В Пряже я обменивала молоко
Russian
Когда работы на дороге кончились, мы возвратились домой.
Возвращаемся домой – все бабы ходят в Пряжу молоко да яйца продавать финнам.
В Пряже ведь был их главный штаб, там было все: их главное войско в Пряже стояло, а в погосте их мало было.
Все ходят, и мне матушка советует: «Пошла бы и ты, невестка, молоко или яиц отнесла в Пряжу да принесла бы чего- нибудь, раз все ходят».
Я говорю: «Уж не пойду, а вдруг пойду, а меня схватят там и еще скажут, что жена красноармейца пришла».
– «А кто же скажет?»
И вот однажды собралась я.
Взяла молока немножко да яиц, так и быть, пойду.
Пошла, а сестра вслед бежит, по дороге меня догнала и говорит: «Куда это ты пошла?»
– «Так, мол и так, иду в Пряжу».
– «Сейчас же, говорит, – вернись домой!
Ты же жена красноармейца, иди домой быстрее, детей оставишь сиротами, [как будто] без мены молока и кур не поживешь».
У меня кафтан отобрала.
Я – домой, а самой неприятно.
Прошла неделя, матушка опять и говорит: «Невестка, сходи и ты, все люди ходят».
Ну, я и решилась, пойду.
Была у меня там невестка, жена старшего брата, Кондратьевна, с ней мы и пошли вдвоем.
Я спрашиваю: «Ой, невестка, я никогда не бывала там, а вдруг меня схватят?»
– «Молчи, говорит, я знаю, куда нужно идти».
Она уже ходила в то лето два или несколько раз, все время ходила в Пряжу.
Когда пришли в Пряжу, она привела туда, где кухня, где дом Душакова был.
Туда мы зашли, там эти белые варят пищу, шапки на голове, рукава засучены.
Я не смею зайти, она зашла, там свое молоко продала и мое молоко взяла.
«Дайте муки нам», – говорит невестка.
Я в отдалении стою, не посмела зайти, думаю: не поймали бы меня там, боюсь их.
«И у этой женщины молоко возьмите», – говорит невестка [показывая на меня].
У меня взяли молоко, взамен дали муки да лепешек каких-то, которые словно пальцем давлены, круглых лепешек дали и мы ушли.
У меня еще осталось молока.
У меня уже нет желания менять молоко, мне хочется узнать, что там делается.
Мы до середины деревни дошли, где у них был штаб, откуда собираются пойти в наступление на Матросы.
Тут на берегу ручья есть дом Вани Нефан, мы туда и прошли.
В доме том – солдаты молодые-молодые, пьяные шатаются.
«Ой, дайте нам бутылки, молоко возьмем».
Я думаю, посмотрю, что за солдаты, а они лежат в избе на соломе.
Так они готовились к наступлению: «Ой, добрые вы хозяйки, молока дали.
Мы теперь пойдем город брать».
Видишь ли, в наступление они собирались на Матросы.
Сама думаю: «Пойти-то вы пойдете, да как бы не повернули пятки обратно».
Я и говорю нашей Кондратьевне: «Давай уйдем, пусть молоко да все пропадет».
[А финские солдаты нам и говорят]: «Вот вам, у нас денег нет, дадим вам это» – баночку кильки дали.
Ну, я взяла и ушла.
У финнов ручные пулеметы, двуколки такие, какими возят навоз, бабы подвозчиками: жены богатеев в приподнятом настроении, что пулеметы у белых есть.
Тут я интересуюсь, присматриваюсь – ну, идите, идите.
Прихожу домой, меня спрашивают: «Ну, принесла ли чего?»
– «Принесла.
Муки дали немножко, хлебцев да кильки дали, килек дали. Не пойду больше.
Отстань-ка, мама, от меня, не пойду.
Видела, как грузили пулеметы на двуколки, да как пошли в наступление на Матросы».
Немножко времени прошло, муж пришел, я им рассказала, что видела, так и так, такие-то солдаты, вовсе не бравые.
Все молодые, пьяные да мобилизованные из Колатсельги и Ведлозера.
А финны, не знаю, добровольцы или кто они, шляются по деревне.
После я больше не ходила в Пряжу с молоком.
Матушка не раз предлагала, но я не пошла.