VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

Piän’et lapšet, n’än’kat

Piän’et lapšet, n’än’kat

Karelian Proper
Dyorzha
Šanokkua lapših n’äh, mint’äh staraidih väl’iämme ris’s’it’t’iä?

Daa! Možbit’ lapš možiw zan’emožii i kualow, r’is’s’itmätt. Šilloin pah, r’iähk, i šilloin bajal’is’ varattih šti kuin. Männäh šes’ n’ed’el’, mal’tun ottaw, lapšenken pijäw männ kir’ikköh. Ka i mänöw mal’ittu otmah, šes’ n’ed’el’ proid’iuw.

A ken view lapšen ris’s’it’t’ämäh kirikköh?

A r’is’s’itmäh r’is’tmuam i r’is’tuatto. A muamo eij. Da.

Šanokkua, kuin ris’s’it’et’t’ih?

Kuin r’is’t’ettih? Nu r’is’t’ettih r’is’tmuamo da r’is’tuatto, pappi i r’is’s’it. Ka ol’ muan’ muan’, kuin šanuw, kuupal’n, vett ol’ šiäl’. I značit papp r’is’s’ittäw, ka okun’ittaw lapšen täh, vedeh, i andaw r’is’tuatoll. A r’is’tuatoll antah, oldih r’iizut nazvaččičettih šiäl’, palat’enci il’i holstu tam dva metr il’i tr’i. R’is’tuatt pr’iimiw lapšen, r’is’tmuamoll i andaw. R’is’tmuamoll andaw, šid ka papp šiäl’ händäh astr’igivait äijäštäg lyw ed vahvazeh mid l’iw pril’eppiw. Ka šin’n’ i fur’n’iw. A šid’ ymbär’ ka pappi projid’iw täšt ka, kupal’ašt, i r’is’tuatt i r’is’tmuam ymbär’ projitah kolm kerdu. Da i r’is’s’ittäw i andaw n’imen lapšell.

A t’yt’t’öz’ie i brihaz’ie yht’eh rukah ris’s’it’et’t’ih?

Da, yhteh luaduh. A täm kum mal’ittuo, mal’ittu, ka nu vot šes’ n’ed’el’ projid’iw, muam i l’ähtöw lapšenke mal’ittuu. Nu vot ka t’yt’t’en’, kun poigan’ ka miwl oldih poigz’et, šin’n’ i mänöw. A t’yt’t’en’, t’yt’zinke n’in ei. Ka mal’tun otat, šilloin i voit obidn’all käwv i. Vot kak.

A mint’än naizella ei voinun viikko kirikköh?

En t’iiji, ka täd n’in en t’iäd’än. Yšt r’iähkin’, gr’aznoi, šal’i. Il’i n’iin ol’i pr’in’eto.

A kuin n’imie pandih?

A n’imi kum pannah, šiäl’ ka pabl’iže mytyt on n’imet šilloin. Pappi i pan’i. A ka n’ytten jo i täd, pannah, daa. A šilloin papp ka kaččow mis’t’ l’yw, mih l’yw bl’iži i panow.

Sväčis’t’ä?

Daa, svjaccat. Daa.

Pavlova O.: Šanon ka kuin ol’ Bar’iškan Matr’oll i Košašn’ikan Mašall. Ran’š ol’ muan’ mod, il’i zakon ol’ muan’, jesl’i doko naičč br’ih, ka muasl’enčaareš i šuureš pyhäšš pyhäl’l’, pyhil’l’ ei männyn ei goveinun, to papp pan’i pahoi n’iml’öi. Meil’ kolm nais’t yhešš viijittih miähel’l’ i eižimän’vuaži jo hy Skorbjaššoikš šuadih. Načit yhel’l’ pan’i Fomakš, poigzen pappi, toiz’ell pan’i Jehremakš, a kolmannell pan’i Romnakš. Ka pappi i pan’i n’iml’öi pahoi, pidäis’ männ pyhil’l’.

Avoiz’i, papp tämä, kai muamoll navern midäm buit’ šiänd, miwn Fjoklakš pan’i.

Viel’ä mit’yt’t’ä n’imie ol’i?

Vot ka n’imi, vot šilloin pandih n’imil’öi, papill mis’s’ bl’iž i pandih. Daa. Podoid’iw mytyš n’im šiäl’, Fjоkl il’ Okul’ i pannah. A n’yt’t’en jo takih, muaz’ii n’imil’öi eij ole. Iäl’l’ oldih n’imet Fjokl, Okul’, Marfa, Luker’ja, Okki, praud oldih trudnoit n’imet.

T’ämä uroš ol’i?

Ukk ol’, ai, ol’ nain’e! A mužiki ol’ tož oldih, Fil’ip, Maks’im ol’, ran’š oldih n’imet muaz’et gruboit.

Kuin kažvatettih lašta, pien’d’ä lašta?

Kuin kažvtettii? Iäl’l’ kažvtettii äijäl’d pahoin. Lapš ol’ pikkaran’, ei ollun n’i boreškua, n’imid’. I n’äčt’ettih l’eibii soskah, soskah ga n’äčy. L’ähtöw ruavoll, t’ämän soskan i panow lapšell, ka hin i imöw hän’d. Ka kuin kažvtettih. Nu miwmmat hot’ ei ei imet’ n’äid soski. I vot, a hy, ei n’ägit n’imid. Šilloin raz’ n’iin uhažval’ lapšis’t ymbär’! Što tii!

A lapši toko kät’kyöššä?

Kät’kyšš. A muwven tulow moržim, kät’kyšš lapš vönyw šiäl’ kačahtaw, kum mär’g on, per’mn’iuw, di tuaš kät’kyh. Šilloin akk kačahtaw l’ib ei, pok ruavoll olet.

A n’än’kät ket oldih?

N’än’kuičč ka kun on akk moržimell muatk, že i n’än’kuičč, a kun eij ollun n’in n’än’koi palkul’dih.

Ked’ä otettih n’än’köih?

N’än’koih t’yt’rais’koi. I miwl oi, ka ol’ miwl ol’ äijäg? N’el’l’ n’än’kuu, kakš t’yt’rais’kua, kakš. T’yt’rais’at paremmiin kan’ešn, t’yt’rais’k lapšinken paremmiin. A jo akk, muwven akk lapšell ei šan šanais’t, tr’i goda lapš ei pais’s’un, vain juahuttel’i a-a. A n’yt’t’en jo tr’i god kačuu s’o pan’imajut, praud?

A mil’l’ä šyöt’et’t’ih en’n’ein lapšie?

Šyät’ettih? Nu kooža, prošnoist pudrois’t, a šilloin n’äid et ollun mannoloida. Mih ol’ oštu? Ei mih ollun oštu. Šilloin kel’l’ ol’ l’ehm maijoll, ka maidzell, ka mil’l’ šyät’ettih. A šid’ n’äčt’etäh l’eibi, ka mil’l’. Nu mi hot’ en n’äčöttän, miwl ol’i l’ehmä, a šilloin n’äčt’ettih. A viäl’ ol’i tože, miwn šižrell ol’i lapšii äiji, kuwži, i hiän tož sosku ka and.

A ol’igo toko pien’il’l’ä lapšilla bobos’t’a, kizattihgo mih?

Da što ti! Mityš bobon’? Mityš buit’ on čilan’ ka, bilo oi! Väh kel’l’ ol’ bobzii. Mih šii oššat bobzen kun joo, lapšell eij i boreškuu ei mih ollun oštuu. Ka kuin el’im. Što tii! I oldih ka pr’iän’ikz’et, ka n’äm kar’ičn’evoit, ei kar’ičn’evoit ruškizet i kukzet. Oššiin šilloin vil’ ka, Pogr’elovašš. Mi kerdzen i toin kukzen i ka hebzen ka i salduatzen. Vil’ miwl ol’ kuin eižmän’ täm poigrais’k. Ka tul’in, a miwšše istu, tuat ist i d’äd’ isstah, Pawl d’äd’ täm ka, isstah. Pawl d’iäd’ šanow: "Äijäg makš ka n’äm?" A šilloin star’innije d’eng’i jo n’ikak šadam makš täm pr’iän’ikkän’. A mi šanon: "Pawl d’i, täm makšaw kal’l’is’". A hin šan: "Nu täm hot’ on hebozen n’imi". Hebzet oldih priän’ikäl’l’. Da. A mi annoin poigrais’all, n’in sraz i hawkkai, jo n’äid pr’iän’ikz’ii! A tol’k šuuremmat oldih pahoin ennein. Hospod’i, mil’l’ ol’ oštu! Ei mil’l’ ollun oštuu, l’eibii ei hvatainun.

Punzhina, Aleksandra V.

Маленькие дети, няньки

Russian
Расскажите о детях, почему старались побыстрее [их] крестить?

Да! Возможно ребёнок заболеет и может умереть некрещёным. Тогда худогрех, вот и боялись тогда, боялись. И как пройдёт шесть недель, [роженица] принимала очистительную молитву: в церковь надо было идти с ребёнком. [Как] пройдёт шесть недель, вот и идёт принимать молитву.

А кто несёт ребёнка в церковь крестить?

А крестить [относят] крёстная мать и крёстный отец. А матьнет. Да.

Расскажите, как крестили?

Как крестили? Так, вот крёстная мать, да крёстный отец крестили, поп крестил. Была такая, как сказать, купель, вода там была. И значит, поп крестит, окунёт ребёнка в зту воду и подаст крёстному отцу. А крёстному отцу подают [ткань], назывались ризки, полотенце там или холста метра два или три. Крёстный отец ребёнка примет и передаст крёстной матери. Отдаст крёстной матери, затем поп ему отстрижёт сколько-то [волосков] и почему-то прилепит к воску. Туда, в купель и бросит. А затем поп обойдёт вокруг этой купели, и крёстный отец и крёстная мать трижды обойдут кругом. Ну, и окрестит, и даст имя ребенку.

А девочек и мальчиков крестили одинаково?

Да, на один лад. Вот как шесть недель пройдёт, как очистительную молитву, [принимать] молитву, мать и пойдёт с ребёнком "очиститься". Ну коли девочка, или мальчик, у меня вот мальчики были, туда [в алтарь] и зайдёт. А с девочкой, с девочкой так не [заходит]. Вот очистительную молитву примешь, тогда можно и на обедню ходить. Вот как.

А почему женщине нельзя было долго [идти] в церковь?

Не знаю, вот этого так не знала. Видимо, грешная, грязная, "баловалась". Или, видимо, так было принято.

А как давали [ребёнку] имя?

А имя как дают? [Смотрят], какие там поближе имена. Поп сам и нарекал. А теперь уже вот сами и называют. А тогда вот поп посмотрит откуда- то, ближе к какому-то [дню] и даст имя.

Из святцев?

Да, святцы. Да.

Аксинья Павлова: Расскажу, как было у Барышевой Матрёны и Кошечкиной Маши. Раньше была такая мода или закон такой: если парень женился на масленицу и в Великий пост не ходил на причастие, не постился, то поп [детям] давал плохие имена. У нас три девушки (‘женщины’) одновременно вышли замуж, и в первый же год они к Скорбящей родили. У одной, значит, мальчика поп назвал Фомой, у другой нарёк Ефремом, а третьего назвал Романом. Вот поп и давал некрасивые имена: на причастие надо было ходить.

Ой-ой, этот поп вот и [моей] матери, наверно, что-нибудь [припомнил], рассердился [и] назвал меня Фёклой.

Какие имена были ещё?

Ну, вот имена, тогда вот давали имена; какие имена попу ближе, [те] и давали. Да. Подходит какое там имя, Фёкла или Акулина, и назовут. А теперь уж таких, подобных имён нет. Прежде были имена: Фёкла, Акулина, Марфа, Лукерья, Акилинатрудные, правда, имена были.

Этот был мужчина?

Старик был, ай, женщина была. А мужики тоже были: Филипп, Максим был, имена раньше были некрасивые.

Как воспитывали ребёнка, младенца?

Как воспитывали? Прежде ухаживали очень плохо. Маленький ребёнок, а нет ни бубликов и ничего. Ну и нажуют хлеба в соску, жеванину вот в соску. [Мать] пойдёт на работу, эту соску и даст ребёнку, вот он и сосёт её. Вот как растили. Ну, мои хоть этих сосок не сосали. А они вот ничего не видели. Тогда разве так ухаживали за детьми! Что ты!

А ребёнок обычно в люльке?

В люльке. А иной раз молодуха придёт, ребёнок лежит там в люльке, посмотрит: если мокрыйсменит, и опять на работу. А свекровь (‘старуха’) посмотрит там или нет, пока ты на работе.

А кто был в няньках?

Нянчилавот если у молодухи была старуха-свекровь, та и нянчила, а как не было, так нянек нанимали.

Кого брали в няньки?

В нянькидевочек. И у меня вот, ой, сколько же их было? Четыре няньки, две девочки, две. Девочки, конечно, лучше, с детьми девочка [нянька] лучше. Иная старуха ребёнку словечка не скажет; ребёнок не говорил по три года, лишь тянул: а-а. А нынче в три года, видишь ли, всё понимают. Правда?

А чем прежде кормили детей?

Кормили? Ну когда пшённой кашкой, тогда этих манных [круп] не было. На что было купить? Не на что было купить. Тогда, у кого корова была, вот молочком, вот чем кормили. А затем вот хлеба нажуют, вот чем. Ну я хотя не жевала, у меня корова была, а тогда жевали [мякиш]. А ещё былоу моей сестры детей было много, шестеро, и она также соску вот давала.

А были ли прежде у детей игрушки, играли ли во что?

Да что ты! Какая игрушка? Есть какая-нибудь там погремушка, было, ой! Мало у кого были игрушки. На что ты купишь игрушку, когда уж ребёнку не на что было купить и баранки. Вот как жили. Что ты? И вот прянички были, эти вот коричневые, не коричневые, а красненькие, и "петушки". Я купила вот тогда в Погорелове. Я однажды и принесла вот "петушка" и "лошадку", и "солдатика", вот. Тогда у меня был [лишь] этот первый мальчик. Пришла вот, а у меня сидел дядя, отец и дядя сидят, дядя Павел, этот вот, сидят. Дядя Павел говорит: "Сколько стоило вот это?" А тогда на прежние деньги этот пряник стоил уже никак сотню. А я говорю: "Дядя Павел, дорого это стоит". Он сказал: "Ну, это хоть по названию – "лошадь". Кони были на прянике. Да. Я как дала мальчику, так он разом и съел: что уж эти прянички! А уже постарше были раньше плохо [ухожены]. Господи, чем купить! Нечем было купить, хлеба порой не хватало.