Карпин Николай
Жители Поросозера
русский
У каждого есть самые любимые, самые уважаемые, и просто запомнившиеся люди, о которых хочется вспомнить и рассказать. Многие просто не решаются рассказать. Не каждый решается написать о тех кого помнит, я начну. Этот рассказ будет об известных жителях Поросозера 1950-70-х гг.
Самый маленький
Самым маленьким мужиком у нас на "Участке" ( п. Поросозеро делился на микропоселочки (микрорайоны): Красный Бор, Участок, деревня Поросозеро, Аконьярви, поселок лесозавода(ЛДК). Их между собой связывали "подпоселочки": между Красным Бором и Участком – Хозвзвод; между Участком и д. Поросозеро - Военный Городок и Желездорожный поселок; между д.Поросозеро и Аконьярви - Подгорная; между п. Аконьярви и ЛДК - Собачий поселок; за ЛДК - химлесхоз. Поселок Поросозеро в длину составляет более 10 километров) был отец Валерки Нельмина, моего одноклассника. Даже Валеркина мать ростом была выше отца. В разговорах среди нас сопляков Нельмин-старший непременно служил мерой роста. Выше или ниже Нельмана, сравнивали мы того или иного пацана. Тот, кто перерастал Нельмина в наших глазах, становился как-бы авторитетнее. Как же, взрослого мужика перерос!
Нашего соседа Генку Наумова в пятом классе поперло в рост. Выше или ниже Нельмина? – Сверлил Генкину голову мучительный вопрос. И угораздило его померяться ростом с Нельминым, не где-нибудь, а в общественной поселковой бане. Она стояла на небольшой речушке с быстрой рыжей водой, впадающей в р. Суну.
- Все по-честному, - рассказывал потом Генка, - мы оба без обуви были. Улучшив момент, голый Генка незаметно подкрался к голому Нельмину сзади, когда тот набирал из крана в таз воду, вытянулся в струнку и ладонью повел дрожащей рукой в воздухе неуверенную линию от своей макушки к макушке Нельмина. Краем глаза тот заметил нахального "примерщика". Резко вдруг повернулся и ткнул рыжему Генке кулаком "поддых". Генка скрючился от боли и неожиданности, и безмолвно растворился в раздевалке. Нельмин хотя был ростом с пацанчика, но под кожей у него "играли" очень даже взрослые бицепсы. Как Генка перенес в раздевалке его удар, история умалчивает.
- Но я выше, - с гордостью обнародовал он.
Самый сильный
Самым сильным, по общему мнению "участковцев", был Каширин. С семьей он приехал откуда-то из России, недолго пожил у нас на "участке" и уехал восвояси. Каширин был ростом невысок, но кряжист. Его мускулам на руках, перевитым толстыми, узловатыми, тугими фиолетовыми жгутами вен не хватало места под короткими рукавами рубашки. Однажды, поспорив с мужиками на литр водки, раззадоренный Каширин схватил в гараже лесопункта балансирную ось от лесовозного прицепа и притащил ее в продуктовый магазин, стоявший в центре поселка. Это не меньше 400 метров. Стоя с железной "дурой" на плече он потом, как школьник упрашивал продавщицу "сважить" ось. Та опасалась за весы. Прикидывала в уме вес железяки. Медлила с ответом. Магазин был единственным в поселке, весы тоже. Сжалилась, наконец. Каширин осторожно положил ось на весы. Весы выдержали и показали больше 120 кг. Тем же Макаром ось была возвращена на место в гараж. Мужики особенно те, которые "навеселе", потом не раз пытались повторить Каширинский "подвиг". Безуспешно! Дальше ворот ремонтного бокса "упрямая" ось не желала выдвигаться.
Еще о самых сильных…
До Каширина самым рослым и сильным в поселке по праву считался Володя Янюк. Мои старшие братья рассказывали, как наш поселок в 1950-х годах посетил силач по прозвищу "Бедила". А может, это была его фамилия. В свое время я много читал о Российских силачах: Иване Поддубном, Александре Зассе, Гаккеншмидте... Рассказ братьев о давнем поселковом событии источал аромат дореволюционных страстей, когда цирковые силачи, гастролируя по российским городам и весям, вызывали на силовую дуэль любого по желанию из толпы зрителя…
В тот раз наш поселковый гигант Володя Янюк дольше всех поселковых мужиков продержался в единоборстве против заезжего силача. Они бились на подушках, сидя на высоком бревне.
Много лет спустя, старший брат еще рассказал: "Володя Янюк как-то взялся бороться с нашим батей, и отец поборол Володю". Как это он сделал, брат не понял, но своими глазами видел, что "поборол". Отец значительно уступал в габаритах громадному Володе, который, к тому же, был много моложе. Но наш то - фронтовик, в войну служил дивизионным разведчиком, у него медаль "За отвагу", орден "Красной Звезды"… Видно, тут вся закавыка.
Самый смелый
Мой друг детства Колька Савченко.
Вместе с моим другом детства Колькой Савченко нас двоих вместе взятых был сильнее Генка Наумов, двоюродный брат Кольки. Но сильнее Генки Наумова оказалась Люська Мяккиева. В этом мы-пацанва убедились, когда однажды зимой боролись между собой в снегу. Люська тогда переборола нас всех, в том числе и Генку. Ну и дралась же она!!! Сущий чёрт! А была чуть старше нас и роста не большого. Мы боялись ее даже дразнить.
Смерть отчаянных караулит. Спустя много лет, не помню уже, кто рассказывал, как Люську насмерть забодал бык. И вдруг в голове мелькнула мысль: а ведь Люська погибла, потому что не отступила перед разъярённым животным, вступила с ним в схватку. Недаром ее отец Николай Герасимович, лихой карел, любил повторять: "Был бы мой Люська мужик, он бы показал "по долинам и по взгорьям!".
Самый крепкий
Самым крепким по части выпитого спиртного в нашем поселке долгие годы безоговорочно считался Шишалов Григорий Федорович. Обычно такие специфические споры среди мужиков возникали в поселковой столовой после получки. Шишалов когда-то молодым приехал на заработки в Карелию, и она его уже не отпустила обратно на родину. В Поросозеро Григорий Федорович обзавелся семьей и, что называется, намертво пристрастился к рыбалке. Его огромная, дородная фигура была видна издали. А зычный голос, когда лодка скрывалась за горизонт, продолжал еще долго греметь по водной глади.
- Мефодий, подай-ка закидушку!!! - Спокойно взывал он на озере Мегри своему бессменному напарнику по рыбалке маленькому отцу Витьки Рачинского. И мы купающаяся ребятня, на Киннас Пуоле слышали за несколько километров его зычный призыв...
Так вот, Григорию Федоровичу ставили на стол спорный литр водки в виде двух бутылок. По требованию покупали килограмм сливочного масла и буханку хлеба. В один присест он выпивал две бутылки, заедал хлебом с маслом и как ни в чем, ни бывало, продолжал оставаться остроумным балагуром в шумной компании мужиков. Никто из них не отваживался повторить знаменитую "Шишаловскую тройку".
Самый искусный рыбак
Самым искусным рыбаком был, конечно же, карел Мяккиев Николай Герасимович, закадычный друг моего отца, такого же, как он заядлого рыбака и охотника. Мяккиев не знал, что такое сети, но рыбы в его доме всегда было навалом. Невысокий ростом, крепкий и дерзкий, он много лет отсидел в лагерях. Позже рассказывал чуть заикаясь: "Показывает следователь мое дело. Читаю, ни одного слова правды…". Как многие фронтовики Николай Герасимович к спиртному питал слабость. Когда был нетрезв, из него вылетал набор любимых им фраз: "Налей мне рюмку Роза, ведь я с мороза!". Или: "Мужики с хутора, что напутали, сами разберутся!". На вопрос иному не в меру любопытствующему, чем он занимался тогда-то и тогда-то, Николай Герасимович с иронией отвечал: "На базаре порохом торговал". Для него, охотника и рыбака, такое занятие казалось просто немыслимым.
Мяккиев знал много заветных, одному ему известных лесных ламбушек, с его слов, с самой вкусной рыбой. Как и положено заядлому рыбаку Николай Герасимович был фантазером. Мог приврать, описывая размеры выловленной им щуки, не сморгнув, прибавить расстояние, с которого он ее вытащил на спиннинг. И однажды мужики усомнились в рассказчике, заспорили с ним, решили вывести Николая Герасимовича, что называется "на чистую воду". Мяккиев ничуть не смутился предстоящему публичному испытанию его "чести и достоинства", сходил домой, принес самодельный, видавший не одну только рыбалку спиннинг. В инерционной катушке с самодельными ручками (заводские давно отломались) толстой лески, со слов Николая Герасимовича, было около 60 метров. Примерно на это же расстояние отнесли чью-то кепку и бросили ее на землю. Испытание Николая Герасимовича проходило на спортивной площадке, располагавшейся через дорогу от школы. Махнули ему рукой: "Давай!". Мяккиев в ответ послушно махнул удилищем и блесна со свистом исчезла из вида…, а потом ее нашли в потрепанном подкладе кепки. Ни кому из присутствующих повторить такое не удалось. Как ни старались!
Самый искусный плотник
Таким же искусным только в плотницком деле был другой карел: дядя Леша Попов из деревни Поросозеро. Дядя Леша хорошо метал топоры. Для чего это было ему нужно, один бог ведает. И однажды Тоцкий, длинный, тощий, кадыкастый мужик с "Участка" попросил дядю Лешу показать свое искусство. Чтобы подзадорить Тоцкого тот предложил: "Ставь свою кепку и увидишь". Тоцкому жалко новой кепки. Он и отнес ее подальше, повесил на торец бревна, строящегося дома, авось не докинет.
- Да куда ему, промахнется! – Думал Тоцкий и ехидно посмеивался.
Плотницкий топор, пущенный рукой специалиста, долго и, зрителям казалось, бестолково кувыркался в воздухе… но воткнулся в торец бревна и разрубил кепку пополам. Тоцкий потом долго чесал затылок.
Лет пятьдесят прошло, да нет, гораздо больше, как дядя Леша срубил себе дом из кругляка сосны. До сих пор этот дом один из лучших в деревне Поросозеро.
Участковый
Был в Поросозеро еще один человек, о котором при жизни слагали байки. Этой легендарной фигурой был поселковый участковый Грицюк Евгений Иванович. Одна из тех баек полюбилась и запомнилась.
Грицюк по делам едет на поезде в районный центр: Суоярви. Мимо проходит пьяный незнакомый мужик. Останавливается, долго смотрит на пышные черные усы Евгения Ивановича и произносит: "Счас как дал бы по этим усам!
Е.И., не дрогнув в лице, ему в ответ: "Отойди лохмудей, а-то как врежу, потом долго будет Карелия сниться…".
Сколько себя помню, Грицюк работал в поселке участковым. Ходил пешком в сапогах, брюках-галифе, потом ему выдали служебный мотоцикл с коляской, а в последние годы он разъезжал на "УАЗике". С утра пораньше всему поселку видно было, как наш Евгений Иванович объезжает вверенный ему участок. А он был немалый, из пяти поселков: Клюшина гора, Кудам губа, Совдозеро, Янгозеро и Поросозеро - самый большой. И расстояние от поселка до поселка не меньше 25-35 км. Успевал везде. Мне кажется, за все годы его работы у него не было нераскрытых преступлений. На моей еще памяти пьяный мужик схватил ружье. В Лермонтовском "Фаталисте" обезумевший казак шашкой зарубил незнакомого человека, а здесь обезумевший мужик беспричинно расстрелял насмерть пятерых односельчан. Трагедия произошла в Аконьярви. После войны сначала на строительство железной дороги Петрозаводск-Юшкозеро, а позже на лесозаготовки в поселок потоками приезжали люди со всей страны. Многие из приезжих не дружили с законом. Пьяная поножовщина была привычным делом. Правда, выручали пограничники с заставы, но это отдельная история. И со всем этим беспокойным хозяйством управлялся Евгений Иванович. Управлялся без суеты, буднично, спокойно. Даже среди нашей мальчишеской среды, гораздой давать обидные прозвища и клички, Грицюка в разговорах упоминали не иначе, как по имени-отчеству: "Евгений Иваныч". Кстати, он, в нарушение служебной инструкции, давал нам пацанам пострелять из своего "Макарова". Не часто, но давал.
Один мой приятель рассказал случай из практики нашего участкового. Его вызвали на семейный скандал.
-Что шумишь Антон Романович? - спрашивает пьяненького дебошира пришедший пешком Грицюк.
-Не твоего ума дело, Евгений Иванович,- зло отвечает мужик: молодой, рослый, крепкий. Грицюк тоже не слабак. Завязавшаяся вольная борьба на полу квартиры двух взрослых продолжалась минут десять. Ни один не смог одолеть другого. Наконец, борцы окончательно выдохлись, поднялись на ноги. Запыхавшийся Евгений Иванович поправил сбившуюся форму, портупею, на ремне - кобуру с пистолетом. Может тяжелый пистолет и помешал уложить семейного дебошира на лопатки по всем правилам боевого искусства. Потом он достал из-под широкой кровати закатившуюся к стенке форменную фуражку с красным кантом и золоченой кокардой. Стряхнул с нее налепившийся шмат пыли, водрузил с достоинством на голову. Отдышался, наконец.
- Ну ты Антон Романович, я смотрю, успокоился, - спросил притихшего дебошира. Тот сопел, молчал. Участковый ушел, семейный скандал был улажен. Никаких официальных рапортов "наверх" про сопротивление или неповиновение властям, после этого от участкового не последовало. А имел полное право. Дружинников тогда еще не было, районная милиция за 80 км. Одна надежда: на себя.
Евгений Иванович, по выходу на пенсию, из поселка не съехал никуда. Не съехал, потому что совесть его была чиста перед Поросозерцами. За долгую добросовестную службу Евгений Иванович многократно был отмечен правительственными наградами. Это как раз тот счастливый случай, когда "правительство" и "народ" оказались едины в оценке деятельности конкретного человека. Поросозеро стало для паренька с Украинской Волыни, второй родиной. Очевидцы вспоминают, что когда Евгения Ивановича провожали в последний путь, на его губах лежала улыбка. Такое дано не каждому.