recording place:
Сямозеро (Säämäjärvi), Prjazhinsky District, Republic of Karelia,
year of recording:
1960
recorded: Vyaizinen, T.I., Evseev, Viktor Ya.
Source:
Г.Н. Макаров, В.Д. Рягоев, Образцы карельской речи. Говоры ливвиковского диалекта карельского языка, 1969, p. 204-206
audio archive of ILLH, KarRC RAS: №107/3
Irоi, imbi neidoi suabi seppo Ilmol’lizen
Livvi
Syamozero
– Oi, – sanow, – Iroi, imbi, n’eidoi,
Sugiw piädü surruttave
Šulkuzii vai tukkazii
Hobjazel sugaizel(e).
Hänel sugaine meren pohjah kirbonow.
Rubiew sidä eččimäh,
L’öwdäw kolme hivuksuttu:
"Kunnebo näinmä hivuksuot pannen?
Panizin tuleh – riähkü roihes,
Panizin vedeh – vie riähkembi".
Häi panow omah oigieh šokkaizehe,
Hänele rubiew vaččaine kasvamahe.
– "Oi, – sanow Iroi[l], imbi n’eidoil’, –
Midäbo sinul vaččaine kazvaw?
Vai sinä söit rugoi l’eibiä
Ubehel(e) künnettüle?
Vai sinä söit rieskua maidua
Häkkilöile hälittüle?
Vai sinä söit kanan jäiččiä
Kukkiriekun polgiettue?"
– "End’o ni süönnüh rugoi l’eibiä
Ubehil(e) künnettüe;
End’o ni süönnüh rieskua maidua
Häkkilöile hälittüe,
End’o ni süönnüh kanan d’äiččie
Kukkiriekun polgiettue.
Särvin kül’l’äl särrin rokkua,
Söingo kül’l’äl siigukalua".
Rubeihe vaččaine kazvamahe.
Dai häi suaw kolme poigastu(he).
Dai poijat pagin diävitähgo:
"Oi, – sanow, – muamo, kandajoini,
Magiem maijon andajoini,
L’ämmitä meil’e kül’üinego!"
Dai häi lämmittäw kül’ün
Tuligo vastoil tuiskuteltavan,
L’ehtigö vastoil l’ewhkuteltavan.
Ottaw poigaizet kül’üizeh,
Pezöw dai kül’vettäw, dai por’adn’oiččow.
Dai häi poijil’e nimet panow:
Ühtel panow – vanhin Vaigamoine,
Toizel panow – nuorin Juogamoine,
Kolmandel panow – seppä ukko Ilmoilline.
Ирина, непорочная девушка, рожает кузнеца Илмоллинена
Russian
– Ой, – говорит, – Ирина, непорочная девушка,
Расчёсывая голову
Да шёлковые волосы
Серебряным гребешком.
У неё гребешок падает на дно морское.
Начинает она его искать,
Находит три волосинки:
«Куда же дену эти волосинки?
Положила бы в огонь – грех будет,
Положила бы в воду – ещё грешнее».
Она кладёт эти волосинки за свою правую щёку,
У неё начинает живот расти.
«Ой, – говорил Ирине, непорочной девушке, –
Чего же у тебя живот растёт?
Или ты поела ржаного хлеба,
[выращенного на поле, которое] вспахали на жеребце?
Или ты пила свежее молоко [от коровы],
Которая гуляла с быком?
Или ты съела яйцо [от куры],
Которую топтал петух?».
«Не ела я ржаного хлеба, [выращенного на поле,
Которое] вспахано на жеребце;
Нет, не пила я свежего молока [от коровы],
Которая гуляла с быком,
Нет, я не ела яйца от курицы,
Которую топтал петух.
Я похлебала вдоволь ухи из плотвы,
Наелась досыта рыбы-сига».
Вот и стал живот расти.
И вот она рожает трёх сыновей.
И сыновья заговорили:
«Ой мама, родительница,
Кормящая сладким молочком,
Затопи нам баенку».
И она затопит баню,
В которой огненными вениками можно хлестать себя,
Лиственными вениками помахивать.
Берёт сыночков в баню,
Моет их и парит веничком, да в порядочек приводит.
И она даёт имена сыновьям:
Одного назовёт – старший Вайгамойне,
Второго назовёт – помоложе Юогамойне,
Третьего назовёт – кузнец-бог Ильмоллине.