Черная овца
Russian
Были раньше муж да жена. У мужа и жены есть дочь и сын. Есть еще у них, братец мой, черная овца, и однажды муж с женой пошли в лес ее искать. Договорились, что кто найдет, пусть крикнет другому. Они разошлись по разным дорогам. Ходит там жена, и встречается ей Сюоятар и говорит, что "плюнь в мой ножны и обернись черной овцой". Женщина сперва не хотела плюнуть, но в конце концов пришлось плюнуть. Сюоятар кричит:
– Хой, муженек, вернись – я овцу нашла!
Муж вернулся, пошли домой. Дочка выходит навстречу и бросается обнять овцу, что "это моя мать, а та не моя мать". Овце не дают ничего, кроме пойла. Дочка украдкой носит ей хлеб. Прошло тут несколько дней, и Сюоятар говорит, что "надо зарезать эту овцу, а то совсем исхудает да еще околеет". Муж пошел резать, но дочь побежала за ними и сказала, что "не убивай, отец, мою мать – ведь это моя мать, а Сюоятар ее превратила в овцу". Отец и не зарезал овцу, вернулся скоро в избу и повесил нож на гвоздь. На другой день Сюоятар говорит, что надо овцу зарезать, и незачем ее держать. А овца говорит, "когда меня, доченька, зарежут, то ты суп ешь, а мяса, милая, не ешь. И возьми собери кости и закопай их вон под той березой". Отец пошел и зарезал овцу, и сварили суп. Дочь только немного поела, а другие едят, что страх. Сюоятар говорит, что "от этой девчонки надо избавиться, раз ничего не ест".
Жили да были, и отправляются на пир к царю на свадьбу, – Сюоятар очень уговаривает туда идти. Собираются туда, а дочь и не берут с собой, а Сюоятар дает ей работу, что надо делать, пока она будет там. Сюоятар еще тут перед отправлением родила дочь, и та выросла так быстро, что подоспела к тому пиру. Потом дает [Сюоятар] дочери первой жены такую работу, что перемешала трех сортов зерно и велела это разобрать. Девушка идет на костях матери плачет, что "помоги мне, матушка, а то меня тоже убьют". Мать говорит, что "возьми ветку с этой березы и скажи: "Отделитесь, зернышки, как раньше были"". Дочь так и сделала и пошла в избу, ударила веткой по зерну, и говорит, что "идите, зерна, как раньше были". Как только ударила – зерна тут же разделились на три кучи. Она отнесла ветку туда, откуда взяла. Подошла еще к матери, а мать говорит, что "не хочется ли тебе, доченька, на тот пир да бал?".
– Как же не хочется, но ведь у меня нет никакой одежды кроме сарафана из мешковины, что на мне.
Мать говорит, что "как я спущусь сейчас в могилу, то вышлю тебе лошадь, ты в одном ухе вымойся, в другом оденься и поезжай на этой лошади на пир".
Дочь стоит и ждет лошадь, смотрит – прискакала лошадь: одна шерстинка золотая, другая серебряная, а третьей шерстинки и цвета не назвать. Девушка живо разделась, залезла в одно ухо – вышла такая чистая и красивая, что другой такой на свете не найти! Залезла в другое ухо – вышла в такой одежде, что на свете такой одежды не бывает! И так, братец, она села на лошадь и поехала на царский пир. Приехала на царев двор и привязала лошадь. Царские гости выбегают ей навстречу и говорят, что кто же это такая, что она, верно, иноземного царя дочь и сюда на пир приехала. Ее усадили в лучшие покои и за лучший стол. Сидит за столом и видит, что дочь Сюоятар под столом с собаками наперебой кости грызет. Она как пнет ногой, так у дочки Сюоятар глаз выбила. Сюоятар как закричит:
– Хватайте ее, хватайте ее! Кто она такая, что у моей дочери глаз выбила?!
Народ бросился, братец мой, ей вдогонку, чуть было уже не схватили, а девушка тут перчатку с руки бросила и убежала, потому что народ бросился ловить перчатку. Девушка вернулась к березе, отдала лошадь и ту одежду матери и одела снова сарафан из мешковины, зашла в избу и стала будто бы перебирать зернышки. Приходят те, а дочка [Сюоятар] ревет как зарезанная: глаз выбит.
– Что с тобой там случилось, сестрица?
– Как не случиться – с царевичем прыгали с кровати на кровать и с лавки на лавку –вот и упала и без глаза осталась [Сюоятар говорит].
Дочь [Сюоятар] говорит:
– Сколько там, сестрица, народу было! И дочь иноземного царя приезжала, вот была красавица! Весь народ любовался.
Сиротка говорит, что "не я ли это была?".
– А-вой-вой, она там была! У тебя еще нос не дорос, да и одежда у той не такая, как у тебя.
На другой день засобирались, и Сюоятар взяла горшок молока и другой воды, слила в одну посуду и велит падчерице отделить молоко от воды, пока они на пиру. Девушка идет к могиле матери и плачет, что "теперь, маменька, меня убьют: слила молоко с водой и велела отделить".
– Возьми, доченька, веточку и ударь крест-накрест, так все будет по-прежнему.
Дочь послушалась совета, взяла ветку и ударила крест-накрест: вода и молоко оказались в разных горшочках. Девушка отнесла вeточĸy на прежнее место и подошла к могиле матери. Oпять мать дала ей такую же лошадь, а одежду еще лучше, и девушка поехала туда на пиры да балы. А как приехала туда, народ бежит навстречу, и говорят, что "опять эта вчерашняя девушка приехала", и хорошо ее встречают. Опять ее угощают самым лучшим, и видит она, что сестра с собаками наперебой под столом yгощается. Перед тем как уйти, взяла она да и пнула сестру – у той рука и сломалась. Она бежать, кольцо бросила – люди его ловить, ей и удалось убежать. Отвела лошадь, одела на себя худую одежду и начала будто бы переливать молоко и воду.
А те как приходят, так дочь плачет, что рука сломалась да больно. Ну, Сюоятар говорит, что "сестра твоя с царевичем прыгала, вот и несчастье случилось".
– Да не я ли хоть пнула?
– Тебя там не было, а была там какого-то царя дочь, да такая красивая, что было на что смотреть. И лошадь у нее – шерстинка золотая, другая серебряная, а третьей и цвета не назвать.
На третий день снова идут на пир, а ту девушку оставляют дома. А Сюоятар свалила печь и говорит, что "если печь не будет стоять по-прежнему, когда мы вернемся, то быть тебе без головы". Девушка идет к матери, берет ту ветку, идет домой и ударяет крест-накрест, что "сложись, печь, да чтоб была лучше прежнего". Печь сложилась, и девушка отнесла ветку обратно матери. Мать дает ей лошадь и одежду, и она идет на пир к царю. А народ встречает ее, и ведут на лучшее место. Видит она – сестра с собаками наперебой ест; она, братец, как пнет ее – у той нога и сломалась. Девушка побежала к лошади, сбросила галошу с ноги – так и удалось ей уйти. Она отвела лошадь, переоделась и пошла в избу, стала глину с полу собирать, как будто она и сложила печь.
Приходят те и говорят, что такая там была [красавица], да нога [у сестры] сломалась, как с царевичем баловалась.
– Да не я ли там была? .
– Будет тебе пустое болтать, – говорит Сюоятар.
Ну, теперь опять у царя собирают пир: кому подойдет эта галоша, перчатка да кольцо – та и будет невестой царевича. Все приходят мерить, а Сюоятар стругает ноги [и руки] у своей дочери, чтобы подошли эти вещи, но никак не подходят. Царев сын спрашивает, что "есть ли еще люди в городе, которые не приходили примерять?".
– А есть у меня дочь, но она здесь не бывала.
– Так пусть и она придет и примерит.
– Нигде эта бестолковая не бывала, – говорит Сюоятар.
Девушка как пришла, то все ей и подошло. После этого царев сын говорит, что "вот эта моя жена". А теперь царев сын говорит, что, "пойдем, жена, по тем дорожкам, по которым ты хаживала". Они пошли, а девушка и говорит, что "побудь здесь недолго, а я схожу туда". Он остался, а девушка пошла [к могиле матери] и говорит, что "теперь я, маменька, в беду попала: царев сын взял меня в жены, а ведь у меня ничего нет, кроме этой плохой одежды".
– Так возьми, доченька, лучшую одежду и возьми, дитя мое, трех лошадей с тремя возами всякого добра.
Девушка сделала, как мать велела, и после этого вернулась к мужу.
Сюоятар учит свою дочь, что "ты иди провожать ее, и как будете реку переходить, толкни сестру в воду и сама иди на ее место". Когда пришли на мост, дочь Сюоятар хотела было толкнуть сестру в реку, но та, братцы, вперед ее толкнула – другая там и осталась. Пришли к царю и стали свадьбу играть на славу, как раньше не игрывали.
Живут они там в царском доме, и забеременела жена царевича и родила ребенка. Сюоятар как узнала, что ребенок родился, собралась на зубок что-нибудь снести. Пришла на мост, видит, что выросла дудка: "Дай-ка возьму это для внучка". А как дернула, оттуда крикнули, что "не рви, маменька, это ведь я тут". Тут Сюоятар разъярилась и понеслась к царю. Пришла к царю и в первой комнате кричит, что "тут спят или бодрствуют?".
– И не спят, и не бодрствуют, тебя негодную ждут, – отвечает куриное яйцо с шестка.
Приходит на другой день и кричит, что "спят ли тут или бодрствуют?".
– Тебя тут дожидаются, – опять куриное яйцо отвечает.
А на третий день как пришла, то яйцо покатилось в жаркое место и не могло ответить. Сюоятар и проникла в комнаты. Да и говорит [жене царевича], что "плюнь, курва, в мои ножны и превратись в черную важенку, а если не плюнешь, то тут же убью". Женщина плюнула и оказалась важенкой в лесу, а Сюоятар говорит, что "стану-ка я сама женой царевича, коли дочери моей не пришлось".
Ребенок ничего не ест и плачет все, и повитуха пошла в избу и сказала, что не знает, что и делать с ним. Смотрит она, что не та это женщина, которая ребенка родила. Привели, братцы, эту Сюоятар с ребенком в избу – может, здесь ему будет лучше, чем в бане, и плакать перестанет. В избу как привели, то [домашние] подумали, что невестку испортили, оттого и стала на себя не похожа.
Прошло несколько дней, и однажды важенка идет к старухе-вдове и говорит, что "сходи за моим ребенком и принеси мне, чтобы я могла его немного покормить".
– Как не принести, уж я принесу его на эту ночь.
Вдова пошла и у царевича и спрашивает, что "дай, сынок, я поняньчу вашего ребенка эту ночь, уж очень сильно он плачет".
– Отчего же не дать, коли возьмешь.
– Возьму, раз пришла за ним.
Вдова взяла ребенка и пришла на свой двор и начала звать, что
синюха-краснуха,
поди свое дитя кормить:
не ест у Сюоятар,
не пьет у юоятар.
Тут синяя важенка пришла, и сбросила с себя, шкуру, да обернулась человеком, и стала кормить ребенка и нянчиться с ним.
Наутро вдова отнесла ребенка, и ребенок в следующую ночь дал всем спокойно спать. На другой день вдова опять сходила за ребенком и пришла на свой двор да позвала, что
синюха-краснуха,
иди свое дитя кормить,
ненаглядного поить.
Тут примчалась важенка, и сбросила с себя шкуру, да зашла в избу, и всю ночь нянчилась с ребенком.
Еще на третий день вдова идет за ребенком, раз важенка велела. Пришла она и говорит царевичу, что "дай, сынок, я еще третью ночь поняньчу твоего ребенка, а потом уж нянчись ты сам. И если сможешь, то приходи ко мне, бедной вдове".
– Почему бы не дать ребенка, коли ты так хорошо его няньчишь. И сам приду к тебе, как только с делами управлюсь.
Вдова взяла ребенка и пошла домой, а царевич вскоре пошел за ней и догнал ее по дороге. И вдова говорит ему, что "когда, братец, придем ко мне, то ты спрячься. И как покажется важенка на дворе, а я ее позову, то ты не выходи. А когда я приведу ее в избу – она шнуру свою сбросит во дворе, – то возьми да сожги шкуру и потом приходи в избу да скажи, что "ты моя, а я твой", и так получишь обратно свою прежнюю жену, а то у тебя ведь женой Сюоятар, а своя жена синей важенкой бегает".
Царевич спрятался, и старуха позвала важенку во двор да повела ее в избу, и царевич тем временем, когда жена кормила ребенка, взял да сжег оленью шкуру, а жена вскочила и кричит, что "верно, шкуру мою кто-то сжег, раз гарью пахнет!".
– Да кто ее мог сжечь? – говорит вдова.
– Кто бы ни был, но шкура сожжена, – и бросилась было на двор, но царевич в дверях встретился и кричит, что "ты моя, а я твой – будем по-хорошему жить, больше никаких".
– Не стану я с тобой жить! Лучше я весь век буду по прибрежным камням бегать, чем дамся второй раз в руки Сюоятар. Не вернусь! Она мою мать погубила и меня уже однажды, не пойду!
– Теперь уж она никого не погубит, раз я велю ее погубить.
И пошел домой и приказал тут же сжечь Сюоятар, и ее сожгли. Царевич вернулся да взял свою жену и ребенка, и стали они хорошо жить. Да еще вдове велел построить новый дом и дал еды да питья на весь ее век.