Старинная карельская свадьба. Первые работы
русский
До шести недель матушка будит каждое утро, и хотя уже проснулась, всё равно лежишь в постели: пусть придёт будить.
Будит: «Невестка, вставай!».
Встанешь, умоешься, завтрак (‘еда’) уже готов.
«Садитесь, ешьте!».
Позавтракаешь.
«Что теперь делать?
Мыть ли посуду или что делать?»
Иногда велит посуду, чашки вымыть: «Вымой посуду и чашки».
Вымоешь.
Затем для первой работы даст лён, первым делом – лён в прялку: умеет ли молодуха лён прясть или не умеет.
Сначала льна принесет: «Вот пучок, распуши, растяни, сделай куделю, пряди лён».
Умеешь нитчёнки прясть или нет.
Уже как пройдёт свадьба и первые ночи, провожатые уедут домой, после венчания на третий день они уезжают, в тот день принесёт [матушка] пучок льна: сделай куделю и пряди нитчёнки.
Если раньше не приходилось прясть, тут уж попрядёшь; умеешь ли нитченки прясть.
Как проснёшься утром, умоешься, остаётся лишь позавтракать, сесть за стол, принесёт [матушка] муки (раньше были из бересты лукошки сделаны), принесёт лукошко с мукой: «Вот мука!»
Тут сама и думай [что делать], как стряпать!
А [до свадьбы] подсказывали, как только [матушка] принесёт муку, опусти руки в муку, пусть запачкаются руки в муке.
Тут сама и думай, как жить и как стряпать.
Опустишь руку в муку, запачкаются руки в муке, вытрешь вот так, потом [садишься] кушать.
Так что самым первым делом надо опустить руки в муку.
Лукошки эти большие, из бересты сделаны.
Положит: «Вот тут твоя жизнь, сумеешь жить – живи!»
Не скажет, что опусти руки в муку, но заранее подсказали это, каждая так поступала.
«Вот твоя жизнь, сумеешь жить – живи!
Вот тут мука!»
Опустишь руки в муку, вытряхнешь муку с рук, и тогда уберут муку, уберут.
Первым делом руки надо было опустить в муку.
А потом, как поешь да попьёшь, в тот день почти ничего больше не заставляют делать, не дают [работы].
А на другой день дадут шерсти, самое первое дело – шерсти в прялку: умеешь ли шерсть прясть или не умеешь.
И когда прядёшь шерсть, есть одна примета: во-первых, что жизнь будет счастливая, если прядёшь шерсть, счастливее будешь.
А, во-вторых, примечали, умеешь ли ты шерсть прясть или не умеешь, какую [нитку] спрядёшь.
В девушках, конечно, не умеешь, некоторые не умеют.
А мы, как были крестьяне, так не только для себя приходилось шерсть прясть, но и для чужих пряли шерсть.
Принесёт мама, матушка, короб шерсти, прялку и веретено: «Вот тебе, невестка, работа, приступай к этой работе».
Обрабатывать шерсть, прясть – будто счастье будет лучше, счастливее будешь.
Обработка шерсти – первое дело.
А потом привыкнешь, попрядёшь немного шерсти.
Если короб не очень большой и велит всё спрясть, так спрядёшь, но за один присест не спрясть, а надо постепенно [прясть], а если побольше шерсти [в коробе], так сама допрядёт.
Немного попрядёшь: «Вот мои нитки, я напряла».
Таково было прежде замуж выходить.
Сначала руки опустить в муку, потом шерсть прясть; руки надо опустить в муку до чаепития.
Муку стряхнёшь с рук, садишься за стол, поешь, попьёшь, прялка с шерстью уже готова, пряди шерсть.
Ходили ли за водой?
Как попрядёшь шерсти, приготовят обед.
Накормят обедом, потом за водой: «Молодые, идите принесите воды!»
Идёшь вдвоём, шайка там на проруби.
Начерпаешь ушат, муж спереди, жена сзади, начнёшь нести воду.
Придут и опрокинут ушат; озорничают, ни капельки воды не останется, на дорогу выльют ушат, снова идёшь [на прорубь].
Придёшь снова, начерпаешь ушат, ждут, когда уже за вторым пойдем, говоришь [им]: «Не надо выливать второго ушата!
Хватит с одного!
Ведь одна молодуха в дом пришла, не была же она посмешищем, хватит с одного ушата!»
Посторонятся, больше не выливают, а не то вылили бы и второй и третий.
В этом отношении я была смелая, говорила [им]: «Хватит одного ушата!
Я же единственная была молодуха, которая в дом пришла, надо мной же не надсмехались.
Второго ушата не надо выливать, хватит одного!»
Принесли ушат воды в избу и перестали носить.
А воду, ушат-то воды принести первым делом заставляют, немного заставляют носить, но ушат воды принести надо, есть такая примета: сумеем ли мы носить или нет.
Я же в доме у Офони работала (смотри-ка, как дождит, только что солнце светило, а вон как хлещет)!
В девушках чужую работу делала у Офони: сено косила, жала, лён мяла, в ригачах молотила - круглый год, всякую работу!
Был брат, младший, а женился раньше, старшим деверем стал, поскольку раньше женился.
Всё говорил: «Настой надо взять в ригачу, если Настой провеет зерно, зерно в мякину не попадёт, отделится от мякины».
Я веяла хорошо, ловко веяла, зерно не падало в мякину.
А как возьмут Олёй в ригачу (тут рядом жила девушка).
«Олёй, – говорит, – если провеет, зерно в мякине будет».
Всё время это помню.
И стирку устраивали.
Баня была на нашем берегу, как загрязнится бельё, соберут бельё и кладут в бочку (раньше бельё было из домашнего полотна), сверху накрывали постельником.
Вот тут вроде была бы бочка, туда кладут лучины вокруг.
На лучины расстилают постельник.
В него сыплют золу, в постельник этот золу сыплют.
Затем воду, начерпают туда воды.
У Офони была очень большая бочка: ушата три вмещалось воды.
Белья было много, полная бочка белья.
Затем из крана поливают.
Сначала чистая вода, а потом в эту золу льют воду.
Опять льёт, снова золу сыплет, туда уже щёлок идёт.
Затем разводят огонь; когда на улице холодно, кипятили в бане, а когда тепло, на улице огонь горит, нагревают камни, в эту золу опускают калёные камни.
Камни опускают до тех пор, пока вода не нагреется до дна, до тех пор не перестают опускать туда камни.
Целыми днями кипятят.
Сверху кипит, бурлит, где постельник с золой, на лучинах, тут лишь кипит, а щёлок, воду спускают вниз туда из крана, внизу там ещё холодная [вода], не нагрелась через бельё: уж очень большая бочка белья.
Снова камни накалят, снова их опустят в бочку, снова спускают воду из крана, всё время обливают водой, так до дна нагреется.
У Офони не спешили в тот же день стирать, оставляли нестиранным до утра в бочке, лишь утром доставали оттуда белье.