Евстафеев Сергей
Пастушок
русский
Всю ночь за окном бушевал северный ветер, то он отчаянно стучал в стекло снежной крупой, то барабанил по жестянке слива крупными каплями дождя. Баба Зина приподнялась, взяла с прикроватной тумбочки стакан с водой, сделала несколько глотков. Свет от уличного фонаря, словно ночничок освещал палату.
В углу на кровати — каталке постанывала бабка Матрена. Вот уже несколько лет бабка не встает с постели, речь отнялась, руки, ноги чуть шевелятся. Родственники периодически привозят ее в больницу на обследование.
Баба Зина поставила стакан на место и закрыла глаза.
Последнее время ей снится один и тот же сон. Будто она доит козу, затем заходит в избу, процеживает в желтую эмалированную кастрюлю молоко. Кошка трется о ногу. Наливает и ей в мисочку. Помыла руки у рукомойника, взяла из старинной сахарницы конфетку подушечку. Раскусила, почувствовав вкус начинки, зашла в комнату. По краям комнаты две кровати, между окон стол, над ним зеркало, а на столе самовар. Подошла к своей кровати, над ней репродукция картины Брюллова "Всадница". Вытерла передником несуществующую пыль и обернулась. Напротив, на другой кровати, сидели мама и бабушка. Мама была молоденькой, в голубом платье, с цветастым платком на плечах. Бабушка по возрасту была её ровесница.
— Ну чего так рано пришли, я ещё и самовар не ставила, блинов не пекла.
Гости встали и пошли к выходу, в дверях бабушка обернулась и подмигнула ей.
На этом месте баба Зина просыпалась, думая к чему же этот сон.
Тата, та-та-та, тата, та-та-та послышалось от окна.
Она улыбнулась.… — Ну, здравствуй пастушок!
Когда то ещё маленькой девочкой, она любила сидеть на берегу реки, смотреть как тёплый ветерок, согретый, где то там, в полях, пробегал по водной глади, раскачивая белые кувшинки на воде, и жёлтые балаболки на берегу. Молоденький пастушок пригонял деревенское стадо на водопой. Коровы, спасаясь от мух, оводов и слепней, залезали в реку, а пастух доставал из кармана старенького дождевика дудочку и начинал играть. Мелодия была простенькой, та-та-та, тра-та-та, но коровы успокаивались, жевали свою жвачку, распустив хвосты по течению.
Год назад у бабы Зины отказали ноги, голова соображает, руки слушаются, а ноги не хотят ходить, хоть ты что с ними делай. Вот тогда и определили её в больницу. Палата светлая, тёплая, кровать у окна. Когда то рамы на окнах проклеивали на зиму, затем бумажную ленту сорвали и отказались от этой затеи, и так тепло. Рядом со шпингалетом маленький кусочек бумажки остался. Как только ветерок поворачивал с востока, этот лоскуток начинал свою песню, точно как дудочка пастушка.
Болезнь прогрессировала, и бабе Зине предложили переезд в интернат для инвалидов.
В дверь постучали, вошёл фельдшер Борис Иванович, настроение сразу улучшилось. Добрая улыбка, и такие родные искрящиеся глаза.
- Привет Тимофеевна, я сегодня на дежурство заступил, вот пришёл тебя навестить. Давай послушаем как там у тебя внутри.… Так, дыши... Не дыши…. Я приготовил для тебя список лекарств, если что звони нам, поможем. Скучно тут будет без тебя. А где же твой знаменитый песенник, ах вот он.… О какой эпиграф! "В любви надо действовать смело, задачи решать самому, и это серьёзное дело нельзя поручать никому".… Ну, Тимофеевна и даёшь!
Баба Зина рассмеялась. Песенник, а точнее толстая тетрадь с приклеенными цветами, вырезанными из почтовых открыток, достался ей от одной из квартиранток. Между цветов красивым почерком были вписаны несколько десятков песен.
— Иванович, спасибо тебе за заботу, вчера Лилия Степановна дежурила,| мазей для ног принесла. Трижды приходила, про жизнь нашу бабью разговариваем, а она руку мне гладит, вроде как прощается... Хороший у нас в больнице коллектив, я тоже скучать буду по вам…
Ушёл Иванович, прибежали две санитарки, помыли полы, говорят начальство из района приезжает.
После обеда стук в дверь, входит молодая женщина в строгом костюме, очки в роговой оправе, высокая прическа. В руках кожаная папка. Следом главврач больницы. Женщина поправила очки, осмотрела палату и говорит главврачу
- Вы идите, занимайтесь своими делами, я тут сама разберусь….
Плотно закрыла дверь и подошла к бабке Матрене:
- Здравствуйте Зинаида Тимофеевна, меня зовут Людмила Николаевна, я привезла на вас документы из районного Собеса…
Баба Зина рассмеялась:
- Миленькая, она же тебя не слышит, который год между небом и землёй, и туда не берут и здесь никому не нужна. Зинаида Тимофеевна это я, да ты не смущайся, вон, как щечки покраснели. Наверно недавно в чиновниках?
- Четыре месяца, а как вы узнали?
- Краснеть не разучилась, да и глаза у тебя человечьи, а у тех стеклянные, как у плотвы. Приедешь к такому пузырю на приём, он смотрит на тебя своим рыбьим глазом как на пустое место. На столе пара кроссвордов да карандаш. А ответ один: – Вы от кого? А, тогда ждите, мы сообщим.… Да ты подойди, садись на стульчик рядом.
От окна тихонько зазвучало тата, та-та-та, тата…, тата, та-та-та, тата…
Баба Зина подхватила:
- И-Иван вихмал астуй, соват хянен кастуй.… Да ты милая не пугайся, я в своём уме, это песня нашего карельского народного песенника Ивана Левкина про то, как Иван пошёл искать невесту. Вымок под дождём до нитки, а навстречу ему Настя. Всем была хороша дева, да один дефект имела, глуховата была…
- Зинаида Тимофеевна, вы, когда на иностранный язык переходите, то предупреждайте.… А что случилось с вашей соседкой по палате?
- Это не иностранный, это наш родной карельский язык, раньше только на нём карелы меж собой и разговаривали. Так вот, было у нас в деревне две церкви, я хоть маленькая была, но их помню. Бабушка мне рассказывала, что решили комсомольцы сделать в одной из них клуб. Пришли с гармошками, с песнями, с плясками… кресты покидали в кучу, сверху выломанные из иконостаса иконы. Старики стоят, крестятся и плачут, ведь всем миром церкви строили.… В войну деревню сожгли. Только комсомольцы те ещё до войны стали пропадать. Кто же в живых остался или ума лишился, или парализованным смерти годами просил, а она к нему не шла. Вот бабка Матрена - последняя из них…
Людмила Николаевна достала из карманчика пиджака платочек, вытерла губы и стекла очков.
- Какие вы страсти рассказываете, прямо фильм ужасов…
Дверь со скрипом открылась, заглянул молодой чубастый мужик.
- Баба Зина, не знаешь где мама?
- Она в шестой палате, Гриша, сериал смотрит, а как у тебя поросята, не голодают?
- Да со свиньями все нормально, здоровья тебе баба Зина, шутишь, это хорошо…
Года полтора назад мать Гришки поехала в город на пять дней, ему же оставила денег, мешок комбикорма, картошки. Строго настрого наказала кормить поросят. Он же с друзьями купил вина и десять буханок хлеба. Пришёл к поросятам, кинул им весь хлеб и говорит:
- Хотите сразу ешьте, хотите на пять дней растягивайте…
Баба Зина приподнялась, выпила воды, посмотрела на собеседницу. Та нервно мяла в руках платочек:
- Зинаида Тимофеевна, а дети у вас есть?
Та-та-та проскрипело от окошка.
— Я с детства была очень маленькой, подружки одногодки всегда были на голову выше. За глаза так и называли маленькая Зина. Однажды подзывает меня бабушка и говорит:
— Смотрю, что ты переживаешь из-за своего роста, знай это не главное в человеке. Мал золотник да дорог. Постарайся прожить жизнь ничего для себя, не прося, довольствуйся тем, что у тебя есть. Никогда не делай людям зла, но помни — маленькому ростом всегда нужно быть с перчиком в характере.
Так и жила, к людям с добром, к себе со строгостью. И бог меня наградил, у меня родилась девочка! Маленькое, хрупкое создание с золотистыми кудряшками и ангельской улыбкой. Колокольчиком по избе звенел её смех. Счастливее меня не было человека на земле. Вот однажды пришла беда, девочка моя стала тяжело дышать, я её в охапку и к фельдшеру. Прибегаю, там уже четверо больных малышей. Погрузились мы в автобус и в районную больницу. В голове звучит только одно слово - дифтерия, дифтерия, дифтерия.… Трех детишек удалось спасти, а двух.…
Вся жизнь рухнула, солнышко моё с золотыми кудряшками, счастье моё, надежда моя… Вчера все было, а сегодня пустота.… И боль, страшная боль.… Ту боль понять может только мать, похоронившая собственное дитя…
Тогда в первый раз у меня ноги отнялись. Как вернулась к жизни, не помню, люди добрые помогли.
С тех пор помогала одиноким женщинам детишек поднимать, радовалась их успехам, переживала за неприятности. Устроилась в детский сад нянечкой, все поближе к детишкам. Дети вырастали, уходили в свою взрослую жизнь, и я радовались за них.
Та-та-та прокряхтело от окна.
- Людмила Николаевна, скажи мне милая, есть ли у этой богадельни, куда меня завтра отвезут, кладбище?
- Вы меня поражаете, Зинаида Тимофеевна, какая богадельня. Там прекрасный благоустроенный корпус, с профессиональным персоналом. Кстати находится в карельском селе, будет вам с кем поговорить на родном языке. Место очень красивое, сосновый лес, Ладожское озеро рядом, прямо курорт. Коль кладбище вас интересует, так есть оно там, при въезде в село у дороги.
- Вот и чудесно, а то я расстраивалась. У нас в деревне есть мужик Вася Елисеев, мужик хороший, незлобивый. Он у нас при кладбище, вроде старосты. Как умрёт свой, деревенский, уважаемый человек так он такое место ему для могилы найдёт, чтобы по утрам солнышко первыми лучиками его согревало. А где солнышко, там и цветочки расти будут. Если человек прожил жизнь скрягой и занудой, он такое место устроит, что ничего кроме мха на могиле не вырастет.
Так вот к чему я подвожу, хотелось бы тоже лежать поближе к дороге. Вдруг кто нибудь из деревенских или знакомых заедут навестить, чтобы долго не искали. Придут они ко мне, подушечки - конфеты мои любимые положат. Как приятно мне будет…
Трата – та протрубило от окошка. Людмила Николаевна подошла к окну, оторвала лоскуток от шпингалета и положила его на тумбочку.
- Отбросьте невеселые мысли, завтра вас отвезут в интернат, нужно жить. Я схожу к главврачу и приду попрощаться.
Она вышла, плотно захлопнув за собой дверь. Дуновением воздуха приподняло лоскуток с тумбочки и опустило на подушку. Баба Зина открыла песенник и положила его между страничек:
- Ну что пастушок, завтра в дорогу.
И она захлопнула тетрадку…