Punzhina, Aleksandra V.
Церковь в Ивановском
Russian
В церковь вы обычно ходили в Ивановское?
Да, на обедню [ходили], служба была в Иванов день, не помню какого числа, праздник там был и ярмарка, значит, торговали и гуляли.
O-о, какой [праздник], прежде народу было уйма.
Там мы пропадали до вечера – гуляем и смотрим на народ.
Рано ли начиналась служба, долго ли шла?
В шесть часов, в шесть часов заутреня начиналась, а затем обедня.
А во сколько обедня начиналась, не помню, заканчивалась обедня, наверно, уже в одиннадцать или двенадцать часов.
А на заутреню звонили в шесть часов.
Священник, священник служил, дьякон и потом много народу бывало на клиросе.
Да.
Службу служили, служба была – о-о!
Что ты, пели!
Хорошая служба была.
Церковь так красивая была, хорошая церковь?
Особенная, такой церкви, как наша, не было.
План был составлен в Питере.
Церковь была очень хорошая, хорошая была.
Двухэтажная и каменная церковь была, весьма хорошая была.
Ну, и зимой [...].
Священник был, два священника было в нашем приходе: батюшка Казанский, отец Дмитрий, да потом был Образцов Николай Иванович.
Нездешние были?
Русские, русские, не карелы были, русские были, и вот служба в церкви у нас была хорошая.
Зимой служили наверху, зимой внизу, а летом наверху.
[...] А вот барин, который построил церковь, в церкви был и похоронен, да, на паперти.
И вот, значит, в тридцать восьмом или в тридцать девятом году, в тридцать восьмом, церковь у нас сломали, закрыли церковь у нас.
А в тридцать девятом уже начали разрушать церковь.
Кто- то у нас умер, на похоронах мы были, были мы на похоронах, и [в это время] подняли этого барина оттуда.
Он был похоронен на паперти.
Ему там было сделано подобие печки из кирпича, и гроб (‘с гробом’) туда поставлен.
И как его оттуда вытащили, я сама своими [глазами], сама видела, видела сама, как его вытащили оттуда, так был как живой человек.
А как двери открыли, ветром как дунуло – и всё!
И пропало всё, остались одни кости, а это всё – уже пепел [...].
Обут был в хромовые сапоги, всё [сохранилось].
А тот, кто отрыл, думал, [что] там золото, да, да, золота положено туда, зарыто золота.
Церковь, видимо, давняя была?
Давняя!
Он и построил.
Позже у нас ещё барин был здесь.
И этого барина похоронили вон у церкви (‘вокруг церкви’), где теперь строят этот [дом].
Вот ведь и Казанский, отец Марии Дмитриевны, похоронен на этом месте, где теперь строят клуб.
Как раз на этом месте похоронены.
А здесь, у церкви, в ограде у церкви, могилы, сын у Образцова умер [...].
Только все вот удивляются – откуда нас сюда переселили (‘доставили’).
Карелов, да?
Да, да.
Барин был хороший, поставил все деревни по речке [...].
Ещё был барин, ведь они, господа, менялись: то один хозяйничает (‘держит’), потом продаст имение другому барину.
Они так вот делали.
Так был ещё барин, он умер, похоронили его внутри ограды, около церкви, там.
Да.
Когда хоронили, в могиле было очень много воды, залило водой, вот, залило [...].
А вот наша бабушка Пелагея рассказывала, говорит: "Ведь тогда церквей не было.
А старики и старушки тосковали, затосковали – скука.
И стали захаживать, к примеру, вот хоть к тебе.
Свечи тогда были по две копейки, три [копейки], откуда-то привозили.
Вот зажгут двухкопеечную свечу, старики и старушки и молятся (‘молились’).
Вот и собираются, сегодня хоть у тебя, завтра – у меня.
А затем вот и церковь начали строить.
Десять лет строили церковь", – сказывала бабушка Пелагея.
Долго.
Из Питера план сняли.
Только в Питере одна такая церковь была, да вот у нас.
Барин, видать, был тамошний, оттуда?
Оттуда был, план [церкви] оттуда снял.
Вот и построил [церковь].
А ещё, Аксинья, бабушка Пелагея рассказывала, [что] сначала на другом месте хотели [построить] церковь.
Вот там, ну вот ручей недалеко.
И вот, значит, день поработают, утром приходят – ничего нет.
Значит, не [на то] место [ставили].
На этом вот месте и начали.
Да.
Наша бабушка вот говорила.
Бабушка Пелагея [сама] не помнила, а [другие] вспоминали.
Говорит, что так получилось, и на этом месте не стали [строить].
Не знаю, как рассказывали.
Аксинья Павлова: У нас церкви были, в Егорьеве была, вот в эту сторону, в Васильевском и Егорьеве.
Церковь здесь была до литовского разорения, до литовской войны.
И в Семёновском церковь была.
Те были какие, деревянные?
Аксинья Павлова: Деревянные, да.
И литва как проходила здесь, всё и разорила.
А так все церкви стояли.
После этой церкви одному мужику в Егорьеве захотелось поставить ещё церковь.
Ему хотелось быть церковным старостой.
И вот он берёт икону и вешает на берёзу.
А сам умом не сообразил, что (бого)явление в одном лице, а он ставит эту икону в трёх лицах.
И сколько тут было служб, сколько было нагнано священников: и из Москвы, и из Твери, и отовсюду.
Всё молебны шли.
Пожертвований сколько приносили, чтоб построить церковь.
А разоблачили учёные священники, что Бог не является в трёх лицах, а лишь в одном.
И вот прекратили, не стали строить.