Libertsova, Valentina
Давно ожидаемый писатель
Russian
Такого писателя уже давно ждала наша карельская, измученная всевозможными несправедливостями Олонецкая земля, на которой живёт трудолюбивый, талантливый и доброжелательный народ.
В этом нет ничего удивительного, что здесь после обретения письменности стала развиваться новая своеобразная литература. Разумеется, сначала творцы слова взялись за стихи, как их основоположник Владимир Брендоев, от которого осталась только тоненькая книжка необыкновенных рассказов. Но, пожалуй, настоящей художественной литературе нельзя существовать без обычных жизненных ситуаций. Поэтому, когда стали приходить со страниц газеты "Родная земля" искусно написанные рассказы Николая Зайцева, для нас открылся новый мир – наша собственная жизнь, какую прожила каждая семья, которая живёт в воспоминаниях старших, в домашних разговорах, в каждом сердце. Это мучает, рвётся в мир выразить себя, образ своего народа. За всю свою народность сказал про олонецких ливвиков этот талантливый сочинитель прозы - Николай Зайцев – подлинный голос карельской жизни.
Сюжет каждого его рассказа взят из прошедшей или нынешней жизни. Всё вместе – полная история XX столетия, его самые важные и тяжёлые события: первая мировая война, Октябрьская революция, коллективизация, репрессии, вторая мировая и Великая Отечественная война, послевоенные годы. Все эти события подробно описаны в этих рассказах: "Свои окна" (2005), "Охотница до чая"(2007), , "Долг" (2008), " В эвакуацию " (2008), "Наследство"(2009), "Старость"(2009), "Заброшенные сосны" (2010), "День патоки"(2010), "Сломанная судьба" (1912),. "Свой дом" (2013), "Баня"("Коммунист") (2013).
"Синие глаза" (2011) напоминают уже конец двадцатого века, когда употребление алкоголя настолько выросло, что убивало мужчин быстрее войны. Все события, о которых пишет Николай Зайцев, взяты из жизни – своей, своих родственников, односельчан, знакомых. Про каждое событие автор может рассказать в разговоре, не прячет "профессиональные тайны творчества". Он так выбирает сюжеты своих рассказов, чтобы читатели, удивлялись, по-новому оглядывались вокруг своей жизни умными глазами художника слова. Это демонстрирует большой и сердечный талант.
Затронуть внутри спрятанные печали
Уже первый опубликованный рассказ "Свои окна" сразу привлекал к чтению, потому что затрагивал спрятанные внутри печали. Во многих семьях, достаточно натерпевшихся в советское время, живут горячие искры репрессий. Помним же, как тогда, в 1991 году обожгла повесть белорусского писателя Василя Быкова "Облава". Главный герой убежал из лагеря ГУЛАГа, но домой идти, бедный, не смеет. Всё равно через некоторое время свои, рядом живущие, в одном селе, организовали облаву для поимки беглеца. Главный безымянный герой Зайцева осмелился встретиться с женой Ирой и объяснить женщине, почему не может зайти домой: "Меня возьмут, это очевидно". Он высказывает свои мысли: "Сидеть в тюрьме за правое дело, которое делаешь, в которое веришь, это не стоит ничего. Уже думал ночами об этом… пришёл к заключению: пойду из дома на это плохое время, я не один. Есть человек… другой…, который думает и делает, как я! Пройдёт немного, и время изменится, я приду и продолжу свою работу…". Вот такая мудрость, вера, правда карельского народа!
Герой Зайцева тоже убегает из лагеря и не решается зайти домой. Попробуйте-ка себе представить, как же это обидно – стоять под своими окнами, высматривать дорогие тени и одновременно со страхом прятаться за кусты. Как будто стоя радом с героем, его и автора глазами смотрим в окна дома и слушаем голоса ночи и своего сердца: "Человек глубже протиснулся в заросли черёмухи, чтобы лучше увидеть окна… Каждый раз, когда в окне показывался кто-то, у него перехватывало дыхание…". Тему рассказ "Брошенные сосны" можно сразу узнать по названию, он о заброшенных деревнях. Сколько таких осталось на земле Карелии и всего Русского Севера! Не остановился этот процесс и сегодня. Готовимся читать со слезами, обвиняя своих родителей и себя, что оставили свои деревни в лесах умирать. Николай Зайцев большую часть этой вины с нас, "маленьких людей", снимает, но всё равно обидно. На фоне красивого леса возникают "три валка высотой с барак" - наполовину уже сгнившие кучи сосен, которые "были… для чего-то предназначены, да ранняя весна сломала дороги, так и остались эти на Лисьей горе… они теперь брошенные, чёрные, заросшие, толстым слоем тулупа из мха, теряющие свою истлевающую старую жизнь. Не сумел мастер увезти их своевременно". А ведь "у этих брошенных сосен могла быть хорошая судьба: из них можно было поднять десять приличных домов, скажем, леспромхозовским рабочим. Может быть, их ждали пилорамы, мебельные заводы". Как же тогда можно допустить такое упущение, такой грех? Да можно было – при содействии советской власти: "Поэтому наверху не получили больших достижений. Орден дали знаменитому лесорубу, нужному в обществе человеку, который исполнил свою работу, высший чиновник был поднят на более высокую должность. Каждому в тот момент досталась своя доля…"
Ещё обиднее то, что за двумя валками после этих сосен, на берегу Соснового озера (Хонгуярви) "стоит низкий, узкий, одинокий дом", где семь лет живёт брошенный старик, у которого старое имя Фадей. Каждый год 23 сентября в день смерти жены он ждёт "единственного сыночка", который обещал непременно приехать сюда именно в этот день – на могилу матери, в свои сосны, на родину, навестить старого отца. Не находит, видно, времени – "У него своя работа в Петрозаводске, он известный человек, есть своя семья, свои дети…" Это же "вечный сюжет" - из Библии пришедший образ "блудного сына". Сразу вспоминаются русские "Станционный смотритель" Александра Пушкина и "Телеграмма" Константина Паустовского. Но там дети всё-таки хоть и опоздали, но на могилу плакать пришли. А в этой ситуации чужой человек, случайно попавший на одну ночь в одинокий дом, хоронит умершего брошенного хозяина и уходит со скверной мыслью – сын не приедет сюда никогда. Почему же мы опустились до такого: как только попадаем в лучшие условия жизни, сразу теряем совесть, а с ней милосердие, ответственность, память?.. Автор заканчивает рассказ плачем природы над брошенными землями: "Посреди высохших брошенных сучьев сиротливо и одиноко качались на ветру, словно плача, одинокие осины, протягивающие голые ветви прямо в небо, где серые, как зола, рваные дождевые облака моросили тяжёлые капли, бродили, не соблюдающие границ с другими землями. Нет села, нет жителей. И даже лесного креста здесь не было видно. Всё было брошено. И наверху не было об этих испорченных валках никакой
заботы".
Есть что сказать живущим рядом
Сам Николай Петрович Зайцев родился и вырос на олонецкой земле, на берегу реки Олонки – в ильинской деревне Антула в крестьянской семье, где держали скотину и выращивали во дворе овощи. Бабушка вязала на продажу шерстяные варежки и носки. Дед работал на конюшне Ильинского колхозе на Старом Центре, смотрел за лошадьми, был знаменитым мастером, вязавшим и ремонтирующим хомуты. Жизнь деда, воспоминания, размышления, страдания изобразил Николай Петрович в рассказе "Старость". Пуавил Ивуанов (Павел Иванов) был знаменитый работник, в разговоре "его называли прежним конюхом Куттуевых", "это имя… поднимало его в цене, можно сказать держало в почёте. Так это имя крутилось по совхозам. По этому имени его узнавали председатели колхозов Олонецкого края. Они знали, как этот человек умеет работать". Внутри стен конюшни был мир работы и жизни этого человека, своя философия относительно лошадок, одиночества и старости". Тут вся его жизнь и мир, который "не ограничивался лошадками и работой шорника", касался Канады и Польши, русского царя и войн.
Уже учась в Антульской начальной школе, мальчишкой, Николай привык рисовать детские картинки - танки, пароходы, оформлял школьные стенгазеты. Затем дальше, учась в Ильинской средней школе, ходил с товарищами в кружок рисования, вместе парни ездили в Тулоксу, Сяндебу, на Ладогу, где делали с натуры картины природы. Это так его вдохновило, что до сих пор является самым любимым делом. Довелось учиться в Московском народном университете искусств, участвовать в выставках с другими художниками. Потом долго работал художником-декоратором на Ильинском лесозаводе. Теперь, уже на пенсии, но ещё не выпускает из рук краски, да ещё добавил себе работу писателя, так как он настоящий любящий родину карел, много знающий, умеющий, говорящий и пишущий на ливвиковском, на котором есть что сказать живущим рядом.
Письменный язык Николая Зайцева – это настоящее красивое ливвиковское наречие, отобранное и обработанное рукой и сердцем писателя. При чтении вспоминаются прежние разговоры, пословицы, поговорки, отдельные выразительные слова жителей своих деревень. Разумеется, человек, живший под высшей властью русского языка, не может без слов, заимствованных из русского языка, ни говорить, ни писать – это теперь судьба. Всё равно, читая написанное Зайцевым, словно разговариваешь всем сердцем, с близким человеком. Сказала бы так: карельский стоит выучить для того, чтобы читать произведения Николая Зайцева.
По первой профессии Николай Петрович художник со своим стилем. Согласно его манере картины "оживают", когда старательно углубляешься в детали, хорошенько выбираешь каждый цветовой образ, объединяешь эти разные оттенки в контраст. В палитру Николая Зайцева собрано многое с лона природы: небесно-голубой с землистым жёлто-красным, озёрной волне подобный тёмно-синий с солнечно-жёлтым, сине-талого снега с сине-красным, мокрого бревна с серо-жёлтым. Так, подобным образом выглядит природа в картинах, как в глазах внутренний мир человека, восприятие окружающего мира, раскрывается жизнь. Больше всего художник любит брать для живописи локации в Михайловском, откуда родом его жена Галя, и на Ладожском озере. Он изобразил на своих картинах все времена года, часто в начальный период: первый снег, весенние ручьи, летние утра, разноцветные леса перед листопадом.
Его талант художника можно увидеть и в рассказах. В рассказе "Свой дом" сразу, взяв в руки, предугадываешь недоброе: сентябрьское холодное утро, "беспокойные, робкие, светящиеся сумерки", "исподтишка протиснулся… утренний свет сквозь серые, как зола, облака", "выла собака", "стук топора", - "четыре колхозника возились с топорами и пилой" - "разбирали сенной сарай и хлева от избы". Все эти детали погружают в колхозное время, когда деревенским пришлось терпеть очень много несправедливости, и предсказывают дальше большую беду. Название рассказа неслучайно "Свой дом". У его главного героя был важнейший смысл жизни: "Сорокин Николай был с умом жившим человеком. ⊂…⊃ Руками добытые копейки он клал в свой дом. Любил он этот дом и всегда поправлял и украшал его". В хорошее время такая любовь к дому только правильно вела бы человека по жизни. В плохое время он стал преступником – поджигателем. "На коленях со слезами стоял Николай перед горящим домом. Обжигающим жаром из огня вставали в уме, как живые, - образы деда, бабушки, отца, матери… Сам маленький рядом с ними. Николай перекрестил повлажневшие глаза, поклонился и шёпотом просил прощенья у родителей и дома". Он смотрит дальше "на вихрь пламени, будто бы успокоившийся, веря, что "огонь очистит всё… Нет дома – нет о нём дум. Не будет болезни". Вместе с семьёй и коровой они уходят из своей деревни встающему солнцу навстречу. "Его лучи ласково греют их лица". Так автор успокаивает нас - читателей, после такого ужасного случая.
В конце декабря нынешнего года Николаю Зайцеву исполнится семьдесят лет. Большая полная жизнь прожита достойно – есть что вспомнить, есть что подытожить, есть что высоко оценить. Хотелось бы с наилучшими словами поздравления сердечно поблагодарить писателя за полученную посредством его рассказов возможность читать на своём языке и наблюдать жизнь своего народа. Пожелала бы новых востребованных книг, картин, хороших читателей и поклонников, чтобы молодые открыли для себя новый мир – знакомый и своеобразный – свой созданный Николаем Зайцевым мир – в рассказах и картинах.