Мы вступили в колхоз
Russian
Когда гражданская война или как ее называют, кончилась, муж вернулся домой.
Потом он работал сначала в Пряже, а потом работал рыбаком.
Потом были организованы колхозы, и он вступил в колхоз.
Вот.
Мы уже в своей деревне жили, когда муж вступил в колхоз.
[Когда создавался колхоз], то из Пряжи, из райкома [партии] на собрания приезжал Лампи.
Полежаева избрали председателем, а мужа – Пал Иваныча – счетоводом, правление избрали.
Сначала всего только девять бедняцких семей вступило в колхоз.
Ну, стали мы межи распахивать, а нет ни... был лишь один плуг и одна железная борона.
И все же стали распахивать межи.
Дни и ночи с раннего утра до позднего вечера все время распахивали межи, чтобы вместе пахать и пахать плугом, да все...
А некоторые еще не обобществили [семенную] рожь.
У кого сколько было, столько и посеяли.
Летом состоялось собрание.
Из города Гюллинг приехал.
Не знаю, что за начальник он был.
Он работал в городе, Гюллингом звали.
Он приезжал сюда в Пелдожу собрание проводить.
Он собрал всех бедняков, ну все пелдожане собрались.
«Нужно вам рожь обобществить, – говорит, – после ведь у вас будет одна семья да все в жизни».
Ну, потом мы начали тут жить да зарабатывать трудодни.
Мы работали артелью [всей семьей], у меня много трудодней, дедушка наш был старый и тот трудился.
По пятьсот трудодней у нас выходило.
Отец счетоводом работает, да еще идет на пожню, пашет и все делает.
Работал, работал, работал весь год, да трудодней много.
Ну, потом, видишь, народу завидно.
Потом его арестовали: плохо, мол колхозом руководил, дело провалил да то да другое, мол, так нельзя работать.
Ну, ладно, арестовали, – а не было ни провала и ничего не было.
[Богатым] нужно было своего человека председателем избрать, поэтому они все наклеветали пустого о правлении начальству.
Ну, Полежаева да нашего и сняли.
Он был под стражей двадцать дней, пока допрашивали да все.
Он оказался прав, поэтому его освободили, и он возвратился оттуда. Когда суд прошел, дали ему два месяца принудработы.
Он их отработал и сказал: «Я больше в Пелдоже не буду жить, уйду, раз за правое дело так сделали».
Больше и не работал он в колхозе, стал в Пряже в райисполкоме инспектором работать, по колхозам ездить.
Мы хорошо и жили, да потом эта война началась, эта последняя война.
Мы были в Архангельской области в эвакуации, потом еще мужа во время войны взяли в трудармию, в Архангельске что-то строили.
Трое моих детей было в армии, четвертый...
Я еще говорила: «Ой, ты не ходи».
– «Не умрете, живите здесь в Архангельской области».
А когда оттуда пришел, мы переехали в Петрозаводск.
Он работал в военной организации, долго был... наверно, лет двенадцать работал, потом в другую организацию перешел.
Теперь на пенсию вышел, больше он не работал.
После мой старик умер.
Теперь одна живу.
Живи как умеешь.
За старика назначили мне пенсию, так и живу, что хочу, то и делаю.
– А когда в колхоз ваша семья вступала, что сдали туда?
Когда в колхоз вступили, сдали мы три коровы, две лошади.
Лодки не сдали, дедка все время на рыбалку ездил.
Ну, телеги сдали, сани сдали, потом сдали картофель, семенной картофель, ячмень сдали, овес сдали.
Я еще давала беднякам украдкой от мужика овса да ячменя на семена, чтобы записались в колхоз, пусть больше бедняков будет в колхозе.
Корова одна еще осталась у нас дома, а вторая – та была корова брата моего мужа Василь Иваныча, она невестке осталась.
Ну, мы начали в колхозе жить.
Если бы не было войны, так и жить было бы хорошо в колхозе.
Проклятая война у нас все разрушила, кого куда разбросала.
Немец наступал ведь, всю землю разорил.