Евстафеев Сергей
Шишка. 2
русский
В конце деревни у дома с окнами обтянутыми пленкой, стояли два тяжелых мотоцикла, коляски были доверху заполнены грузом. На звук мотора вышли три мужика.
‒ Вы зря парни выбрали это направление, тем более на таком аппарате, мы вот назад вернулись. Болота оттаяли, на дороге вода местами до метра поднялась, лучше не мучайтесь, возвращайтесь.
‒ Только на таком мотоцикле и можно проехать, проворчал Виктор и прибавил газу.
Несколько раз пришлось приятелям, раскатав голенища бродней, переносить на руках своего двухколесного помощника через затопленные участки дороги. По грязи же он налегке вытаскивал себя сам, а парни бежали рядом. Несколько часов пути и вот долгожданная развилка, налево дорога в деревню, направо через поселок к озеру. Виктор повернул голову:
‒ Ну что Максим, куда едем?
‒ Поехали к озеру, у тебя же где то лодка припрятана.
Прокатились по местам, где, когда то был поселок лесозаготовителей, Виктор притормозил:
‒ Вон там был клуб, там магазин, там школа, в которой я учился…
Вот и озеро, у покосившегося сарая на чурках лежала дверь, на ней только что освежеванная тушка бобра. Виктор по одному ему знакомым приметам нашел в лесу лодку, аккуратно выкатили ее к озеру и затопили у берега. Проезжая назад заметили, что тушки на дверях уже не было.
Остановиться решили в деревне у стариков Никитиных Витиных родственников, они не захотели переезжать из добротного рубленого дома в щитовую квартиру. Вот уже несколько лет зимуют вдвоем.
Проезжая по деревне заметили, что дома в полном порядке, окна не побиты, двери подперты палками. Слева от дороги крутой спуск к ламбушке, на берегу баньки. Притормозили у добротного дома, из трубы которого вился дымок. Навстречу выскочили хозяева, крепкий высокий старик в серых валенках с калошами, поверх вязаного свитера меховая безрукавка. Хозяйка видимо только что отошла от плиты, лицо раскрасневшееся, на плечи успела накинуть огромный пуховый платок. Радости не было предела, они как то оба одновременно обняли Виктора, Максиму пожали руку. Говорили только на карельском языке.
‒ Меня зовут тетя Аня, а деда ‒ дядя Петя, не стойте на холоде, проходите, проходите в избу, вон уже солнышко наполовину спряталось.
За вечерним чаем, за самоваром Виктор не успевал отвечать на вопросы, казалось, им не будет конца. Максим попивал чаек из граненого стакана и улыбался. Тепло русской печки, радушие хозяев, надежность трудолюбивого и опытного товарища, все располагало к хорошему настроению. Воспользовавшись короткой паузой, Виктор задал и свой вопрос:
‒ Дядя Петя, решили мы сходить поохотиться, да вот ружье одно, не выручишь ли?
Старик посмотрел на Максима, почесал плечо, отхлебнул чаю.
‒ Нет у нас ружья, охотоведы тут порой приезжают. В двух верстах от сюда чета "химиков" живет, у них двустволку отобрали, штраф выписали вот и мы от оружия избавились.
Утром ни свет, ни заря раздался стук в дверь, вошли двое в одинаковых суконных костюмах и зимних солдатских шапках. Они поздоровались, сняли шапки и сели на лавку у дверей, положив ладони на колени. Ребята поняли, что это и есть заготовители живицы, смолы хвойных деревьев. У женщины на макушке была тоненькая косичка, скрученная в кольцо, у мужчины на этом месте была лысина. Лица и руки загорели до черноты, от мужика пахло махоркой, от дамы "Красной Москвой".
Тетя Аня хлопотала у плиты, на полу у печки пыхтел самовар. Виктор снял с него трубу, закрыл вьюшку и ловко водрузил латунного красавца на стол. Хозяйка поставила огромное блюдо с пышными оладьями.
‒ Садитесь, гости дорогие к столу, простокваши нет, оладьи на сгущенном молоке, зато гречневая каша с маслом.
Парней второй раз звать не пришлось, женщина хриплым голосом ответила:
‒ Мы попозже….
День прошел у ребят в хлопотах, поправили старенький шалаш за деревней у леса, для утренней охоты на косачей. Виктору не понравилось, что на поляне было мало следов пребывания птиц. Затопили баню, пока она топилась, с разрешения дяди Пети, посетили пару домов в деревне. Дома были сделаны как под копирку, в сенях стоял огромный ящик с крышкой, обшитый железом для хранения муки. В доме слева русская печь, рядом ухваты, кочерга, трубы для самовара. Далее полки с чугунами, посудный шкаф. В углу комнаты старинный комод, на нем радиоприемник "Родина" и куча батарей питания. Покосившаяся этажерка с патефоном и треснутой пластинкой, остальную мебель хозяева видимо увезли с собой. Виктор пояснил Максиму:
‒ Электричества в наших деревнях не было, вот и запасались батареями. У одного мужика я видел заводской термогенератор, который одевался на керосиновую лампу и от ее тепла вырабатывал энергию для приемника. Одним словом и светло и музыка играет.
Ближе к вечеру ребята сходили в баню и опять собрались за столом у самовара, под краником которого стояла солдатская алюминиевая кружка. Хозяин рассказывал различные байки из жизни деревни, хозяйка хлопотала у плиты с ужином. Выбрав момент, она спросила вполголоса у Виктора:
‒ А Максим то чей будет?
‒ Так это же Надежды Никитичны сын…
Максим видел, как менялось лицо пожилой женщины. Сначала было выражение испуга, затем оно сменилось удивлением, и наконец, появилась улыбка радости.
‒ Надин сын! А-вой-вой! Надо же Надин сын!
Она засуетилась по комнате, захлопали дверки шкафчиков, на столе появились баночки с различным вареньем, сгущенка, печенье "Юбилейное", сухарики с запахом ванили. В завершении она сбегала за перегородку и поставила на стол, вытерев передником, бутылку "Столичной" водки.
- Надо же Надин сын!
Перевела Любовь Балтазар