Анатолии Петухов
        Сить - таинственная река
    
        русский
    
      
        Можно было подумать, что Танька стояла в сенях: она появилась на пороге, едва Дарья с корзиной белья вышла из дому. 
 — Ты бы хоть помог матери белье нести. 
 — Так я же тебя ждал! 
 — Ждал…Иди догоняй, а я уж посижу… 
 Гусь догнал мать у скотного двора. 
 — Давай помогу! — и взялся за ручку корзины. 
 — Что ты, что ты! Унесу я… Беги домой, беги!.. 
 Но Гусь все-таки взял корзину и широким шагом стал спускаться к реке. Мать едва успевала за ним. 
 — Деньги-то, поди, все истратил? — спросила она. 
 — Все. Четыре рубля осталось. 
 Дарья вздохнула. Ей казалось, что сын совсем напрасно купил ружье. Ну когда он будет ходить с ним? А деньги… 
 — Дак еще-то дадут сколько? Аль нет? — решилась спросить Дарья. 
 — А как же! Аванс за полмесяца. А мы еще девять дней работали… Да и премии будут… 
 — Хорошо бы так-то! Ведь одёжи надо купить… Ты уж больше-то зря не трать, как получишь. 
 — Разве я зря тратил? — удивился Гусь. 
 — Да нет… Наперед говорю… А чего же, раз ружье надо — сам заработал… 
 
 — Сколько еще получу, все тебе отдам. 
 — Ну и ладно! — успокоилась Дарья. 
 Они дошли до реки. Гусь положил корзину на камень, сказал:
 — Когда выполощешь, встречу. 
 — Ой, полно не дело-то говорить! Будто белье не нашивала. Сама принесу!.. 
 Танька сидела у окна. 
 Гусь сел к столу и только теперь заметил, что Танька не в духе. Она не мигая смотрела на свои ноги, а черные брови ее были сердито сдвинуты. 
 — Ты завтра едешь? — спросил Гусь, хотя отлично знал, что она едет именно завтра, но спросил потому, что надо было что-то сказать. 
 — Дура я, сегодня надо было уехать! 
 — Почему? — встревожился Гусь. 
 — Потому что ты обманываешь меня! — Зеленоватые Танькины глаза сверкнули холодно. 
 — Я обманываю?! 
 — Не я же! 
 — Ты говори толком. В чем я тебя обманул? Когда? 
 Он смотрел ей в глаза, но Танька не отвела взгляда. 
 — Ты помнишь, что мне обещал? Куда ты собирался после восьмого класса?.. 
 — Ну и что? — уже не так уверенно спросил Васька: он начал догадываться, в чем дело. 
 — Сегодня был у нас Пахомов, и я слышала их разговор с отцом. И теперь я знаю, что у тебя на уме… 
 — Понимаешь, Таня, я тогда еще хотел с тобой поговорить… 
 Но она не слушала его. 
 — А я-то верила тебе, надеялась, что мы будем встречаться… 
 — Таня, послушай!.. 
 — Чего слушать, чего? "Из него толковый комбайнер выйдет"!.. — повторила она слова то ли отца, то ли Пахомова. — Да если бы ты думал обо мне, ты бы на комбайн не пошел! 
 — Между прочим, это главная работа, поняла? | — повторил он слова Прокатова. 
 — Эх, ты!.. — горько вздохнула Танька. — Неужели ты не знаешь, что и в училище-то я из-за тебя пошла? Думала, год проучусь, а потом ты приедешь… 
 — Таня, я этого не знал! 
 — "Не знал"… Ты ничего не знал. Ты и обо мне уже забыл! — Танька шмыгнула носом раз, другой, потом склонила голову и заплакала. 
 Это было самое страшное. Гусь не мог выносить, когда плакала мать, а тут плачет Танька. Лицо Гуся стало наливаться краской, потом кровь отхлынула, и он сказал чужим голосом:
 — Если ты не перестанешь… Если ты мне не веришь, я… я застрелюсь!.. — и сам чуть не заревел от жалости к Таньке, от жалости к самому себе. 
 Танька мгновенно перестала хныкать и испуганными, полными слез глазами уставилась на Гуся. 
 — Ты что, Вася? Не смей… 
 Гусь почувствовал, как защекотало в уголках глаз, и, чтобы Танька не увидела его слез, навалился грудью на стол и уронил голову на руки. 
 Танька вскочила, подошла к нему. 
 — Вася, не надо! Я верю. Слышишь? 
 Она осторожно обняла его за шею и чуть-чуть, точно боясь обжечься, прикоснулась губами к его уху. 
 …На другой день так же моросил дождь. Танька, Сережка и Гусь втроем шли на станцию. Гусь нес Танькин чемоданчик, а Сережка, чтобы не мешать сестре и другу, то убегал вперед и швырял в Сить камешки, то лазил в малинниках, отыскивая редкие, еще не опавшие ягоды.