VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

"L’ähtiimmö müä siäneh..."

"L’ähtiimmö müä siäneh..."

Livvi
Kotkozero
[Anni]: L’ähtiimmö müä siäneh jäl’l’es voinan loppuw.

Da müä segoimmo sinne, vihmupäivü oli, müä emmo kodih voinnut puwttua.

Puwtuimmo sinne majakan alle, L’eningradskoih mežah, dai müä üävüimmö, magaimmo üän.

N’eveskü se uinoi muate, viršižen pialuksih pani, a minä üän kaiken puhuin hapannuah hagoh.

Viižitoštu vuattu oli majakal luajittuw, niil’öih [halgoloih] üän kaiken tuldu puhuin.


Sit huandesčura ku rodih, ruvettih siä hukat ulvomah, meččü oli ül’en suwri.

L’ähtiimmö müä (huandes tuli) poikki suas.

Astuimmo poikki suas, astuimmo, siä tuli pokoiniakkua: nečidä, saldatat oldih kualtu, ühtet vai oldih piäkul’l’ukat da šin’elit.

Kolme pokoiniakkua oli suan rannas.

Nügöi sano sinä, T’oka.

[T’oka]: Magaimmo, magaimmo.

Anni sanow: "Oi-joi-joi! Sinä, T’oka, vai maguat!"

A Anni vai itkuw: "Ui-hu-hu, ui-hu-hu!"

Täwttü vägiä itkuw laskow mečäs.

Nowziimmo.

Minä sanon: "Anni, davai molimokseh, anna hoš spuasoini päiväžen ozuttaw, kunnepäi meil’ kodih l’ähtiä".

Kačommohäi, ga päiväine nowzi ül’ähämpäi!

"Nügöi piäzemmö kodih, l’äkkä vai alahpäi tänne astumah".

Astuimmo, astuimmo - Pitkähojah heitiimökseh.

Tuliimmo.

"Nügöi, – sanow Anni, – puwtummo, minä tiä barakal oliin mečän vevos, – sanow, – tämä on meijän barakku, Riigoin Nad’a oli kokinnu keittämäs.

Nügöi piäzemmö kodih, piäzemmö".

Millo n’äl’gü, hänel l’eibiä olluh ei da ni minul l’eibiä ei ole.

Minä räbiniä katkain, söin-söin räbiniävačču täwdüi.

Kodih piäziimmö.

Tuliimmo kodihmeidü viä čakatah: "Kus käveliittö sevoksis?"

A müä siäneh l’ähtiimmö meččäh dai segoimmo, siä üän magaimmo.

[Anni]: Meil oldih viä korvoit järitettüw siändü, takat.

Emmo l’ükännüt siänil’öi, kodih kannoimmo siänet.

Kuwzi mežua käveliimmö sevoksis, pehmiädü, kulkussah kualeliimmo, da val’ežniakois piäliči, üksikai piäziimmö kodih siäniänke.

Siänii emmo l’ükännüt, siänet kodih toimmo.

[T’oka]: Siändü, oli, siänikköh müä puwtuimmo, nu segoimmo.

Da mittumas müä korves magaimmo kahtei, ga duwmaimmo hukat süvväh.

Müä kahtei segoimmo, vihmaksehiine päivü oli, müä emmo voinnut dorogah puwttua.

Olluš ku kajožu päivü, ga müö kodih päi piässüžimmö, a oli ku vihmupäivü, emmo toimitannut, kuspäi kodi on.

Pokoiniakkoi itkiimmö, itkiimmö, da sit pidi meil’ üä muata.

Puwtuimmo pokoiniakoillua, segoimmo.

[Anni]: Oliimmo müä viä Savoin Šuwranke Madratsuarannas siänes.

Müä siä keräimmö ül’en suwret takat siändü, korvoit oldih siändü.

Tuliimmohäi tänne, odva-odva piäzemmö, seiččiä kilometrii kannoimmo siänii.

Tuliimmo Namšin kaivole.

(Kačo mittuine on gora krutoi hiaruh nostaw).

Häi [Šuwra] sanow: "Oh, ku oliš Mit’as kirjaine, – sanow, – ga täs ma kaiken goran takanke drobižin ül’ähpäi!"

I drobii, kaiken matkan, goran ül’ässäh drobii.

Kodih tuliga Mit’as kirjaine!

Mit’a on hengis!

Kačo hänen drobindu kunne meni!

A müä ku emmo drobinuh, ga meijän mužikat sinne i d’iädih.

A Mit’a ga tuli, Šuwrale tuli mužikku, Mit’a, kodih.

«Отправились мы за рыжиками...»

Russian
[Анна]: Отправились мы за рыжиками после того, как война кончилась.

Мы там заблудились, дождливый день был, мы не смогли попасть домой.

Мы попали туда, к маяку (‘под маяк’), где ленинградская межа, мы там и заночевали, ночь провели.

Невестка-то уснула, корзиночку положила в изголовье, а я всю ночь поддерживала огонь (‘дула в огонь’) в гнилом валежнике.

Пятнадцать лет прошло [с тех пор], как маяк тот в лесу был поставлен, дрова из этого маяка были, и я всю ночь поддерживала костёр.

Стало за полночь, начали там выть волки, лес был очень глухой.

Настало утро, и мы пошли через болото.

Шли через болото, шли, там мы натолкнулись на покойников: это солдаты погибшие, одни только черепа были да шинели.

Три покойника было у болота.

Теперь говори ты, Фёкла.

[Фёкла]: Мы спали, спали.

Анна [и] говорит: "Ой-ой-ей! Ты, Фёкла, только спишь".

А Анна только плачет: "Уй-у-уу, уй-у-уу!".

Во все горло ревёт в лесу.

Мы встали.

Я [и] говорю: "Анна, давай помолимся, пусть боженька хоть солнышко покажет, в какую сторону нам домой направиться!"

Смотримтак солнышко показалось над головой!

"Теперь попадём домой, пойдём-ка под гору сюда, пошагаем".

Шли, шливышли к Долгому ручью.

Пришли.

"Теперь, – говорит Анна, – попадём домой, я в этом бараке жила, когда лес возили здесь, это наш барак, Ригоева Надя кашеварила тут.

Теперь попадём домой, попадём!"

Мне голодно, у неё хлеба не было, да и у меня нет хлеба.

Я нарвала рябины, ела-ела рябинунаелась.

Домой попали.

Пришли домойнас ещё ругают: "Где вы блуждали?"

А мы пошли за рыжиками в лес да забудились, там и ночь переспали.

[Анна]: У нас были полные кошели рыжиков (‘полный ушат рубленых грибов было’ ).

Мы не бросили рыжиков, домой дотащили.

По шести делянкам блуждали, по топкому лесу шли, проваливались по горло в топь, да через валежники пробирались, и всё равно до дому добрались с рыжиками.

Рыжиков не бросили, домой дотащились с ними.

[Фёкла]: Грибов было [много], мы в хорошее грибное место попали, но только заблудились.

В каком мы глухом лесу вдвоём ночь переночевали, думали, что волки нас разорвут!

Мы вдвоём заблудились, пасмурный день был, мы не могли на дорогу попасть.


Если бы ясный день был, то мы к дому пошли бы, а раз был дождливый день, мы не понимали, в каком направлении дом.

Мы плакали по покойникам, плакали, да тут нам пришлось и переночевать.

Попали к покойникам, заблудились.

[Анна]: Мы ещё с Савельевой Шурой были за рыжиками около болота Мадрадсуо.

Мы там набрали очень много грибов, по полному ушату было у каждой.

Пришли сюда, [к деревне], еле-еле добираемся, семь километров несли рыжики.

Пришли сюда к Намшиеву колодцу.

(Гляди, на какую крутую гору надо подняться, когда в деревню попадаешь).

Она [Шура] говорит: "Эх, было бы от Мити [мужа] письмо, – говорит, – так я всю гору с грибами за спиной в припляску прошла бы!".

В припляску она и прошла всю дорогу, до самой вершины она шла, приплясывая.

Пришла домойот Мити письмо!

Митя и живой!

Смотри, как повернулась ее пляска!

А мы как не плясали, так наши мужики там [на фронте] и остались.

А Митя вернулся, Шурин муж, Митя домой пришёл.