VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

Pelduoižen lohkon külät: (9) Mange, Priäže, Matrosse, Pošt

Pelduoižen lohkon külät: (9) Mange, Priäže, Matrosse, Pošt

Ludian
Southern Ludian (Svjatozero)
A edelleh sidä dorogad müö miitturmat külät tuldah?

Riiselgäspiäi?

Nu ka vot siidhäi Nuožarven külät tuldah sinnä.

Mange tulou.

Ende Nuožarved om Mange, Mangall on d’ärvüt kaide, da d’ogi, oja matkadau.

Se on hüvä kohtevahne, vahne Mange, d’ärvi on kaide, kalat suada i oja matkadau siit аlah proidiu sinne.

Nu a siid d’o sinnä kačo minä sanuoin Kaskesniemed da kai lähtedäh d’o Nuožarvi lähtöu.

Nu lähtemme Präkäspiäi edelleh, sinnä lidnahpiäi midä oli?

Präkäspiäi ku lähtethäi lidnah sinnä...

Müö ainos kačo lidnah kävelimme burlakuoiččemah dai elot nu, suomah (suomah ~ suamah) burlakuoiččemah libo bruaznikuoile libo midä müö emme sanonu Petrouskuoi, sanottih ainoz lidnah, lidnah lähtemme lidnah.

Präkäz lähtet Priäže on.

Vahne se vahne Priäž oli, moine külä pitke.

Niemel’l’eh enzimäižeks mäned on Lietomägi, ainos kirgutah Lietemägi.

Kodit tožo vahnat, ei hüvät, Terunküläks kirguttih, siid d’o mänöu sinnä Terun-külä, Keski-küläh, Keski-küläks kirguttih se oli Šiškinan kodid da kai sigä bohatuoiden.

Siit se Keski-külä se mänöu d’o, ojassuai, Kikin-ojakse kirguttih, Kikin-oja se lähtöu, Keski-külä loppih sih.

Nu a siid lähtöu vie Keski-küläs sinnä Terun-agd’e, edelleh se, Terun-agd’e tännä d’iäu d’ärvem müödäh, sigä elettih Kočkinad da kai vot Terun-külä.

A Suavan-agd’e se oli d’o lidnan n’okke.

Se piäl’či nečis Kikin kodiss d’ogudes poikki.

Se d’ogi, oja, lähti Priäžän d’ärvez mäni Šän’gimäh, vot ’siid i kirguttih Kikin-oja.

Se sinnä lähtöu Suavan-külä, muit külid ej olnu se loppukülä, neččinä lidnah ajades.

Nu sigä d’o edelleh dorogad müöti lidnah se dorogah tulou viištoš kilometrid oli Matrosse.

Minum muštamah se pieni mäned ajat daže kačot nuorembaite ka kummakse mänöu...

St’opanan kod’ oli da siiten Zarekuoikse kirguttih.

Pelduoižiz männü miehel oli Maša Kondruoin siit omidelloh i mänet.

Da siit Oksen’t’ain kodi da Mikitün kodi oli siid Aida-Fen’akse kirguttih sen kodi.

Siid i külä oli se pieni.

Nu siid heill oli oja se matkadai silde, matke dorok.

Ka silde oli hüvä, nu oja sinnä mäni Šuojun d’ogeh tožo sordui.

Nu siid edelleh lähtet üheksä kilometrit mäned d’algai libo hebol libo mil Pošt oli.

Poštaz üks tožo (üks tožoükstošt?) taluoit siit oli.

Minä daže voin muštai sanoda miiččet taluoid ol’d’ih enzimäižekse mäni Trupkakse kirgut’t’ih, Trupkan kod’ oli.

Saša oli neidine siit Pelduoižih kävüi tožo ad’vuoih di ühtel aiga pošči n’eidiščimme.

Pogostal oli meil’ miehel se Šašan Trupkaks kirguttih.

Siid oli Rogin, taluoi pieni kodiine moine enzimäižeks mänet.

Siid oli Zaharan, Bajarin oli.

Bajarin da Zaharan ned ol’d’ih net bohatat.

Nu kous emme lähte niilüöih, siit Fedorah kävüimme müö ainos sih libo San’kalloh libo neče Akimounalloh.

Se fat’eruoičimme kous tulin siid azetun.

Nu a siid sirinä nu taluoid oli äi, Ročkan kodi ei Rot’kan kui neče Onnin Ol’ešan oli da Onnin Vas’an kodid da kai.

Ned elettih lidnan n’okal, bohatat ka minä sinnä en kävünü ni vous’o ainos siit Trupkinaz da neniss Zaharas Ivanounalloh.

Kous podvodas tulet libo hebonker libo hebota midä ka vit’ tulet kodispiäi kakskümen viiš kilometrit enämbän ka tahtod d’uoda čuajud libo midä ka.

Siit käsket: ”Keitä samvuare, Ivanouna!”.

Libo nečis tulet siit Trupkilloh.

Seičas keitetäh, d’uod lämmined da eväste palaižen süöd da.

Olnou d’en’gat kaks kopeikkat ka heität stolale ielne ka, muga lähtet, ei ni pakittu d’engad dani midä, vot oli kui ende.

A ku tulethäi podvodad ajuoimme kous tüötäh podvodah tulet ka üöz läbü tuli paluoi, lamppe stolal, ei sammutelttu ni vous’o.

Siit oli Zaharas valgei tahne, mouž on hebot kakskümen, siämärveläište dai kaiken külän siih azetutah hebuoit pidi süöttäi.

Podvodad ajat Kaškanuoispiäi.

Nu kai siid lidnah ajettih sinnä.

Fonari kell on omembe ka fonari tožo palau.

Tulifonaril kävüttih hebuoit süöttämäh da kaččomah valgedah tahnah i eig olnu, kačo, pot’er’aškad ei olnu nimidä.

Eigo regez on sigä.

Tošči nu, matkalaižed da vedod ol’d’ih ka kaikked on, ka ei kadonu ni üks ni mi da regess ei otettu ni midä.

Nuorittu regi l’ekahutettu ei kel lähtöu ende se podvoššikat toižih külih sinä mouže tuled müöhembi ka hebot süötät sentiäh sanou ei lekahutettu.

Libo pihale d’o ielo valgedah tahnah siät ka pihal reget seižottih, ni üks ni mi ei lekahutettu, kadonu ei.

Деревни в окрестности Пелдожи: (9) Маньга, Пряжа, Матросы, Почта

Russian
Ну, а дальше туда по дороге, какие деревни будут?

От Ригсельги?

Ну, так там уже деревни крошнозерского края пойдут.


Маньга будет.


Маньга будет раньше Крошнозера, в Маньге озеро узкое, да река, ручей течет.


Это хорошее местостарая, старая Маньга, узкое озеро имеется и ручей протекает там.


Там дальше, видишь ли, Каскеснаволок пойдет, крошнозерский край.


Ну, пойдем дальше от Прякки, Какие деревни были по направлению к городу?

Как пойдешь от Прякки в город...

Мы, видишь ли, все время ходили в город бурлачить да добра наживать, или на праздники, [город] мы не называли Петрозаводском, а называли просто городом: в город пойдем, в город.


Из Прякки пойдешь, первая [деревня] будет Пряжа.


Старая Пряжа была длинная такая деревня.


Как подходишь к деревне, сперва на мысу озера встретится Лиэте-гopa, все время называли Лиэте-гора.


Дома старые, нехорошие, [эту часть Пряжи] называли Терункюля, часть от Терункюля до середины деревни называли Кескикюля, там были дома Шишкина и других богатеев.


Кескикюля продолжается до ручья, Кикин-ручьем называли, где Кикин-ручей течет, тут Кескикюля кончается.


Ну, а от Кескикюля пойдет дальше Терунагде; Терунагде проходит вдоль берега, Там, в Терункюля, жили Кочкины.


А Суаванагде была по направлению к городу.


Она начиналась за домом Кикки, за речкой.


Эта река, ручей вытекал из Пряжинского озера и впадал в Шаньгиму, его называли Кикин-ручей.


Тут и начинается [деревня] Суаванкюля, других деревень [в Пряже] не было, она была последней деревней по направлению к городу.


Ну, затем по дороге в город в пятнадцати километрах [от Пряжи] была деревня Матросы.

На моей памяти она была маленькая [деревушка], смотришь и удивляешься...


Дом Степанан был, да затем [дом] Зарекой называли.


Из Пелдожи Маша Кондруойн была там замужем, так к своим и зайдешь.


Затем был дом Оксентяйн да дом Микитюн был, дом, хозяйку которой называли Айда-Феней.


Тут и вся деревня, она была маленькая.


У них там протекал ручей, через него был проложен мост, поскольку проходила почтовая дорога.


Мост был хороший, ручей впадал в реку Шую.


Ну, затем дальше пойдешь (пойдешь пешком или поедешь на лошади), в девяти километрах была Почта (Почтав дальнейшем деревня Половина).

В Половине был тоже один [несколько] домов.


Я помню и могу сказать, сколько домов тут было, какие дома были: первым был дом Трубкан, называли Трубкой.


Девушка Саша у них была, в Пелдожу ходила в гости, мы почти в одно время гуляли с ней в девушках.


У нас на погосте она была замужем, дом Саши называли Трубкой.


Затем был дом Рогин, маленький домик такой, как придешь...

Затем были дома Захаран и Баярин.


Баярин да Захаран жили богато.


Мы никогда не заходили в эти [дома], а всегда заходили в дом Федоран или к Саньке или к Акимовне.


Мы останавливались так, когда приходили в деревню.


Ну, домов было много, дом Рочкан был, нет, не Ротькан, а как это, Олеши Оннин да Васи Оннин были дома.


Они жили в конце деревни ближе к городу, богатые были, но я туда не заходила, всегда останавливалась у Трубкиных или у Захаран Ивановны.


Когда на лошади с подводой приедешь, проедешь двадцать пять километров от дома или еще больше, так хочется чаю выпить.


Тогда скажешь: «Поставь сановар, Ивановна!».


Или зайдешь к Трубке.


Самовар поставят, ты попьешь, согреешься, закусишь немного из своих припасов.


Две копейки оставишь на столе, если есть деньги, а если нет денег, то так уйдешьи денег не спрашивали, вот как было в старину.


Когда пошлют в извоз, приедешь в Половину, так огонь в избе горел всю ночь, лампу на столе совсем не гасили ночью.

У Захаран был большой двор, там может двадцать лошадей стоит: сямозерцы и из [других] деревень тут останавливались, чтобы накормить лошадей.


В извозе едешь, из Кашкан ездили.


Ну все в город ездили туда.


Кто был из своей родни, так фонарь тоже [у них] горит.


С фонарем ходили во двор лошадей кормить, а также проверить не пропало ли что, но никогда из воза не пропадало ничего.


В санях иногда всего было.


Иногда одновременно ночевали прохожие и проезжие, но ничто не терялось, и из саней ничего не брали.


Затянутый веревками груз в санях не трогали, хотя некоторые подводчики уезжали раньше других, а ты, может, поедешь позже, лошадь еще кормишь, но не прикасались [к грузу].


А если не было места в конюшне, то сани стояли на дворе, но ничего не трогали, ничего не пропадало.