VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

Zolotoi koroli

Zolotoi koroli

Livvi
Syamozero
Оn cuari. Cuaril on poigu, i häi nägöw kolme yödy unis yhteh palah, što "sinul, cuarin poigu, pidäw ruveta naimah, i ken tullow ezmäine vastavus, se mučoikse ottua".

I häi sanow tuatalleh i muamalleh:
Nenga i nenga.
Minä kolme yödy yhteh palah näin unis, što minun pidäw naija i ottua, ken tulow ezmäižikse vastah, mučoikse.

Hyö i sanotah:
Nu nai sit, gui käskietäh.


Paistah illal i yöl jo duumaiččow, što huondeksel lähtöw naimah. I huondeksel nouzow, pezöw silmät, silmät ristiw, syöw da ottaw tuatas i muamassah blahoslovenjan, ristiw silmät, kumardah jalgah:
Blahoslovikkua naimah.


I lähtöw. Pordahien piäh menöw, opät’ silmät ristiw: "Hospodi, blahoslovi naimah". Lähtöw, pordahis heittählökšähtäh hänel pägeil löpšöi, sanow:
Ota minuw mučoikse.


Häi sanow:
En ota.


Lähtöw ielleh astumahopät’ i löpšöi pägeil, palaižen astuwopät’ i löpšöi pägeil. Järilleh häi kodih kiänäh, muudu ni kedä ei näi, kolme kerdua löpšöi pägeil hyppiäw. Tulow järilleh kodih, pahas mieles vieröw muata. Tuattah da muamah kyzytäh:
Midä pahas mieles olet?


Ei sano, istuw pahas mieles, eigo voi syvvä, eigo juo, eigo midä. Ni istuo, ni muata ei voimoine paha mieles, vai panettelow.

Vai yöl uinuow, opät’ i nägöw unis:
Mindäh et ottanut mučoikse, tulihäi sinulles vastineh?


Da kuibo minä otan, gu minuw ei tule ristikanzua vastah?

Ga se on sinun mučoi, jo roindusijal sinul on tukat yhteh pletitty, sinul blahoslovittu i se sinul pidäw ottua.

Nowzow opät’ huondeksel i silmät pezöw, ristiw, syöw. Opät’ i lähtöw, menöw pordahien piäh, kumardah päivän nouzuh päi: "Ноspodi, blahoslovi". Heittyw vai alah, opät’ löpšöi i köpsähtäh pägeil:
Ota minuw mučoikse.


Opät’ häi punaldah pertih. Menöw pertih, sit rubiew sanomah muamalleh i tuatalleh, što "nygöi minul jo egläi kolme kerdua i tänäpäi tuli löpšöi vastah, i egläi unis näin, što se on lepitty minul, ottua pidäw".

Muamah i tuattah sanotah:
Gu on lepitty, on jumal blahoslovinuh, sit se pidäw ottua. Olgah miittuine tahto.


Sit häi ottaw heis opät’ blahoslovenjan i kolmanden kerran lähtöw pihal. Vai menöw, dai i pägeil köpsähtäh.
Nygöi läkkä, – sanow, – otan.

En, – sanow, – nygöi lähe. Tule huomeỉ yheksän čuasun aigah ottamah iččes kaỉvon pihal i tule yheksäl podvodal ottamah minuw.

Tulow pertih i sanow muga.
Mih, – sanotah, – nygöi kaivon pordahal löpšöin ottaes pidäw yheksä podvodua? Ei pie ni midä!

Annetah hänel yksi hebo. Eigo kučuta heimokundua, eigo midä. Lähtöw häi yheksän čuasun aigah hevol, i menöw ajaw kaivon pordahil. On sih hänel azetettu priduanoidu kymmene podvodua, neidine ylen hyvä. Häi ihastuw, ei tiije midä ruata, ei tiije ni iččieylen hyvä neidine!

Midä tulit yhtel hevol? Mene tuo vie yheksä podvodua.

Dai häi ihastuksis menöw sanow tuatalleh i muamalleh: nenga i nenga, i kai sanelow. Kučutah ruadostis heimokundu. Tuvvah mučoi, yheksä podvodua priduanoidu, kymmenendes iče tullah mučoin kel ruadostis. Cuari akan kel ruadostis ei tietä ni midä ruadua, juostah vastah, nevesky nengoine hyvä i vie priduanoidu!

Pietäh svuadibu ylen hyvin. Eletäh kodvaižen. Mučoi pyrrittäw:
Läkkä, – sanow, – pyörittyižil.


Kunna, – sanow, – pyörittyižil, kaivoh tuane ei äijiä pyörittyw pie.

Emmo, – sanow, – kaivoh, lähtemmö tuatalluo.

Kuzbo on, – sanow, – sinun tuatto?

Minun tuatto, – sanow, – on zolotoi koroli. Läkkä sinne pyörittyižil.

Tuatalleh i muamalleh kyzytäh i lähtietäh hyö pyörittyižil. Mene tiijä kus on loitton, loitton zolotoi koroli, i lähtietäh hyö sinne. Ajetah, ajetah i puututah hyö sinne zolotoih kodih korolilluo. Mennäh pertih, tervehys laitah, sanow:
Terveh tuatal, terveh muamal!


A hyö ni tuta ei, ken on.
Kenbo sinä olet, gu tuatakse sanot?

Ga olihäi teile tytär Man’a?

Oli, ga vedeh Man’a-tytär meni.

Ga te olen minä, – sanow.

Tuattah da muamah kai pitkälleh pakutah. Muamah sanow:
Minä ainos kaheksa vuottu itkin, – sanow, – daže tervehyön menetin.


(Tyttöine meni vedeh kymmene vuodižennu, a nygöi kaheksatoštu vuottu on igiä.)

Kaheksatoštu vuodižennu annetah miehel, – sanow, – gu en voinus minä nygöi miehel piästä, sie pideli ostali igä olla.


Sit händy ylen äijäl ihastutah i annetah mene tiije, mene tiije mi priduanoidu! Ei sua arvata, mene tiije mih tuhandeh! Tuodih net valmehekse tänne. Tuldih muamah da tuattah s udovol’stvii päččii murendamah, hyväs mieles, hyväs ruadostis.

Hyväs mieles goštittih dai hyväs mieles lähtiettih, hyväs ruadostis! A hyö ruvettih elämäh ielleh hyvin da sobuh.

Золотой король

Russian
Живет там царь. У царя есть сын, и тому снится три ночи кряду, что "тебе, царев сын, надо жениться, а в жены взять ту, которая первая придет навстречу".

И он говорит отцу и матери:
Так и так.
Мне три ночи кряду снилось, что мне надо жениться и взять в жены ту, которая первой встретится.

Они говорят:
Ну, женись, коли велят.


Говорят они вечером, и ночью он думает, что утром надо пойти жену искать. Утром встает, умывается, крестится, завтракает и берет у отца с матерью благословение, кланяется в ноги:
Благословите на женитьбу.


И отправляется. На ступеньки крыльца выходит, опять крестится: "Господи, благослови на женитьбу". Вышел с крыльцашлепнулась ему на ногу лягушка, говорит:
Возьми меня в жены.


Он говорит:
Не возьму.


Идет дальшеопять лягушка на ногу, идет еще немногоопять лягушка на ногу. Вернулся он обратно домой, никого не видел, только лягушка три раза на ногу вскочила. Приходит домой опечаленный, ложится спать. Отец и мать спрашивают:
Почему печален?


Ничего не говорит, сидит печальный, не может ни есть, ни питьничего. Ни сидеть, ни спать не можеттак скверно у него на душе.

Только ночью заснул, опять во сне снится:
Почему не взял жену, встретилась же тебе нареченная?


Как же я возьму, коли мне люди не встречались?

Но это твоя жена, уже при рождении у тебя с ней волосы вместе сплетены, она для тебя предназначена, и ее ты должен взять.

Встает утром, умывается, крестится, завтракает. Опять и отправляется, выходит на крыльцо, кланяется на восход солнца: "Господи, благослови". Спускается по ступенькамопять лягушка шлепается на ногу:
Возьми меня в жены.


Он возвращается в избу. Приходит в избу и начинает рассказывать матери и отцу, что "мне уже вчера три раза и сегодня встретилась лягушка, а ночью во сне приснилось, что она для меня предназначена, надо взять".

Мать и отец говорят:
Коли предназначена, бог благословил, то надо взять, какая бы ни была.


Он снова берет у них благословение и в третий раз выходит на двор. Только вышел, а лягушка опять на ногу шлепнулась.
Пойдем, – говорит, – теперь возьму.

Нет, – говорит, – сейчас не пойду. Приходи завтра в девять часов за мной к вашему колодцу во дворе, и приезжай за мной на девяти подводах.

Приходит в избу и рассказывает.
Для чего, – говорят [родители], – ехать на девяти подводах к колодцу за лягушкой? Ничего не надо!

Дают ему одну лошадь. И родни никакой не зовут. Едет он в девять часов на лошади к колодцу. Там выставлено десять подвод приданого, а девушкакрасавица. Он так обрадовался, что не знает что и делать, сам себя не чувствуеточень уж девушка хороша!

Зачем приехал на одной лошади? Иди и пригони еще девять подвод.

Он радостный идет к отцу и матери: так и таквсе рассказывает. На радостях зовут всю родню. Приводят жену, девять подвод приданого, на десятой сами молодые едут. Царь с женой так рады, что не знают что и делать, бегут навстречутакая хорошая невестка, да еще с приданым!

Сыграли свадьбу на славу. Живут сколько-то времени. Жена начинает просить:
Поедем, – говорит, – в мой родной дом в гости.


Куда, – говорит, – в гости, в колодце много не нагостишься.

Нет, – говоритне в колодец. Поедем к моему отцу.

Где же, – говорит, – твой отец?

Мой отец, – говорит, – золотой король. Поедем к нему в гости.

У отца с матерью отпросились и поехали в гости. Где-то далеко, далеко живет золотой король, и они отправляются туда. Едут, едут, и приезжают туда к золотому дому короля. Заходят в избу, здороваются, говорят:
Здравствуй, отец, здравствуй, мать!


А те не узнают, кто это такие.
Кто ты такая, что отцом называешь?

Была ведь у вас дочь Маня?

Была, но утонула дочь Маня.

Так это я, – говорит.

Отец и мать даже с ног валятся. Мать говорит:
Я все восемь лет проплакала, – говорит, – даже здоровье потеряла.


(Девочка утонула десятилетней, а теперь ей восемнадцать лет.)

В восемнадцать лет оттуда выдают замуж, – говорит, – если бы мне не удалось выйти замуж, то осталась бы там на всю жизнь.


Обрадовались ей несказанно и дают много-много приданогодаже сказать нельзя, поди знайна сколько тысяч! Сами повезли их домой. Приехали мать да отец с удовольствием печь ломатьрадостные, счастливые.

Погостили на славу, довольные поехали, в радости. А они [молодые] стали по-прежнему жить хорошо да в согласии.