Мошников Олег
Елки-сосенки
русский
По весне выбрались мы с супругой к моему деревенскому дядюшке. И повод весомый – юбилей. Живет дядя Володя с самого рождения в поселке Салми, что в переводе с финского значит – пролив. Много финно-угорского в карельских названиях: ламба – лесное озеро, ваара – гора, суо - болото. Живет дядя хорошо. В богатеи и депутаты не лезет. В фирме по заготовке леса работает шофером. Жена красавица. Трое дочерей. Дом. Хозяйство. А места-то там какие! Лесные. Озерные. На скалах – сосны крыльями машут. В низинах ельники частые мхи серебряные стерегут. Не зря карельское Приладожье – Северной Швейцарией называют.
Сели за стол. Родственники юбиляра хвалят. Звучат тосты. Звякают рюмки. А мне все хочется дядины рассказы послушать. Говорит он о своем житье-бытье живо и охотно. И вот постепенно я его на разговор "за жисть" вывожу. Да рюмочки для куражу наполняю. Вспомнили о рыбалке. Дядюшка вилку в сторону отставил. Оглядел притихшую родню и начал свой неспешный разговор: "Вот, гляди, весна на дворе. Ранняя весна. Еле дождался, ёлки-сосёнки! Юбилей пройдет – не заметишь. А весну каждый год душой чувствуешь. Во как… Волновался, переживал, какая она будет. Ждать ли большого половодья. А самое главное: когда пойдет щука? Уже несколько лет не могу угадать, попасть на "щучьи гулянья". Завсегда в эту пору выкраиваю недельку, чтобы щуку половить. С детства этим увлекаюсь и живу. Без рыбалки да костра на берегу – будто воздуха в груди не хватает. Но, то уже "прошла" щука, то вроде как рано еще, то, говорят, "подо льдом отнерестилась". Мало воды, много воды. Поди разбери ее, ёлки-сосёнки. Каждый раз "грешишь" на какую-нибудь причину. А по большому счету успокаиваешь себя – должно быть уже перевелась та щука, какую в детстве, пацанами ловили. А по осени лучить по ночам ходили. И все же, все же… Как на этот раз будет, повезет ли? Уж очень хочется и рыбы поесть, ушицы свежей, да и щукой к юбилею запастись.
В той ламбе, где я сети пускаю с детства, брат мой двоюродный – твой дядя Витя – тоже пускает. Да не гляди, племяш, по сторонам – при народе он в гости ходить не любит. Стесняется. Встречаемся с ним на рыбалке. Когда у меня совсем уж "голяк", он со мной своим уловом делится. Уху то, все-таки, при любом исходе рыбалки, пробую.
Так вот, племяш, настала она моя разлюбезная пора! Открылась ламба! Пошла щука! Недели две назад был я на долгожданной щучьей рыбалке. Взял с собой зятя Шуркиного. Он с Александрой из Ильинского на выходные приезжал. До рыбалки сам не свой. Впереди меня по лесу чесал. Сапогами по лужам бухал. Торопился. Да рыбацкое счастье от спешки не зависит. Добрались до озера. Топко. Половодье в самую силу вступает. Подтянули рыбацкие прорезиненные комбинезоны – и побрели среди кустов и деревьев к своим местам, сети пускать. Тут брат навстречу бредет по воде. Улыбка до ушей. Он всегда навстречу идет. О чем бы люди не попросили – в лепешку разобьется, а сделает. Безотказный. А отблагодарить его трудно, денег не берет, сам ни с чем не обращается. Иногда заворачивает ко мне на хату, когда с магазина идет. Выпьем по чуть-чуть. Но супружница его Валентина нос по ветру держит, тут как тут появляется: "Давай, Виктор, домой, нечего тут рассиживаться. Погостил и будя". Тревожится она, чтобы он лишнего не выпил, не дай боже затянет на неделю.
Поздоровались мы, стало быть, с братом, остановились – по пояс в воде. "Ну, Витя, - спрашиваю я, – как рыбалка. Идет ли?" Брат, немного подумал, прищурился, на нас, на небо поглядел и достает из-за пазухи 40-градусную: "Давайте, мужики, – по капельке. А то болтаюсь тут один, как пробка в луже. Продрог весь, а выпить не с кем". Открыл пузырь: "Не чурайтесь, что с горлышка. Стаканы не шишки – на ветках не висят. Ну, давай, Володя, зачинай. Не боись, на троих быстро справимся. Каждому – по пять бульков будет. Проскочит как родная. Проверено". Да ты, что, – говорю, – как ее без закуски пить-то? "Да, мужики, закуски – никакой… Валька меня всего "обшмонает", перед рыбалкой. Ну, все проверит! Чтобы "шкалик" спрятать, разведшколу пройти надо. Какая тут закуска… Но я приспособился! Накануне бутылку куплю и в сети ее спрячу. Пока жена обыск производит, сети на виду лежат, да неприглядные больно. Тина, чешуйки… Тина, конечно, не то. А вот этот продукт на закусь в самый раз будет!" – и достает из кармана еловые веточки: нежные, ярко-зеленые, весенние. Елки-сосёнки! Что ж мы дерево грызть будем? "Закуска – мировая! – продолжал Виктор, – И самое главное – запаха никакого. Дыхну на Валюху бывало после такого аромата – лесом, сосной пахнет…". Взяли мы с зятем по веточке. Стоим, мнемся. Волну по пожне поемной гоним. Выхватил тогда брательник из моих рук бутылку. Сделал пять глубоких бульков, крякнул и показал нам, как закусывать надо. В жизни бы не подумал, что буду закусывать хвойными веточками. Такое только на рыбалке и возможно. Выпили. Веточки пожевали. Поставили сети да пару капканов на щук поголовастей. К вечеру домой засобирались.
Дома, супруга моя Тамара спрашивает, как сходили, был ли Виктор, как у него рыбалка идет. Переглянусь мы с зятем, да смеха сдержать не можем. Рассказали ей, как мы старательно кисточки хвойные, как гузки куриные, нахваливали, стоя по пояс в студеной весенней воде. Посмеялись от души. На следующий день снова собираемся на рыбалку, супруга выносит пакет. "Что это?" – спрашиваю. "Возьми, там бутылка, угости Виктора. Да и сами закусите хорошенько"… О, как, племяш, тетка твоя наше мужское племя понимает да радует! Родню не забывает. Худого не думает. А с Витей на рыбалке – одно удовольствие! Все рыбьи повадки знает: когда жор, когда нерест, когда щука зубы меняет. Завсегда секретами рыбацкими поделиться. Добрый он, бескорыстный и честный. Ну, а с выпивкой, так это же для интереса. По случаю. Аль после баньки. Ты в баньке моей вчера парился? Ну, как? Вот то-то же! Елки-сосёнки! Ну, наливай по целой, а то уйду…".
Ну, куда он уйдет? Так дня два с ребятами из леспромхоза по случаю своего дня рожденья покуролесит. Да и возраст уже не тот… Дядя Вова, спрашиваю, а рыба-то пойманная где? "Как где? – ответствует дядька. – Вся на столе! Ну, за исключением двух чищенных щукарей, которых мой зятек в ручей упустил". На столе дыбилась жаренная щука, соленый сиг, рыбник с ряпушкой. На плите в большой эмалированной кастрюле дымилась и благоухала уха… А что это, продолжаю я, история такая со щукарями? "История свежая, как эта щука! Взялся зять на взгорке юшку сварганить, пока мы с Виктором на резиновой лодке сети на глубине проверять поехали. Костровой картошку почистил, двух щукарей-"напильников" распотрошил, хвороста в огонь подкинул и – за водой пошел. С котелком. И надо было ему щук у костра оставить, а не с собой нести. Только котелок в воду опустил, а "напильники" шасть и – по ручью в дальнее плаванье отправились. Как есть без внутреннего содержания… Пришлось ему нас дожидаться. Тройную уху из щук и рыбной мелочи варганить. Воды он уже в ручье набрал: и в котелок, и в чайник. Кашевар, ёлки-сосёнки!"…
Обсудили зятя. Витину рыбалку… Дядя Вова, подначиваю я юбиляра, помнится и вы на рыбалке маху давили. На Ладоге с батей моим полкарбаса рыбы наловили. Всю ночь у костра "гудели". А утром хватились – всю рыбу чайки перетаскали!.. Да дядюшка меня будто и не слышит – на другой разговор переключился. Все больше женой поворотливой, хозяйством, банькой жаркой похваляется. Да привирает малость: "Я, племяш, по весне так в байне своей напарился, что веник от жара едва не расцвел, поставь в банку из-под пива – сейчас сережками брызнет! Вышел из парной в солнечный веселый день, в одних шлепанцах, лег на тощий мартовский снег и – уснул. Проснуться, а вокруг меня трава оттаявшая зеленеет. Пар от земли идет весенний, теплый…". Привирает, конечно, не без этого. А когда и правду расскажет – не сразу поверишь. Вот хотя бы – свои охотничьи байки. Да под разговор неспешный. Хлопнули по рюмашке. Капусткой хрустнули. А что, говорю, дядя Володя, в лесу-то еще живность какая имеется? Ходишь ли на охоту? "Да какая охота. Так изредка ружьишко с собой прихвачу, когда в соседний леспромхоз выезжаю или так, прогуляться… Тут по осени со мной одна оказия приключилась. Выехал я на своей "Ниве" в сторону деревни Мансила. Собаку выгулять. Воздухом подышать. Ружье в машину кинул, на всякий случай. Перед деревней свернул с трассы, выехал на лесную дорогу. С километр всего проехал. Вижу, посередине заросшей дороги лиса сидит! Я остановился. Ружьишко в окно высунул. Ну, держись, Патрикеевна! Бах картечью с двух стволов! Ружье у меня на дичь заряжено было. Лиса – брык и на спину повалилась. Собака из машины выскочила, залаяла. Цыц, говорю, Найда! В лес, в лес беги! Я тут сам справлюсь. Поднял я плутовку за хвост: хороший экземплярчик, не линялый. Бросил лису в багажник. Зарядил ружьецо. И в лес зашел. Только зашел – глухарь на ветке сидит. Крылья топорщит. Ну, думаю, у меня тут царская охота начинается. Успевай заряжать! Сбил я глухаря. Несу добычу к машине. Вижу, собака моя вокруг "Нивы" круги нарезает, брешет как оглашенная. Подхожу к машине… Елки-сосёнки! Лиса-то живая! Как в сказке про старика и рыбу. То ли притворилась кума, то ли выстрелом ее слегка оглушило, но загадить машину мою собралась основательно! Багажник с салоном – одно целое. Вот и мечется рыжая то туда, то обратно. Двери распахнул – не выходит. Эх, была – не была! Сдергиваю я с плеча ружье, беру лису на мушку и – при очередном прыжке на заднее сиденье – на курок нажимаю!.. Когда дым в салоне рассеялся, увидел я неприглядную картину: лис – без головы, в сиденье дыра здоровенная, и все вокруг кровью и мозгами забрызгано. Вот незадача. Выбросил я лису безмозглую из салона. Кое-как у ручья сидушки ополоснул и домой поехал. Собака скулит. На душе худо. В кои веки взялся поохотиться – и вот тебе результат. Хорошо хоть глухарь, дробью нашпигованный, не улетел. А то – никакого оправдания перед супругой. Одни расстройства.
Подъезжаю к дому. А у ворот поселковая забулдыжка стоит. Ждет, когда я из машины выйду. "Дай, – говорит, – Вован, сто рублей до получки. Я обувку себе купить хочу непромокаемую. От сырых ног, говорят, перхоть в волосах заводится". И на тапки свои драные любуется. Пальцы из дырок топорщатся, шевелятся поочередно, жалостливо. Я кошелек открываю, достаю стольник: "На, покупай хошь тапки от перхоти, хошь колготки против сутулости. Но смотри, стошку через неделю вернешь! А то получки твоей до смерти не дождешься…". "А может, ты меня и до магазина довезешь?" – загорелась пьянчужка. "Садись…". Открыл даме дверцу, а сам – домой глухаря и ружье понес. Возвращаюсь. Стоит забулдыжка у открытой двери. Дрожит. Рот бумажкой сотенной прикрывает. Увидев меня, за машину спряталась: "Ты… Ты кого убил?" И в стекло заляпанное пальцем тычет. Как кого, говорю, соседа твоего, Кольку. Он мне месяц долг не возвращал. А у меня с должниками разговор короткий… Смотрю – боком, боком – дамочка от меня в сторону улицы попятилась. Да вдруг как побежит, как заорет. Долго еще тапки ее "непромокаемые" при дороге валялись… Вот такая, племяш, история. Ну, давай еще по рюмашке! Нечего закуску в еду превращать. Елки-сосёнки!
Наутро я к дядюшке заглянул. О здоровье справиться. Дядька только-только ногами могучими половицы под лавкою притомил. "Что, дядя, – сочувственно произношу я, – голова болит? Может – рюмочку?" "Не… Я, племяш, локти грызть буду, зубы крошить, но похмеляться – ни в жизнь!.. Я лучше литр водки куплю и снова – напьюсь. Похмелье – последнее дело…".
Хороший у меня дядя. Рыбак. Охотник. Рассказчик занятный. И выпить может, когда душа того требует. Благодаря ему, и дяде Вите, и тете Тамаре, живет деревня. Былями и небылицами обрастает.