Ka mie en t’iijä kačo mitä šanottih
Karelian Proper
Uhta
— Ka mie en t’iijä kačo mitä šanottih, a kuulima jotta oli Kekrinpäivä. No oli, oli. Vanha rahvaš šanottih. Vielä šanottih, jotta Kekrihän ne kellot kirvottau elukoilta kaklašta — jotta pitäy Kekrinä kellot kaklašta heittöä. Šen mie muissan, a t’iijä en jotta konša še on.
— Šykyšyllähän ne kellot heitetäh pois kaklašta.
— Ka no še onki Kekrinpäivä še, šiinä šyyštalvešta.
— Enkä ole kaččon päivie enkä.
— No, Kekrinpäivä še oli. Mie muissan, hyvin muissan kun kaikičči mainittih, jotta Kekri kellot kirvottau elukoilta kaklašta, jotta šiitä pitäis jo kellot heittyä kaklašta, a meilä on talvet kaklašša kello.
— Mie heitän toko.
— Meila on talvet kaklašša.
А я не знаю, что говорили
Russian
— А я не знаю, что говорили, а слышали, что был день Кегри. Но был, был. Старые люди говорили. Ещё говорили, что ведь Кегри колокольчики уронит с шеи у животных — что нужно на Кегри снять колокольчики с шеи. Это я помню, но не знаю, когда этот день.
— Ведь осенью снимают колокольчики с шеи.
— Так это и есть день Кегри, в начале зимы.
— Не смотрела я дней, и ничего.
— Но, день Кегри это был. Я помню, хорошо помню, как всегда говорили, что Кегри колокольчики уронит у животных с шеи, что с этого дня надо бы уже колокольчики снять с шеи, а у нас всю зиму на шее колокольчик.
— А я снимаю обычно.
— У нас всю зиму на шее.