Как в иордани купались
Russian
Раньше праздники были престольные, видишь ли, так их называли.
И теперь называют престольными, но мы не знали, престольные они или какие были.
Наши лишь говорят: Крещение подойдёт, Рождество придёт, и Покров придёт, да дни Троицы – все наступят.
Как будет Крещение, начнёт приближаться, слышу я, что бабы толкуют (я в это время была молодая девочка), говорят всегда: "Пойдёшь ли ты, Трофимовна, купаться в проруби?".
У матери спрашивают.
"Так не знаю, идти ли в этом году или нет, – говорит [она], – только что в прошлом году была".
А мы не отпускаем мать купаться в проруби.
Прорубь эту делают девять саженей [в длину], девять саженей сделают прорубь, где такое глубокое место.
И это делают в Крещение утром (Крещение все знают...). Так.
Мужики утром делают, может там мужиков десять рубят лёд: иногда ведь там лёд с метр толщиной.
И сделают прорубь.
Тут соберётся много купающихся, [а] попам это очень уж по душе (‘хорошо в уме’), что народ идёт купаться в проруби: смотри-ка, верует народ.
А народ идёт, и идут из-за того, что Бог нам грехи простит – может там у меня грехов много: кого-нибудь обманула, или украла, или жила с чужими мужьями, или что-нибудь – пусть Бог простит грехи, коли искупаюсь в проруби.
Градусов тридцать, тридцать пять холода. Да.
И идём, отправляемся к проруби.
Чулочки надевают на ноги, одно [лишь] платьице одевают, больше ничего нет, как голая, одно платьице на себе, больше нет никакой [одежды], голое тело.
Надевают тоненькие носочки, не покупные, раньше дома вязали из простых ниток, те носочки надевают на ноги и стоят тут два часа.
А поп всё время воду крестит и крестит до тех пор, пока не велит туда, в прорубь, прыгать.
А как будут нырять, завязывают полотенце сюда, на пояс, и выбирают хорошего вытаскивающего (‘подъёмщика’) оттуда [из проруби]: ведь она прыгнет туда глубоко, на глубину же прыгнет да ещё скажет: "Подольше держи меня, говорит, там, в проруби".
"Как же тебя держать долго, умрёшь ведь ты там!"
"Умру, так в яму", – отвечает.
А наша мать, как сказать, весила, может, килограммов девяносто, толстая [была] женщина.
Она берёт своего брата поднимать [себя] из проруби.
Берёт старое хорошее льняное полотенце. Да.
Полотенце тоненькое, может быть, уже гнилое, поди знай, сколько [полотенцу] времени, может бабушке бабушка ещё [наследовала], да и нельзя определить, с каких времён это полотенце.
Этим полотенцем [брат] завязывает [её].
Я была девочка очень маленькая, если лет девять было, когда купались в проруби.
У матери полотенце обрывается; мне и девяти лет не было, и плакать [от испуга] ещё не умела, не плакала.
И собирается тут народу человек триста или четыреста смотреть.
Тут лошадей на каждом месте: дворы полные, церковь полная, с крестами движутся вокруг церкви и всё такое.
Говорили, что возле проруби тут было... пятнадцать человек, говорят, купающихся в проруби.
Мне [брат матери] приходился дядей, и сестра [моя мама] говорит брату: "Иван, говорит, ты каждый год меня поднимаешь рано из воды, макушка не успевает намокнуть, если теперь я прыгну в воду, то подержи меня хотя бы немного дольше в воде".
Мать советует словно нарочно.
Как только мама прыгает в воду, у крёстного остаётся в руках маленький кончик полотенца – полотенце оборвалось. Да.
Он испугался: то ли начал уже из воды поднимать, или как-то при прыжке сразу оборвалось: завязывал – не оборвалось, а оборвалось [целиком] всё полотенце.
Оборвалось, а крёстный не знает, что делать.
Люди вскочили, все начали кричать, говорят: "Кютчиева вдова утонула, Кютчиева вдова утонула!"
Трое детей, все ещё маленькие, лишь я постарше, девяти лет нет ещё мне, наверно, лет восемь так.
Говорят: "Её, наверно, не поймать".
А плавать она не умела, женщина была здоровая.
Смотрят: пальцы начали там на середине [проруби] виднеться (люди говорили после, мы не знали).
И она сама после говорила: "Я тут уж подумала: чего же Иван теперь так долго не поднимает меня из воды, долго держит меня в воде (она в сознании, потому что полная).
Я теперь, наверно, не завязана, говорит, ничего нет".
И все они тут испугались, попы все испугались.
Один мужчина, мужчина из Руги, здоровый такой мужик, очень хороший [говорит]: "Теперь она тут, на середине, – говорит он, – если бы она умела плавать, то приблизилась бы к берегу".
А до середины [проруби] расстояние полторы сажени, метра четыре, наверно, от берега до берега; она никак не может приблизиться к берегу, раз плавать не умеет.
На середине там она руками машет, поди знай, чего машет.
Он снимает с себя пиджак и сапоги и быстренько подплывает.
"Поддерживайте меня, – говорит он, – я спасу её ради детей".
Молодой парень!
И спас он её: схватил мать за руку, а его каким-то образом спасли другие.
Наверно, верёвок или чего-то принесли и её подняли на край проруби.
Народу – даже жутко!
Тут человек триста.
Нам уже домой весть принесли: "Ребятки, остались сиротками, остались сиротками, ведь мать ваша умерла, отца нет, и мать умерла".
Так вот.
Мать пришла в себя, пришла тут мама в чувство, и трясти не надо было, и ничего не надо было [делать].
Она ещё пошла звонить [в колокол]. Да.
А люди все не велят, говорят: "Не ходи, Трофимовна, звонить, ты ведь простыла".
"Да не простыла, – говорит она.
Вот теперь, Иван, хорошо поддержал, говорит, в этот раз".
Приходят домой, одежда уже так [показывает]: кофты, кофты – ведь вся же одежда замерзнёт раз тридцать пять градусов холода.
А раньше такие были морозы на улице!
Приходит она домой, мы все обрадовались.
Сюда, в дом, приходит большое количество народу: её все жалеют.
Так ничего, прожила мать этот год.
Наступил следующий: год, наша мама опять туда собирается купаться в проруби.
Уже поди знай, сколько времени ходит она туда купаться, лет пять или шесть ходит.
Мы говорим: "Раз ты вдова, так, наверно, всегда спасаешься [от грехов] купаньем, другим [путём] надо спасаться, не купаньем спасаются".
Так всегда устраивали купанье в проруби.
Попы радостные были: попу, конечно, клали гривенники, копейки (или какие там [монеты] были), деньги за купанье, ходили сюда грехи отмаливать и всё такое.
Поп велел [купаться] в проруби, говорит: "Идите, искупайтесь в иордани, говорит, и как только трижды искупаетесь в проруби, тогда тебе в Охпой не надо идти молиться".
Стало быть три раза, три Крещения [купаться].
А ещё купались второй раз.
Второй раз купались летом во время Маковея.
Это в августе.
В августе купаются.
Так тогда уж, наверно, ничего не будет: и грехов не простит Бог и ничего.
Тогда вода тёплая, тогда как [простое] летнее купание.
На такое купание и я ходила, иду на бережок, искупаюсь и назад выпрыгиваю, и иди, куда хочешь.