Škoolah vähän kävyimm
Karelian Proper
Dyorzha
Opaššuttihgo lapšet školašša?
Ruvettih jo, miän kyl’äšš škoolan srooittih. Daa, škoolah ruvettih. Miwn lapšill äijäl’d’ ol’ trudn šilloin, ven’il’äkši vähän pais’tih lapšinken, kaikk kar’ilakš. I šyndyw, ka n’yt’t’en vet’ šyndyw i fs’orovno pais’s’ah jo täd ven’il’äkši jo. A šilloin viäl’ äijäl’d’ ol’ trudn i škoolašš. N’ektrii šanoi ei t’iijet kuin on ven’il’äkš, ven’il’äkši. Vot. Šid škoolah, ka jo l’äks’i jo parembi el’än’d. A to mid ol’i? Ei ei opaštl’ičet. O l’ bed. Miän t’yt’zis’t оl’ ykš vain podruug kir’jimiäš.
A toizet kaikin ei mahettu?
Kaikki kez’r’äimm, zastuvl’aidih kez’r’imäh. Ol’o plat’jat holshiz’et räččin holstin’, ii tuattoloill i urhill štan’it holshiz’et, i paijat holshiz’et. Daa, a muam zavš šan, jo meil’ e jollun kyl’äšš škool a Ivnowskois’s’, a hin šanow: "Kun ši l’ähet škoolah? Tuatollašš pidäw nagrudn’ikkuw, štan’ii, alais’t". Vot i, i t’yt’t’elapšet, t’yt’zet emm my käwnyn. A yks’ ol’ meil’ podrug, šiäl’ ol’ el’ännyn tuat storož, cerkovnoi, šiäl’ i el’ettih.
Ivanowskoissa?
Daa, ka hin t’iäd’i vain, a to dvenaccit’ čolvek em n’imid t’iädän.
N’el’l’ä vuotta opaššettih?
N’el’l’i, n’el’l’i i hin šiiš r’ewnašš i škool, mintäh ei käwv. A meil’ t’iäl’d’ s’orovno pidäw edäh käwv. Muam šan: "Koož šii l’ähet?". I šilloin ken käw ken ei. Ka vain bab Aks’in’jan käw jogpäivii, uroš, patom viäl’ä ka T’eppo min’, ed tiän ka bab Dun’in ed vel’l’i. A to käwdih n’edl’is’s’ päivän, ei männ, ei mid.
Ei jogopäiviä kävel’dy?
N’iin. Da, da. Ka D’igan Ivank ol’ šulhan’ miä, Ivank ol’ miän šulhan’, patom T’epp ka, i viäl’ šiäl’ äiji ol’i, männäh de n’edl’išš päivän kakš.
Ewlun yn’n’äh konža?
Vil’ šid i paimn’ih annettih heid, paimendmah mändih. Koož оl’! A t’yt’t’elapšet pravda vähän, väh ol’ käviji.
Punzhina, Aleksandra V.
В школу мы мало ходили
Russian
Учились ли дети в школе?
В нашей деревне школу построили, уже стали [учиться]. Да, в школу стали [ходить]. Моим детям тогда было очень трудно: с детьми мало говорили по-русски, всё по-карельски. Сейчас, как родится, ведь всё равно говорят уже сразу по-русски. А в то время было очень трудно и в школе. Некоторых слов не знали, что означает на русском, не понимали по-русски. Вот. Как стала жизнь уже получше, в школу ходили. А то что было? Не учились. Беда. Из наших девочек только одна подружка была грамотная.
А все остальные (‘другие’) не умели [грамоте]?
Все пряли, заставляли прясть. Было [так]: платья холщовые, сорочка холщовая; и у отца, и у мужчин холщовые штаны и рубахи холщовые. А мать всегда говорила (у нас школа была уже не в деревне, а в Ивановском), так она говорила: "Куда тебе в школу? Отцу нужны [рабочие] фартуки, штаны, рукавицы". И вот мы, девочки, в школу не ходили. А у нас была одна подруга, жила там, отец – церковный староста, так там и жили [...].
В Ивановском?
Да, так только она и знала [грамоту], а мы, двенадцать человек, ничего не знали.
Учили четыре года?
Четыре, четыре – и там рядом с ними и школа была, почему ей не ходить. А нам отсюда всё равно ходить далеко. Мать сказала: "Когда тебе ходить?" И тогда – кто ходил, кто – нет. Вот только бабушки Аксиньи [будущий] муж ходил ежедневно, потом ещё вот Степанов Миша да ваш бабушки Дуни брат. А так ходили один день в неделю. Не ходили, [мол] незачем.
Ходили не ежедневно?
Так. Да, да. Вот Гусев Иванка был наш ухажёр, Иванка был наш жених, потом – Степан, и ещё многие другие, ходят день-два в неделю.
Совсем некогда было?
К тому же их ещё и в пастухи отдавали, ходили пасти. Некогда было! А девочки, правда, мало [учились], мало было посещавших (‘ходивших’) школу.