VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

Kui nagrištu kazvatiimmo

Kui nagrištu kazvatiimmo

Livvi
Kotkozero
Kasken ajoimmo, sen keviäl vieriimmö, poltiimmo ül’en äijäl kandožet teräväkse, štobi tuhkua enämbi rodiaš: nagriš roih karjembi.

Sit sen künniimmö, sit rodih panendan aigu.

L’ehti homehtuise on panendan aigu nagrehen.


Meniimmö nagrehen puhuimmo.

Puolih puwloissah kačot [puhujes] – ga se rodiaw nastojuašoi nagriš, puwloin ladvoih kačotga rodiew ül’en karju, a muah kačot puhujesga rodiaw ül’en hienoine.

Sit nagrehen paniimmo sen da künniimmö, muadu piästiimmö ül’en äijän.

Midä enämbän muadu nagrehele piästät, sidä karjembua nagrištu roih.

Se nagriš kazvoi, üät pimettih, nagriš i rubei kazvamah.

Sit rubeimmo nagrištu ottamah.

Nagrištu rubeimmo ottamah, meniimmö, nagrehen loimmo kobareheh.

Loimmo, sit luajiimmo markan, rubeimmo l’estimäh.

Sit l’estiimmö nagrehen, paniimmo hawdua.

Menemmö huandeksel aijoi, luajimino suwren tulen, kivii hiilutammo, havvan kaivammo.

Sit panemmo hawdah sinne nagrištu, pezemmö da puhtahažet, sen katammo hüvin.

Roih hawdua.

Ehtäl havvan avuamme, kirrummo toižil sellil susiedoi: "Tulgua, hambahittomat, havvale!"

Tullah, hawdua müö annammo heile.

Ičel kaššalit s’el’l’äs, hawdua otammo s’el’gäh, kodih menemmö.

Sit nagriš rodiaw jo otettu, n’uattižet puzuh panemmo.

Puzun luajimmo.

Da tulen suwren luajimmo.

N’uatit havvommo: üksi hawdow, toine survow puzuh sinne, virzulois.

Se puzu kül’mäw sügüzüw.

Havvommo muga: tulen piäl panemmo da kiändel’emmö hangol alalleh sit.

Da sit havvotaheze, roijah kai žoltoit.

Survommo puzuh, kai rubiew vezi valumah, äski rodiaw neče valmiš.

Ruahkan panet nečen, n’uatin, ga se happanow vie, ni žiivattu ei süö.

Pidäw hawdua hüvin, sit žiivattu hüvin süäw talvel.

Puzu külmäw, lundu panow sügüzül, talvel pakkažel sit otammo, regeh panemmo da sit kodih viemmö žiivatoil.

A nagrehet markas päi otammo, kuoppah panemmo da sit talvel, kowz pidäw, sit kävümmö ottamah.

Viemmö hevol, pun’užet kodih viemmö sügüzül.

Sit panemmo päččih da päčin hüvin salbuammo, kriäpimmö savel.

Sit ehtäl avuammo päčin, hawdažet sie päčis otammo, sit kuivuammo n’äivöikse.

A sit tulian kezän sie roih jo meil’ n’äivöidü, omua särvindü.

Niidü livotammo, l’eivänke mečäs ruadajes särvämmö.

Paččoi pastoimmo.

Vai kui nagrehele menemmö, iel’l’eh paččoi tuleh panemmo.

Paččoi pastoimmo aiven.

Nagrištu vie n’äwttiämmö: kuoritammo nagrehen vaičel, sit n’äwttiämmö da n’äwttiä süömmö, ruohkannu.

Talvel päčis puas piimmö hawdua da söimmö.

Rieppoi luajiimmo: kivii päčis hiilutiimmo, sit paniimmo nagrištu vähäžen puččižeh, sit paniimmo kivet hiilavat, sit müös nagrištu paniimmo, sit müös hiilavat kivet, sit müös nagrištu piäl’epäi.

Sit ül’en äijäl katoimmo, heinüviršin piäl’e paniimmo, da od’d’ualua piäl, štobi höwrüine ei nowziš, sit net sih küpsehtütäh vähäžel (riepoikse ei pie äijäl küpsendiä).

Sit rodiaw ül’en hüviä riepoidu, magiedu.

Se rodiaw nastojuašoi riepoi, puččiriepoi.

Sen ruohkis nagrehis paniimmo sinne riepoikse.

A n’äivöiriepoi se rodiaw magei.

Livotat n’äivöit, se rodiaw magei riepoi, ga süöt süömätöi, moine roih magei, kielengi lainuat.

Nagrehen siemendü luajiimmo koiš.

Ištuttajaštu jätiimmö sügüzül, kuappažeh paniimmo tervaksenke da muanke.

Da sit keviäl meniimmö, sie kuappažes kaivoimmo, da nagrehet kaššalih.

Tuliimmo da net vavole ištutiimmo.

Nu händü pidäw beregie, niis on äijü ruadua, ga müö maltoimmo kazvattua, ga kazvoi.

Vie heidü pilmu šordi, sit pidi tuhkua kül’viä da šeluokseh ehtil dai huandeksil sit ištuttajažis ümbäri kävel’l’ä.

Rodih madoštu: madožet pidi kai iäre keräillä palgožis, madožet palgožeh ištutaheze.

Nagriššiemen kazvaw: ga roih palgožet kai sormen pitküöt nemme (niidü sanommo palgožikse).

Sen südämes on (kui sualištuw palgo) sen südämes ollah nemme, siemenet.

Nu, äl’ä madožii tapa, palgožen süöw, siemendü ei roi.

A vie pilmat ištuttiheze, niih pidi tuhkua kül’viä ehtäl, kowz kaste langenow: sit pilmat l’ähtietäh iäres, a madožii muiten pidi karäil’l’ä joga ehtiä.

Viižinkümmenin paloin kai paniimmo ičele ištuttajaštu, savoin paloin paniimmo nagrištu ištuttajažekse.

Nu müös, ei joga sijas kazvatettu, müö möimmö nagriššiemendü toižil’e, möimmö.

Ruižvakan alal pidäw kaksi luzikkua nagriššiemendü kül’viä, a ruištu vakku.

Toššu vuvven kül’viimmö ruištu.

Rugehen otiimmo, ruis ül’en hüvin kazvoi nagrišmuale, nagrišmua on ül’en vägöw.

Tuhkua häneh oli piästettü äijü.

A muw vil’l’u gu viärämmö, ga muw vil’l’u täs palaw...

Täs suarikkoine diäw, ruohku mua, künniimmö da niih üksih kazvoi, a nagriš ei kazvanuh.

Nagrehel pidi äijü puwdu poltua da tuhkua luadie.

Vot sit d’äl’l’es kaksi vil’l’ua vie otiimmo: kagran i rugehen otiimmo, hüvät kazvettih.

A d’äl’l’el sidä heinü rubei kazvamah, jo heiniä niitiimmö niil sijoil.

Net d’o rajakokse diäjäh.

Viidupohjua ei pie nagrehele vallita, pidäw l’epikköine da koivikkoine vallita.

Viidupohjas roijah kargiet nagrehet i pahembah kazvaw, a l’epikköh da koivikkoh roijah ražiet, magiet nagrehet roijah.

Okromi kartohkua da nagrištu ni midä muwdu emmo kazvatannuh.

Ewlluh aigua kazvattamah kapustua da ni midä.

Ainos pidi kaskie ajua da palua viärdiä, da.

Virzut jallas, da ainos pidi rüwdiä sinne meččäh.

Konzu kondii rubei nagreheh käwmäh, ga veimmö liinan komuw, veimmö nagrišhalmehes ümbäri, riboitiimmo.

A jänöi söiga jänöin hävitiimmö muga süöndäs: što paniimmo olgie, riboitiimmo.

Kannammo olgie sinne, riboitammo ümbäri halmehes i jänöi heittäw käwndän.

Jänöi süöw, sportiw äijän nagrištu.

Jänöi süöw, ga erähäh nagreheh vai üksi diäw kuori.

Muakondiedu nagrišhalmehel emmo nähnüt, muakondii se kartohkoi vedel’öw, nagrišpaikas emmo nähnüh.

Kondii kedägo süöw, kedägo n’ühtiw.

Menet, ga kai ollah bokalleh n’äivištüttü nagrehet bazaris.

Kondii sportiw äijän nagrištu, a jänöi, kuduan zavodiw, sen i süöw loppow, a sit toižen zavodiw (eihäi ole üksi jänöi mečäs).

Kerävütäh sih artelil’l’eh, ga äl’ä rua ni midä, ga voit sovsem mennä nagriš, halmeh muga, sudre: ei roih ni nagrištu.

Da sit kaččomah kävümmö puaksužeh.

Da viemmö sinne, midä hüö varatah da, da niidü viemmö, da riboitammo halmehes ümbäri, da heitetäh käwndü.

Tiedohužih niškoi emmo ni midä tie, muga panemmo prosto da.

Nügöi emmo kül’vä nagrištu, nagrehet nügöi dai kai muga ollah.

Nagriš oli siniine.

Как мы выращивали репу

Russian
Пожог мы вырубали, весной его палили, сжигали очень сильно, чтобы пеньки оставались острые, чтобы образовалось больше золы: репа будет крупнее.

Потом пожог вспахивали, а затем подходила пора сеять (‘сажать’) репу.

Когда на листе ольхи появятся серые мохнатые личинки слепней (‘ольха покроется плесенью’) – это и есть пора посева репы.

Мы приходили и сеяли (‘дули’) репу.

Смотришь на середину дерева, когда выплёвываешь семена, будет средней величины (‘настоящая’) репа, смотришь на верхушки деревьеврепа будет очень крупная, а если в землю смотришь, когда выплёвываешь изо рта семенабудет очень мелкая репа.

Потом мы сеяли (‘сажали’) репу да пахали, землю зарыхляли.


Чем больше земли для репы поднимаешь, тем крупнее родится репа.


Репа пойдёт в рост, ночи становятся тёмными, и репа начинает расти.

Потом начинали репу рвать.

Приходим, выдёргиваем репу и кидаем её в кучи (‘груды’).

Накидаем полную груду (‘марку’), начинаем её очищать от ботвы.

Когда отрезали ботву от репы, клали её [репу] в горячую золу, чтобы она испеклась.

Приходим рано утром, разводим большой костёр, нагреваем камни, выкапываем яму.


Потом в эту яму кладём репу, вымоем и чистенькую кладём туда, а потом прикрываем хорошенько [землёй].

Получается пареная репа.

Вечером ямку откроем и приглашаем на пареную репу соседей, которые находятся на других участках (‘сельгах’): "Приходите, беззубые, есть пареную репу!"

Приходят, мы угощаем их пареной репой.

У самих нас кошели [с репой] за спиной, берём пареную репу [и] идём домой.

Вот репа уже убрана, ботву силосуем (‘запариваем’) в кругу из кольев.

Приготовим такой круг.

Да костёр большой разведём.

Ботву силосуем: один парит [на костре], а второй топчет ботву в круг, а сам в лаптях.

Круг осенью замёрзнет [в сплошную массу].

Силосуем следующим образом: кладём ботву в костёр и всё время переворачиваем её вилами.


Так листья запариваются, даже жёлтые становятся.

Их толчём в круг, даже вода начинает течь, только тогда ботва будет хорошо запарена.

Если недопаренную ботву утрамбуешь в круг, то она сгниёт, даже скот не будет есть.

Надо хорошо запариватьтогда скот хорошо поедает её зимой.

Круг этот замёрзнет, осенью снег выпадет, затем зимой в мороз забираем его, в сани грузим и везём домой для скота.

А репу из кучи (‘марки’) берём, в яму [для хранения овощей] убираем, а зимой, когда понадобится, съездим и привозим её домой.

Привозим на лошади, мелкую репу домой привозим ещё осенью.

Её кладём в жарко натопленную печь и устье печи хорошенько глиною запечатываем (‘закроем’).

Потом вечером открываем печь, мелкую пареную репу достаём из печи, а после этого высушиваем её [на поду печи].

И на будущее лето у нас уже будет высушенная мелкая репа, своя похлёбка.

Эту сухую репу замачиваем и, работая в лесу, едим её с хлебом.

Репу также и пекли.

Когда идём убирать репу, делаем костёр (‘огонь’) и кладём печься репу.

Репу пекли постоянно.

Репу ещё ели и тертую (‘скобленую ножом’): репу очищаем от корки ножом, затем скребём её ножом и эту скобленую сырую массу едим.

Зимой в печи в чугуне парили репу и ели пареную.

Мы готовили репной квас: камни в печи накаливали, клали немного репы в бочонок, потом опускали горячие камни, опять клали репу, потом опять горячие камни, затем клали ещё верхний слой репы.


Затем очень плотно закрывали, корзину с сеном ставили [на бочку] и сверху одеяла, чтобы пар не выходил, репа та немного запарится (для репного кваса не надо сильно запаривать).


Потом получится очень хороший репной квас, сладкий.

Это будет настоящий репной квас, бочечный репной квас.

Это мы готовили квас из сырой репы.

А репной квас из сушёной репы получается сладкий.

Замочишь сушёную репу, получается сладкий репной квас, его будешь пить, даже если и пить не хочется, такой сладкий [квас] получается, что и язык проглотишь.

Семена репы заготавливали дома.

Семенную репу оставляли осенью, убирали в ямку со смолистыми щепками и землёй.


А потом весной приходили, ямку эту раскапывали и репу в кошель [и на спину].


Придя домой, семенную репу высаживали в грядку.

Ну, уж их [семенники] надо беречь, с ними много хлопот, но поскольку мы умели выращивать, так и семена получались.

Ещё их земляная блошка губила, тогда надо было посыпать золой и много возиться по вечерам и по утрам, бегать около семенника.

Появлялись гусеницы (‘черви’): гусениц надо было собирать со стручков.


Семя репы растёт, так стручки образуются большие с палец длиною (мы их стручками называем).


Внутри его (когда стручок созреет) находятся эти семена.


Если не уничтожишь гусениц, они съедят стручок, семян не получится.

А когда земляная блошка нападёт на неё, надо было посеять золы вечером, когда садится роса: тогда блошка уйдет, а гусениц руками надо было собирать каждый вечер.


Даже по пятьдесят реп сажали на семена, по сто штук бывало высаживали на семена.


Но репу на семена не везде могли выращивать, мы продавали семена репы другим, торговали семенами репы.

Где сеется мера ржи, на той площади засевается две ложки семян репы, а ржи одна мера.


На второй год сеяли рожь.

Убирали рожь, рожь замечательно росла после репы, земля после репы очень сильная.


Золы на этой земле было много.

А другие хлеба после того, как только опалена подсека, не растут (‘перегорают’)...

Где островок непалёной земли остаётся, его вспахивали и только на тех местах росли [другие злаки], а репа не росла.

Для репы надо было много леса жечь да золы заготовить.

Вот тогда после этого ещё два урожая мы собирали: овёс и рожь выращивали, хороший урожай получался.

А после этого трава росла, траву косили на тех участках.

Пожоги становятся уже пожнями (‘залежами’).

Под репу не следует выбирать мелкий ельничек, надо выбрать место, где растёт ольха или берёза.


На участке, где растёт мелкий ельничек, репа получается горькая и хуже растёт, а в ольшанике и в березняке репа будет сочная, сладкая репа уродится.

Кроме картошки и репы, никаких других [овощей] не выращивали.

Не было времени выращивать капусту и ничего другие [овощи].

Постоянно надо было рубить подсеку да палить её, да.

Лапти наденешь на ноги, и постоянно надо было тащиться (‘ползти’) туда, в лес.

Когда, бывало, повадится медведь на поле, где посеяна, репа, то приносили туда комья конопляного жмыха, приносили и вокруг участка с репой разбрасывали.

А если репу губил заяц, так зайца отпугивали от репы так: разбрасывали солому.


Натащим туда соломы, разбросаем вокруг участка, и заяц отвадится ходить на репу.


Заяц ест, портит много репы.

Заяц поедает репу так, что от некоторых остаётся одна кожура.

Кротов на репе не встречали, крот тот картофель тащит [в кучи], на поле, где репа, его не видели.


Медведь же часть репы поедает, а часть выдёргивает.

Придёшь на поле, так вся репа на боку, увядшая на том месте (‘в базаре’), где медведь орудовал.

Медведь портит много репы, а заяц, которую репу начнёт есть, ту и доедает, а потом за вторую принимается (в лесу ведь не один заяц).

Соберутся они артелью и если только ничего не предпримешь, так вся репа может пропасть, всё поле может быть потравлено: репы не получишь.

Поэтому ходили частенько следить.

Тащим туда то, чего они боятся, несём и разбросываем вокруг участка с репой, да они и перестают травить репу.

О знахарстве при спасении репы ничего мы не знаем, так просто всё это разбросаем.

Теперь репу не сеем, и репа и всё такое теперь забыто (‘оставлена так’).

Репа была синяя.