad paštaižin. Koumanz’ sanub: – A mindei otaiž Ivan-carevič mehele, ka ühtes kohtus koume bohatįrid rodižin: tukaine kuldaine, toine hobedaine oliž. Nece Ivan-carevič nai, necen noremban tütren ot't’. Nece murz'ain kohtištį. Rodi koume poigad: tukaine kuldaine, toine hobedaine. Rodihe ka käs’k Ivan-carevičale: – Ivan-carevič, mä babeid ecmaha, ala ota d'agi-babad babaks. Nece Ivan-carevič läks’ dorogad möto, astub, ka d'agi-babb vastha tulob, sanub: – Zdrasvui, Ivan-carevič! Edahaksįk mäd, Ivan-carevič, - babei-se küzub. – Män babeid ecmaha. – Ota mindei. – D'agi-babeid ei lasknu otta, hän sanub. Hän möst sanub: - Mäne hot’ mii, ka mijal kaik d'agi-babad. Nece d'agi-babb orgeiči, a Ivan-carevič dorogeiči. Möst vastha tulob Ivan-carevičale. I o'tt’ babaks necen d'agi-baban. Tuld'he, kil'bet’ lämbitet'he lapsile. Nece babei tonu koume koirkužud. Nece d'agi-babb ot't’ kil'betihe koume last. Hän siga pezet’ nenid lapsid, da i päst’ lagedaha pöudho, vihändaha normhe nenid bohatįrid. Nece babei tuli kil'betišpei, sanub Ivan-carevičile: – Eilä silei akaiž rod’nu bohatįrid, a om koume koirkužud rod’nu. Nece Ivan-carevič sanub: – Ezmäine viga oukha prost’tud. Nece vs'o ravno möst murz'ain kohtištį, vs'o ravno möst rodi koume bohatįrid: tukaine kuldaine, toine hobedaine. Rodihe ka käs’k Ivan-carevičale: – Ivan-carevič, mä babeid ecmaha, ala ota d'agi-babad babaks. Möst läks’ Ivan-carevič babeid ecmaha. Ka tulob d'agi-babb vastha, sanub: – Zdrasvui, Ivan-carevič! Edahaksįk sina mäd, Ivan-carevič? – Män babeid ecmaha. – Ota mindei. – D'agi-babad ei lasknu otta, hän sanub. Hän möst sanub: – Mäne hot’ mii, ka mijal oma kaik d'agi-babad. Nece d'agi-babb orgeiči, a Ivan-carevič dorogeiči. Möst vastha tulob Ivan-carevičale. Uk-se necen baban möst ot't’ babaks. Hän möst vönu lapsid kül'betihe. Siga babei möst päst’ lapsid nenid. Murz'ain nece kaks’ last andei kül'betihe, a ühten dät't’ oiktan nižan alle. D'agi-babb nece tuli kül'betišpei, Ivan-carevič sanub: – Kacu, sanub, koume bohatįrid om rodnu, a kacu, koirkužud oma. Nece Ivan-carevič tegeteit’ bučun, roudaižed vandhed, necen murz'aimen pani sinna bučhu i päst’ Änižehe heid. Nece Ivan-carevič nai, ot't’ d'agi-baban tütren mehele. Eläškat'he hö... Nece bučč siga kačaihe, kačaihe, siga d'o nece prihä kazvei suureks. – Oi, mamuško, d'ougaižed oigendan! – Ala, nadi, oigenda, süväs sijas olem... Randha tuliškathe d'o, kuulišt’, kirskaht’ d'o ma. Kačai d'o hiid randha. Nece prihäine d'ougad oigenz', nece bučč i hougen’. Ned sigapei i lähttihe, mamm da poig. Prihä suur’, hivä, tukaine kuldaine, toine hobedaine. Mamm sanub: – Poig, kut mö naku eläškandem? Poig sanub: – Mama, vere magatta, ala holdu. Magatihe ö. Homesel lübutihe, ka i pert’ d'o tehnuze sihe lujas hivä. – Nügut, sanub, – meile eläda-se om lujas hivä, bateiž nügut vaise meil oliž... Nügut nece prihä mäni, kivudehe painį, i nene kaik molodcad sihe tuld'he, velled hänen dai bat't’. Hö kaik zdorovkaihe, eläškathe siid.

23 октября 2017 в 16:20 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Жили-были старик со старухой. Было у них три дочери. Эти дочери ходили по вечерам в баню [лен] чесать. Иван-царевич слушает в предбаннике, о чем они говорят. Самая старшая сестра говорит: - Если бы Иван-царевич взял меня замуж, то я бы из одного волокна соткала бы три разных платья. Средняя сестра говорит: - Если бы меня взял Иван-царевич замуж, то я бы из одного теста испекла бы три разных хлеба. Третья говорит: - А если бы меня взял замуж Иван-царевич, то я бы сразу родила бы трех богатырей& один волосок золотой, другой – серебряный. Иван-царевич женился, взял в жены младшую дочь. Жена забеременела. Родила она трех сыновей: один волосок золотой, другой – серебряный. Родила она и велела Ивану-царевичу: – Иван-царевич, иди искать повитуху, только не бери бабу-ягу. Иван-царевич пошел по дороге, идет ему навстречу баба-яга, говорит: – Здравствуй., Иван-царевич! Далеко ли ты идешь, Иван-царевич? – Иду повитуху искать. – Возьми меня. – Бабу-ягу не велела брать. Она опять говорит: – Иди хоть сколько, а у нас все бабы-яги. Баба-яга – лесом, а Иван-царевич – по дороге. Она опять идет навстречу Ивану-царевичу. И взял он эту бабу-ягу повитухой. Пришли они, истопили детям баню. А у бабы-яги принесено три щенка. Взяла баба-яга троих детей в баню. Помыла их и отправила в чисто поле, на зеленую дубраву этих богатырей. Пришла баба-яга из бани, говорит Ивану-царевичу: – Твоя жена родила не трех богатырей, а трех щенят. Иван-царевич говорит: – Первая вина пусть будет прощена. Жена все равно снова забеременела, все равно родила трех богатырей: волосок золотой, другой – серебряный. Родила и опять велела Ивану-царевичу: – Иван-царевич, иди искать повитуху, не бери бабу-ягу. Опять пошел Иван-царевич искать повитуху. Идет по дороге, навстречу ему баба-яга, говорит: – Здравствуй, Иван-царевич! Далеко ли идешь, Иван-царевич? – Иду повитуху искать. – Возьми меня. – Бабу-ягу не велела брать, – он говорит. Она опять говорит: – Иди хоть сколько, у нас все бабы-яги. Баба-яга лесом пошла, а Иван-царевич – по дороге. Опять идет навстречу Ивану-царевичу. Взял он ее повитухой. Она опять отнесла детей в баню. Опять спрятала этих детей. А жена-то отдала в баню только двоих детей, а третьего положила под правую грудь. Пришла баба-яга из бани и говорит Ивану-царевичу: – Смотри, говоришь, трех богатырей родила, а это щенки. Этот Иван-царевич сделал бочку, железные обручи, посадил эту жену в бочку и бросил их в Онего. Иван-царевич женился, взял в жены дочь бабы-яги. Стали они жить. А пока бочка там качалась, качалась, мальчик вырос в большого парня. – Ой, мамушка, я выпрямлю ножки! – Не надо, дорогой, мы на глубоком месте. Стали подходить к берегу, услыхали: уже земля зашуршала. Их к берегу прибило. Мальчик ноги выпрямил, и бочка разломилась. Мать и сын вышли оттуда. Парень большой, хороший, волосок золотой, другой – серебряный. Мать говорит: – Сын, как мы будем тут жить? Сын говорит: – Мама, ложись спать, не беспокойся. Проспали ночь. Проснулись утром, а тут уже и дом очень хороший выстроился. – Теперь, – говорит, – нам очень хорошо жить, был бы только у нас твой отец... Пошел этот парень, стукнул по камушку, и пришли к ним все молодцы, братья его, и отец. Поздоровались они и стали тут жить.

23 октября 2017 в 16:19 Нина Шибанова

• изменил(а) текст
  Ende oli ukk da akk. Koume tütärt oli. Nene tütred hard'amaha käutaze ehtkįiččel koumen kesken kil'betihe. Nece Ivan-carevič kundlob perteses, mida hö pagištaze. Kaikiš vanhamb sizar sanub: – Mindei otaiž Ivan-carevič mehele, ka mina tegižin ühtes kuidužes koumeuččed sobad. Keskmäine sizar sanub: – A mindei otaiž Ivan-carevič mehele, mina ühtes taignas koumeuččed leibad paštaižin. Koumanz’ sanub: – A mindei otaiž Ivan-carevič mehele, ka ühtes kohtus koume bohatįrid rodižin: tukaine kuldaine, toine hobedaine oliž. Nece Ivan-carevič nai, necen noremban tütren ot't’. Nece murz'ain kohtištį. Rodi koume poigad: tukaine kuldaine, toine hobedaine. Rodihe ka käs’k Ivan-carevičale: – Ivan-carevič, mä babeid ecmaha, ala ota d'agi-babad babaks. Nece Ivan-carevič läks’ dorogad möto, astub, ka d'agi-babb vastha tulob, sanub: – Zdrasvui, Ivan-carevič! Edahaksįk mäd, Ivan-carevič?, - babei-se küzub. – Män babeid ecmaha. – Ota mindei. – D'agi-babeid ei lasknu otta, hän sanub. Hän möst sanub: - Mäne hot’ mii, ka mijal kaik d'agi-babad. Nece d'agi-babb orgeiči, a Ivan-carevič dorogeiči, möst. Möst vastha tulob Ivan-carevičale. I o'tt’ babaks necen d'agi-baban. Tuld'he, kil'bet’ lämbitet'he lapsile. Nece babei tonu koume koirkužud. Nece d'agi-babb ot't’ kil'betihe koume last. Hän siga pezet’ nenid lapsid, da i päst’ lagedaha pöudho, vihändaha normhe nenid bohatįrid. Nece babei tuli kil'betišpei, sanub Ivan-carevičile: – Eilä silei akaiž rod’nu bohatįrid, a om koume koirkužud rod’nu. Nece Ivan-carevič sanub: – Ezmäine viga oukha prost’tud. Nece vs'o ravno möst murz'ain kohtištį, vs'o ravno möst rodi koume bohatįrid: tukaine kuldaine, toine hobedaine. Rodihe ka käs’k Ivan-carevičale: – Ivan-carevič, mä babeid ecmaha, ala ota d'agi-babad babaks. Möst läks’ Ivan-carevič babeid ecmaha, ka. Ka tulob d'agi-babb vastha. Sanub, sanub: – Zdrasvui, Ivan-carevič! Edahaksįk sina mäd, Ivan-carevič? – Män babeid ecmaha. – Ota mindei. – D'agi-babad ei lasknu otta, hän sanub. Hän möst sanub: – Mäne hot’ mii, ka mijal oma kaik d'agi-babad. Nece d'agi-babb orgeiči, a Ivan-carevič dorogeiči, möst. Möst vastha tulob Ivan-carevičale. Uk-se necen baban möst ot't’ babaks. Hän möst vönu lapsid kül'betihe. Siga babei möst päst’ lapsid nenid. Murz'ain nece kaks’ last andei kül'betihe, a ühten dät't’ oiktan nižan alle. D'agi-babb nece tuli kül'betišpei, Ivan-carevič sanub: – Kacu, sanub, koume bohatįrid om rodnu, a kacu, koirkužud oma. Nece Ivan-carevič tegeteit’ bučun, roudaižed vandhed, necen murz'aimen pani sinna bučhu i päst’ Änižehe heid. Nece Ivan-carevič nai, ot't’ d'agi-baban tütren mehele. Eläškat'he hö... Nece bučč siga kačaihe, kačaihe. Siga, siga d'o nece prihä kazvei suureks. – Oi, mamuško, d'ougaižed oigendan! – Ala, nadi, oigenda, süväs sijas olem... Randha tuliškathe d'o. Kuulišt, kuulišt’, kirskaht’ d'o ma, kačai. Kačai d'o hiid randha. Nece prihäine d'ougad oigenz', nece bučč i hougen’. Ned sigapei i lähttihe, mamm da poig. Prihä suur’, hivä, tukaine kuldaine, toine hobedaine. Mamm sanub: – Poig, kut mö naku eläškandem? Poig sanub: – Mama, vere magatta, ala holdu. Magatihe ö. Homesel lübutihe, ka i pert’ d'o tehnuze sihe lujas hivä. – Nügut, sanub, – meile eläda-se om lujas hivä, bateiž nügut vaise meil oliž... Nügut nece prihä mäni, kivudehe painį, i nene kaik molodcad sihe tuld'he, velled hänen dai bat't’. Hö kaik zdorovkaihe. Eläškathe, eläškathe siid.

23 октября 2017 в 16:19 Нина Шибанова

• изменил(а) текст перевода
  Жили-были старик со старухой. Было у них три дочери. Эти дочери ходили по вечерам в баню [лен] чесать. Иван-царевич слушает в предбаннике, о чем они говорят. Самая старшая сестра говорит: - Если бы Иван-царевич взял меня замуж, то я бы из одного волокна соткала бы три разных платья. Средняя сестра говорит: - Если бы меня взял Иван-царевич замуж, то я бы из одного теста испекла бы три разных хлеба. Третья говорит: - А если бы меня взял замуж Иван-царевич, то я бы сразу родила бы трех богатырей& один волосок золотой, другой – серебряный. Иван-царевич женился, взял в жены младшую дочь. Жена забеременела. Родила она трех сыновей: один волосок золотой, другой – серебряный. Родила она и велела Ивану-царевичу: – Иван-царевич, иди искать повитуху, только не бери бабу-ягу. Иван-царевич пошел по дороге, идет ему навстречу баба-яга, говорит: – Здравствуй. Иван-царевич! Далеко ли ты идешь, Иван-царевич? – Иду повитуху искать. – Возьми меня. – Бабу-ягу не велела брать. Она опять говорит: – Иди хоть сколько, а у нас все бабы-яги. Баба-яга – лесом, а Иван-царевич – по дороге. Она опять идет навстречу Ивану-царевичу. И взял он эту бабу-ягу повитухой. Пришли они, истопили детям баню. А у бабы-яги принесено три щенка. Взяла баба-яга троих детей в баню, помыла. Помыла их и отправила в чисто поле, на зеленую дубраву этих богатырей. Пришла баба-яга из бани, говорит Ивану-царевичу: – Твоя жена родила не трех богатырей, а трех щенят. Иван-царевич говорит: – Первая вина пусть будет прощена. Жена все равно снова забеременела, все равно родила трех богатырей: волосок золотой, другой – серебряный. Родила и опять велела Ивану-царевичу: – Иван-царевич, иди искать повитуху, не бери бабу-ягу. Опять пошел Иван-царевич искать повитуху. Идет по дороге, навстречу ему баба-яга, говорит: – Здравствуй, Иван-царевич! Далеко ли идешь, Иван-царевич? – Иду повитуху искать. – Возьми меня. – Бабу-ягу не велела брать, – он говорит. Она опять говорит: – Иди хоть сколько, у нас все бабы-яги. Баба-яга лесом пошла, а Иван-царевич – по дороге. Опять идет навстречу Ивану-царевичу. Взял он ее повитухой. Она опять отнесла детей в баню, опять. Опять спрятала этих детей. А жена-то отдала в баню только двоих детей, а третьего положила под правую грудь. Пришла баба-яга из бани и говорит Ивану-царевичу: – Смотри, говоришь, трех богатырей родила, а это щенки. Этот Иван-царевич сделал бочку, железные обручи, посадил эту жену в бочку и бросил их в Онего. Иван-царевич женился, взял в жены дочь бабы-яги. Стали они жить. А пока бочка там качалась, качалась, мальчик вырос в большого парня. – Ой, мамушка, я выпрямлю ножки! – Не надо, дорогой, мы на глубоком месте. Стали подходить к берегу, услыхали: уже земля зашуршала. Их к берегу прибило. Мальчик ноги выпрямил, и бочка разломилась. Мать и сын вышли оттуда. Парень большой, хороший, волосок золотой, другой – серебряный. Мать говорит: – Сын, как мы будем тут жить? Сын говорит: – Мама, ложись спать, не беспокойся. Проспали ночь. Проснулись утром, а тут уже и дом очень хороший выстроился. – Теперь, – говорит, – нам очень хорошо жить. Был, был бы только у нас твой отец... Пошел этот парень, стукнул по камушку, и пришли к ним все молодцы, братья его, и отец. Поздоровались они и стали тут жить.

18 октября 2016 в 19:24 Nataly Krizhanovsky

• изменил(а) текст
  Ende oli ukk da akk. Koume tütärt oli. Nene tütred hard\'amahahard'amaha käutaze ehtkįiččel koumen kesken kil\'betihekil'betihe. Nece Ivan-carevič kundlob perteses, mida hö pagištaze. Kaikiš vanhamb sizar sanub: – Mindei otaiž Ivan-carevič mehele, ka mina tegižin ühtes kuidužes koumeuččed sobad. Keskmäine sizar sanub: – A mindei otaiž Ivan-carevič mehele, mina ühtes taignas koumeuččed leibad paštaižin. Koumanz’ sanub: – A mindei otaiž Ivan-carevič mehele, ka ühtes kohtus koume bohatįrid rodižin: tukaine kuldaine, toine hobedaine oliž. Nece Ivan-carevič nai, necen noremban tütren ot\'tot't’. Nece murz\'ainmurz'ain kohtištį. Rodi koume poigad: tukaine kuldaine, toine hobedaine. Rodihe ka käs’k Ivan-carevičale: – Ivan-carevič, mä babeid ecmaha, ala ota d\'agid'agi-babad babaks. Nece Ivan-carevič läks’ dorogad möto, astub, ka d\'agid'agi-babb vastha tulob, sanub: – Zdrasvui, Ivan-carevič! Edahaksįk mäd, Ivan-carevič? babei-se küzub. – Män babeid ecmaha. – Ota mindei. – D\'agiD'agi-babeid ei lasknu otta, hän sanub. Hän möst sanub: - Mäne hot’ mii, ka mijal kaik d\'agid'agi-babad. Nece d\'agid'agi-babb orgeiči, a Ivan-carevič dorogeiči, möst vastha tulob Ivan-carevičale. I o\'tto'tt’ babaks necen d\'agid'agi-baban. Tuld\'heTuld'he, kil\'betkil'bet’ lämbitet\'helämbitet'he lapsile. Nece babei tonu koume koirkužud. Nece d\'agid'agi-babb ot\'tot't’ kil\'betihekil'betihe koume last. Hän siga pezet’ nenid lapsid, da i päst’ lagedaha pöudho, vihändaha normhe nenid bohatįrid. Nece babei tuli kil\'betišpeikil'betišpei, sanub Ivan-carevičile: – Eilä silei akaiž rod’nu bohatįrid, a om koume koirkužud rod’nu. Nece Ivan-carevič sanub: – Ezmäine viga oukha prost’tud. Nece vs\'ovs'o ravno möst murz\'ainmurz'ain kohtištį, vs\'ovs'o ravno möst rodi koume bohatįrid: tukaine kuldaine, toine hobedaine. Rodihe ka käs’k Ivan-carevičale: – Ivan-carevič, mä babeid ecmaha, ala ota d\'agid'agi-babad babaks. Möst läks’ Ivan-carevič babeid ecmaha, ka tulob d\'agid'agi-babb vastha. Sanub: – Zdrasvui, Ivan-carevič! Edahaksįk sina mäd, Ivan-carevič? – Män babeid ecmaha. – Ota mindei. – D\'agiD'agi-babad ei lasknu otta, hän sanub. Hän möst sanub: – Mäne hot’ mii, ka mijal oma kaik d\'agid'agi-babad. Nece d\'agid'agi-babb orgeiči, a Ivan-carevič dorogeiči, möst vastha tulob Ivan-carevičale. Uk-se necen baban möst ot\'tot't’ babaks. Hän möst vönu lapsid kül\'betihekül'betihe. Siga babei möst päst’ lapsid nenid. Murz\'ainMurz'ain nece kaks’ last andei kül\'betihekül'betihe, a ühten dät\'tdät't’ oiktan nižan alle. D\'agiD'agi-babb nece tuli kül\'betišpeikül'betišpei, Ivan-carevič sanub: – Kacu, sanub, koume bohatįrid om rodnu, a kacu, koirkužud oma. Nece Ivan-carevič tegeteit’ bučun, roudaižed vandhed, necen murz\'aimenmurz'aimen pani sinna bučhu i päst’ Änižehe heid. Nece Ivan-carevič nai, ot\'tot't’ d\'agid'agi-baban tütren mehele. Eläškat\'heEläškat'he hö... Nece bučč siga kačaihe, kačaihe. Siga d\'od'o nece prihä kazvei suureks. – Oi, mamuško, d\'ougaižedd'ougaižed oigendan! – Ala, nadi, oigenda, süväs sijas olem... Randha tuliškathe d\'od'o. Kuulišt’, kirskaht’ d\'od'o ma, kačai d\'od'o hiid randha. Nece prihäine d\'ougadd'ougad oigenz\', nece bučč i hougen’. Ned sigapei i lähttihe, mamm da poig. Prihä suur’, hivä, tukaine kuldaine, toine hobedaine. Mamm sanub: – Poig, kut mö naku eläškandem? Poig sanub: – Mama, vere magatta, ala holdu. Magatihe ö. Homesel lübutihe, ka i pert’ d\'od'o tehnuze sihe lujas hivä. – Nügut, sanub, – meile eläda-se om lujas hivä, bateiž nügut vaise meil oliž... Nügut nece prihä mäni, kivudehe painį, i nene kaik molodcad sihe tuld\'hetuld'he, velled hänen dai bat\'tbat't’. Hö kaik zdorovkaihe. Eläškathe siid.