Тексты

Вернуться к просмотру | Вернуться к списку

Sit' - sarnaline jogi

История изменений

30 августа 2025 в 11:27 Ирина Сотникова

• изменил(а) текст перевода
  Четырнадцать километров под проливным дождем Гусь отмахал за три часа. Первым делом он забежал к Прокатовым и чуть не до смерти напугал внезапным появлением жену Ивана, которая подумала, что с мужем что-то стряслось. Но, узнав, в чем дело, Настасья тотчас успокоилась и заставила Гуся выпить с дороги парного молока. Не меньше всполошилась неожиданным приходом сына и Дарья. — Господи! ^ Да откуда ты этакой взялся? Уж не убег ли? — Скажешь тоже!.. — обиделся Гусь. — Погода-то видишь какая! Жать-то нельзя. Вот Прокатов и отправил меня домой!.. — Дак чего стоишь-то? Гли-ко, с одежи-то целые ручье-вины текут! А Гусь смотрел на банки, миски и старый цинковый таз, расставленные на полу, и видел, как часто шлепались в них с потолка тяжелые капли. — Прохудилась крыша-то, беда как прохудилась! — вздохнула Дарья, перехватив взгляд сына. — Да и дождь-то больно мокрой!.. Пока Гусь раздевался, она нашла сухую одежду, достала с печи теплые валенки, налила в умывальник горячей воды, поставила самовар. — Боле уж работать, поди, не будешь? — Нет. Погода бы постояла, так можно бы… — Ну и слава богу! И так уж упетался… Пять дён и до школы осталося… А вчерась ведь аванец давали. Я и получать-то их не хотела: ежели ошибка какая, дак ведь потом обратно стребуют. А кассирша-то растолковала: Ивану-то Прокатову, говорит, аванец сто сорок четыре рубля, а Ваське твоему, говорит, половина его заработка идет… ^ Дак уж тут я поверила, получила… Кабы не дождь, в Камчугу ладила идти. ^ Сапоги-то купить… ^ да ботинки для школы. ^ Там, сказывают, есть долгие-то сапоги… — Сам схожу. Успеется еще! Гусь умылся, кое-как расчесал спутанные и отросшие за лето волосы и блаженно растянулся на лавке. Давно на душе у него не было такого покоя. — Чего лег-то? Поешь да и ляжешь потом. Али ты заболел? — Нет, нет, я так чуть отдохну на лавке… Витька и Сережка дома? — Дома. Вчерась Толька-то ведь чуть Сережку не устосал! — Как? — Евоный дядька, который в отпуске-то был, вчерась уезжал. ^ Пьянущий! ^ И Тольку напоил. Тот с пьяну-то на Сережку и взъелся. Подумай-ка ты, ведь с ножиком на парня кинулся!.. — Бабы розняли. Да Танька еще тут оказалась. Дак обошлось, отбили парня… Матка-то Толькина ревит: от рук, говорит, совсем отбился, ничего не слушается, деньги из дому таскать начал… — Так Сережке-то ничего, не сильно попало? — Не, не! ^ Нисколь не попало… Ты подними-ко самовар-то, дак и я с тобой чаю попью… Кажется, еще никогда так богато не был накрыт будничный стол в доме Гусевых. Дарья пододвигала сыну то одно, то другое блюдо, приговаривая: | — Булки-то с маслом поешь! А чай-то с конфетками слаще!.. К обеду-то щей наварю. Мяса полтора килограмма купила, да, вишь, не знала, что сегодня придешь. Щей-то похлебал бы с дороги да с устатку… А за окном все еще лил дождь, и в подставленную посуду, будто капель в лесу, звонко падали с потолка капли.

30 августа 2025 в 11:26 Ирина Сотникова

• изменил(а) текст
  Nel’l’toštkümne kilometrad da völ vihmvalegen al Vas’ka astui koume časud. Ezmäi hän tuli Prokatovan akannoks i pöl’gästoiti händast ičeze irdnägol: hän meletaškanzi, miše midä-se om tehnus mužikale. No tedištades, miš om azj, käski Vas’kad joda lämäd maidošt. Pöl’gästoiti Vas’kan irdnägo hänen mamdaze Darjad-ki. – Sur’ Sünduižem, kuspäi sinä mugoine? Ed-ik pagoho lähtend Ivanannopäi. – Sanud sinä! – abidihe poig. – Näged, mitte sä om. Ei sa rahnda! Naku Prokatov oigenzi-ki mindai kodihe! – Ka midä seižud? Kacu, sinuspäi vezi jogel jokseb! A Vas’ka kacui, kut lagespäi kodihe tuleb vet. – Kacu, katuz-se reigukaz om! – hengahti Darja. – Ka vihm-se mugoine kuti valeg om! Kuni Vas’ka ruši märgäd sobad, hän sai päčilpäi kuivad noskad, valoi pezičuhu lämäd vet. – Tadan, enambad ed radaškande... – En. Ku hüvä sä oliži, ka radaižin völ. – Nu ka i hüvä om. Muga-ki oled väzunu. Školhasai jäi vaiše viž päiväd. Eglai pauk todihe, ka minä ani pöl’gästuin, varaižin sada. Meletin, miše mitte-se viga om. ^ Ed voind sinä muga äi dengoid sada. No minei sanutihe, miše kaik om oikti. Minä ladin toižhe külähä lähtta sapkad sinei ostmaha... – Iče kävun. Ehtin völ. Vas’ka pezihe, sugi hibused i veri laučale. Amu ei olend hengel muga tün’. – Min sinä veritoi? Söd i jäl'ges vered. Oled-ik terveh? – Tahtoin lebahtada laučal. Oma-k Vit’ka i Sergei kodiš? – Kodiš. Eglai Tol’ka habi ei rikond Sergejad. – Ka kutak? – Tol’kan d’ad’aze, kudamb lebul oli, joti Tol’kad vinal. A se läksi toradamha Sergejan päle. Ved’ veič eskai kädes oli! Akad ei andnugoi torata. A sid’ völ Tan’aine oli. Ka ei andnugoi Sergejad abidida. Tol’kan mam voikab, sanub, ei kundle poig nimidä! – Seregejale-se ei-ik putund? – Ei, ei! To-ške samvar-se tänna, ka minä-ki sinunke čajud jon. Muga bohatas Gusevoiden stol ei olend kattud. Mamoi sirdli Vas’kannoks se sidä, se necidä, ei tedand, midä völ antta radnikale. – Sö voileibid, | jo čajud kanfetoidenke. En tedand, miše tuled, voižin midä-ni magukahamban keitta. A iknan taga valoi i valoi vet taivhaspäi.

30 августа 2025 в 11:26 Ирина Сотникова

• изменил(а) текст перевода
  Четырнадцать километров под проливным дождем Гусь отмахал за три часа. Первым делом он забежал к Прокатовым и чуть не до смерти напугал внезапным появлением жену Ивана, которая подумала, что с мужем что-то стряслось. Но, узнав, в чем дело, Настасья тотчас успокоилась и заставила Гуся выпить с дороги парного молока. Не меньше всполошилась неожиданным приходом сына и Дарья. — Господи! ^ Да откуда ты этакой взялся? Уж не убег ли? — Скажешь тоже!.. — обиделся Гусь. — Погода-то видишь какая! Жать-то нельзя. Вот Прокатов и отправил меня домой!.. — Дак чего стоишь-то? Гли-ко, с одежи-то целые ручье-вины текут! А Гусь смотрел на банки, миски и старый цинковый таз, расставленные на полу, и видел, как часто шлепались в них с потолка тяжелые капли. — Прохудилась крыша-то, беда как прохудилась! — вздохнула Дарья, перехватив взгляд сына. — Да и дождь-то больно мокрой!.. Пока Гусь раздевался, она нашла сухую одежду, достала с печи теплые валенки, налила в умывальник горячей воды, поставила самовар. — Боле уж работать, поди, не будешь? — Нет. Погода бы постояла, так можно бы… — Ну и слава богу! И так уж упетался… Пять дён и до школы осталося… А вчерась ведь аванец давали. Я и получать-то их не хотела: ежели ошибка какая, дак ведь потом обратно стребуют. А кассирша-то растолковала: Ивану-то Прокатову, говорит, аванец сто сорок четыре рубля, а Ваське твоему, говорит, половина его заработка идет… ^ Дак уж тут я поверила, получила… Кабы не дождь, в Камчугу ладила идти. ^ Сапоги-то купить… ^ да ботинки для школы. ^ Там, сказывают, есть долгие-то сапоги… — Сам схожу. Успеется еще! Гусь умылся, кое-как расчесал спутанные и отросшие за лето волосы и блаженно растянулся на лавке. Давно на душе у него не было такого покоя. — Чего лег-то? Поешь да и ляжешь потом. Али ты заболел? — Нет, нет, я так чуть отдохну на лавке… Витька и Сережка дома? — Дома. Вчерась Толька-то ведь чуть Сережку не устосал! — Как? — Евоный дядька, который в отпуске-то был, вчерась уезжал. ^ Пьянущий! ^ И Тольку напоил. Тот с пьяну-то на Сережку и взъелся. Подумай-ка ты, ведь с ножиком на парня кинулся!.. — Бабы розняли. Да Танька еще тут оказалась. Дак обошлось, отбили парня… Матка-то Толькина ревит: от рук, говорит, совсем отбился, ничего не слушается, деньги из дому таскать начал… — Так Сережке-то ничего, не сильно попало? — Не, не! ^ Нисколь не попало… Ты подними-ко самовар-то, дак и я с тобой чаю попью… Кажется, еще никогда так богато не был накрыт будничный стол в доме Гусевых. Дарья пододвигала сыну то одно, то другое блюдо, приговаривая: | — Булки-то с маслом поешь! А чай-то с конфетками слаще!.. К обеду-то щей наварю. Мяса полтора килограмма купила, да, вишь, не знала, что сегодня придешь. Щей-то похлебал бы с дороги да с устатку… А за окном все еще лил дождь, и в подставленную посуду, будто капель в лесу, звонко падали с потолка капли.

30 августа 2025 в 11:25 Ирина Сотникова

• изменил(а) текст перевода
  Четырнадцать километров под проливным дождем Гусь отмахал за три часа. Первым делом он забежал к Прокатовым и чуть не до смерти напугал внезапным появлением жену Ивана, которая подумала, что с мужем что-то стряслось. Но, узнав, в чем дело, Настасья тотчас успокоилась и заставила Гуся выпить с дороги парного молока. Не меньше всполошилась неожиданным приходом сына и Дарья. — Господи! ^ Да откуда ты этакой взялся? Уж не убег ли? — Скажешь тоже!.. — обиделся Гусь. — Погода-то видишь какая! Жать-то нельзя. Вот Прокатов и отправил меня домой!.. — Дак чего стоишь-то? Гли-ко, с одежи-то целые ручье-вины текут! А Гусь смотрел на банки, миски и старый цинковый таз, расставленные на полу, и видел, как часто шлепались в них с потолка тяжелые капли. — Прохудилась крыша-то, беда как прохудилась! — вздохнула Дарья, перехватив взгляд сына. — Да и дождь-то больно мокрой!.. Пока Гусь раздевался, она нашла сухую одежду, достала с печи теплые валенки, налила в умывальник горячей воды, поставила самовар. — Боле уж работать, поди, не будешь? — Нет. Погода бы постояла, так можно бы… — Ну и слава богу! И так уж упетался… Пять дён и до школы осталося… А вчерась ведь аванец давали. Я и получать-то их не хотела: ежели ошибка какая, дак ведь потом обратно стребуют. А кассирша-то растолковала: Ивану-то Прокатову, говорит, аванец сто сорок четыре рубля, а Ваське твоему, говорит, половина его заработка идет… ^ Дак уж тут я поверила, получила… Кабы не дождь, в Камчугу ладила идти. ^ Сапоги-то купить… ^ да ботинки для школы. ^ Там, сказывают, есть долгие-то сапоги… — Сам схожу. Успеется еще! Гусь умылся, кое-как расчесал спутанные и отросшие за лето волосы и блаженно растянулся на лавке. Давно на душе у него не было такого покоя. — Чего лег-то? Поешь да и ляжешь потом. Али ты заболел? — Нет, нет, я так чуть отдохну на лавке… Витька и Сережка дома? — Дома. Вчерась Толька-то ведь чуть Сережку не устосал! — Как? — Евоный дядька, который в отпуске-то был, вчерась уезжал. ^ Пьянущий! ^ И Тольку напоил. Тот с пьяну-то на Сережку и взъелся. Подумай-ка ты, ведь с ножиком на парня кинулся!.. — Бабы розняли. Да Танька еще тут оказалась. Дак обошлось, отбили парня… Матка-то Толькина ревит: от рук, говорит, совсем отбился, ничего не слушается, деньги из дому таскать начал… — Так Сережке-то ничего, не сильно попало? — Не, не! ^ Нисколь не попало… Ты подними-ко самовар-то, дак и я с тобой чаю попью… Кажется, еще никогда так богато не был накрыт будничный стол в доме Гусевых. Дарья пододвигала сыну то одно, то другое блюдо, приговаривая: — Булки-то с маслом поешь! А чай-то с конфетками слаще!.. К обеду-то щей наварю. Мяса полтора килограмма купила, да, вишь, не знала, что сегодня придешь. Щей-то похлебал бы с дороги да с устатку… А за окном все еще лил дождь, и в подставленную посуду, будто капель в лесу, звонко падали с потолка капли.

30 августа 2025 в 11:24 Ирина Сотникова

• изменил(а) текст перевода
  Четырнадцать километров под проливным дождем Гусь отмахал за три часа. Первым делом он забежал к Прокатовым и чуть не до смерти напугал внезапным появлением жену Ивана, которая подумала, что с мужем что-то стряслось. Но, узнав, в чем дело, Настасья тотчас успокоилась и заставила Гуся выпить с дороги парного молока. Не меньше всполошилась неожиданным приходом сына и Дарья. — Господи! ^ Да откуда ты этакой взялся? Уж не убег ли? — Скажешь тоже!.. — обиделся Гусь. — Погода-то видишь какая! Жать-то нельзя. Вот Прокатов и отправил меня домой!.. — Дак чего стоишь-то? Гли-ко, с одежи-то целые ручье-вины текут! А Гусь смотрел на банки, миски и старый цинковый таз, расставленные на полу, и видел, как часто шлепались в них с потолка тяжелые капли. — Прохудилась крыша-то, беда как прохудилась! — вздохнула Дарья, перехватив взгляд сына. — Да и дождь-то больно мокрой!.. Пока Гусь раздевался, она нашла сухую одежду, достала с печи теплые валенки, налила в умывальник горячей воды, поставила самовар. — Боле уж работать, поди, не будешь? — Нет. Погода бы постояла, так можно бы… — Ну и слава богу! И так уж упетался… Пять дён и до школы осталося… А вчерась ведь аванец давали. Я и получать-то их не хотела: ежели ошибка какая, дак ведь потом обратно стребуют. А кассирша-то растолковала: Ивану-то Прокатову, говорит, аванец сто сорок четыре рубля, а Ваське твоему, говорит, половина его заработка идет… ^ Дак уж тут я поверила, получила… Кабы не дождь, в Камчугу ладила идти. ^ Сапоги-то купить… ^ да ботинки для школы. ^ Там, сказывают, есть долгие-то сапоги… — Сам схожу. Успеется еще! Гусь умылся, кое-как расчесал спутанные и отросшие за лето волосы и блаженно растянулся на лавке. Давно на душе у него не было такого покоя. — Чего лег-то? Поешь да и ляжешь потом. Али ты заболел? — Нет, нет, я так чуть отдохну на лавке… Витька и Сережка дома? — Дома. Вчерась Толька-то ведь чуть Сережку не устосал! — Как? — Евоный дядька, который в отпуске-то был, вчерась уезжал. ^ Пьянущий! ^ И Тольку напоил. Тот с пьяну-то на Сережку и взъелся. Подумай-ка ты, ведь с ножиком на парня кинулся!.. — Ну! — Бабы розняли. Да Танька еще тут оказалась. Дак обошлось, отбили парня… Матка-то Толькина ревит: от рук, говорит, совсем отбился, ничего не слушается, деньги из дому таскать начал… — Так Сережке-то ничего, не сильно попало? — Не, не! Нисколь не попало… Ты подними-ко самовар-то, дак и я с тобой чаю попью… Кажется, еще никогда так богато не был накрыт будничный стол в доме Гусевых. Дарья пододвигала сыну то одно, то другое блюдо, приговаривая: — Булки-то с маслом поешь! А чай-то с конфетками слаще!.. К обеду-то щей наварю. Мяса полтора килограмма купила, да, вишь, не знала, что сегодня придешь. Щей-то похлебал бы с дороги да с устатку… А за окном все еще лил дождь, и в подставленную посуду, будто капель в лесу, звонко падали с потолка капли.

30 августа 2025 в 11:23 Ирина Сотникова

• изменил(а) текст перевода
  Четырнадцать километров под проливным дождем Гусь отмахал за три часа. Первым делом он забежал к Прокатовым и чуть не до смерти напугал внезапным появлением жену Ивана, которая подумала, что с мужем что-то стряслось. Но, узнав, в чем дело, Настасья тотчас успокоилась и заставила Гуся выпить с дороги парного молока. Не меньше всполошилась неожиданным приходом сына и Дарья. — Господи! ^ Да откуда ты этакой взялся? Уж не убег ли? — Скажешь тоже!.. — обиделся Гусь. — Погода-то видишь какая! Жать-то нельзя. Вот Прокатов и отправил меня домой!.. — Дак чего стоишь-то? Гли-ко, с одежи-то целые ручье-вины текут! А Гусь смотрел на банки, миски и старый цинковый таз, расставленные на полу, и видел, как часто шлепались в них с потолка тяжелые капли. — Прохудилась крыша-то, беда как прохудилась! — вздохнула Дарья, перехватив взгляд сына. — Да и дождь-то больно мокрой!.. Пока Гусь раздевался, она нашла сухую одежду, достала с печи теплые валенки, налила в умывальник горячей воды, поставила самовар. — Боле уж работать, поди, не будешь? — Нет. Погода бы постояла, так можно бы… — Ну и слава богу! И так уж упетался… Пять дён и до школы осталося… А вчерась ведь аванец давали. Я и получать-то их не хотела: ежели ошибка какая, дак ведь потом обратно стребуют. А кассирша-то растолковала: Ивану-то Прокатову, говорит, аванец сто сорок четыре рубля, а Ваське твоему, говорит, половина его заработка идет… ^ Дак уж тут я поверила, получила… Кабы не дождь, в Камчугу ладила идти. ^ Сапоги-то купить… ^ да ботинки для школы. ^ Там, сказывают, есть долгие-то сапоги… — Сам схожу. Успеется еще! Гусь умылся, кое-как расчесал спутанные и отросшие за лето волосы и блаженно растянулся на лавке. Давно на душе у него не было такого покоя. — Чего лег-то? Поешь да и ляжешь потом. Али ты заболел? — Нет, нет, я так чуть отдохну на лавке… Витька и Сережка дома? — Дома. Вчерась Толька-то ведь чуть Сережку не устосал! — Как? — Евоный дядька, который в отпуске-то был, вчерась уезжал. ^ Пьянущий! ^ И Тольку напоил. Тот с пьяну-то на Сережку и взъелся. Подумай-ка ты, ведь с ножиком на парня кинулся!.. — Ну! — Бабы розняли. Да Танька еще тут оказалась. Дак обошлось, отбили парня… Матка-то Толькина ревит: от рук, говорит, совсем отбился, ничего не слушается, деньги из дому таскать начал… — Так Сережке-то ничего, не сильно попало? — Не, не! Нисколь не попало… Ты подними-ко самовар-то, дак и я с тобой чаю попью… Кажется, еще никогда так богато не был накрыт будничный стол в доме Гусевых. Дарья пододвигала сыну то одно, то другое блюдо, приговаривая: — Булки-то с маслом поешь! А чай-то с конфетками слаще!.. К обеду-то щей наварю. Мяса полтора килограмма купила, да, вишь, не знала, что сегодня придешь. Щей-то похлебал бы с дороги да с устатку… А за окном все еще лил дождь, и в подставленную посуду, будто капель в лесу, звонко падали с потолка капли.

30 августа 2025 в 11:23 Ирина Сотникова

• изменил(а) текст перевода
  Четырнадцать километров под проливным дождем Гусь отмахал за три часа. Первым делом он забежал к Прокатовым и чуть не до смерти напугал внезапным появлением жену Ивана, которая подумала, что с мужем что-то стряслось. Но, узнав, в чем дело, Настасья тотчас успокоилась и заставила Гуся выпить с дороги парного молока. Не меньше всполошилась неожиданным приходом сына и Дарья. — Господи! ^ Да откуда ты этакой взялся? Уж не убег ли? — Скажешь тоже!.. — обиделся Гусь. — Погода-то видишь какая! Жать-то нельзя. Вот Прокатов и отправил меня домой!.. — Дак чего стоишь-то? Гли-ко, с одежи-то целые ручье-вины текут! А Гусь смотрел на банки, миски и старый цинковый таз, расставленные на полу, и видел, как часто шлепались в них с потолка тяжелые капли. — Прохудилась крыша-то, беда как прохудилась! — вздохнула Дарья, перехватив взгляд сына. — Да и дождь-то больно мокрой!.. Пока Гусь раздевался, она нашла сухую одежду, достала с печи теплые валенки, налила в умывальник горячей воды, поставила самовар. — Боле уж работать, поди, не будешь? — Нет. Погода бы постояла, так можно бы… — Ну и слава богу! И так уж упетался… Пять дён и до школы осталося… А вчерась ведь аванец давали. Я и получать-то их не хотела: ежели ошибка какая, дак ведь потом обратно стребуют. А кассирша-то растолковала: Ивану-то Прокатову, говорит, аванец сто сорок четыре рубля, а Ваське твоему, говорит, половина его заработка идет… ^ Дак уж тут я поверила, получила… Кабы не дождь, в Камчугу ладила идти. ^ Сапоги-то купить… ^ да ботинки для школы. ^ Там, сказывают, есть долгие-то сапоги… — Сам схожу. Успеется еще! Гусь умылся, кое-как расчесал спутанные и отросшие за лето волосы и блаженно растянулся на лавке. Давно на душе у него не было такого покоя. — Чего лег-то? Поешь да и ляжешь потом. Али ты заболел? — Нет, нет, я так чуть отдохну на лавке… Витька и Сережка дома? — Дома. Вчерась Толька-то ведь чуть Сережку не устосал! — Как? — встрепенулся Гусь. — Евоный дядька, который в отпуске-то был, вчерась уезжал. Пьянущий! И Тольку напоил. Тот с пьяну-то на Сережку и взъелся. Подумай-ка ты, ведь с ножиком на парня кинулся!.. — Ну! — Бабы розняли. Да Танька еще тут оказалась. Дак обошлось, отбили парня… Матка-то Толькина ревит: от рук, говорит, совсем отбился, ничего не слушается, деньги из дому таскать начал… — Так Сережке-то ничего, не сильно попало? — Не, не! Нисколь не попало… Ты подними-ко самовар-то, дак и я с тобой чаю попью… Кажется, еще никогда так богато не был накрыт будничный стол в доме Гусевых. Дарья пододвигала сыну то одно, то другое блюдо, приговаривая: — Булки-то с маслом поешь! А чай-то с конфетками слаще!.. К обеду-то щей наварю. Мяса полтора килограмма купила, да, вишь, не знала, что сегодня придешь. Щей-то похлебал бы с дороги да с устатку… А за окном все еще лил дождь, и в подставленную посуду, будто капель в лесу, звонко падали с потолка капли.

30 августа 2025 в 11:22 Ирина Сотникова

• изменил(а) текст
  Nel’l’toštkümne kilometrad da völ vihmvalegen al Vas’ka astui koume časud. Ezmäi hän tuli Prokatovan akannoks i pöl’gästoiti händast ičeze irdnägol: hän meletaškanzi, miše midä-se om tehnus mužikale. No tedištades, miš om azj, käski Vas’kad joda lämäd maidošt. Pöl’gästoiti Vas’kan irdnägo hänen mamdaze Darjad-ki. – Sur’ Sünduižem, kuspäi sinä mugoine? Ed-ik pagoho lähtend Ivanannopäi. – Sanud sinä! – abidihe poig. – Näged, mitte sä om. Ei sa rahnda! Naku Prokatov oigenzi-ki mindai kodihe! – Ka midä seižud? Kacu, sinuspäi vezi jogel jokseb! A Vas’ka kacui, kut lagespäi kodihe tuleb vet. – Kacu, katuz-se reigukaz om! – hengahti Darja. – Ka vihm-se mugoine kuti valeg om! Kuni Vas’ka ruši märgäd sobad, hän sai päčilpäi kuivad noskad, valoi pezičuhu lämäd vet. – Tadan, enambad ed radaškande... – En. Ku hüvä sä oliži, ka radaižin völ. – Nu ka i hüvä om. Muga-ki oled väzunu. Školhasai jäi vaiše viž päiväd. Eglai pauk todihe, ka minä ani pöl’gästuin, varaižin sada. Meletin, miše mitte-se viga om. ^ Ed voind sinä muga äi dengoid sada. No minei sanutihe, miše kaik om oikti. Minä ladin toižhe külähä lähtta sapkad sinei ostmaha... – Iče kävun. Ehtin völ. Vas’ka pezihe, sugi hibused i veri laučale. Amu ei olend hengel muga tün’. – Min sinä veritoi? Söd i jäl'ges vered. Oled-ik terveh? – Tahtoin lebahtada laučal. Oma-k Vit’ka i Sergei kodiš? – Kodiš. Eglai Tol’ka habi ei rikond Sergejad. – Ka kutak? – Tol’kan d’ad’aze, kudamb lebul oli, joti Tol’kad vinal. A se läksi toradamha Sergejan päle. Ved’ veič eskai kädes oli! Akad ei andnugoi torata. A sid’ völ Tan’aine oli. Ka ei andnugoi Sergejad abidida. Tol’kan mam voikab, sanub, ei kundle poig nimidä! – Seregejale-se ei-ik putund? – Ei, ei! To-ške samvar-se tänna, ka minä-ki sinunke čajud jon. Muga bohatas Gusevoiden stol ei olend kattud. Mamoi sirdli Vas’kannoks se sidä, se necidä, ei tedand, midä völ antta radnikale. – Sö voileibid, jo čajud kanfetoidenke. En tedand, miše tuled, voižin midä-ni magukahamban keitta. A iknan taga valoi i valoi vet taivhaspäi.

30 августа 2025 в 11:21 Ирина Сотникова

• изменил(а) текст перевода
  Четырнадцать километров под проливным дождем Гусь отмахал за три часа. Первым делом он забежал к Прокатовым и чуть не до смерти напугал внезапным появлением жену Ивана, которая подумала, что с мужем что-то стряслось. Но, узнав, в чем дело, Настасья тотчас успокоилась и заставила Гуся выпить с дороги парного молока. Не меньше всполошилась неожиданным приходом сына и Дарья. — Господи! ^ Да откуда ты этакой взялся? Уж не убег ли? — Скажешь тоже!.. — обиделся Гусь. — Погода-то видишь какая! Жать-то нельзя. Вот Прокатов и отправил меня домой!.. — Дак чего стоишь-то? Гли-ко, с одежи-то целые ручье-вины текут! А Гусь смотрел на банки, миски и старый цинковый таз, расставленные на полу, и видел, как часто шлепались в них с потолка тяжелые капли. — Прохудилась крыша-то, беда как прохудилась! — вздохнула Дарья, перехватив взгляд сына. — Да и дождь-то больно мокрой!.. Пока Гусь раздевался, она нашла сухую одежду, достала с печи теплые валенки, налила в умывальник горячей воды, поставила самовар. — Боле уж работать, поди, не будешь? — Нет. Погода бы постояла, так можно бы… — Ну и слава богу! И так уж упетался… Пять дён и до школы осталося… А вчерась ведь аванец давали. Я и получать-то их не хотела: ежели ошибка какая, дак ведь потом обратно стребуют. А кассирша-то растолковала: Ивану-то Прокатову, говорит, аванец сто сорок четыре рубля, а Ваське твоему, говорит, половина его заработка идет… ^ Дак уж тут я поверила, получила… Кабы не дождь, в Камчугу ладила идти. ^ Сапоги-то купить… ^ да ботинки для школы. ^ Там, сказывают, есть долгие-то сапоги… — Сам схожу. Успеется еще! Гусь умылся, кое-как расчесал спутанные и отросшие за лето волосы и блаженно растянулся на лавке. Давно на душе у него не было такого покоя. И пусть усталость разливается по всему телу — теперь спешить не надо. — Чего лег-то? Поешь да и ляжешь потом. Али ты заболел? — Нет, нет, я так чуть отдохну на лавке… Витька и Сережка дома? — Дома. Вчерась Толька-то ведь чуть Сережку не устосал! — Как? — встрепенулся Гусь. — Евоный дядька, который в отпуске-то был, вчерась уезжал. Пьянущий! И Тольку напоил. Тот с пьяну-то на Сережку и взъелся. Подумай-ка ты, ведь с ножиком на парня кинулся!.. — Ну! — Бабы розняли. Да Танька еще тут оказалась. Дак обошлось, отбили парня… Матка-то Толькина ревит: от рук, говорит, совсем отбился, ничего не слушается, деньги из дому таскать начал… — Так Сережке-то ничего, не сильно попало? — Не, не! Нисколь не попало… Ты подними-ко самовар-то, дак и я с тобой чаю попью… Кажется, еще никогда так богато не был накрыт будничный стол в доме Гусевых. Дарья пододвигала сыну то одно, то другое блюдо, приговаривая: — Булки-то с маслом поешь! А чай-то с конфетками слаще!.. К обеду-то щей наварю. Мяса полтора килограмма купила, да, вишь, не знала, что сегодня придешь. Щей-то похлебал бы с дороги да с устатку… А за окном все еще лил дождь, и в подставленную посуду, будто капель в лесу, звонко падали с потолка капли.

30 августа 2025 в 11:20 Ирина Сотникова

• изменил(а) текст перевода
  Четырнадцать километров под проливным дождем Гусь отмахал за три часа. Первым делом он забежал к Прокатовым и чуть не до смерти напугал внезапным появлением жену Ивана, которая подумала, что с мужем что-то стряслось. Но, узнав, в чем дело, Настасья тотчас успокоилась и заставила Гуся выпить с дороги парного молока. Не меньше всполошилась неожиданным приходом сына и Дарья. — Господи! ^ Да откуда ты этакой взялся? Уж не убег ли? — Скажешь тоже!.. — обиделся Гусь. — Погода-то видишь какая! Жать-то нельзя. Вот Прокатов и отправил меня домой!.. — Дак чего стоишь-то? Гли-ко, с одежи-то целые ручье-вины текут! А Гусь смотрел на банки, миски и старый цинковый таз, расставленные на полу, и видел, как часто шлепались в них с потолка тяжелые капли. — Прохудилась крыша-то, беда как прохудилась! — вздохнула Дарья, перехватив взгляд сына. — Да и дождь-то больно мокрой!.. Пока Гусь раздевался, она нашла сухую одежду, достала с печи теплые валенки, налила в умывальник горячей воды, поставила самовар. — Боле уж работать, поди, не будешь? — Нет. Погода бы постояла, так можно бы… — Ну и слава богу! И так уж упетался… Пять дён и до школы осталося… А вчерась ведь аванец давали. Я и получать-то их не хотела: ежели ошибка какая, дак ведь потом обратно стребуют. А кассирша-то растолковала: Ивану-то Прокатову, говорит, аванец сто сорок четыре рубля, а Ваське твоему, говорит, половина его заработка идет… ^ Дак уж тут я поверила, получила… Кабы не дождь, в Камчугу ладила идти. ^ Сапоги-то купить… ^ да ботинки для школы. ^ Там, сказывают, есть долгие-то сапоги… — Сам схожу. Успеется еще! Гусь умылся, кое-как расчесал спутанные и отросшие за лето волосы и блаженно растянулся на лавке. Давно на душе у него не было такого покоя. И пусть усталость разливается по всему телу — теперь спешить не надо. — Чего лег-то? Поешь да и ляжешь потом. Али ты заболел? — Нет, нет, я так чуть отдохну на лавке… Витька и Сережка дома? — Дома. Вчерась Толька-то ведь чуть Сережку не устосал! — Как? — встрепенулся Гусь. — Евоный дядька, который в отпуске-то был, вчерась уезжал. Пьянущий! И Тольку напоил. Тот с пьяну-то на Сережку и взъелся. Подумай-ка ты, ведь с ножиком на парня кинулся!.. — Ну! — Бабы розняли. Да Танька еще тут оказалась. Дак обошлось, отбили парня… Матка-то Толькина ревит: от рук, говорит, совсем отбился, ничего не слушается, деньги из дому таскать начал… — Так Сережке-то ничего, не сильно попало? — Не, не! Нисколь не попало… Ты подними-ко самовар-то, дак и я с тобой чаю попью… Кажется, еще никогда так богато не был накрыт будничный стол в доме Гусевых. Дарья пододвигала сыну то одно, то другое блюдо, приговаривая: — Булки-то с маслом поешь! А чай-то с конфетками слаще!.. К обеду-то щей наварю. Мяса полтора килограмма купила, да, вишь, не знала, что сегодня придешь. Щей-то похлебал бы с дороги да с устатку… А за окном все еще лил дождь, и в подставленную посуду, будто капель в лесу, звонко падали с потолка капли.

30 августа 2025 в 11:19 Ирина Сотникова

• изменил(а) текст перевода
  Четырнадцать километров под проливным дождем Гусь отмахал за три часа. Первым делом он забежал к Прокатовым и чуть не до смерти напугал внезапным появлением жену Ивана, которая подумала, что с мужем что-то стряслось. Но, узнав, в чем дело, Настасья тотчас успокоилась и заставила Гуся выпить с дороги парного молока. Не меньше всполошилась неожиданным приходом сына и Дарья. — Господи! ^ Да откуда ты этакой взялся? Уж не убег ли? — Скажешь тоже!.. — обиделся Гусь. — Погода-то видишь какая! Жать-то нельзя. Вот Прокатов и отправил меня домой!.. — Дак чего стоишь-то? Гли-ко, с одежи-то целые ручье-вины текут! А Гусь смотрел на банки, миски и старый цинковый таз, расставленные на полу, и видел, как часто шлепались в них с потолка тяжелые капли. — Прохудилась крыша-то, беда как прохудилась! — вздохнула Дарья, перехватив взгляд сына. — Да и дождь-то больно мокрой!.. Пока Гусь раздевался, она нашла сухую одежду, достала с печи теплые валенки, налила в умывальник горячей воды, поставила самовар. — Боле уж работать, поди, не будешь? — Нет. Погода бы постояла, так можно бы… — Ну и слава богу! И так уж упетался… Пять дён и до школы осталося… А вчерась ведь аванец давали. Я и получать-то их не хотела: ежели ошибка какая, дак ведь потом обратно стребуют. А кассирша-то растолковала: Ивану-то Прокатову, говорит, аванец сто сорок четыре рубля, а Ваське твоему, говорит, половина его заработка идет… ^ Дак уж тут я поверила, получила… Кабы не дождь, в Камчугу ладила идти. ^ Сапоги-то купить… ^ да ботинки для школы. ^ Там, сказывают, есть долгие-то сапоги… — Сам схожу. Гусь умылся, кое-как расчесал спутанные и отросшие за лето волосы и блаженно растянулся на лавке. Давно на душе у него не было такого покоя. И пусть усталость разливается по всему телу — теперь спешить не надо. — Чего лег-то? Поешь да и ляжешь потом. Али ты заболел? — Нет, нет, я так чуть отдохну на лавке… Витька и Сережка дома? — Дома. Вчерась Толька-то ведь чуть Сережку не устосал! — Как? — встрепенулся Гусь. — Евоный дядька, который в отпуске-то был, вчерась уезжал. Пьянущий! И Тольку напоил. Тот с пьяну-то на Сережку и взъелся. Подумай-ка ты, ведь с ножиком на парня кинулся!.. — Ну! — Бабы розняли. Да Танька еще тут оказалась. Дак обошлось, отбили парня… Матка-то Толькина ревит: от рук, говорит, совсем отбился, ничего не слушается, деньги из дому таскать начал… — Так Сережке-то ничего, не сильно попало? — Не, не! Нисколь не попало… Ты подними-ко самовар-то, дак и я с тобой чаю попью… Кажется, еще никогда так богато не был накрыт будничный стол в доме Гусевых. Дарья пододвигала сыну то одно, то другое блюдо, приговаривая: — Булки-то с маслом поешь! А чай-то с конфетками слаще!.. К обеду-то щей наварю. Мяса полтора килограмма купила, да, вишь, не знала, что сегодня придешь. Щей-то похлебал бы с дороги да с устатку… А за окном все еще лил дождь, и в подставленную посуду, будто капель в лесу, звонко падали с потолка капли.

30 августа 2025 в 11:19 Ирина Сотникова

• изменил(а) текст перевода
  Четырнадцать километров под проливным дождем Гусь отмахал за три часа. Первым делом он забежал к Прокатовым и чуть не до смерти напугал внезапным появлением жену Ивана, которая подумала, что с мужем что-то стряслось. Но, узнав, в чем дело, Настасья тотчас успокоилась и заставила Гуся выпить с дороги парного молока. Не меньше всполошилась неожиданным приходом сына и Дарья. — Господи! ^ Да откуда ты этакой взялся? Уж не убег ли? — Скажешь тоже!.. — обиделся Гусь. — Погода-то видишь какая! Жать-то нельзя. Вот Прокатов и отправил меня домой!.. — Дак чего стоишь-то? Гли-ко, с одежи-то целые ручье-вины текут! А Гусь смотрел на банки, миски и старый цинковый таз, расставленные на полу, и видел, как часто шлепались в них с потолка тяжелые капли. — Прохудилась крыша-то, беда как прохудилась! — вздохнула Дарья, перехватив взгляд сына. — Да и дождь-то больно мокрой!.. Пока Гусь раздевался, она нашла сухую одежду, достала с печи теплые валенки, налила в умывальник горячей воды, поставила самовар. — Боле уж работать, поди, не будешь? — Нет. Погода бы постояла, так можно бы… — Ну и слава богу! И так уж упетался… Пять дён и до школы осталося… А вчерась ведь аванец давали. Я и получать-то их не хотела: ежели ошибка какая, дак ведь потом обратно стребуют. А кассирша-то растолковала: Ивану-то Прокатову, говорит, аванец сто сорок четыре рубля, а Ваське твоему, говорит, половина его заработка идет… ^ Дак уж тут я поверила, получила… Кабы не дождь, в Камчугу ладила идти. ^ Сапоги-то купить… да ботинки для школы. ^ Там, сказывают, есть долгие-то сапоги… — Сам схожу. Успеется. Ружье еще надо купить. — Ну, ежели ружье, дак сам уж иди. Гусь умылся, кое-как расчесал спутанные и отросшие за лето волосы и блаженно растянулся на лавке. Давно на душе у него не было такого покоя. И пусть усталость разливается по всему телу — теперь спешить не надо. — Чего лег-то? Поешь да и ляжешь потом. Али ты заболел? — Нет, нет, я так чуть отдохну на лавке… Витька и Сережка дома? — Дома. Вчерась Толька-то ведь чуть Сережку не устосал! — Как? — встрепенулся Гусь. — Евоный дядька, который в отпуске-то был, вчерась уезжал. Пьянущий! И Тольку напоил. Тот с пьяну-то на Сережку и взъелся. Подумай-ка ты, ведь с ножиком на парня кинулся!.. — Ну! — Бабы розняли. Да Танька еще тут оказалась. Дак обошлось, отбили парня… Матка-то Толькина ревит: от рук, говорит, совсем отбился, ничего не слушается, деньги из дому таскать начал… — Так Сережке-то ничего, не сильно попало? — Не, не! Нисколь не попало… Ты подними-ко самовар-то, дак и я с тобой чаю попью… Кажется, еще никогда так богато не был накрыт будничный стол в доме Гусевых. Дарья пододвигала сыну то одно, то другое блюдо, приговаривая: — Булки-то с маслом поешь! А чай-то с конфетками слаще!.. К обеду-то щей наварю. Мяса полтора килограмма купила, да, вишь, не знала, что сегодня придешь. Щей-то похлебал бы с дороги да с устатку… А за окном все еще лил дождь, и в подставленную посуду, будто капель в лесу, звонко падали с потолка капли.

30 августа 2025 в 11:17 Ирина Сотникова

• изменил(а) текст
  Nel’l’toštkümne kilometrad da völ vihmvalegen al Vas’ka astui koume časud. Ezmäi hän tuli Prokatovan akannoks i pöl’gästoiti händast ičeze irdnägol: hän meletaškanzi, miše midä-se om tehnus mužikale. No tedištades, miš om azj, käski Vas’kad joda lämäd maidošt. Pöl’gästoiti Vas’kan irdnägo hänen mamdaze Darjad-ki. – Sur’ Sünduižem, kuspäi sinä mugoine? Ed-ik pagoho lähtend Ivanannopäi. – Sanud sinä! – abidihe poig. – Näged, mitte sä om. Ei sa rahnda! Naku Prokatov oigenzi-ki mindai kodihe! – Ka midä seižud? Kacu, sinuspäi vezi jogel jokseb! A Vas’ka kacui, kut lagespäi kodihe tuleb vet. – Kacu, katuz-se reigukaz om! – hengahti Darja. – Ka vihm-se mugoine kuti valeg om! Kuni Vas’ka ruši märgäd sobad, hän sai päčilpäi kuivad noskad, valoi pezičuhu lämäd vet. – Tadan, enambad ed radaškande... – En. Ku hüvä sä oliži, ka radaižin völ. – Nu ka i hüvä om. Muga-ki oled väzunu. Školhasai jäi vaiše viž päiväd. Eglai pauk todihe, ka minä ani pöl’gästuin, varaižin sada. Meletin, miše mitte-se viga om. ^ Ed voind sinä muga äi dengoid sada. No minei sanutihe, miše kaik om oikti. Minä ladin toižhe külähä lähtta sapkad sinei ostmaha... – Iče kävun. Ehtin völ. Vas’ka pezihe, sugi hibused i veri laučale. Amu ei olend hengel muga tün’. – Min sinä veritoi? Oled-ik terveh? – Tahtoin lebahtada laučal. Oma-k Vit’ka i Sergei kodiš? – Kodiš. Eglai Tol’ka habi ei rikond Sergejad. – Ka kutak? – Tol’kan d’ad’aze, kudamb lebul oli, joti Tol’kad vinal. A se läksi toradamha Sergejan päle. Ved’ veič eskai kädes oli! Akad ei andnugoi torata. A sid’ völ Tan’aine oli. Ka ei andnugoi Sergejad abidida. Tol’kan mam voikab, sanub, ei kundle poig nimidä! – Seregejale-se ei-ik putund? – Ei, ei! To-ške samvar-se tänna, ka minä-ki sinunke čajud jon. Muga bohatas Gusevoiden stol ei olend kattud. Mamoi sirdli Vas’kannoks se sidä, se necidä, ei tedand, midä völ antta radnikale. – Sö voileibid, jo čajud kanfetoidenke. En tedand, miše tuled, voižin midä-ni magukahamban keitta. A iknan taga valoi i valoi vet taivhaspäi.

30 августа 2025 в 11:15 Ирина Сотникова

• изменил(а) текст перевода
  Четырнадцать километров под проливным дождем Гусь отмахал за три часа. Первым делом он забежал к Прокатовым и чуть не до смерти напугал внезапным появлением жену Ивана, которая подумала, что с мужем что-то стряслось. Но, узнав, в чем дело, Настасья тотчас успокоилась и заставила Гуся выпить с дороги парного молока. Не меньше всполошилась неожиданным приходом сына и Дарья. — Господи! ^ Да откуда ты этакой взялся? Уж не убег ли? — Скажешь тоже!.. — обиделся Гусь. — Погода-то видишь какая! Жать-то нельзя. Вот Прокатов и отправил меня домой!.. — Дак чего стоишь-то? Гли-ко, с одежи-то целые ручье-вины текут! А Гусь смотрел на банки, миски и старый цинковый таз, расставленные на полу, и видел, как часто шлепались в них с потолка тяжелые капли. — Прохудилась крыша-то, беда как прохудилась! — вздохнула Дарья, перехватив взгляд сына. — Да и дождь-то больно мокрой!.. Пока Гусь раздевался, она нашла сухую одежду, достала с печи теплые валенки, налила в умывальник горячей воды, поставила самовар. — Боле уж работать, поди, не будешь? — Нет. Погода бы постояла, так можно бы… — Ну и слава богу! И так уж упетался… Пять дён и до школы осталося… А вчерась ведь аванец давали. Знаешь, сколько тебе причиталося? — Сколько? — И сказывать боязно. Семисять два рубля!.. Подумать только! — Дарья покачала головой. — Я и получать-то их не хотела: ежели ошибка какая, дак ведь потом обратно стребуют. А кассирша-то растолковала: Ивану-то Прокатову, говорит, аванец сто сорок четыре рубля, а Ваське твоему, говорит, половина его заработка идет… Дак уж тут я поверила, получила… Кабы не дождь, в Камчугу ладила идти. Сапоги-то купить… да ботинки для школы. Там, сказывают, есть долгие-то сапоги… — Сам схожу. Успеется. Ружье еще надо купить. — Ну, ежели ружье, дак сам уж иди. Гусь умылся, кое-как расчесал спутанные и отросшие за лето волосы и блаженно растянулся на лавке. Давно на душе у него не было такого покоя. И пусть усталость разливается по всему телу — теперь спешить не надо. — Чего лег-то? Поешь да и ляжешь потом. Али ты заболел? — Нет, нет, я так чуть отдохну на лавке… Витька и Сережка дома? — Дома. Вчерась Толька-то ведь чуть Сережку не устосал! — Как? — встрепенулся Гусь. — Евоный дядька, который в отпуске-то был, вчерась уезжал. Пьянущий! И Тольку напоил. Тот с пьяну-то на Сережку и взъелся. Подумай-ка ты, ведь с ножиком на парня кинулся!.. — Ну! — Бабы розняли. Да Танька еще тут оказалась. Дак обошлось, отбили парня… Матка-то Толькина ревит: от рук, говорит, совсем отбился, ничего не слушается, деньги из дому таскать начал… — Так Сережке-то ничего, не сильно попало? — Не, не! Нисколь не попало… Ты подними-ко самовар-то, дак и я с тобой чаю попью… Кажется, еще никогда так богато не был накрыт будничный стол в доме Гусевых. Дарья пододвигала сыну то одно, то другое блюдо, приговаривая: — Булки-то с маслом поешь! А чай-то с конфетками слаще!.. К обеду-то щей наварю. Мяса полтора килограмма купила, да, вишь, не знала, что сегодня придешь. Щей-то похлебал бы с дороги да с устатку… А за окном все еще лил дождь, и в подставленную посуду, будто капель в лесу, звонко падали с потолка капли.

30 августа 2025 в 11:10 Ирина Сотникова

• изменил(а) текст
  Nel’l’toštkümne kilometrad da völ vihmvalegen al Vas’ka astui koume časud. Ezmäi hän tuli Prokatovan akannoks i pöl’gästoiti händast ičeze irdnägol: hän meletaškanzi, miše midä-se om tehnus mužikale. No tedištades, miš om azj, käski Vas’kad joda lämäd maidošt. Pöl’gästoiti Vas’kan irdnägo hänen mamdaze Darjad-ki. – Sur’ Sünduižem, kuspäi sinä mugoine? Ed-ik pagoho lähtend Ivanannopäi. – Sanud sinä! – abidihe poig. – Näged, mitte sä om. Ei sa rahnda! Naku Prokatov oigenzi-ki mindai kodihe! – Ka midä seižud? Kacu, sinuspäi vezi jogel jokseb! A Vas’ka kacui, kut lagespäi kodihe tuleb vet. – Kacu, katuz-se reigukaz om! – hengahti Darja. – Ka vihm-se mugoine kuti valeg om! Kuni Vas’ka ruši märgäd sobad, hän sai päčilpäi kuivad noskad, valoi pezičuhu lämäd vet. – Tadan, enambad ed radaškande... – En. Ku hüvä sä oliži, ka radaižin völ. – Nu ka i hüvä om. Muga-ki oled väzunu. Školhasai jäi vaiše viž päiväd. Eglai pauk todihe, ka minä ani pöl’gästuin, varaižin sada. Meletin, miše mitte-se viga om. Ed voind sinä muga äi dengoid sada. No minei sanutihe, miše kaik om oikti. Minä ladin toižhe külähä lähtta sapkad sinei ostmaha... – Iče kävun. Ehtin völ. Vas’ka pezihe, sugi hibused i veri laučale. Amu ei olend hengel muga tün’. – Min sinä veritoi? Oled-ik terveh? – Tahtoin lebahtada laučal. Oma-k Vit’ka i Sergei kodiš? – Kodiš. Eglai Tol’ka habi ei rikond Sergejad. – Ka kutak? – Tol’kan d’ad’aze, kudamb lebul oli, joti Tol’kad vinal. A se läksi toradamha Sergejan päle. Ved’ veič eskai kädes oli! Akad ei andnugoi torata. A sid’ völ Tan’aine oli. Ka ei andnugoi Sergejad abidida. Tol’kan mam voikab, sanub, ei kundle poig nimidä! – Seregejale-se ei-ik putund? – Ei, ei! To-ške samvar-se tänna, ka minä-ki sinunke čajud jon. Muga bohatas Gusevoiden stol ei olend kattud. Mamoi sirdli Vas’kannoks se sidä, se necidä, ei tedand, midä völ antta radnikale. – Sö voileibid, jo čajud kanfetoidenke. En tedand, miše tuled, voižin midä-ni magukahamban keitta. A iknan taga valoi i valoi vet taivhaspäi.

30 августа 2025 в 11:09 Ирина Сотникова

• изменил(а) текст перевода
  Четырнадцать километров под проливным дождем Гусь отмахал за три часа. Первым делом он забежал к Прокатовым и чуть не до смерти напугал внезапным появлением жену Ивана, которая подумала, что с мужем что-то стряслось. Но, узнав, в чем дело, Настасья тотчас успокоилась и заставила Гуся выпить с дороги парного молока. Не меньше всполошилась неожиданным приходом сына и Дарья. — Господи! ^ Да откуда ты этакой взялся? — в тайной тревоге воскликнула она. — Уж не убег ли? — Скажешь тоже!.. — обиделся Гусь. — Погода-то видишь какая! Жать-то нельзя. Вот Прокатов и отправил меня домой!.. — Дак чего стоишь-то? Гли-ко, с одежи-то целые ручье-вины текут! А Гусь смотрел на банки, миски и старый цинковый таз, расставленные на полу, и видел, как часто шлепались в них с потолка тяжелые капли. — Прохудилась крыша-то, беда как прохудилась! — вздохнула Дарья, перехватив взгляд сына. — Да и дождь-то больно мокрой!.. Пока Гусь раздевался, она нашла сухую одежду, достала с печи теплые валенки, налила в умывальник горячей воды, поставила самовар. — Боле уж работать, поди, не будешь? — Нет. Погода бы постояла, так можно бы… — Ну и слава богу! И так уж упетался… Пять дён и до школы осталося… А вчерась ведь аванец давали. Знаешь, сколько тебе причиталося? — Сколько? — И сказывать боязно. Семисять два рубля!.. Подумать только! — Дарья покачала головой. — Я и получать-то их не хотела: ежели ошибка какая, дак ведь потом обратно стребуют. А кассирша-то растолковала: Ивану-то Прокатову, говорит, аванец сто сорок четыре рубля, а Ваське твоему, говорит, половина его заработка идет… Дак уж тут я поверила, получила… Кабы не дождь, в Камчугу ладила идти. Сапоги-то купить… да ботинки для школы. Там, сказывают, есть долгие-то сапоги… — Сам схожу. Успеется. Ружье еще надо купить. — Ну, ежели ружье, дак сам уж иди. Гусь умылся, кое-как расчесал спутанные и отросшие за лето волосы и блаженно растянулся на лавке. Давно на душе у него не было такого покоя. И пусть усталость разливается по всему телу — теперь спешить не надо. — Чего лег-то? Поешь да и ляжешь потом. Али ты заболел? — Нет, нет, я так чуть отдохну на лавке… Витька и Сережка дома? — Дома. Вчерась Толька-то ведь чуть Сережку не устосал! — Как? — встрепенулся Гусь. — Евоный дядька, который в отпуске-то был, вчерась уезжал. Пьянущий! И Тольку напоил. Тот с пьяну-то на Сережку и взъелся. Подумай-ка ты, ведь с ножиком на парня кинулся!.. — Ну! — Бабы розняли. Да Танька еще тут оказалась. Дак обошлось, отбили парня… Матка-то Толькина ревит: от рук, говорит, совсем отбился, ничего не слушается, деньги из дому таскать начал… — Так Сережке-то ничего, не сильно попало? — Не, не! Нисколь не попало… Ты подними-ко самовар-то, дак и я с тобой чаю попью… Кажется, еще никогда так богато не был накрыт будничный стол в доме Гусевых. Дарья пододвигала сыну то одно, то другое блюдо, приговаривая: — Булки-то с маслом поешь! А чай-то с конфетками слаще!.. К обеду-то щей наварю. Мяса полтора килограмма купила, да, вишь, не знала, что сегодня придешь. Щей-то похлебал бы с дороги да с устатку… А за окном все еще лил дождь, и в подставленную посуду, будто капель в лесу, звонко падали с потолка капли.

30 августа 2025 в 11:07 Ирина Сотникова

• изменил(а) текст перевода
  Четырнадцать километров под проливным дождем Гусь отмахал за три часа. Первым делом он забежал к Прокатовым и чуть не до смерти напугал внезапным появлением жену Ивана, которая подумала, что с мужем что-то стряслось. Но, узнав, в чем дело, Настасья тотчас успокоилась и заставила Гуся выпить с дороги парного молока. Не меньше всполошилась неожиданным приходом сына и Дарья. — Господи! ^ Да откуда ты этакой взялся? — в тайной тревоге воскликнула она. — Уж не убег ли? — Скажешь тоже!.. — обиделся Гусь. — Погода-то видишь какая! Жать-то нельзя. Вот Прокатов и отправил меня домой!.. — Дак чего стоишь-то? Гли-ко, с одежи-то целые ручье-вины текут! А Гусь смотрел на банки, миски и старый цинковый таз, расставленные на полу, и видел, как часто шлепались в них с потолка тяжелые капли. — Прохудилась крыша-то, беда как прохудилась! — вздохнула Дарья, перехватив взгляд сына. — Да и дождь-то больно мокрой!.. Пока Гусь раздевался, она нашла сухую одежду, достала с печи теплые валенки, налила в умывальник горячей воды, поставила самовар. — Боле уж работать, поди, не будешь? — Нет. Погода бы постояла, так можно бы… — Ну и слава богу! И так уж упетался… Пять дён и до школы осталося… А вчерась ведь аванец давали. Знаешь, сколько тебе причиталося? — Сколько? — И сказывать боязно. Семисять два рубля!.. Подумать только! — Дарья покачала головой. — Я и получать-то их не хотела: ежели ошибка какая, дак ведь потом обратно стребуют. А кассирша-то растолковала: Ивану-то Прокатову, говорит, аванец сто сорок четыре рубля, а Ваське твоему, говорит, половина его заработка идет… Дак уж тут я поверила, получила… Кабы не дождь, в Камчугу ладила идти. Сапоги-то купить… да ботинки для школы. Там, сказывают, есть долгие-то сапоги… — Сам схожу. Успеется. Ружье еще надо купить. — Ну, ежели ружье, дак сам уж иди. Гусь умылся, кое-как расчесал спутанные и отросшие за лето волосы и блаженно растянулся на лавке. Давно на душе у него не было такого покоя. И пусть усталость разливается по всему телу — теперь спешить не надо. — Чего лег-то? Поешь да и ляжешь потом. Али ты заболел? — Нет, нет, я так чуть отдохну на лавке… Витька и Сережка дома? — Дома. Вчерась Толька-то ведь чуть Сережку не устосал! — Как? — встрепенулся Гусь. — Евоный дядька, который в отпуске-то был, вчерась уезжал. Пьянущий! И Тольку напоил. Тот с пьяну-то на Сережку и взъелся. Подумай-ка ты, ведь с ножиком на парня кинулся!.. — Ну! — Бабы розняли. Да Танька еще тут оказалась. Дак обошлось, отбили парня… Матка-то Толькина ревит: от рук, говорит, совсем отбился, ничего не слушается, деньги из дому таскать начал… — Так Сережке-то ничего, не сильно попало? — Не, не! Нисколь не попало… Ты подними-ко самовар-то, дак и я с тобой чаю попью… Кажется, еще никогда так богато не был накрыт будничный стол в доме Гусевых. Дарья пододвигала сыну то одно, то другое блюдо, приговаривая: — Булки-то с маслом поешь! А чай-то с конфетками слаще!.. К обеду-то щей наварю. Мяса полтора килограмма купила, да, вишь, не знала, что сегодня придешь. Щей-то похлебал бы с дороги да с устатку… А за окном все еще лил дождь, и в подставленную посуду, будто капель в лесу, звонко падали с потолка капли.

30 августа 2025 в 11:06 Ирина Сотникова

• создал(а) текст
• создал(а) текст: Nel’l’toštkümne kilometrad da völ vihmvalegen al Vas’ka astui koume časud. Ezmäi hän tuli Prokatovan akannoks i pöl’gästoiti händast ičeze irdnägol: hän meletaškanzi, miše midä-se om tehnus mužikale. No tedištades, miš om azj, käski Vas’kad joda lämäd maidošt. Pöl’gästoiti Vas’kan irdnägo hänen mamdaze Darjad-ki. – Sur’ Sünduižem, kuspäi sinä mugoine? Ed-ik pagoho lähtend Ivanannopäi. – Sanud sinä! – abidihe poig. – Näged, mitte sä om. Ei sa rahnda! – Ka midä seižud? Kacu, sinuspäi vezi jogel jokseb! A Vas’ka kacui, kut lagespäi kodihe tuleb vet. – Kacu, katuz-se reigukaz om! – hengahti Darja. – Ka vihm-se mugoine kuti valeg om! Kuni Vas’ka ruši märgäd sobad, hän sai päčilpäi kuivad noskad, valoi pezičuhu lämäd vet. – Tadan, enambad ed radaškande... – En. Ku hüvä sä oliži, ka radaižin völ. – Nu ka i hüvä om. Muga-ki oled väzunu. Školhasai jäi vaiše viž päiväd. Eglai pauk todihe, ka minä ani pöl’gästuin, varaižin sada. Meletin, miše mitte-se viga om. Ed voind sinä muga äi dengoid sada. No minei sanutihe, miše kaik om oikti. Minä ladin toižhe külähä lähtta sapkad sinei ostmaha... – Iče kävun. Ehtin völ. Vas’ka pezihe, sugi hibused i veri laučale. Amu ei olend hengel muga tün’. – Min sinä veritoi? Oled-ik terveh? – Tahtoin lebahtada laučal. Oma-k Vit’ka i Sergei kodiš? – Kodiš. Eglai Tol’ka habi ei rikond Sergejad. – Ka kutak? – Tol’kan d’ad’aze, kudamb lebul oli, joti Tol’kad vinal. A se läksi toradamha Sergejan päle. Ved’ veič eskai kädes oli! Akad ei andnugoi torata. A sid’ völ Tan’aine oli. Ka ei andnugoi Sergejad abidida. Tol’kan mam voikab, sanub, ei kundle poig nimidä! – Seregejale-se ei-ik putund? – Ei, ei! To-ške samvar-se tänna, ka minä-ki sinunke čajud jon. Muga bohatas Gusevoiden stol ei olend kattud. Mamoi sirdli Vas’kannoks se sidä, se necidä, ei tedand, midä völ antta radnikale. – Sö voileibid, jo čajud kanfetoidenke. En tedand, miše tuled, voižin midä-ni magukahamban keitta. A iknan taga valoi i valoi vet taivhaspäi.
• создал(а) перевод текста