Никитина Любовь
Николай. 1
русский
ЗВУКИ ЛЕТНЕГО УТРА
Он проснулся, когда лучи утреннего солнца весело играли в маленьком окошке сеновала и смело пробивались сквозь щели под покатой крышей. Внизу, в хлеву, топтались и мекали овечки, звеня маленькими колокольчиками, подвешенными им на шею. Здесь, на сеновале, пахло душистым сеном, рыбацкими сетями и овечьими шкурам, которые были развешены под самой крышей. Николай потянулся, вылез из своего спального укрытия, и комары, так долго ожидающие добычи, разом облепили его. Как хорошо, что мать разрешила взять старые половики, из них Николай соорудил спальный шалаш, внутри которого постелил тюфяк из сена, кинул самодельное тряпичное одеяло и отцовскую фуфайку. Он вновь спрятался в свое укрытие и прислушался к звукам раннего июньского утра. "Тпрукой - тпрукой.." - приговаривал отец, выводя со двора корову, в ответ ему заливисто кричал петух, наперебой щебетали птицы, а из избы доносился детский плач.
"Что она опять плачет? Надо пойти покачать" - подумал Николай. Младшая сестренка Галя родилась две недели назад, и была такой маленькой, что помещалась в крошечную люльку, которую отец подвесил в комнате к потолку. Николай быстро надел заплатанную, когда то отцовскую рубаху, спустился в сени и зашел в комнату. Сестренки Аня, Вера и Дуняша, крепко спали на большой длинной лавке, которая тянулась вдоль стены с тремя небольшими окнами. Мать качала люльку и, увидев сына, сказала ему: "Позови отца, пусть плиту затопит".
Николай вышел на улицу, встал босыми ногами на прохладную от утренней росы траву и огляделся.
Отец у амбара разбирал мокрые рыбацкие сети. Николай посмотрел на его широкую крепкую спину и почему то почувствовал волнение и беспокойство. Такое уже было с ним однажды, в тот день случилась сильная гроза, и они с мальчишками заблудились в лесу.
"Сегодня ясный день, и бояться нечего!" - сам себя успокоил Николай. Он позвал отца в дом, а сам нашел в сенях молоко, разлитое в разные крынки и с большим удовольствием выпил целую кружку. Затем взял ведра и спустился на берег. Озеро было безмолвно. "Такая тишина бывает перед грозой", – снова с беспокойством подумал Николай, зачерпнул воды и понес ведра в дом. В плите уже трещали дрова, мать и сестра Аня хозяйничали на кухне, а отец поднимал из подпола корзину прошлогодней картошки. "До нового урожая должно хватить, еще три корзины осталось, надо только ростки снимать", - заключил отец и понес картошку в амбар. Амбар, небольшое строение из крепких бревен, стоял во дворе близко к дому. В амбаре круглый год хранились домашние запасы: мука, соль, сушеные грибы, замоченные в деревянных кадках ягоды.
Николай снова вышел на улицу и обошел дом. С другой противоположной стороны дома, у своего крыльца сидел дядя Вася, родной брат отца, и что - то чинил. Он работал в колхозе трактористом и много ездил по району. А нынешней весной в составе делегации от Карело – Финской ССР, как передовик колхоза, дядя Вася ездил на ВДНХ. Из Москвы он привез детям конфеты в ярких обертках, а дочке Маше красивый матросский костюмчик. "Не спится? - спросил он Николая: - Что отец?"
"Дома", - ответил Николай, сел рядом и стал наблюдать, как дядя Вася закручивает большим гаечным ключом какую - то деталь от трактора.
С озера подул свежий ветерок. Волны, обгоняя друг друга, спешили к берегу, пенились и качали челнок, привязанный к деревянному плоту. Из полуоткрытого окна вкусно пахло блинами. "Дядина блины печет", - догадался Николай. Diädin (по русски дядина) - так по родственному называли Ольгу, жену дяди Васи. "Чаю хочешь?", - спросил дядя Вася, но Николай не успел ответить, он увидел, как через двор быстрыми шагами к ним направляется дядя Миша, житель соседней деревни. Дядя Миша подошел к ним, остановился и сказал только одно короткое слово: "Война".
Это короткое грозное слово, услышанное Николаем в первый же день войны, как будто разделило его жизнь, проложило границу между детством и зрелостью.
ЖИЗНЬ ДЕРЕВНИ ОСТАНОВИЛАСЬ
Дальнейшие события в деревне развивались стремительно и неотвратимо. Утром следующего дня в Правлении колхоза собрали мужиков, объяснили положение дел и велели собираться на фронт. В первую очередь мобилизации подлежали мужчины от 23 до 36 лет. Отца и дядю Васю провожали всем домом, прощались с ними во дворе. Мать не плакала, она лишь тихо молилась и что - то причитывала, беззвучно шевеля губами. Отец положил руки на худые плечи Николая и сказал ему на прощание: "Было нас в доме трое мужиков, а теперь ты один остался. Береги сестер, вон у тебя их сколько!".
Сестры стояли поодаль, будто сильно боялись чего то. Первой заплакала шестилетняя Машенька, дяди Васина дочка, она часто встречала его вечерами с работы и сейчас, видимо, поняла, что долго не увидит отца. Вера, Дуняша и младшая дочка дяди Васи, Анечка шмыгали носом и растирали слезы по мокрым щекам. Маленькая Галенька безмятежно спала на руках у сестры Николая, Анны. Со двора дома было видно, что в центре деревни, у Правления, стоят два грузовика. Вскоре машины стали сигналить, и отец с дядей Васей поднялись в горку и быстро зашагали к месту сбора мобилизованных, к Правлению. Николай побежал следом и увидел, что с разных сторон к центру деревни шагают знакомые деревенские мужики.
Около машин их встречал офицер, проверял документы и распределял по машинам. Николай, вместе с другими мальчишками хотел подойти поближе и еще раз проститься с отцом, но грузовики быстро уехали, оставив столбы пыли.
После проводов деревенских мужиков на фронт жизнь в деревне будто замерла. С утра уже не тарахтел мотор колхозного трактора, лошади на привязи стояли в конюшне, женщины чаще сидели в своих домах, не отпуская детей попусту бегать по деревне.
Днем Николай помогал матери, а вечерами забирался на сеновал и размышлял о том, что скоро война закончится, скорее всего, к осени, вернется отец и возьмет его на рыбалку за ряпушкой.
За ряпушкой ходили в октябре на Вохтозеро, там, на берегу озера, у отца и дяди Васи была небольшая лодка, а сети каждый раз рыбаки приносили с собой. Ряпушки ловили много, солили и сушили на зиму, икру рыбы готовили отдельно, обильно солили и хранили в стеклянной посуде. Самой вкусной для Николая была свежая ряпушка, крупная, сочная, приготовленная сразу после отлова.
Иногда, забираясь на чердак дома, Николай проверял содержимое своего тайника, который был устроен в самом укромном месте, в углу у самой крыши, среди самодельных кирпичей, когда то забытых здесь при возведении печного дымохода. В тайнике хранилось главное богатство парня: большая рогатка с тугой резинкой, самодельные блесны для удочки, две серебряные монеты 1910 года. "Если война затянется, - подумал Николай: монеты могут пригодиться. Дядя Вася говорил, что в городе их можно обменять на настоящие деньги".
На дне тайника лежал инструмент кантеле, Николай бережно коснулся струн, и они тихо зазвенели под его пальцами. Он вспомнил своего деда Андрея, который умел играть на старинном инструменте кантеле и по праздникам клал его на колени и наигрывал веселые мелодии. Рассказывали, что дед возделывал шкуры: овечьи, заячьи, лисьи и зимой отвозил их в город, а на вырученные деньги привозил домой муку, соль, нитки для вязания сетей. Воспоминания Николая о прошлых днях укрепляли его веру в хорошее будущее.
ПОКИНУТЬ ДЕРЕВНЮ
Прошло несколько дней и новое известие ошеломило жителей Савинова: Финляндия вступила в войну и 1 июля финские войска, нарушив советско–финскую границу, стали продвигаться в направлении Петрозаводска. В деревне объявили о подготовке населения к срочной эвакуации. Этим же днем начали вывозить хозяйственную утварь, а также уводить колхозных коров и лошадей. Вечером в доме у Ивановых собрались Савиновские женщины, чтобы обсудить подготовку к эвакуации. Покинуть деревню для них означало оставить дом, хозяйство, скотину и, взяв с собой детей, шагнуть в неизвестную жизнь. Некоторые из женщин дальше села Ведлозера никогда и не бывали,не понимали русского языка. Кроме того, в семьях было много маленьких детей или немощных стариков, которые могли не вынести дальней дороги до Пряжи. Долго говорили о предстоящих тяжелых переменах, плакали, причитывали и решили, что те, кто будут уходить из деревни, пойдут вместе, небольшими группами. Мать вернулась домой поздно и сказала детям: "Уйдет только Николай, а мы – останемся. Корову с собой не взять, а без молока Галя не выживет".
Николай знал, что мать уже не кормит Галеньку грудным молоком, оно пропало в тот день, когда отец ушел на фронт. Николаю было жаль маленькую сестренку, рассказывали, что сам он рос на грудном молоке до трех лет.
На следующий день без лишних слов мать стала собирать Николая в дорогу, а он сбегал в соседнюю деревню к приятелю Васе Турину и сказал ему, чтобы тот к утру был готов вместе с ним покинуть деревню. Мальчики еще раньше, сразу после проводов деревенских мужиков, сговорились при удобном случае бежать на фронт или в ополчение. Коля убедил мать, что будет лучше, если они с Васькой уже завтра пойдут в Ведлозеро, там узнают обстановку и, если придется, присоединятся к эвакуации.
Поутру Николай стоял на крыльце родного дома. Так же как тогда, в первый день войны, ярко светило солнце, заливисто кричал петух, щебетали птицы, волны озера качали челнок, только не было во дворе отца и не сушились рыбацкие сети. Николай вздрогнул, мать подошла тихо и протянула ему заплечный мешок.
Он прижался к ней и заплакал, ему вдруг стало страшно оставлять ее с маленькими сестрами. Он увидел, что по щекам матери тоже текут слезы, всегда теплые ее руки обнимают его, а еще он увидел вдруг, как она молода! Николай вспомнил, что матери всего тридцать четыре года. "Мuamo…", - прошептал Николай, а мать кончиком передника вытерла его слезы и сказала в дорогу: "Мiikul, mene Jumalankel! Иди с Богом!". Мийкулом, а на русском языке - Николаем, его назвали в честь Святого, и свой день рождения он всегда отмечал 22 мая, в день памяти Николая Чудотворца. В этом году ему исполнилось двенадцать. Мать перекрестила сына и он, не оборачиваясь, быстро зашагал по дороге.
На окраине деревни его уже поджидал Вася Турин. Мальчики поздоровались друг с другом за руку, как настоящие мужики, и пошли в сторону села Ведлозера. Дорога то и дело сворачивала в разные стороны, но идти было легко и даже весело, как будто и не было тяжелого расставания с родным домом и волнений последних дней. До Ведлозера было всего 16 километров, и мальчики решили, что часа за три дойдут до села. Там жила семья родной сестры матери Ирины. Мать наказала обязательно зайти к тете Ине и узнать у нее про эвакуацию. Прошлой зимой, во время православного праздника родной деревни, дня Святого Василия, тетка Иня с детьми гостила у них в Савинове. Николай хорошо помнил, как с двоюродным братом Мишкой они целый день, до темноты, катались на самодельных санках с горок, и как чуть не отморозили руки и щеки и как потом отогревались, сидя у печки.
Воспоминания Николая прервал гул, который сначала доносился издалека, но усиливался с каждой минутой и вскоре превратился в громкий рев моторов. Со стороны Пряжи к финской границе летели два советских самолета. "Наши летят!" - с гордостью сказал Васька. "Пилоты - разведчики!" - добавил Николай. Мальчики остановились, смотрели вслед улетавшим самолетам, что то кричали пилотам и махали им вслед.
В СТОРОНУ ПРЯЖИ
За очередным поворотом показалась развилка, это означало, что до Ведлозера осталось всего 6 километров. Мальчики решили отдохнуть; они сели на траву у дороги, достали фляги с молоком, хлеб и с удовольствием позавтракали. "Смотри! Пойдем скорее!" - вдруг закричал Василий. Он увидел, что по дороге в сторону Пряжи едут грузовики. В кузове каждой машины сидели люди. Мальчики побежали к главной дороге, пытаясь остановить или догнать какой либо грузовик, но все машины быстро проехали мимо них. Вскоре они увидели и группу людей, идущих по главной дороге, это были женщины с детьми, знакомых Николаю среди них не было.
Это жители Колатсельги и они идут в Пряжу, пытаясь спастись от финской оккупации. Николай и Василий решили не заходить в Ведлозеро, а присоединиться к этой группе людей и отправиться сразу в Пряжу. Не пройдя с ними и пары километров, услышали громкие взрывы снарядов с той стороны, куда не так давно летели военные самолеты. Испуганные люди лишь на пару минут остановились на дороге, а затем в панике побежали в лес. Только здесь, в родном карельском лесу, можно спастись от нежданной и страшной войны. Звуки выстрелов раздавались недолго, и вскоре только один самолет - разведчик возвращаясь, вновь пролетели над ними и скрылся за верхушками высоких елей. Маленькими группами, передвигаясь через лес, беженцы продолжили свой спасительный путь на Пряжу. Мальчики решили идти вдвоем, они хорошо ориентировались в лесу и не боялись, что заблудятся, а еще они надеялись, что если встретят здесь ополченцев, то те возьмут их в свой отряд.
Иногда на пути встречались лесные тропинки или небольшие полянки, тогда идти было легче, но порой приходилось пробираться через густой лес и бурелом. Вскоре мальчики подошли к небольшой ламбушке и сделали привал. Очень хотелось пить и купаться. Вода озера манила своей прохладой и прозрачной чистотой, но дети хорошо знали: не зная берега и воды, с купанием лучше не рисковать.
Они отдохнули, набрали воды в пустые фляги, и когда стали обходить ламбушку, почувствовали, что земля под ними слегка покачивается. С юго-западной стороны ламбушку опоясывало небольшое болотце, которое было щедро усыпано ярко оранжевыми ягодами. "Сколько морошки!" - обрадовались дети. Переходя с кочки на кочку, мальчики собирали ягоды и поедали их до тех пор, пока не стало кружить голову, к тому же болотные комары до крови искусали им руки и лицо.
Справа от болота проглядывалась дорога, и они, с осторожностью, прислушиваясь к незнакомым звукам, вышли на нее. Здесь, на широком тракте, было прохладнее, и мальчики, ополоснув руки водой из фляги, зашагали дальше. До Пряжи оставалось километров сорок.
"Если пойдем по дороге, то к завтрашнему вечеру дойдем!" - сказал Николай, но услышали рев военных самолетов и парни с дороги быстро свернули в лес. Самолеты летели со стороны финской границы. Вскоре вновь раздались громкие взрывы. Мальчикам казалось, что бомбы падают на их родную деревню, потому что самые громкие раскаты доносились именно оттуда. Николаю впервые стало по - настоящему страшно. "Может, вернемся?" - спросил он Василия. "Потом решим!" - ответил тот, шепча трясущимися губами.
На этот раз бомбежка продолжалась долго, а возможно, так показалось Николаю. Когда самолеты, стрекоча моторами, улетели, мальчишки еще долго сидели молча под большой разлапистой елью.
Солнце садилось, в лесу стало прохладней, приближалась ночь. Идти дальше было боязно и они решили, что заночуют в лесу.
Они нашли сухую поляну, сделали себе шалаш. Потом развели костер, запекли картошку, доели остатки еды. Страх постепенно отступил. Хотелось спать, но все же мальчишки решили дежурить у костра по очереди, чтобы поддерживать огонь, который сможет уберечь их от незваных лесных гостей. Уже днем они не раз видели следы медведя и большого лося. Николай достал из рюкзака и накинул на плечи материнский платок. Хотелось думать, что в их родной деревне все живы и здоровы, деревенские мужики уже громят фашистов и скоро вернуться домой. Николай непрерывно смотрел на огонь костра и задремал под легкое потрескивание костра. Во сне ему грезился родной берег... Он проснулся от громких голосов. Растолкал крепко заснувшего Василия, и они вдвоем стали всматриваться и вслушиваться. Ночи в июле еще светлые, и было хорошо видно. Голоса приближались. незнакомцы говорят на чужом, не родном Николаю языке.