Täijyt
Karelian Proper
Padany
Muišan pienenä kaikilla. Vetʼ kaikenmuošta oli perehtä. Vielä i oli monin dai kymmenezin. Missä yötät, sielä i täidä löyvät. Kaikilla oli še raudane astie, torelka šemmoine, sielä šuga tumbočkan alla sielä. Kaikilla perehissä oli. No. Akat vielä käveldii. Tulou: "A-voi-voi, Klavdija, en tiijä kunne i lähtie. Huigie d’o on da auta sie. Piä kubižou, keynehtä naverno on. Krabauta veičellä, krabauta veičellä täilöi. No keynehie sielä, en voi enämbi, – šanou, – nikunne. A kyly kerda šuovattana. No, kauči." Vot. "Täidä siula, tässä on vielä siula keynehen toočči vielä on šaivarda. Aga. Vielä vuota, vuota, vuota, ka täi täššä yllätän, vuota, täi vielä on. Täijyt, midä duumaičet? Täijyt. To en tie."
Завшивеешь
Russian
Помню маленькой у всех. Ведь всякие семьи были. Еще было и по несколько и по десять [человек]. Где ночуешь, там и вшей найдешь. У всех была железная посудина, тарелка такая, там гребень под тумбочкой. Во всех семьях была. Ну. Женщины еще ходили. Придет: "Ай-ай-ай, Клавдия, не знаю, куда и идти. Стыдно уже, да помоги ты. Голова чешется, перхоть, наверно. Поскреби ножом, поскреби ножом вшей. Но перхоть там, не могу больше, – говорит, – никуда. А баня раз в субботу. Ну, поскреби." Вот. "Вшей у тебя, здесь у тебя из-за перхоти еще и гниды. Ага. Еще погоди, погоди, погоди, вот вошь тут поймаю, погоди, еще есть вошь. Завшивеешь, что думаешь? Завшивеешь. То не знаю."