Nikitina Lubov
Николай. 2
Russian
"Фашисты!" - решил Васька и достал из своего дорожного мешка небольшой ножик, которым недавно разрезал хлеб. Николай вытащил большую рогатку, заправил ее камушком. Вскоре на поляну вышло сразу несколько человек, на некоторых из них были одеты длинные широкие юбки. Николай старательно протер глаза, но ночное видение не исчезло. Людей становилось все больше, и что - то в их поведении и разговоре показалось Николаю знакомым. "Цыгане!" - с облегчением выдохнул он. Мальчики убрали свое самодельное оружие, но выйти из шалаша не решились. Тем временем цыганские женщины и дети натаскали веток, а мужчины разожгли посередине поляны большой костер. Николай узнал в старом цыгане дядьку Михэя. Прошлой зимой группа цыган обосновалась в их деревне на две недели. Морозы были настолько крепкими, что семья Михэя жила в дома Николая... За поясом у цыгана по - прежнему висела плетка. Николай вспомнил, как однажды зимним вечером он вместе с цыганскими детьми сидел на теплой печке. Взрослые, немного поговорив, улеглись спать, а им, детям, было весело и хотелось играть. Отец Николая дважды попросил детей не шуметь, но баловство не заканчивалось. Тогда дядька Михэй подошел к печке, достал свою плетку и прошелся ею по спинам непослушных ребятишек. Николаю тогда было и больно, и обидно, ведь отец так никогда не наказывал его.
Мальчики подошли к цыганскому костру и поздоровались по - карельски. Дядька Михэй тоже узнал Николая и спросил у него: "Отец на войне?". И не дожидаясь ответа, стал о чем - то говорить на своем языке с другим цыганом, затем, обращаясь к Николаю, сказал, мешая цыганские, русские и карельские слова: "Возвращайтесь в свою деревню. Финны наступают быстро. Дороги бомбят". Долго еще Николай и Василий сидели у цыганского костра. Молодой цыган перебирал струны гитары, наигрывая разные мелодии. Николай все ждал, когда же тот сыграет "Цыганочку", самую известную и душевную для Николая песню. Мелодию "Цыганочки" услышал он уже сквозь сон, после того, как они с Василием улеглись спать в своем шалаше.
Дорога домой
Утром мальчики проснулись, когда солнце стояло уже высоко, это означало, что они проспали долго. Николай осторожно выглянул из укрытия. На поляне никого не было. Когда же ушел цыганский табор? Николаю даже показалось, что все, что было ночью, ему приснилось. Он вышел на поляну, подошел к месту, где ночью горел костер, огляделся и заметил в траве кем-то забытый цыганский платок. Он поднял его и привязал к ветке дерева. "Место для ночлега хорошее, - подумал Николай, - цыгане еще могут вернуться".
Мальчишки достали хлеб, вчерашнюю печеную на костре картошку, выпили воды. После ночного разговора с цыганами они надумали вернуться назад в свою деревню. Идти обратно решили через лес. Они очень надеялись, что день будет солнечный, и они не заблудятся. Шалаш разбирать не стали. Пусть стоит. собрали свои вещи, остатки еды и отправились в обратный путь. Николай надеялся, что к вечеру они дойдут до дома, ведь говорят, обратный путь всегда короче. Только дорога оказалась сложнее прежней, приходилось блуждать, обходя лесные ламбушки и буреломы. Припасы еды заканчивались, мальчики собирали и ели ягоды, которые попадались им в лесу. Черника еще не созрела, но на болотцах росла морошка и на открытых местах поспевала земляника. К вечеру они совсем выбились из сил, от усталости клонило ко сну, от укосов мошкары зудела кожа. Василий нашел место для ночлега – углубление под корнем большой, вывернутой из земли ели. Мальчики набросали внутрь жилища тонких веток и листьев березы, завесили вход большими разлапистыми ветками ели, разделили последний кусок домашнего хлеба и улеглись спать. Вокруг было тихо, только иногда казалось, что рядом кто - то горько и тяжело вздыхает. Возможно, это были голоса ночных птиц или хлюпанье болота.
На следующее утро они проснулись рано. Было уже светло, хотя погода была плохая. Выходить из жилища не хотелось, и мальчики какое то время еще лежали молча. Николай думал о том, как скоро им удастся добраться до своей деревни и как там без него живут его сестры. Надо было продолжить путь домой. Без солнца в лесу ориентироваться было сложнее, поэтому они решили выйти на дорогу и дальше идти по ней. По небу плыли серые тяжелые тучи, дождь то усиливался, то ослабевал, где то вдалеке сверкала молния и гремел гром. Одежда Николая промокла насквозь, с рубахи и штанов стекала вода. Василий снял с себя мокрую рубаху, отжал ее и шел, размахивая ею как флагом. Иногда они ненадолго останавливались и отдыхали, садясь на мокрые камни у дороги. Николаю было голодно, но хлеба больше не было, а заходить в лес за ягодами уже не хватало сил. Мальчики не знали, сколько километров они уже прошли, но когда увидели знакомую лесную дорогу на Вохтозеро, обрадовались и поняли, что деревня близко. Они почти побежали дальше, и вскоре за очередным поворотом показалось Хлебозеро, а за ним и родная деревня.
Серые от дождя деревенские дома молчаливо стояли вдоль дороги, печально поблескивая своими окнами, как слезами. На улице никого не было.
Николай, простившись с Василием, быстро добрался до своего дома. Он открыл дверь, зашел в комнату и увидел, как сестры с испугом обернулись к нему, а узнав, радостно закричали: "Veikki, veiki, veiki!". Затем подбежали к Николаю и прижались к его мокрой одежде. Словом Veikki в их деревне называли уважаемого старшего брата. У Николая на глазах выступили слезы, конечно, он для девчонок старший брат, их защитник и опора, ведь именно об этом просил его отец, уходя на войну. А значит здесь, в родной деревне, его, Николая, фронт. Мать, которая в это время убирала в хлеву, услышав радостные крики, вошла в избу, увидела сына и, всплеснув руками, сказала то ли Николаю, то ли Богу: "Passibo, Jumalaine! Спасибо, Тебе, Господи!".
Подпол - лучшее место
В последующие дни Николай помогал матери, смотрел за сестрами, которые ходили за ним следом, как будто боялись, что он вдруг опять уйдет из дома. За стенкой, в дяди Васиной половине, было тихо и пусто. Дядина, вместе с дочками, Машей и Аней, ушли в лес в надежде добраться до Пряжи или даже до Петрозаводска, чтобы не попасть в оккупацию. Но вскоре и они, вместе с другими деревенскими женщинами и детьми вернулись домой, бросив в лесу часть взятых с собой вещей.
Наступила пора заготовки сена. Женщины и дети ходили на сенокос заготавливать сено на зиму для овец и коров. Стояла жаркая погода. Картофельное поле, засаженное отцом в конце мая, зарастало сорняками, и в один из солнечных дней, Николай вместе с матерью, окучивал картофельные грядки. Он вместо лошади впрягся в тяжелый плуг, тащил его, а мать, двигаясь следом, рыхлила плугом землю.
Все чаще над деревней пролетали самолеты. Фронтовые сводки были неутешительные: финны все ближе подходили к Савинову. В один из августовских дней в небе, над деревней, показался вражеский бомбардировщик. Снаряды упали на самой окраине деревни, подняв клубы гари и пыли. Самолет, сделав круг над деревней, улетел в сторону границы, но многим стало ясно, что вскоре он вернется. Спрятаться от предстоящей атаки с воздуха мать и Николай решили в подполье. Их дом стоял под горкой, у самой воды, и это давало надежду на спасение. Семья Николая, дядина с детьми, ближние соседи забрались в подпол дома Мичуриных, а вскоре в деревне началась война, как на передовой. Николай вместе со всеми сидел в подполе своего дома, а вокруг них падали бомбы. Казалось, что они разрывают землю на части, а дом раскачивается от грохота и взрывов как лодка в шторм. Несколько снарядов упали прямо в озеро. Через маленькое окошко подвала Николай видел, как фонтаном разлетались вода, как закипали от взрывов и в беспорядке выплескивались на берег озерные волны.
Женщины молились в голос. Дети не плакали, а лишь от страха и ужаса зажмуривали глаза и жались друг к другу. Николай вспомнил, что когда раньше еще до войны мать отправляла его в подполье поднять картошку или турнепс, он старался побыстрее выбраться оттуда и подняться в избу, чтобы не встретиться там с полевыми мышами или крысами. Но сейчас, сидя на земляном полу подвала, он подумал, что это лучшее убежище от всех бед, которые принесла война. И даже когда взрывы прекратились, самолет улетел, люди еще долго сидели в подполье, боясь и не желая из него выходить. Женщины молчали, украдкой вытирали слезы, которые текли по щекам и застилали их усталые от напряжения глаза. А дети, когда наступила вдруг тишина, тут же забыли о бомбежке, огляделись и принялись играть. И вскоре глаза их уже сияли радостью и весельем.
В тот день еще никто не знал о том, что вскоре в деревню войдут оккупанты и установят свои порядки, объявят комендантский час, введут пропускную систему. В Хлебозере появится финский штаб, а к зиме в доме Ивановых откроют финскую школу.
Пройдет много лет… Николай вырастет, женится, построит в Петрозаводске свой дом, и в его саду будут цвести яблони. Его отец и дядя Вася, вернувшись с войны, проживут еще много лет. Мать с любовью каждое лето будет встречать Николая в родной деревне. Сестры по – прежнему будут уважительно, как старшего брата, называть Николая Veikki.
Детская память, как защита, сотрет многие воспоминания прошедших событий, но первое лето войны, как напоминание о тяжелом времени его народа и его семьи навсегда останется в памяти Николая.