VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

Pokrovan jäl’geh on Guurei

Pokrovan jäl’geh on Guurei

Karelian Proper
Tolmachi
okrovan jäl’geh on Guurei, enžimäne päivä Roštuonpyhäššä. Guurei i Aviva. Hyö ollah troje sv’atie, kolmen. Tämä on tože hyvä pruazniekka, kallis. Eliässeh mäni tytär miehellä, muamo i poručil heiläh, Guureilla da Avivalla, što mie teiläš annan, poručaju tyttären oman, što työ händäh vardeiččizija. A šidä hänen muanitti ženihä šeže, a hiän oli naizikaš. Muanitti kodihize, a koissa oli naine. Hiän oli salduatta že. Koissa oli naine. Dorogalla hiän i venčakol’čazen häneldä kisko. Mänet, naizella šanou, nin šie šano, što mie en ole naine šiulaš. A šidä ka hiän... jo lieni hänellä lapši, a lapši lieni tuattoh nägöne. Naine jo i dogadi, što hänelläh on otettu tämä naine, hiän oli naizena, pidi händäh naizena.

A šidä ka heilä lieni ženmuone slučai. Lapšut že šyndy, a lapšuon žen naine, mužikan naine i otravi. A hänellä lieni žuali šidä lapšutta. Tuli hiän vettä tuomašta, lapšut jäi yksinälleh kodih kätkyöh. Tulou, vain vuahut šuušta noužou lapšuolda. Hiän jo i otravi žen lapšuon, že naine mužikan. Ne vuahuot hiän nosofkazeh rabiešteli, tähellä i pani. Niillä vuahuzilla... Lieni tuašen heiläh bualat, i lieni piršestvo. Ne vuahuot hiän otti da livotti da šidä šillä naizella šanou: davai, šanou, miriečemmä myö šiukkena, davai, šanou, juollamma myö čeres šiun bualoida näidä. Hiän otti da ših r’umkazeh hänellä ne vuahuot livotetuot i pani naizella. Naizen hiän i otravi. Naizen kun otravi, kuoli ves’ma ruttoh. A šidä naizen šežen kätkiettih i šidä i ruvettih duumaimah: mintän, šanou, väliän hiän kuoli? Davaimuakko roičemma, šanou, eigo hiän ole otravittu. Hyö žen naizen roidih, vračat i priznaidih, što hiän on otravittu.

A šidä žen otravijan otettih da hänen eläväldi i kätkei. Eläväldi kätkei ženke naizen kena yhteh grobuh i pandih. A šidä ka hiän šielä i mainiččou grobušša, šanou: Guurei, Samulii i Aviva, šanou, neušto työ miun hylgiättä. Muamo vet’ miun poručči teiläš, šano, što työ sohran’ali bi milma. Šidä ka hiän i očutil’s’a omaššah kiriköššä, kumbazešša kiriköššä hyö venčaičiečettih i šielä hiän grobničoilla ieššä hiän kykyttämäššä i lieni. Hiän očunieči, kaččou, on omašša kiriköššä i oma rahvaš. Mistä šie, šanou, täh? Ka näin i näin, šanou, mie olin kätkietty, šanou. Hiän pahaččazeh šuorinnun i kodihize i popadi. I muamoh ših popadi kirikköh, hänen i otti kodih. Žen jäl’geh i tulou že muanittaja mužikka hänen. Nu, kuin, šanou, eletäh šielä žen? (peitty tyttö že) Sanou, kuin eletäh šielä miun vunukkazet? Da, brihaine, šanou, kažvau, jo on šuurikkane, a že kuundelou tytär, midä hiän pagižou. Šuurikkane, šanou, muašša maguau. A šidä i ozuttuači hänelläh, mužikalla šillä. Ka händäh i ruvettih haukkumah, midä, šanou, šie ruavoit, eu šiula i huigieda, eläväldi kätiit, da vielä i valehtelet, što on jo vunukkaine šuurikkane. Nikumbast’a eu, šanou, vunukkazen jo kätkijä i eläväldi. I moržiemen tämän otiit da muanitiit da kätiit. Ka on min označai Gurei, Samulii, ka tämä pruazniekka, Roštuon pyhän enžimäne päivä.

После Покрова — Гурий

Russian
После ПокроваГурий, первый день Рождественского поста. Гурий и Авив. Это трое святых. Это тоже хороший праздник, почитаемый. Живало-бывало, вышла дочь замуж, мать и поручила её им, Гурию и Авиву, что я вам даю, поручаю свою дочь, чтобы вы её охраняли. А потом её обманул жених, он был женат. Заманил в свой дом, а дома была жена. Он был солдат. Дома была жена. В дороге он и венчальное колечко у неё отобрал. Пойдёшь, жене говорит, так ты скажи, что ты мне не жена. А потом она... уже родился у неё ребёнок, а ребёнок был очень похож на своего отца. Жена и заметила, что он эту жену за себя взял, она была женой, её считал женой.

А потом приключился у них такой случай. Ребёночек этот родился, а ребёночка жена этого мужа и отравила. А ей стало жаль этого ребёночка. Пришла она (за водой ходила), ребёночек остался один дома в колыбели, приходит, да только пенка изо рта поднимается у ребёночка. Она уже и отравила этого ребёночка, эта жена мужа. Эту пену она в носовик собрала и прибрала. Этой пеной... Снова у них случились балы, пиршество. Эту пену она взяла и размочила и той женщине говорит: давай, говорит, мы с тобой помиримся, давай, говорит, выпьем с тобой через твои балы. Она взяла и в рюмочку ей эту пену размоченную и налила, женщине. Жену она и отравила. Жену она как отравила, та умерла очень быстро. А потом, как похоронили эту женщину, стали думать: почему, говорит, быстро она умерла? Давайте раскопаем, говорит, не отравили ли её. Они эту женщину откопали, врачи и признали, что она отравлена.

А потом эту отравительницу взяли и живьём похоронили. Живьём похоронили, с той женщиной в один гроб и положили. А она там, в гробу, и говорит: "Гурий, Самсон и Авив, говорит, неужели вы меня бросите. Мама ведь меня вам поручила, сказала, чтобы вы меня сохраняли". После она и очутилась в своей церкви, в которой церкви они венчались, и там перед гробницами она и сидит на корточках. Она очнулась, смотрит, она в своей церкви и люди свои. Откуда, ты, говорит, здесь? Да так и так, говорит, меня похоронили, говорит. Она плохонько одетая домой и попала. И мать в той церкви оказалась и взяла её домой. После этого приходит этот её муж, обманщик. Ну, как, говорит, живут там? (девушка спряталась). Говорит, как живут там внучата? Да, мальчик, говорит, растёт, уже большенький, а она, дочь, слушает, что он говорит. Большенький, говорит, в земле спит. А потом и показалась ему, мужу этому. Его все ругать стали, что, говорит, ты наделал, не стыдно тебе, живьём похоронил, да ещё и лжёшь, что внучок большенький. Никоторого нет, говорит, и внучка похоронили уже, и живьём, и невесту эту взял и обманул, да похоронил. Вот что означает Гурий, Самон, этот праздник, первый день Рождественского поста.