Тексты

Вернуться к просмотру | Вернуться к списку

Hospodi da boože blahoslovikkua

История изменений

28 августа 2025 в 15:16 Нина Шибанова

изменил(а) текст перевода
Господи и боже, благословите, дорогие спасы, благословите-ка уж меня, дорогую выношенную, в этот пригожий денек. Пришла [к тебе], моя дорогая женщина милостивая, попытайся-ка теперь сдвинуть лишние тяжести, и сбросить с себя насыпанную земелюшку, моя дорогая женщина милостивая, в своем чреве меня выносившая. Пришла вот я, черемушинка, к тебе, к твоей могильной доске из дальних дорог пришла, кручинная женщина пришла на своих уставших ногах. Попытайся-ка теперь сдвинуть лишние тяжести и сбросить насыпанную земелюшку. Попытайся-ка теперь подняться ты, моя дорогая женщина милостивая, меня в своем чреве выносившая, к своей дорогой выношенной. К приходу удрученной женщины не сможешь ли, остудная, хоть на локоточках приподняться? Не сможешь ли к приходу удрученной женщины, не сможешь ли хоть сидя приподняться? Либо не сможешь ли ты в эти пригожие денечки хоть на две пяточки подняться [вскочить]? Еще ли я, поникшая, смогла бы, твой изнуренный облик узнать, и истощенную [?] плоть смогла ли бы узнать? Попытайся-ка теперь у остудной [усл.] женщины хоть остывшим языком спросить, ведь пришла я к твоим ласкам, моя дорогая женщина милостивая, черемушинка (?), в твоем чреве выношенная, твоя дорогая выношенная.^ [Я] пришла с дальних дорог за пятьдесят километриков (так!). Пришла, видишь, остудная, с обильными слезами да с теплыми кушаньями, пришла к твоим узким могильным досочкам. Попытайся-ка теперь, не сможешь ли ты для меня, печальной, очень больших трудов на себя принять, не сможешь ли развеять мою тоску, тоску удрученной женщины, остудной [усл.] самой, хоть охладевшим языком. Пришла я к тебе теперь, ведь у меня очень печальные дни.^ Пришла к тебе приникшая с великим трудом, со своей большой тоской. Ведь принесла к тебе свои боли высотой до неба, величиной во весь свет тоску принесла, смотри, к тебе. Моя дорогая женщина милостивая, угадаешь ли непроходящие в моем сердце кручинушки. Теперь принесла я их к тебе, моя дорогая женщина милостивая, смотри, печали повыше сосен принесла, и во весь свет величиной тоску принесла, удрученная женщина. Не могла за все это времечко, тобой созданная, за все шесть годочков не могла тебе и верных весточек отправить. Не смогла я и теперь, кручинная, что-либо понятными для тебя словами написать. Не оставила ведь ты своей милой взращенной адресов, когда отошла на тот чудесный свет. Не сумела [я], кручинная, понятным тебе языком написать.^ Нет у меня, кручинной, таких перышек, и нет таких узких карандашиков, и не было милых адресочков. Теперь пришла я, твоя созданная, за шестьдесят километриков, перышко твое взращенное, [пришла] к твоим устам. Теперь, кручинная, напишу на твоем полотняном саване, на твоей запавшей груди. И сможешь ли теперь понять мою печаль, ты, моя дорогая женщина милостивая? Еще ли сможешь мои печали, высотой с сосну понять, и кручинушки твоей созданной, выросшие повыше елочек, можешь ли понять их у своей взращенной? Сможешь ли понять кручины, широкие как озеро, моя дорогая женщина милостивая? Сможешь ли понять непроходящие боли в моем сердце, моя дорогая женщина милостивая? И теперь спрошу тебя, несчастную женщину, помнишь ли еще свою прежнюю жизнь, как выхаживала меня в своем чреве, как растила меня, горемычную, до семи годочков? А семи годочков отправила на чужую сторонушку, моя дорогая женщина милостивая. За двадцать километриков отправила меня, недоросшую, свою головушку кормить. Ведь я уже тогда из своих молодых глаз [букв.], кручинная, водицу проливала, твоя созданная.^ Аж сутками [оплакивала] свое сиротское имечко, горемычная. Такая большая тоска была у удрученной по твоим ласкам. Теперь пришла, несчастная, с великими печалями написать тебе о своем житье кручинном. Гляди, отлучила меня с восемнадцати полных годочков, кручинную, на чужую сторонушку, отдала меня незнакомым светлым суженым. Я ведь в восемнадцать годочков была еще в неразумном разуме, так ведь у меня в моем молодом сердце до небес [кручинушки], величиной во весь свет печалушки, горемычная, ношу, как отлучилась от тебя, моя дорогая женщина милостивая. Не могла я тогда со своим неразумным разумом с тобой не умела поговорить, горемычная. Теперь на семидесятом полном годочке больше разума стало в горькой головушке. Теперь, хоть кручинная, напишу тебе на твоей груди, на белом полотняном саване, так поймешь ли ты мои кручинушки, несчастной?

28 августа 2025 в 15:15 Нина Шибанова

изменил(а) текст перевода
Господи и боже, благословите, дорогие спасы, благословите-ка уж меня, дорогую выношенную, в этот пригожий денек. Пришла [к тебе], моя дорогая женщина милостивая, попытайся-ка теперь сдвинуть лишние тяжести, и сбросить с себя насыпанную земелюшку, моя дорогая женщина милостивая, в своем чреве меня выносившая. Пришла вот я, черемушинка, к тебе, к твоей могильной доске из дальних дорог пришла, кручинная женщина пришла на своих уставших ногах. Попытайся-ка теперь сдвинуть лишние тяжести и сбросить насыпанную земелюшку. Попытайся-ка теперь подняться ты, моя дорогая женщина милостивая, меня в своем чреве выносившая, к своей дорогой выношенной. К приходу удрученной женщины не сможешь ли, остудная, хоть на локоточках приподняться? Не сможешь ли к приходу удрученной женщины, не сможешь ли хоть сидя приподняться? Либо не сможешь ли ты в эти пригожие денечки хоть на две пяточки подняться [вскочить]? Еще ли я, поникшая, смогла бы, твой изнуренный облик узнать, и истощенную [?] плоть смогла ли бы узнать? Попытайся-ка теперь у остудной [усл.] женщины хоть остывшим языком спросить, ведь пришла я к твоим ласкам, моя дорогая женщина милостивая, черемушинка (?), в твоем чреве выношенная, твоя дорогая выношенная.^ [Я] пришла с дальних дорог за пятьдесят километриков (так!). Пришла, видишь, остудная, с обильными слезами да с теплыми кушаньями, пришла к твоим узким могильным досочкам. Попытайся-ка теперь, не сможешь ли ты для меня, печальной, очень больших трудов на себя принять, не сможешь ли развеять мою тоску, тоску удрученной женщины, остудной [усл.] самой, хоть охладевшим языком. Пришла я к тебе теперь, ведь у меня очень печальные дни.^ Пришла к тебе приникшая с великим трудом, со своей большой тоской. Ведь принесла к тебе свои боли высотой до неба, величиной во весь свет тоску принесла, смотри, к тебе. Моя дорогая женщина милостивая, угадаешь ли непроходящие в моем сердце кручинушки. Теперь принесла я их к тебе, моя дорогая женщина милостивая, смотри, печали повыше сосен принесла, и во весь свет величиной тоску принесла, удрученная женщина. Не могла за все это времечко, тобой созданная, за все шесть годочков не могла тебе и верных весточек отправить. Не смогла я и теперь, кручинная, что-либо понятными для тебя словами написать. Не оставила ведь ты своей милой взращенной адресов, когда отошла на тот чудесный свет. Не сумела [я], кручинная, понятным тебе языком написать.^ Нет у меня, кручинной, таких перышек, и нет таких узких карандашиков, и не было милых адресочков. Теперь пришла я, твоя созданная, за шестьдесят километриков, перышко твое взращенное, [пришла] к твоим устам. Теперь, кручинная, напишу на твоем полотняном саване, на твоей запавшей груди.^ И сможешь ли теперь понять мою печаль, ты, моя дорогая женщина милостивая? Еще ли сможешь мои печали, высотой с сосну понять, и кручинушки твоей созданной, выросшие повыше елочек, можешь ли понять их у своей взращенной? Сможешь ли понять кручины, широкие как озеро, моя дорогая женщина милостивая? Сможешь ли понять непроходящие боли в моем сердце, моя дорогая женщина милостивая? И теперь спрошу тебя, несчастную женщину, помнишь ли еще свою прежнюю жизнь, как выхаживала меня в своем чреве, как растила меня, горемычную, до семи годочков? А семи годочков отправила на чужую сторонушку, моя дорогая женщина милостивая. За двадцать километриков отправила меня, недоросшую, свою головушку кормить. Ведь я уже тогда из своих молодых глаз [букв.], кручинная, водицу проливала, твоя созданная. Аж сутками [оплакивала] свое сиротское имечко, горемычная. Такая большая тоска была у удрученной по твоим ласкам. Теперь пришла, несчастная, с великими печалями написать тебе о своем житье кручинном. Гляди, отлучила меня с восемнадцати полных годочков, кручинную, на чужую сторонушку, отдала меня незнакомым светлым суженым. Я ведь в восемнадцать годочков была еще в неразумном разуме, так ведь у меня в моем молодом сердце до небес [кручинушки], величиной во весь свет печалушки, горемычная, ношу, как отлучилась от тебя, моя дорогая женщина милостивая. Не могла я тогда со своим неразумным разумом с тобой не умела поговорить, горемычная. Теперь на семидесятом полном годочке больше разума стало в горькой головушке. Теперь, хоть кручинная, напишу тебе на твоей груди, на белом полотняном саване, так поймешь ли ты мои кручинушки, несчастной?

28 августа 2025 в 15:14 Нина Шибанова

изменил(а) текст
Hospodi da boože blahoslovikkua, kallehed (i) spuassažedi blahoslovikkua jo kallištu kandomuttani nämile pädevile päiväžil tulin naine da kalliz armoine jo ga. Opiz nygöi liigoi liččiehyžii liikutella dai panduloi muahužii pakutella jo, naine da kalliz armoine, vačas kandajaine jo. Tulin jo minä tuomenuoni sinul i kaijoil kalmulaudažil pitkil matkažil tulin, vierdynyd (i) akku väzynyžile jalgažile ga. Opiz nygöi liijad liččiehyöd liikutella, da pannud muahuod (i) pakutella jo ga. Opiz nygöi jo kallehen kandamuon piäle jo naine da kalliz armoine, vaččazis kandajaine, kavahtellakseh jo sinä. Hod imehen akan tulduu n edgo voi hodi, kyvelmöine, kynäbryksyžilleh kavahtellakseh ga. Ged d'o voinne nygöi n imehen akan tulduu, n edgo voiz hodi istui kavahtellakseh ga. Libo voizid d'o ku nämile pädevile päiväižile jo sinä kaksile kandupiähyžile kavahtellakseh ga. Viego minä voizin tuonikkoine sinun kulovunnuot kuvažedi tunnustellakseh da n ilman lyhydi (l'ubovoidi) ihožed (i) voizingo tunnustellakseh ga. Opiz nygöi kyvelmöžen akan hodi kylmile kielyžile sinä kyzeltä jo naižen da jo kalliz armoiženi armoižil piäle tulin.^ Tuonikkoine, vačas kannettu kallizi kandomuoni tulin, pitkien matkažien piähyöz viizilekymmenile kilometrižile ga. Tulin kačo kai kyvelmöine kylly kyynälyžien kele, sundoloin suuruksužien kele tulin sinun kaijoile kalmulaudažile jo ga. N opiz nygöi, edgo voi surendožen kele jo sinä n ylen suurii truudažii nähtä, edgo voi minun imehen akan igäväžii n arbailemeh ruveta jo, kyvelmöžel hodi kylmil kielyžile da. Minä tulin nygöi ylen (i) igävien aigažien aluine n akkaine olen jo ga, tulin sinul, tuonikkoine, suurien truudažien kel, suurien atkalažien kele. Kai toin jo taivahan (i) suuruod (i) taudižet sinuleži, ilman suuruod n igäväžet toin jo sinulezi jo kačo. Naine dai kalliz armoine jo, arbailedgo minun vačaz lähtemättömädi vahingožed (i) jo. Nygöi toin minä sinul edeh, naine dai kalliz armoine jo, pedien pitkyöd (i) pečualažet, kačo toin, dai n ilman suuruodi igäväžed jo toin (i), imehyd akku jo. En voinnuh nygöi, kačo, kuvamaine, ni kuvved vuoduot sinul minä ni viernoloi vieštižii työtä ga. Minä nygöi en maltanuh ni, kieroine, sinun kielyžil kirjutella ga. Edgo jättänyh n aigamaižele n armahii adressižii, konzu lähtid niile n ihalil ilmažile ga. En maltan, kieroine, sinun kielyžii kirjutella, eule minul (i), peigoine, teile pädijii perožiidu jo, eigo ole kaidoi karandiššažiidu, eigo olluh armahii adressižii ga. Nygöi minä tulin, kuvamaine, kuvvetkymmened (i) kilometrižedi, aigamaine sinun sulgaine, suun edyžih jo. Nygöi, kieroine, kirjuttelen sinun valgieloile katepaltinažile, rujovunnužile ryndähäžile jo. Viego nygöi n arbailedin atkalad aigaižed (i), naine dai kalliz armoine, sinä (?). Viego voit pedien pitkyöt pečualažet arbailta dai, kuvamažen, kuuzen (i) suuruot kručinažed, voidgo n aigamažen arbailta? Voidgo järven suuruod (i) jävvätyksyöt arbailta, naine dai kalliz armoiženi ga? Voidgo vačaz lähtemättömäd vahingožed arbailta, naine da kalliz armoiženi jo? Nygöi minuu sinä, peigostu n akkua, mustadgo n iččezi n elaigažii jo, konzu minuu n iččez (i) vaččažez vualiksendelidi, konzu seiččemih vuodužih sah kargijaštu kazvatteliidi ga? Seiččemien vuodužien peräz vierahile muahužil vieraittelid (i), naine dai kalliz armoiženi ga. Kaksil kymmenil kilometrižil työnit jo, päderäine, piähytty n elättelemäh ga. Ved jo minä nuoriž (i) silmäžiz (i), vierdynyd, vedytty heittelin, kuvamaine, jo ku orvoi nimyöžiz surendoine suutkažiži ga. Moine oli minul, imehyt, sinuni armoižii igävät suuredi ga. Nygöi tulin, peigoine, suurien pečualažien kele iččeni n elaigaštu sinul, kieroine, kirjuttelemah. Kačo, n eroittelid minuu kaheksistostu vuolahiz vuodužiz (i), vierdynytty, vierahile muahužile, andoit minuu tundemattomile valgieloile vastinehele. Minä vet kaheksistostu vuolahiz vuodužiz mielettömil mielyžil olin ga, ved minul ollah taivahan suuruod (i) nuoriz vaččažizi, ilman suuruod igäväžet, kargijaine, kandelin (i), sinuz eroittelduu, naine dai kalliz armoiženi ga. Nygöi minä en voinu ni mielettömil mielyžil sinun kele ni palehtunnud (i) paista en maltelluh ga. Nygöi tuli seiččemendelkymmenil vuolahil vuodužile liijad mielyöt päderäžel piähyžih ga. Nygöi ehki, kieroine, kirjuttelen sinun (i) ryndähäžile valgieloile katepaltinažile ga, jogo ellendelet sinä minun kurjažen kručinažedi?
изменил(а) текст перевода
Господи и боже, благословите, дорогие спасы, благословите-ка уж меня, дорогую выношенную, в этот пригожий денек. Пришла [к тебе], моя дорогая женщина милостивая, попытайся-ка теперь сдвинуть лишние тяжести, и сбросить с себя насыпанную земелюшку, моя дорогая женщина милостивая, в своем чреве меня выносившая. Пришла вот я, черемушинка, к тебе, к твоей могильной доске из дальних дорог пришла, кручинная женщина пришла на своих уставших ногах. Попытайся-ка теперь сдвинуть лишние тяжести и сбросить насыпанную земелюшку. Попытайся-ка теперь подняться ты, моя дорогая женщина милостивая, меня в своем чреве выносившая, к своей дорогой выношенной. К приходу удрученной женщины не сможешь ли, остудная, хоть на локоточках приподняться? Не сможешь ли к приходу удрученной женщины, не сможешь ли хоть сидя приподняться? Либо не сможешь ли ты в эти пригожие денечки хоть на две пяточки подняться [вскочить]? Еще ли я, поникшая, смогла бы, твой изнуренный облик узнать, и истощенную [?] плоть смогла ли бы узнать? Попытайся-ка теперь у остудной [усл.] женщины хоть остывшим языком спросить, ведь пришла я к твоим ласкам, моя дорогая женщина милостивая, черемушинка (?), в твоем чреве выношенная, твоя дорогая выношенная.^ [Я] пришла с дальних дорог за пятьдесят километриков (так!). Пришла, видишь, остудная, с обильными слезами да с теплыми кушаньями, пришла к твоим узким могильным досочкам. Попытайся-ка теперь, не сможешь ли ты для меня, печальной, очень больших трудов на себя принять, не сможешь ли развеять мою тоску, тоску удрученной женщины, остудной [усл.] самой, хоть охладевшим языком. Пришла я к тебе теперь, ведь у меня очень печальные дни.^ Пришла к тебе приникшая с великим трудом, со своей большой тоской. Ведь принесла к тебе свои боли высотой до неба, величиной во весь свет тоску принесла, смотри, к тебе. Моя дорогая женщина милостивая, угадаешь ли непроходящие в моем сердце кручинушки. Теперь принесла я их к тебе, моя дорогая женщина милостивая, смотри, печали повыше сосен принесла, и во весь свет величиной тоску принесла, удрученная женщина. Не могла за все это времечко, тобой созданная, за все шесть годочков не могла тебе и верных весточек отправить. Не смогла я и теперь, кручинная, что-либо понятными для тебя словами написать. Не оставила ведь ты своей милой взращенной адресов, когда отошла на тот чудесный свет. Не сумела [я], кручинная, понятным тебе языком написать.^ Нет у меня, кручинной, таких перышек, и нет таких узких карандашиков, и не было милых адресочков. Теперь пришла я, твоя созданная, за шестьдесят километриков, перышко твое взращенное, [пришла] к твоим устам. Теперь, кручинная, напишу на твоем полотняном саване, на твоей запавшей груди.^ И сможешь ли теперь понять мою печаль, ты, моя дорогая женщина милостивая? Еще ли сможешь мои печали, высотой с сосну понять, и кручинушки твоей созданной, выросшие повыше елочек, можешь ли понять их у своей взращенной? Сможешь ли понять кручины, широкие как озеро, моя дорогая женщина милостивая? Сможешь ли понять непроходящие боли в моем сердце, моя дорогая женщина милостивая? И теперь спрошу тебя, несчастную женщину, помнишь ли еще свою прежнюю жизнь, как выхаживала меня в своем чреве, как растила меня, горемычную, до семи годочков? А семи годочков отправила на чужую сторонушку, моя дорогая женщина милостивая. За двадцать километриков отправила меня, недоросшую, свою головушку кормить. Ведь я уже тогда из своих молодых глаз [букв.], кручинная, водицу проливала, твоя созданная. Аж сутками [оплакивала] свое сиротское имечко, горемычная. Такая большая тоска была у удрученной по твоим ласкам. Теперь пришла, несчастная, с великими печалями написать тебе о своем житье кручинном. Гляди, отлучила меня с восемнадцати полных годочков, кручинную, на чужую сторонушку, отдала меня незнакомым светлым суженым. Я ведь в восемнадцать годочков была еще в неразумном разуме, так ведь у меня в моем молодом сердце до небес [кручинушки], величиной во весь свет печалушки, горемычная, ношу, как отлучилась от тебя, моя дорогая женщина милостивая. Не могла я тогда со своим неразумным разумом с тобой не умела поговорить, горемычная. Теперь на семидесятом полном годочке больше разума стало в горькой головушке. Теперь, хоть кручинная, напишу тебе на твоей груди, на белом полотняном саване, так поймешь ли ты мои кручинушки, несчастной?

28 августа 2025 в 15:12 Нина Шибанова

изменил(а) текст перевода
Господи и боже, благословите, дорогие спасы, благословите-ка уж меня, дорогую выношенную, в этот пригожий денек. Пришла [к тебе], моя дорогая женщина милостивая, попытайся-ка теперь сдвинуть лишние тяжести, и сбросить с себя насыпанную земелюшку, моя дорогая женщина милостивая, в своем чреве меня выносившая. Пришла вот я, черемушинка, к тебе, к твоей могильной доске из дальних дорог пришла, кручинная женщина пришла на своих уставших ногах. Попытайся-ка теперь сдвинуть лишние тяжести и сбросить насыпанную земелюшку. Попытайся-ка теперь подняться ты, моя дорогая женщина милостивая, меня в своем чреве выносившая, к своей дорогой выношенной. К приходу удрученной женщины не сможешь ли, остудная, хоть на локоточках приподняться? Не сможешь ли к приходу удрученной женщины, не сможешь ли хоть сидя приподняться? Либо не сможешь ли ты в эти пригожие денечки хоть на две пяточки подняться [вскочить]? Еще ли я, поникшая, смогла бы, твой изнуренный облик узнать, и истощенную [?] плоть смогла ли бы узнать? Попытайся-ка теперь у остудной [усл.] женщины хоть остывшим языком спросить, ведь пришла я к твоим ласкам, моя дорогая женщина милостивая, черемушинка (?), в твоем чреве выношенная, твоя дорогая выношенная.^ [Я] пришла с дальних дорог за пятьдесят километриков (так!). Пришла, видишь, остудная, с обильными слезами да с теплыми кушаньями, пришла к твоим узким могильным досочкам. Попытайся-ка теперь, не сможешь ли ты для меня, печальной, очень больших трудов на себя принять, не сможешь ли развеять мою тоску, тоску удрученной женщины, остудной [усл.] самой, хоть охладевшим языком. Пришла я к тебе теперь, ведь у меня очень печальные дни.^ Пришла к тебе приникшая с великим трудом, со своей большой тоской. Ведь принесла к тебе свои боли высотой до неба, величиной во весь свет тоску принесла, смотри, к тебе. Моя дорогая женщина милостивая, угадаешь ли непроходящие в моем сердце кручинушки. Теперь принесла я их к тебе, моя дорогая женщина милостивая, смотри, печали повыше сосен принесла, и во весь свет величиной тоску принесла, удрученная женщина. Не могла за все это времечко, тобой созданная, за все шесть годочков не могла тебе и верных весточек отправить. Не смогла я и теперь, кручинная, что-либо понятными для тебя словами написать. Не оставила ведь ты своей милой взращенной адресов, когда отошла на тот чудесный свет. Не сумела [я], кручинная, понятным тебе языком написать.^ Нет у меня, кручинной, таких перышек, и нет таких узких карандашиков, и не было милых адресочков. Теперь пришла я, твоя созданная, за шестьдесят километриков, перышко твое взращенное, [пришла] к твоим устам. Теперь, кручинная, напишу на твоем полотняном саване, на твоей запавшей груди. И сможешь ли теперь понять мою печаль, ты, моя дорогая женщина милостивая? Еще ли сможешь мои печали, высотой с сосну понять, и кручинушки твоей созданной, выросшие повыше елочек, можешь ли понять их у своей взращенной? Сможешь ли понять кручины, широкие как озеро, моя дорогая женщина милостивая? Сможешь ли понять непроходящие боли в моем сердце, моя дорогая женщина милостивая? И теперь спрошу тебя, несчастную женщину, помнишь ли еще свою прежнюю жизнь, как выхаживала меня в своем чреве, как растила меня, горемычную, до семи годочков? А семи годочков отправила на чужую сторонушку, моя дорогая женщина милостивая. За двадцать километриков отправила меня, недоросшую, свою головушку кормить. Ведь я уже тогда из своих молодых глаз [букв.], кручинная, водицу проливала, твоя созданная. Аж сутками [оплакивала] свое сиротское имечко, горемычная. Такая большая тоска была у удрученной по твоим ласкам. Теперь пришла, несчастная, с великими печалями написать тебе о своем житье кручинном. Гляди, отлучила меня с восемнадцати полных годочков, кручинную, на чужую сторонушку, отдала меня незнакомым светлым суженым. Я ведь в восемнадцать годочков была еще в неразумном разуме, так ведь у меня в моем молодом сердце до небес [кручинушки], величиной во весь свет печалушки, горемычная, ношу, как отлучилась от тебя, моя дорогая женщина милостивая. Не могла я тогда со своим неразумным разумом с тобой не умела поговорить, горемычная. Теперь на семидесятом полном годочке больше разума стало в горькой головушке. Теперь, хоть кручинная, напишу тебе на твоей груди, на белом полотняном саване, так поймешь ли ты мои кручинушки, несчастной?

28 августа 2025 в 15:11 Нина Шибанова

изменил(а) текст перевода
Господи и боже, благословите, дорогие спасы, благословите-ка уж меня, дорогую выношенную, в этот пригожий денек. Пришла [к тебе], моя дорогая женщина милостивая, попытайся-ка теперь сдвинуть лишние тяжести, и сбросить с себя насыпанную земелюшку, моя дорогая женщина милостивая, в своем чреве меня выносившая. Пришла вот я, черемушинка, к тебе, к твоей могильной доске из дальних дорог пришла, кручинная женщина пришла на своих уставших ногах. Попытайся-ка теперь сдвинуть лишние тяжести и сбросить насыпанную земелюшку. Попытайся-ка теперь подняться ты, моя дорогая женщина милостивая, меня в своем чреве выносившая, к своей дорогой выношенной. К приходу удрученной женщины не сможешь ли, остудная, хоть на локоточках приподняться? Не сможешь ли к приходу удрученной женщины, не сможешь ли хоть сидя приподняться? Либо не сможешь ли ты в эти пригожие денечки хоть на две пяточки подняться [вскочить]? Еще ли я, поникшая, смогла бы, твой изнуренный облик узнать, и истощенную [?] плоть смогла ли бы узнать? Попытайся-ка теперь у остудной [усл.] женщины хоть остывшим языком спросить, ведь пришла я к твоим ласкам, моя дорогая женщина милостивая, черемушинка (?), в твоем чреве выношенная, твоя дорогая выношенная.^ [Я] пришла с дальних дорог за пятьдесят километриков (так!). Пришла, видишь, остудная, с обильными слезами да с теплыми кушаньями, пришла к твоим узким могильным досочкам. Попытайся-ка теперь, не сможешь ли ты для меня, печальной, очень больших трудов на себя принять, не сможешь ли развеять мою тоску, тоску удрученной женщины, остудной [усл.] самой, хоть охладевшим языком. Пришла я к тебе теперь, ведь у меня очень печальные дни.^ Пришла к тебе приникшая с великим трудом, со своей большой тоской. Ведь принесла к тебе свои боли высотой до неба, величиной во весь свет тоску принесла, смотри, к тебе. Моя дорогая женщина милостивая, угадаешь ли непроходящие в моем сердце кручинушки. Теперь принесла я их к тебе, моя дорогая женщина милостивая, смотри, печали повыше сосен принесла, и во весь свет величиной тоску принесла, удрученная женщина. Не могла за все это времечко, тобой созданная, за все шесть годочков не могла тебе и верных весточек отправить. Не смогла я и теперь, кручинная, что-либо понятными для тебя словами написать. Не оставила ведь ты своей милой взращенной адресов, когда отошла на тот чудесный свет. Не сумела [я], кручинная, понятным тебе языком написать. Нет у меня, кручинной, таких перышек, и нет таких узких карандашиков, и не было милых адресочков. Теперь пришла я, твоя созданная, за шестьдесят километриков, перышко твое взращенное, [пришла] к твоим устам. Теперь, кручинная, напишу на твоем полотняном саване, на твоей запавшей груди. И сможешь ли теперь понять мою печаль, ты, моя дорогая женщина милостивая? Еще ли сможешь мои печали, высотой с сосну понять, и кручинушки твоей созданной, выросшие повыше елочек, можешь ли понять их у своей взращенной? Сможешь ли понять кручины, широкие как озеро, моя дорогая женщина милостивая? Сможешь ли понять непроходящие боли в моем сердце, моя дорогая женщина милостивая? И теперь спрошу тебя, несчастную женщину, помнишь ли еще свою прежнюю жизнь, как выхаживала меня в своем чреве, как растила меня, горемычную, до семи годочков? А семи годочков отправила на чужую сторонушку, моя дорогая женщина милостивая. За двадцать километриков отправила меня, недоросшую, свою головушку кормить. Ведь я уже тогда из своих молодых глаз [букв.], кручинная, водицу проливала, твоя созданная. Аж сутками [оплакивала] свое сиротское имечко, горемычная. Такая большая тоска была у удрученной по твоим ласкам. Теперь пришла, несчастная, с великими печалями написать тебе о своем житье кручинном. Гляди, отлучила меня с восемнадцати полных годочков, кручинную, на чужую сторонушку, отдала меня незнакомым светлым суженым. Я ведь в восемнадцать годочков была еще в неразумном разуме, так ведь у меня в моем молодом сердце до небес [кручинушки], величиной во весь свет печалушки, горемычная, ношу, как отлучилась от тебя, моя дорогая женщина милостивая. Не могла я тогда со своим неразумным разумом с тобой не умела поговорить, горемычная. Теперь на семидесятом полном годочке больше разума стало в горькой головушке. Теперь, хоть кручинная, напишу тебе на твоей груди, на белом полотняном саване, так поймешь ли ты мои кручинушки, несчастной?

28 августа 2025 в 15:11 Нина Шибанова

изменил(а) текст перевода
Господи и боже, благословите, дорогие спасы, благословите-ка уж меня, дорогую выношенную, в этот пригожий денек. Пришла [к тебе], моя дорогая женщина милостивая, попытайся-ка теперь сдвинуть лишние тяжести, и сбросить с себя насыпанную земелюшку, моя дорогая женщина милостивая, в своем чреве меня выносившая. Пришла вот я, черемушинка, к тебе, к твоей могильной доске из дальних дорог пришла, кручинная женщина пришла на своих уставших ногах. Попытайся-ка теперь сдвинуть лишние тяжести и сбросить насыпанную земелюшку. Попытайся-ка теперь подняться ты, моя дорогая женщина милостивая, меня в своем чреве выносившая, к своей дорогой выношенной. К приходу удрученной женщины не сможешь ли, остудная, хоть на локоточках приподняться? Не сможешь ли к приходу удрученной женщины, не сможешь ли хоть сидя приподняться? Либо не сможешь ли ты в эти пригожие денечки хоть на две пяточки подняться [вскочить]? Еще ли я, поникшая, смогла бы, твой изнуренный облик узнать, и истощенную [?] плоть смогла ли бы узнать? Попытайся-ка теперь у остудной [усл.] женщины хоть остывшим языком спросить, ведь пришла я к твоим ласкам, моя дорогая женщина милостивая, черемушинка (?), в твоем чреве выношенная, твоя дорогая выношенная.^ [Я] пришла с дальних дорог за пятьдесят километриков (так!). Пришла, видишь, остудная, с обильными слезами да с теплыми кушаньями, пришла к твоим узким могильным досочкам. Попытайся-ка теперь, не сможешь ли ты для меня, печальной, очень больших трудов на себя принять, не сможешь ли развеять мою тоску, тоску удрученной женщины, остудной [усл.] самой, хоть охладевшим языком. Пришла я к тебе теперь, ведь у меня очень печальные дни. Пришла к тебе приникшая с великим трудом, со своей большой тоской. Ведь принесла к тебе свои боли высотой до неба, величиной во весь свет тоску принесла, смотри, к тебе. Моя дорогая женщина милостивая, угадаешь ли непроходящие в моем сердце кручинушки. Теперь принесла я их к тебе, моя дорогая женщина милостивая, смотри, печали повыше сосен принесла, и во весь свет величиной тоску принесла, удрученная женщина. Не могла за все это времечко, тобой созданная, за все шесть годочков не могла тебе и верных весточек отправить. Не смогла я и теперь, кручинная, что-либо понятными для тебя словами написать. Не оставила ведь ты своей милой взращенной адресов, когда отошла на тот чудесный свет. Не сумела [я], кручинная, понятным тебе языком написать. Нет у меня, кручинной, таких перышек, и нет таких узких карандашиков, и не было милых адресочков. Теперь пришла я, твоя созданная, за шестьдесят километриков, перышко твое взращенное, [пришла] к твоим устам. Теперь, кручинная, напишу на твоем полотняном саване, на твоей запавшей груди. И сможешь ли теперь понять мою печаль, ты, моя дорогая женщина милостивая? Еще ли сможешь мои печали, высотой с сосну понять, и кручинушки твоей созданной, выросшие повыше елочек, можешь ли понять их у своей взращенной? Сможешь ли понять кручины, широкие как озеро, моя дорогая женщина милостивая? Сможешь ли понять непроходящие боли в моем сердце, моя дорогая женщина милостивая? И теперь спрошу тебя, несчастную женщину, помнишь ли еще свою прежнюю жизнь, как выхаживала меня в своем чреве, как растила меня, горемычную, до семи годочков? А семи годочков отправила на чужую сторонушку, моя дорогая женщина милостивая. За двадцать километриков отправила меня, недоросшую, свою головушку кормить. Ведь я уже тогда из своих молодых глаз [букв.], кручинная, водицу проливала, твоя созданная. Аж сутками [оплакивала] свое сиротское имечко, горемычная. Такая большая тоска была у удрученной по твоим ласкам. Теперь пришла, несчастная, с великими печалями написать тебе о своем житье кручинном. Гляди, отлучила меня с восемнадцати полных годочков, кручинную, на чужую сторонушку, отдала меня незнакомым светлым суженым. Я ведь в восемнадцать годочков была еще в неразумном разуме, так ведь у меня в моем молодом сердце до небес [кручинушки], величиной во весь свет печалушки, горемычная, ношу, как отлучилась от тебя, моя дорогая женщина милостивая. Не могла я тогда со своим неразумным разумом с тобой не умела поговорить, горемычная. Теперь на семидесятом полном годочке больше разума стало в горькой головушке. Теперь, хоть кручинная, напишу тебе на твоей груди, на белом полотняном саване, так поймешь ли ты мои кручинушки, несчастной?

28 августа 2025 в 15:10 Нина Шибанова

изменил(а) текст
Hospodi da boože blahoslovikkua, kallehed (i) spuassažedi blahoslovikkua jo kallištu kandomuttani nämile pädevile päiväžil tulin naine da kalliz armoine jo ga. Opiz nygöi liigoi liččiehyžii liikutella dai panduloi muahužii pakutella jo, naine da kalliz armoine, vačas kandajaine jo. Tulin jo minä tuomenuoni sinul i kaijoil kalmulaudažil pitkil matkažil tulin, vierdynyd (i) akku väzynyžile jalgažile ga. Opiz nygöi liijad liččiehyöd liikutella, da pannud muahuod (i) pakutella jo ga. Opiz nygöi jo kallehen kandamuon piäle jo naine da kalliz armoine, vaččazis kandajaine, kavahtellakseh jo sinä. Hod imehen akan tulduu n edgo voi hodi, kyvelmöine, kynäbryksyžilleh kavahtellakseh ga. Ged d'o voinne nygöi n imehen akan tulduu, n edgo voiz hodi istui kavahtellakseh ga. Libo voizid d'o ku nämile pädevile päiväižile jo sinä kaksile kandupiähyžile kavahtellakseh ga. Viego minä voizin tuonikkoine sinun kulovunnuot kuvažedi tunnustellakseh da n ilman lyhydi (l'ubovoidi) ihožed (i) voizingo tunnustellakseh ga. Opiz nygöi kyvelmöžen akan hodi kylmile kielyžile sinä kyzeltä jo naižen da jo kalliz armoiženi armoižil piäle tulin.^ Tuonikkoine, vačas kannettu kallizi kandomuoni tulin, pitkien matkažien piähyöz viizilekymmenile kilometrižile ga. Tulin kačo kai kyvelmöine kylly kyynälyžien kele, sundoloin suuruksužien kele tulin sinun kaijoile kalmulaudažile jo ga. N opiz nygöi, edgo voi surendožen kele jo sinä n ylen suurii truudažii nähtä, edgo voi minun imehen akan igäväžii n arbailemeh ruveta jo, kyvelmöžel hodi kylmil kielyžile da. Minä tulin nygöi ylen (i) igävien aigažien aluine n akkaine olen jo ga, tulin sinul, tuonikkoine, suurien truudažien kel, suurien atkalažien kele. Kai toin jo taivahan (i) suuruod (i) taudižet sinuleži, ilman suuruod n igäväžet toin jo sinulezi jo kačo. Naine dai kalliz armoine jo, arbailedgo minun vačaz lähtemättömädi vahingožed (i) jo. Nygöi toin minä sinul edeh, naine dai kalliz armoine jo, pedien pitkyöd (i) pečualažet, kačo toin, dai n ilman suuruodi igäväžed jo toin (i), imehyd akku jo. En voinnuh nygöi, kačo, kuvamaine, ni kuvved vuoduot sinul minä ni viernoloi vieštižii työtä ga. Minä nygöi en maltanuh ni, kieroine, sinun kielyžil kirjutella ga. Edgo jättänyh n aigamaižele n armahii adressižii, konzu lähtid niile n ihalil ilmažile ga. En maltan, kieroine, sinun kielyžii kirjutella, eule minul (i), peigoine, teile pädijii perožiidu jo, eigo ole kaidoi karandiššažiidu, eigo olluh armahii adressižii ga. Nygöi minä tulin, kuvamaine, kuvvetkymmened (i) kilometrižedi, aigamaine sinun sulgaine, suun edyžih jo. Nygöi, kieroine, kirjuttelen sinun valgieloile katepaltinažile, rujovunnužile ryndähäžile jo. Viego nygöi n arbailedin atkalad aigaižed (i), naine dai kalliz armoine, sinä (?) Viego voit pedien pitkyöt pečualažet arbailta dai, kuvamažen, kuuzen (i) suuruot kručinažed, voidgo n aigamažen arbailta? Voidgo järven suuruod (i) jävvätyksyöt arbailta, naine dai kalliz armoiženi ga? Voidgo vačaz lähtemättömäd vahingožed arbailta, naine da kalliz armoiženi jo? Nygöi minuu sinä, peigostu n akkua, mustadgo n iččezi n elaigažii jo, konzu minuu n iččez (i) vaččažez vualiksendelidi, konzu seiččemih vuodužih sah kargijaštu kazvatteliidi ga? Seiččemien vuodužien peräz vierahile muahužil vieraittelid (i), naine dai kalliz armoiženi ga. Kaksil kymmenil kilometrižil työnit jo, päderäine, piähytty n elättelemäh ga. Ved jo minä nuoriž (i) silmäžiz (i), vierdynyd, vedytty heittelin, kuvamaine, jo ku orvoi nimyöžiz surendoine suutkažiži ga. Moine oli minul, imehyt, sinuni armoižii igävät suuredi ga. Nygöi tulin, peigoine, suurien pečualažien kele iččeni n elaigaštu sinul, kieroine, kirjuttelemah. Kačo, n eroittelid minuu kaheksistostu vuolahiz vuodužiz (i), vierdynytty, vierahile muahužile, andoit minuu tundemattomile valgieloile vastinehele. Minä vet kaheksistostu vuolahiz vuodužiz mielettömil mielyžil olin ga, ved minul ollah taivahan suuruod (i) nuoriz vaččažizi, ilman suuruod igäväžet, kargijaine, kandelin (i), sinuz eroittelduu, naine dai kalliz armoiženi ga. Nygöi minä en voinu ni mielettömil mielyžil sinun kele ni palehtunnud (i) paista en maltelluh ga. Nygöi tuli seiččemendelkymmenil vuolahil vuodužile liijad mielyöt päderäžel piähyžih ga. Nygöi ehki, kieroine, kirjuttelen sinun (i) ryndähäžile valgieloile katepaltinažile ga, jogo ellendelet sinä minun kurjažen kručinažedi?

28 августа 2025 в 15:09 Нина Шибанова

создал(а) текст
создал(а) текст: Hospodi da boože blahoslovikkua, kallehed (i) spuassažedi blahoslovikkua jo kallištu kandomuttani nämile pädevile päiväžil tulin naine da kalliz armoine jo ga. Opiz nygöi liigoi liččiehyžii liikutella dai panduloi muahužii pakutella jo, naine da kalliz armoine, vačas kandajaine jo. Tulin jo minä tuomenuoni sinul i kaijoil kalmulaudažil pitkil matkažil tulin, vierdynyd (i) akku väzynyžile jalgažile ga. Opiz nygöi liijad liččiehyöd liikutella, da pannud muahuod (i) pakutella jo ga. Opiz nygöi jo kallehen kandamuon piäle jo naine da kalliz armoine, vaččazis kandajaine, kavahtellakseh jo sinä. Hod imehen akan tulduu n edgo voi hodi, kyvelmöine, kynäbryksyžilleh kavahtellakseh ga. Ged d'o voinne nygöi n imehen akan tulduu, n edgo voiz hodi istui kavahtellakseh ga. Libo voizid d'o ku nämile pädevile päiväižile jo sinä kaksile kandupiähyžile kavahtellakseh ga. Viego minä voizin tuonikkoine sinun kulovunnuot kuvažedi tunnustellakseh da n ilman lyhydi (l'ubovoidi) ihožed (i) voizingo tunnustellakseh ga. Opiz nygöi kyvelmöžen akan hodi kylmile kielyžile sinä kyzeltä jo naižen da jo kalliz armoiženi armoižil piäle tulin. Tuonikkoine, vačas kannettu kallizi kandomuoni tulin, pitkien matkažien piähyöz viizilekymmenile kilometrižile ga. Tulin kačo kai kyvelmöine kylly kyynälyžien kele, sundoloin suuruksužien kele tulin sinun kaijoile kalmulaudažile jo ga. N opiz nygöi, edgo voi surendožen kele jo sinä n ylen suurii truudažii nähtä, edgo voi minun imehen akan igäväžii n arbailemeh ruveta jo, kyvelmöžel hodi kylmil kielyžile da. Minä tulin nygöi ylen (i) igävien aigažien aluine n akkaine olen jo ga, tulin sinul, tuonikkoine, suurien truudažien kel, suurien atkalažien kele. Kai toin jo taivahan (i) suuruod (i) taudižet sinuleži, ilman suuruod n igäväžet toin jo sinulezi jo kačo. Naine dai kalliz armoine jo, arbailedgo minun vačaz lähtemättömädi vahingožed (i) jo. Nygöi toin minä sinul edeh, naine dai kalliz armoine jo, pedien pitkyöd (i) pečualažet, kačo toin, dai n ilman suuruodi igäväžed jo toin (i), imehyd akku jo. En voinnuh nygöi, kačo, kuvamaine, ni kuvved vuoduot sinul minä ni viernoloi vieštižii työtä ga. Minä nygöi en maltanuh ni, kieroine, sinun kielyžil kirjutella ga. Edgo jättänyh n aigamaižele n armahii adressižii, konzu lähtid niile n ihalil ilmažile ga. En maltan, kieroine, sinun kielyžii kirjutella, eule minul (i), peigoine, teile pädijii perožiidu jo, eigo ole kaidoi karandiššažiidu, eigo olluh armahii adressižii ga. Nygöi minä tulin, kuvamaine, kuvvetkymmened (i) kilometrižedi, aigamaine sinun sulgaine, suun edyžih jo. Nygöi, kieroine, kirjuttelen sinun valgieloile katepaltinažile, rujovunnužile ryndähäžile jo. Viego nygöi n arbailedin atkalad aigaižed (i), naine dai kalliz armoine, sinä (?) Viego voit pedien pitkyöt pečualažet arbailta dai, kuvamažen, kuuzen (i) suuruot kručinažed, voidgo n aigamažen arbailta? Voidgo järven suuruod (i) jävvätyksyöt arbailta, naine dai kalliz armoiženi ga? Voidgo vačaz lähtemättömäd vahingožed arbailta, naine da kalliz armoiženi jo? Nygöi minuu sinä, peigostu n akkua, mustadgo n iččezi n elaigažii jo, konzu minuu n iččez (i) vaččažez vualiksendelidi, konzu seiččemih vuodužih sah kargijaštu kazvatteliidi ga? Seiččemien vuodužien peräz vierahile muahužil vieraittelid (i), naine dai kalliz armoiženi ga. Kaksil kymmenil kilometrižil työnit jo, päderäine, piähytty n elättelemäh ga. Ved jo minä nuoriž (i) silmäžiz (i), vierdynyd, vedytty heittelin, kuvamaine, jo ku orvoi nimyöžiz surendoine suutkažiži ga. Moine oli minul, imehyt, sinuni armoižii igävät suuredi ga. Nygöi tulin, peigoine, suurien pečualažien kele iččeni n elaigaštu sinul, kieroine, kirjuttelemah. Kačo, n eroittelid minuu kaheksistostu vuolahiz vuodužiz (i), vierdynytty, vierahile muahužile, andoit minuu tundemattomile valgieloile vastinehele. Minä vet kaheksistostu vuolahiz vuodužiz mielettömil mielyžil olin ga, ved minul ollah taivahan suuruod (i) nuoriz vaččažizi, ilman suuruod igäväžet, kargijaine, kandelin (i), sinuz eroittelduu, naine dai kalliz armoiženi ga. Nygöi minä en voinu ni mielettömil mielyžil sinun kele ni palehtunnud (i) paista en maltelluh ga. Nygöi tuli seiččemendelkymmenil vuolahil vuodužile liijad mielyöt päderäžel piähyžih ga. Nygöi ehki, kieroine, kirjuttelen sinun (i) ryndähäžile valgieloile katepaltinažile ga, jogo ellendelet sinä minun kurjažen kručinažedi?
создал(а) перевод текста