VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

Diedu da baba

Diedu da baba

Karelian Proper
Porosozero
Miula diedu oli, ni hiän aina käveli, myö lähemmä niittämäh šarua, šarua niitämmö. Mm... Loitoš pidi kyläštä matkua. Aššumma, d'o vaibumma, myö rist... lapšet vielä pienet olemma. "Tulgua, tulgua, tulgua, tulgua, jo i koissa olemma, tulgua, tulgua". A kun mänemmä šin... šuolla, ni nu "elged zavarikkua čuajuo nimidä. Mie tuon šas heinikkyö kaikemmošta". Tuou mard'ua, kaikemmošta heinie, sin panou midä ollou. Šin ykš kattilažee panou, panou. Juomma, eigä pidän peskua nimidä, kun oli magie čuaju! Ku oli hyvä! Mut en mie nyt muišša, midä hyö kerättii, midä hiän sinne, midä pa- panou siih kattilažee. Marjat touko tiijän, a muuda heinie en mie tiijä, gu oli aigua.
Baba meilän oli, baba Saša, tol'koi oli, moine oli čist'ul'a sanua, ylen oli e... hänellä oldih valgiet kai lattiežet, kai oli luajittu pr'amo... Hurštažet oldih valgiežet, kaiken pakkažella še kylmättäy. Aino oldi, voi-voi ku oli. Tai tulou vielä miul da, šanou "pežet latietta", mie šanon "no peštä pidäy". "Pidäygö pahoin pezit, ka šielä on čuppuzešša vallottau. Nämä peže uuvveštah". No midä ruadua? Lähen da rellätän šen uuvveštah latetta. [Nakru]. Kaiket kaččou. Siediä ei antua še midä ašettu. Miula oldii, muiššan čiiriköt nouštih šelläššäa-voi-voišelgi oli kolme čiirikkyö oli. Miula paha on, mie okšennan, miula on dygie. No mamalla "Palva kyly lämbiemää. Lämmitä kyly!" Otti sie miulda, kyly. Hei... vaššalla miuda selgie myöten hil'l'akkazin pai... löpötti, löpötti, dai šinččua vedi dai kierdi, kierdi okšaa okšaa miula kierdi. Kaikki nu... pahat, pahat nämä čirjät. Kierdi, midä vai šohotti, šohotti, en midä kyzynyt, midä šohotti. Emmägo muiššuttan, emmägo nimidä. Dai huomukšella nouzit jo ka mamal šanou: "Mama, miula räččinä on lijašša kaikki" i kai, kai d'o puzir'at kai lähettih dai. Vot-to maltettih midä, a myö emmä malta nimidä. Mie muiššan vielä, šain sain konza enšimmäižen tyttären, pienenä hänen kera läksimä, hiän oli pikkaraine viula, kaksi naverno oli kuuda. Kaiken matan magaldi sielä läksimä, midä baba tuli sin kaččo. Avtobussa pyöri, pyöri sielä, šohotti toože min. Tyttö magazi kaiken sin aijan miula. A pidi ajua ka... šadua kilometrie. Dai kodii tulin, duumaičin "a-voi-voi", a hiän on märgäine miula, maguau, maguau kaiken aijan magazi, eigö ni itken, eigö nimidä. Vot maltettih, midä maltettih, midä ruattih - kai oli. Eigö pidän bol'niččoi, eigö pidän ei nikedä. A nyt emmä nimitä malta, a joga kylässä ei ole ni bol'niččua, ni fel'ššerie, nikedä.

Дедушка и бабушка

Russian
У меня дед был, так он всегда ходил, мы отправляемся косить осоку, осоку косим. Мм Далеко нужно было от деревни идти. Идём, уже устаём, мы [ведь] дети ещё маленькие. "Идите, идите, идите, идите, мы уже и дома, идите, идите". А когда уйдём туд[а]... на болото, то и "Не заваривайте никакого чая. Я принесу сейчас травы всякой". Принесёт ягоды, всевозможных, туда положит что только можно. Туда в одну кастрюльку положит, положит. Пьёми не нужно была сахарного песка никакого, такой был вкусный чай! До чего был отменный! Но я сейчас не помню, что они собирали, что он туда, что клал в эту кастрюльку. Ягоды только знаю, а другого, трав, я не знаю, так как время прошло.
Бабушка у нас была, бабушка Саша, такая была, такая была чистюля, надо сказать, очень была У неё были белые все полы, всё было сделано прямо Простынки были беленькие, всё на морозе она выморозит. Всегда были, ой-ой, как было. Или придёт ещё ко мне и скажет: "Помоешь пол", я говорю: "Ну, надо помыть". "Нужно ли было плохо мыть, а там в уголке светится". Это вымой снова". Ну, что делать? Иду и драю снова этот пол. [Смех]. Всё посмотрит. Спуску не даст, если положено. У меня были, помню, чирьи вышли на спинеой-ойна спине три чирья было. Мне плохо, меня рвёт, мне тяжело. Ну, [она] маме: "Растопи горячую баню. Истопи баню!" Взяла там у меня, баня. [...] веником мне вдоль спины потихоньку шлёпала, шлёпала, и в сени отвела да обходила, окручивала, окручивала веткой, веткой меня окручивала. Все те нечистые, нечистые эти чирьи. Окручивала, что-то шептала, шептала, я ничего не спрашивала, что шептала. Мы и не вспоминали, мы и ничего. Да и утром встанешь уже и маме говоришь: "Мама, у меня сорочка грязная вся" и всё, все уже пузыри все сошли, да и Вот-то умели что-то, а мы не умеем ничего. Я помню ещё, родила, родила когда первую дочку, маленькой с ней вместе поехали, она была маленькая ещё, два, наверное, месяца. Всю дорогу спала, [когда] оттуда отправились, что бабушка пришла туда посмотрела. Автобус крутил, крутил там, [бабушка] пошептала тоже что-то. Дочь спала всё это время у меня. А нужно было ехать да сто километров. Да и домой пришла, думала "ой-ой-ой", а она мокренькая у меня, спит, спит, всё время проспала, и не плакала, и ничего. Вот умели, что умели, что делаливсё было. И не надо было больниц, и не надо было никого. А сейчас ничего не умеем, а в деревнях нет ни больницы, ни фельдшераникого.