VepKar :: Texts

Texts

Return to list | edit | delete | Create a new | history | Statistics | ? Help

Kolmejalkani heponi

Kolmejalkani heponi

Karelian Proper
Kestenga
Eli ennen tuaš šielä ukko ta akka. Heilä oli kolme puekua. Yksi oli Tuhkimuš-Tähkimyš. Ollah-eletäh, ta ne kakši velleštä lähetäh akkoja eččimäh, a Tuhkimuš-Tähkimyš kotih jiäy. Toiset vellet mäntih tallih ta otettih šieltä parahat kakši hevoista. Tuhkimuš-Tähkimyš mänöy tallih, a hänellä jätetty kolmejalkani heponi. I šanou:
Vellet lähettih kuoleman reisulla, ta kun lähtenet heitä pulašta piäštämäh, niin hyppyä šelkäh.

Tuhkimuš-Tähkimyš hyppyäy kolmejalkasella heposella šelkäh ta lähtoy ajamah vellilyelläh peräh. Ajau, ajautiellä tulou vaštah oikein korkie puu. Heponi i šanou jotta "pisyhän šeläššä,niin yritämmä hypätä puušta piäličči".
No emmä myö piäličči piäše.
No pisyhän šeläššä, hypättävä šiitä on, muit’en vel’l’et tapetah.
Yritettih kertaei piäšty. Yritettih tueni kertaei piäšty. A kolmannella kerralla jo i piäštih. Ajetah, ajetahtuli Šyöjätterin talo vaštah. Heponi i šanou, jotta "mäne pirttih hil’l’akkaiseh ta puekien lakit laita tyttärillä piäh, a paikat pojilla piäh, ta vuota kun Šyöjätteri kahentuesta aikana tulou ta lyöy tyttäriltäh piät puekki. Šiitä noššat vellet ta tuletta uloš".
Tuhkimuš-Tähkimyš niin i mänöy pirttih ta niin i luatiu, kuin hänellä heponi käški: lakit ta paikat vajehti. Kahentuesta aikah Šyöjätteri-akka tuli ta lyei tyttäriltäh piät puekki. Tuhkimuš-Tähkimyš nošti velleh, ta šiitä lähettih kotih ajamah.
No mitäše. Nehiän vellekšet hyvillä heposilla lähettih mänemäh kuin tuulennenät. A Tuhkimuš-Tähkimyš vain hil’l’akkaiseh matata kuhnuttau. Ajau, ajau, a jo etähyäti näköy, jotta mi tieviereššä päin losninou. Ičekšeh i tuumuau, jotta tuo pitäy šuaha hänellä. Mänöy šiih kohtah, hyppyäy heposen šeläštä ta rupieu šitä ottamah. A heponi i šanou, jotta "tulou äijä huolta". No Tuhkimuš-Tähkimyšjotta ottau hiän tuon šulan, kun nuen hyvin valottau.
Ajetah, ajetah, mäntih. Pueka šen šulan i jättäy heposen piän piällä. No vellet kun huomenekšella mäntih tallih, niin šielä nähäh, jotta šulka valottau vain Tuhkimukšen heposella, a hiän heposilla on aivan pimie. Täštä vellekšet šiännyttih ta tuumaijah čuarilla kielie. Mäntih čuarin luo tai šanotah, jotta šemmoisen ta šemmoisen šulan sai. Та muka heilä kehuu, jotta hiän šuau i šen linnun, miltä še šulka on kirvonnun. No eläi kiirähä. Čuari i kučču Tuhkimukšen ti šano, jotta hänen pitäy tuuva še lintu, miltä še šulka on kirvonnun. No tuesena päivänä mänöy pueka poloni heposeh luo, ta heponi i kyšyy:
Mitä olet niin pahalla mielin?
Vain onko šanalla šatatettu, eli šarvella vuarrettu?
Ei ole šanalla šatatettu eikä šarvella vuarrettu. Vain čuari anto ečittäväkši šen linnun, miltä on kirvonnun še šulka.
No, johan mie šiula šanoin, jotta ei olis pitän ottua šitä šulkua. No kun on tullun otetukši, niin hyppyä šelkäh, lähemmä eččimäh.
Tai lähettih. Ajetah, ajetahtulou kultani pyörijä häkki vaštah. Šieläi istuu še lintuni. Heponi i šanou, jotta "mie kierrän myötäh päivyä kolme kertua ta vaštah päivyä kolme kertua, šiitä kun piettyy häkki, nin šie šieppua lintuni šiämeštä".
Niin i luajittih. Heponi kolme kertua kierti vaštah päivyä, ta kolme kertua myötäh päivyä, ta lintuni šuatih ta vietih čuarilla.
Vellekšet tuaš i kielitäh, jotta Tuhkimuš-Tähkimyš muka heilä kehuu, jotta hiän šuau i šen lintusen häkin. No čuari tuaš kučču pojan ta anto hommattavakši häkin. No tämä še šentäh helpompi homma oli. Mänöy heposeh luo, a heponi i kyšyy:
Mitä olet niin pahalla mielin?
Vai onko šanalla šatatettu eli šarvella vuarrettu?
Ei ole šanalla šatatettu eikä šarvella vuarrettu, vain on annettu hommattavakši šen lintusen häkki.
No elähän hätyäle kun hyppyä šelkäh.
Tuaš lähettih ta käytih še häkki ta tuotih čuarilla. No kun ollah-eletäh, niin vel’l’ekšet tuaš i kielitäh, jotta Tuhkimuš muka kehuu, jotta hän šuau muailman kaunehemman tyttären käteh. No čuari tuaš kuččuu Tuhkimukšen ta šanou, jotta pitäy šuaha hänellä muailman kaunehin tytär.
Tuhkimuš-Tähkimyš tuesena päivänä i mänöy heposen luo, a heponi i šanou hänellä:
Mitä olet niin pahalla mielin?
Vain onko šanalla šatatettu eli šarvella vuarrettu?
Ei ole šanalla šatatettu eikä šarvella vuarrettu. Vain nyt on annettu šuatavakši kaikista kaunehin tytär käsih.
No johan mie šanoin, jotta ei olis pitän ottua šitä šulkua, vain kun kerran še on luajittu, niin hyppyä šelkäh.
Otettih matkah stola, viinua ta ičeštäh šuettajat harput. Ajetah, ajetahtullah meren rannalla. Laitetah stolalla viinua i ičeštäh šuettajat harput. äA iče männäh puun tuakši. Heponı i šanou, jotta "kun mereltä tulou tytär ta ryyppyältäy ensi kerran, ta šiitä tuesen kerran, ta vašta kun kolmannen kerran juou ta polvisillah lankieu, niin šiitä vašta juokše ottamah, ennen ei pie juošša".
No ollah vuotellah, kačotahka mereltä veneh šoutau. A harput ns šuetetah. Veneh jo i rantah tuli, a šieltä uekein kaunis tytär lähtöy stolah päin. Ottau kakši aškelta eteh, yhen tuakši. Niin mänöy stolan luo, ta kun ryyppyältäy kerranšilloin pueka puleutuu juokšomah. Tytär veneheh ta merellä. Pueka ei ni kuin keštän. Ruvettih tuaš vuottamah, a heponi varottau, jotta "elä ennen lähe juokšomah, ennen kun ei polvisillah lankenne".
Vuotetah, vuotetahtuaš tytär tulou rantah. Kakši aškelta eteh, yhen tuakši, ta niin jähenöy stolan luo. Ryyppyäy kerran viinua, ryyppyäy tuesenpueka tuaš ei keštänkun puleutu juokšomah, a tytär tuaš veneheh ta merellä.
Pojalla tuaš paha mieleštä: no vielä še tulou vuottua. Vuotetah, vuotetahtuaš i tulou rantah. Kakši aškelta eteh, yhen tuakši, niin lähenöy stolua. Ryyppyäy kerran, ryyppyäy tuesen ta ryyppyäy kolmannen ta repšahtau polvillah, šilloin pueka puleutu juokšomah ta šai tyttären käsihinše. Lähettih ta ajettih kotih. Tyttären vei čuarilla. A tytär i šanou, jotta "kun šaitta miut tänne, niin šuakua i miun vuattiet". Čuari tuaš i antau Tuhkimukšella šuatavakši tyttären vuattiet. Tuhkimuš tuaš huomenekšella i mänöy heposeh luo, a še i šanou:
Mitä olet niin pahalla mielin?
Vain onko šanalla šatatettu eli šarvella vuarrettu?
No ei ole šanalla šatatettu eikä šarvella vuarrettu. Vain on annettu šuatavakši šen tyttären vuattiet.
No kun on annettu šuatavakši vuattiet, niin šuahan lautua ta nuaklua ta piäše šelkäh.
No Tuhkimuš-Tähkimyš hommasi nuaklua ta lautua, ta lähettih tuaš matkah. Ajettih, ajettihtultih meren rannalla. Heponi i šanou, jotta Tuhkimuš niin kun šalpuais hänet rannalla lautojen šiämeh, a iče mänis etemmäkši ta kaččois, kun tulou ensimmäini ualto, tulou tueni ualto ta tulou kolmaš ualto, ni hiän kun potkuau šen lautakopin ilmah, niin šiitä Tuhkimuš juoksis vuatteita keryämäh. No niın i luajittih. Pueka šalpai rannalla heposen lautojen šiameh, а iče mäni etemmäkši. Kaččouka tulou ensimmäine šuuri ualto. Kaččouka toini vielä šuurempi, a kolmaš ihan vuorena i läheštyy. Tuli ualto rantah, heponi kun potalla rävähytti, niin šilloin pueka luokši vuatteita keryämäh. Keräsi vuattiet ta vietih ne čuarilla.
No nyt tytär i šanou, jotta ken hänen tänne on šuattan, niin šillä hiän i miehellä mänöy. A tämä ei ollun čuarin eikä Tuhkimukšen vellekšien mieltä myöt’e. I hyö tuumauvuttih, jotta hyppäytetäh Tuhkimuš tervapatah, ta anna šielä palau. Tervapatua koko netäli kiehutetah. Kaikki rahvaš keräyvytäh kaččomah, kuna päivänä pojan pitäis hypätä tervapatah. Rahvašta on uekein äijä keräytyn. Tuhkimuš-Tähkimyš tulou šinne heposeh kera. A hyö šovittih, jotta kun heponi kolme kertua juokšou šen tervapuan ympäri myötäh ta vaštah päivyä, ta šiitä kun mih kohtah kielelläh lipuau, ni šiih kohtah i hyppyä šie. No Tuhkimuš-Tähkimyš i pani tämän korvan tuakše. Tultih šinne čuarin luo, a šiinä še i vellekšet ollah. Tuhkimuš-Tähkimyš i šanou čuarilla, jotta hiän piäštäis hänen heposen viimeistä kertua kaimuamah häntä, kun on näin äijän auttan häntä. Та čuari antau luvan. Pueka še nousi šinne ylähäkši, mistä pitäy hypätä šiih tervapatah. A heponi ensin juokšou vaštah päivyä kolme kertua, šiitä myötäh päivyä kolme kertua ta lipuau kielelläh tervapatah. Pueka i hypätä kapšahtau šiih kohtah ta šitä kyytie noušou šieltä kultasissa vuatteissa. Tästäkö tytär ihaštuu ta juokšou pojalla kaklah. A čuari ta vellekšet niise kilvan juoššah ylähäkši ta šinne peräkkäh hypätäh ta šinne paletah. Tuošta Tuhkimuš-Tähkimyš piäsi rauhah ta šai muailman kaunehemman tyttären akakšeh ta piäsi vielä šiih paikkah čuariksi.

Трехногая лошадь

Russian
Были раньше опять там старик и старуха. У них было три сына. Один был Тухкимус-Тяхкимюс. Жили-были, и те два брата отправляются искать жен, а Тухкимус-Тяхкимюс остается дома. Другие братья пошли в конюшню и взяли там двух лучших лошадей. Тухкимус-Тяхкимюс идет в конюшнюему оставлена трехногая лошадь, [которая] говорит:
Братья отправились в путь смерти, если поедешь их выручать, то вскочи мне на спину.

Тухкимус-Тяхкимюс вскакивает на трехногую лошадь и пускается догонять своих братьев. Едет, едетна дороге очень высокое дерево, лошадь и говорит, что "держись-ка покрепче, попробуем перепрыгнуть через это дерево".
Не перескочить нам.
Ну, держись-ка покрепче, перескочить надо, иначе братьев убьют.
Попробовали разне смогли перескочить. Попробовали второй разне смогли перескочить. А на третий раз уже и перескочили. Едут, едутвстретился дом Сюояттяри. Лошадь и говорит, что "иди потихоньку в избу и шапки братьев надень на головы девушек, а [их] платкина головы братьев, и жди, как Сюояттяри в двенадцать часов придет и отсечет головы своим дочерям. Потом разбудишь братьев и выйдете во двор".
Тухкимус-Тяхкимюс идет в избу и все делает так, как ему лошадь велела: шапки и платки поменял. В двенадцать часов пришла баба Сюояттяри и отсекла головы своим дочерям. Тухкимус-Тяхкимюс разбудил братьев, и потом они поехали домой.
Что там! Эти-то братья на хороших лошадях поехали, как вихри. А Тухкимус-Тяхкимюс едет себе потихоньку. Едет, едет и уже издали видит, что на обочине дороги что-то блестит. Про себя и думает, что это надо ему достать. Доезжает до этого места, спрыгивает с лошади и хочет взять это [блестящее]. А лошадь и говорит, что "будет много заботы". Но Тухкимус-Тяхкимюс [говорит], что возьмет он все же это перо, потому что так ярко светится.
Едут, едут, приехали домой. Парень это перо оставляет над головой лошади. Те братья утром пошли в конюшню и видят, что пеpo светит только лошади Тухкимуса, а у их лошадей совсем темно. Братья из-за этого рассердились и надумали донести царю. Пошли к царю и говорят, что такое-то и такое-то перо [достал Тухкимус]. И будто бы хвастается им, что он достанет и ту птицу, у которой выпало то перо. Ну, поди-ка. Царь и вызвал Тухкимуса, и сказал, что надо доставить ту птицу, у которой выпало то перо. Ну, на другой день идет бедный парень к лошади, а лошадь и спрашивает:
Почему так опечален?
Или словом задели, или рогом обнесли?
И словом не задели, и рогом не обнесли. Только царь приказал найти ту птицу, у которой выпало то перо.
Ведь я говорила тебе, что не надо было брать то перо. Ну, раз довелось взять, то прыгай мне на спину, поедем искать.
И поехали. Едут, едутвстречается золотая вращающаяся клетка. В ней и сидит эта птица. Лошадь я говорит, что "я обойду [клетку] три раза по солнцу и три раза против солнца, и как остановится клетка, то ты и схвати птичку из клетки".
Так и сделали. Лошадь три раза обошла по солнцу и три раза против солнцадостали птицу и принесли царю.
Братья опять и наговаривают, что Тухкимус-Тяхкимюс будто бы им хвастается, что он достанет и клетку той птички. Ну, царь опять вызвал парня и приказал доставить клетку. Ну, это дело все же полегче. Идет к лошади, а лошадь и спрашивает:
Почему так опечален?
Или словом задели, или рогом обнесли?
И словом не задели, и рогом не обнесли, только велено клетку той птички доставить.
Ну, не горюй, а садись мне на спину.
Опять поехали и привезли ту клетку и доставили царю. Ну, живут-поживают, так опять братья и наговаривают, что Тухкимус будто бы хвастается, что он достанет самую красивую девушку в мире. Ну, царь опять и зовет Тухкимуса и говорит, что надо достать ему самую красивую девушку в мире.
Тухкимус-Тяхкимюс в другой день идет к лошади, а лошадь и говорит ему:
Почему так опечален?
Или словом задели, или рогом обнесли?
И словом не задели, и рогом не обнесли. Только велено доставить самую красивую девушку.
Ведь я же говорила, что не надо было брать то перо, но раз это сделано, то прыгай мне на спину.
Взяли с собой стол, вина и самоиграющую арфу. Едут, едутприезжают на берег моря. Ставят на стол вино и самоиграющую арфу. А сами прячутся за дерево. Лошадь и говорит, что "кoгдa с моря придет девушка и пригубит раз, потом второй раз и когда только третий раз выпьет и на колени упадет, то только тогда беги; чтобы схватить ее, раньше не беги".
Ну, ждут-поджидают, смотрятплывет по морю лодка. А арфа играет. Лодка причалила к берегу, а из нее очень красивая девушка выходит и идет к столу. Делает два шага вперед, один шаг назад. Так подходит к столу, и только глотнула [вина] один раз, парень бросился бежать [к ней]. Девушка в лодку и на море! Парень никак не мог выдержать. Стали опять ждать, а лошадь предупреждает, что "не беги прежде, чем она не упадет на колени".
Ждут, ждутопять девушка и приплыла к берегу. Два шага вперед, один назад, и так приближается к столу. Сделала глоток, другойпарень опять и не выдержал, бросился бежать, а девушка снова в лодку и на море.
Парень опять огорчился: придется еще подождать. Ждут, ждутопять и выходит [девушка] на берег. Два шага вперёд, шаг назад, так подходит к столу. Сделала глоток, сделала другой и сделала третий. Да упала на колени; тогда парень бросился бежать и поймал девушку. Поехали домой. Девушку передал царю. А девушка и говорит, что "коли меня сюда доставили, так доставьте и мои одежды". Царь опять и велит Тухкимусу достать одежды девушки. Тухкимус опять утром идет к лошади, а лошадь и говорит:
Почему ты так печален?
Или словом задели, или рогом обнесли?
И словом не задели, и рогом не обнесли. Только велели достать одежды девушки.
Ну, раз велено достать одежды, то захвати-ка досок и гвоздей и садись на меня.
Ну, Тухкимус достал досок и гвоздей, и отправились опять в путь. Ехала, ехалиприехали на берег моря. Лошадь и говорит, что Тухкимус должен как бы запереть ее [лошадь] в будке из досок, а сам пусть отойдет и посмотрит, как прикатит первая волна, потом вторая волна, а когда придет третья волна, то она сломает будку из досок, и тогда Тухкимус должен подбежать, чтобы собрать одежды. Ну, так и сделали. Парень запер лошадь на берегу в будке из досок, а сам отошел подальше. Смотриткатится первая большая волна. Смотриттак вторая еще больше, а третья, как гора, приближается. Прикатила волна к берегу, лошадь как ударила ногой [по будке], тогда парень побежал собирать одежды. Собрал одежды, и доставили их царю.
Ну, теперь девушка говорит, что кто ее сюда привел, за того она и замуж выйдет. А это и не пришлось по нраву царю и братьям Тухкимуса. И они придумали, что надо заставить Тухкимуса прыгнуть в котел со смолой, пусть там сгорит. Целую неделю смолу в котле кипятят. Весь народ собирается смотреть в тот день, когда парень должен прыгать в котел со смолой. Народу очень много собралось. Тухкимус-Тяхкимюс приходит туда с лошадью. А они договорилась, что когда лошадь обежит котел со смолой три раза по солнцу и три раза против солнца и в каком месте потом лизнет языком, в то место и должен прыгнуть. Ну, Тухкимус-Тяхкимюс намотал это на ус [букв: заложил за ухо]. Пришли туда к царю, а братья [Тyxĸимyca] тоже тут. Тухкимус-Тяхкимюс и говорит царю, чтобы он отпустил его [Тухкимуса] лошадь последний раз провожать его, потому что она так много ему помогала. И царь разрешает. Парень встал туда повыше, откуда надо прыгать в этот котел со смолой. А лошадь сперва бежит против солнца три раза, потом по солнцу три раза и лизнула языком котел. Парень и прыгает в тот котел и тут же встает оттуда в золотой одежде. Тут девушка как обрадуется и бросится парню на шею! А царь и братья [Тухкимуса] тоже бегут наперегонки наверх, и друг за другом прыгают [в котел], и сгорают. Тут Тухкимус-Тяхкимюс избавился от них и получил в жены самую красивую в мире девушку и к тому же еще остался на том месте царем.