VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

On kolme vellesty, tuatat-muamat kuolluot

On kolme vellesty, tuatat-muamat kuolluot

Livvi
Vedlozero
On kolme vellesty, tuatat-muamat kuolluot. Kaksi on hyviä, kolmas on tuhkimus Iivan. Toizet vellet sanotah:
Mindäh sinä ruadane et?

Häi vai spokoino päčil maguaw.
Ni vetty et tuo, ni lat’ettu et peze, ni midä et rua!
Pidäw lähtie, – sanow, – hot’a vetty tuvva.

Meni astui järvirandah. Havgine maguaw haguon alla.
Pidäw ottua i keittiä, syvvä kurjan kulkuh.
Hawgi anow:
Älägo ota vetty, älägo minuw!
Mene kodih, minä sanon sinullesmuga vetty tulow.

Häi kodih tulow.
Po šutki podvorki, štobi̮ vetty olis!
Hawgine hänel nämä sanat nevvow. Jo nowzow häi lawčal, jo nowzow orrel, jo nowzow trubah, jo on vetty ynnäh täwzi perti. Hänel juohtuw net sanat mieleh:
Po šutki podvorki, štobi̮ vezi iäres menis, seinät, lattiet pestä i astiet tävvet vetty jiäis!


Vellet tullah kodih.
Kačo, urai! Vetty kois ei ole, a pihal päi on seinät i pordahat pessyh!
Tullah pertih: perti pesty, kabrastettu kai hyvin.

Menöw aigua sie mi mennöw. Vellet suwditah:
Et tuo halguo, edgo midä!

Nygöi ottaw kaksitostu regie. Aizat pystyh nostaw, sanow:
Po šutki podvorki, kai reit tävvet halguo!

Iče istuhes jälgimäizeh regeh. Ajaw suarin ikkunan alači. Suarin tytär kirguw:
Kačo, urai ajaw, kačo, urai ajaw!


Iivan Tuhkimus sanow:
Po šutki podvorki, suarin tytär kohtustukkah!

Ollah-eletäh, mi aigua mennöw sie. Suari sanow:
Mi neče kummie ollow: kaksi hengie on kaččojua, tyttärel ainos vačču kazvaw!
Mi nečė kummie ollow?

Menöw kodvu aigua, suarin tytär suaw lapsen. Suari sanow:
Pidäw kaikkii mužikoi kuččuo täh, kedä poigu kirguaw tuatokse.

Kučutah kai mužikat, ei kirgua ni kedä tuatokse. Vellet sanotah:
Olis meil Iivan velli, ga päčil ni liikahtai ei, ei voi lähtie.


Suari duwmaiččow: "Ga olis ku sidä kuččuo"! Händy kučutah. Päčin očal jallat panow, sanow:
Po šutki podvorki, tämä päčči suarin kodih!

Ajaw suarin pihah, brihaččune ikkunah hyppiäw, sanow:
Kačo, tata ajaw, tata ajaw!

Suari ottaw da moizen pučin laittaw, kaksipiähizen. Ottaw da sinne panow brihačun, Tuhkimuksen i suarin tyttären i merel työndäw.

Merel äijy vuottu ajellah.
Blahoslovikkua puččie potkuamah! sanow brihačču.
Älä potkua, keski merel olemmo, – sanow muamo.
Ajetah vägi kodvan aigua vie. Rubiew pučči randoih kolizemah.
Nygöi blahoslovikkua, tuatoini i muamoini!
Nygöi blahoslovimmo!

Pučin hajottaw häi. Moine on korbi rannal, što ei mennä hiiret alači, linnut piäliči. Brihaččuine sanow:
Po šutki podvorki, täh rodikkah suarin kodie parembi kodi!

Puwt ku ottaw viwhkuaw, kodi roih seičas ylen hyvä, parembi suarin kodie.

Ollah-eletäh mi vuottu. Heil ongo syvvä, ongo juvva, kaikkie luaduo! Yksikai suarin tyttärel himoittaw nečil čural kävvä.
Et piäze ni kuin tuane, – sanow.
Poigu sanow:
Ну, et piäze!
Hätki menöw tuane piästes! Po šutki podvorki, štobi̮ olis sildu rešotkoin kel poikki meres!

Sildu rodih. Suari sanow:
Mi neče kummie ollow!
Nečil čural enne ni midä ei nägynyh, a nygöi rešotkat läikkäw! Nygöi työnän polkan saldattua kaččomah.
Menöw polku, lähenöw. Poigu kaččow ikkunas i sanow:
Po šutki podvorki, kai saldatat mereh!

Kätty-jälgua vai viwhkaw, ku mereh mennäh.

Ollah-eletäh, kodvu aigua menöw.
Mi neče kummu oh, ni midä viestie ei saldatois, ni mis, – sanow suari. Mengiä vai toine polku!
Poigu opät’ kaččow ikkunas i sanow:
Po šutki podvorki, kai mereh!

Suari sanow:
Tämä dielo ei hyvä.
Kaksi polkua työniin saldattua, ni viestie ei tule. Nygöi otan polkan saldattua i iče lähten.

Ottaw polkan saldattua i lähtöw. Iče astuw iel, a polku jälles. Mennäh sinne. Poigu kaččow i sanow:
Saldatat i suari vedeh!

Muamah sanow:
O, hospodi, о hospodi!
Mi tuah rahvastu pogibaiččow, minul kai žiäli on.
On, ga ruttoh nuat juostah: po šutki podvorki, – sanow, – kai saldatat i suarigi noskah!

Sid kätty-jalgua vai viwhkaw, ku meres nostah, i suari nowzow. Ni jällel päi ei kačottu, ku matkattih iäre. Ei nähty kodie ni midä.
Minul pohjattomal stokanal viinua. Mat’oil pluat’t’u, sinul troikku.

[По щучьему веленью]

Russian
Было три брата, отец да мать уже умерли. Двое хороших, а третий дуракИван Тухкимус. Другие братья говорят:
Почему это ты не работаешь?

А он себе спокойно на печи спит.
Воды не принесешь, пол не вымоешьничего не делаешь!
Надо пойти, – говорит, – хоть воды принести.

Пошел на берег oзepa. Щука под корягой лежит.
Надо взять да сварить, съесть горемычному.
Щука говорит:
Не бери ни воды, ни меня!
Иди домой, я тебе слово скажубудет вода.

Приходит он домой.
По щучьему веленью, чтобы вода была!
Щука ему эти слова сказала. Вода уже поднимается до лавок, уже поднимается до воронца, уже поднимается до трубы, уже воды полная изба. Ему и пришли на ум те слова:
По щучьему веленьючтобы вода ушла, стены и пол были бы вымыты, а посуда полная воды!


Приходят братья домой.
Смотри, дурак-товоды в доме нет, а с улицы стены и крыльцо вымыл!
Приходят в избу: изба вымыта, все вычищено хорошенько.

Прошло там сколько-то времени. Братья ворчат:
Не везешь ни дров, ничего!

Берет он двенадцать саней. Оглобли вверх поднял, говорит:
По щучьему веленьювсе сани полные дров!

Сам сел на последние сани. Едет мимо окон царя. Царская дочь кричит:
Смотри, дурак едет, смотри, дурак едет!


Иван Тухкимус говорит:
По щучьему веленьюпусть царская дочь забеременеет!

Живут-поживают, проходит сколько-то времени. Царь говорит:
Что за чудеса, два человека смотрят за дочерью, а у нее только знай живот растет.
Что это за чудеса?

Проходит время, царская дочь ребенка родит. Царь говорит:
Надо всех мужиков созвать, кого мальчик назовет отцом.

Зовут всех мужиковникого не зовет отцом. Братья говорят:
Есть у нас брат Иван, но он с печи не сходит.


Царь раздумывает: "Позвать разве его"? Вызывает его. Он на чело печи ноги поставил, говорит:
По щучьему веленью, эта печь [пусть едет] в царский дом!

Едет на царский двоp, мальчик к окну подбегает, говорит:
Смотри, отец едет, отец едет!

Царь берет да такую бочку ладит с двумя донцами. Сажает туда мальчика, Тухкимуса и цареву дочь и в море бросает.

Много лет по мopю плывут.
Благословите, чтоб бочку пнуть! говорит мальчик.
Не пни, на середине моря находимся, – говорит мать.
Плывут еще довольно долго. Начинает бочка о бepег колотиться.
Теперь благословите, отец и мать!
Теперь благословляем!

Разбивает он бочку. Такая корба на берегу, что мыши не пройдут низом, птицы не пролетят верхом. Мальчик говорит:
По щучьему веленью, пусть здесь будет дом лучше царева дома!

Деревья сами стали валиться. Стал дом очень хороший, лучше царева дома.

Живут они сколько-то лет. Есть у них что поесть, есть что попить, всякой всячины! А все равно царевой дочери хочется на ту сторону сходить.
Никак туда не попасть, – говорит.
Сын говорит:
Ну, не попасть!
Долго ли туда пройти! По щучьему веленью, чтоб был мост с решетками через море!

Стал мост. Царь говорит:
Что за чудеса?
В той стороне раньше ничего не было видно, а теперь решетки сверкают! Отправлю-ка полк солдат посмотреть.
Выходит полк, приближается. Сын смотрит в окно и говорит:
По щучьему веленьювсе солдаты в море!

Только руки-ноги мелькают, как солдаты в море падают.

Живут-поживают, много временя проходит.
Что зa чудо, никаких вестей от солдат нет, – говорит царь. Идите-ка, другой полк!
Сын опять смотрит в окно и говорит:
По щучьему веленьювсе в море!

Царь говорит:
Нехорошее это дело.
Два полка солдат отправил, даже вестей нет. Возьму-ка теперь полк солдат и сам пойду.

Берет полк солдат н отправляется. Сам идет впереди, а полк сзади. Приходят туда. Сын смотрит в окно и говорит:
По щучьему веленьюсолдаты и царь в воду!

Мать его говорит:
О господи, о господи!
Сколько тут народу погубил, мне прямо жалко.
Жалкотак живо побегут, – говорит, – По щучьему веленьюпусть все солдаты и царь встанут!

Тут только руки-ноги мелькают, как из моря поднимаются, и царь поднялся. Даже назад не оглядывались, как обратно пустились. Не увидели ни дома, ничего.
Мне в стакане без дна вина дали, Матёй дали платье, тебетройку.